Солнышко

Лешка проснулся от ласкового прикосновения солнечного луча к щеке. Открыл глаза и зажмурился от яркого света: солнце беззастенчиво заглядывало в незашторенное окно. Светило по-матерински пыталось согреть лаской и теплом свое дитя. Мальчик действительно был похож на «солнечного» ребенка. Об этом говорили, точнее, даже кричали россыпи огромных золотых веснушек на курносом носу, возле глаз, опушенных рыжими ресницами, огненно-золотистые вихры.
Лешка недовольно поморщился и попытался отвернуть лицо от назойливого луча. Щека, согретая ласковым солнцем, внезапно коснулась мокрой подушки. Мальчик смутно припоминал, что, кажется, плакал во сне. Ему снилась мама. Мамочка. Она шла к нему, протягивая руки, нежно улыбаясь. Лешка в своем сне бросился ей навстречу, но руки и ноги, налитые непонятно откуда взявшейся тяжестью, поднимались с огромным трудом, и его бег был подобен кадрам замедленной съемки. А стройная фигурка мамы не приближалась, а, наоборот, вдруг стала удаляться. Сын закричал, но вместо крика из немого рта рвался лишь тихий беспомощный шепот: «Мама... Мамочка...», и слезы бессилия катились из глаз на теплую подушку.
Мальчик открыл глаза, повернул голову и увидел младшего брата Сережку, спящего рядом, его умильную чумазую мордашку, смешно вытянутые пухлые губы. Братишка тихо посапывал во сне.
Лешка отодвинулся на сухой край подушки и, закрыв глаза, попытался вспомнить мамины черты лица, которые безжалостное время уже стало стирать из детской неокрепшей памяти десятилетнего ребенка. Мальчик еще помнит, как однажды утром он, в то время еще совсем маленький, увидев в окно пропалывающую грядки мать, решил помочь ей. Осторожно, в одних трусах и майке, прокрался мимо хлопочущей на кухне строгой бабки, обул в сенцах отцовские резиновые сапоги, доходящие ему до середины бедра, и помчался в огород. Он старательно выдергивал сорняки на свекольной грядке, иногда прихватывая и кустики молодой свеклы. Мама тогда отчего-то задумчиво посмотрела на сына, присела перед ним на корточки и, потрепав его по рыжей шевелюре, произнесла:
- Солнышко ты мое.
Сейчас эти воспоминания тоже кажутся сном. Сколько воды с тех пор утекло...
Жила Лешкина семья недружно. Сколько помнил мальчик себя, отец часто приезжал на тракторе пьяный, мать ругала его за это, а бабка заступалась за сына:
- Что ж ему теперь уж и выпить нельзя?
Мать брала на руки маленького Сережку и уходила в свою комнату, чтобы не слышать сердитого бабкиного ворчанья.
Бабка была ох и строгая. Лешка боялся ее, пытался скрыться с ее глаз, если она расходилась не на шутку. За разные пакости Лешке с Сережкой не раз доставалось крапивой. А мальчишки часто пускались в различные авантюры, за что потом и расплачивались. Но ведь в мире столько интересного! Все хочется попробовать, всюду залезть.
Отец Лешки был незлым человеком, только слабохорактерным. Когда пьяный приходил, вообще добрый был, играл с сыновьями. А вот к жене своей, Лешкиной матери, если был «под градусом», постоянно придирался, цепляясь по поводу и без повода, ревновал ее сильно, мог и ударить. Лешке было жаль мать. Но что он мог сделать? Когда отец трезвел, ходил к матери мириться, говорил, что любит, жить без нее  не может. Мать угрожала уйти от него, он же обещал не пить больше, на коленях вымаливал прощение. В такие моменты Лешка злился на отца и на мать сразу, но радовался, что в доме, пусть и на непродолжительное время, воцарился мир.
Так продолжалось долго, пока в один черный день, видимо, не выдержав постоянных попреков свекрови и пьянства мужа, мать уехала в город и не вернулась. Напрасно мальчишки ждали ее несколько дней. Сережка плакал, скучая по матери. Лешка мужественно крепился.
Но однажды мать приехала. Лешкино сердце раненой птицей забилось в груди от счастья, но, к сожалению, преждевременно. Наделив детей скромными подарками, расспросив Лешку про школу, поиграв и поговорив с сыновьями чуть больше часа, женщина сказала, что ей пора уезжать. Она порывисто обняла младшего мальчика, потом протянула руки к Алексею, но тот увернулся и убежал из дома, желая спрятаться так, чтобы его никто не нашел. Так и просидел за сараями дотемна, размазывая горькие слезы по веснушчатым щекам, так никем и не найденный.
С тех пор мать больше не приезжала, не давала о себе никак знать. Лешка винил себя в черствости, считая, что мать не возвращается из-за него. Бабка подливала масла в огонь:
- Не нужны вы своей беспутной матери, шалопаи! Свалились на мою голову!
«Мама, где ты сейчас? Ты так нужна нам с Сережкой!» - мысленно звал Лешка. Ему казалось, что какие-нибудь невидимые волны донесут его горячий призыв до материнского сердца.
Лешка сел на постели. Воскресное утро было ясным и, кажется, теплым. Нужно вставать, идти доить Милку-кормилицу. У него уже все руки нестерпимо болели от дойки. Детские ладошки непривычны к такой работе. Но другого выхода нет. Дядька Степан доить не умеет, да и не захочет он. Вот если бы коровы вместо молоко давали самогон, тогда бы он, наверняка, научился бы, а так...
С тех пор как пропала мать, отец стал сам не свой, пил запоями, с сыновьями старался вообще не разговаривать. Видимо, дети напоминали ему уехавшую жену, что было невыносимо. Он не мог перенести разлуку с любимой женой, постоянно клял себя, что своими руками разрушил собственное счастье. Через год отец попал с язвой желудка в больницу, да так и не вышел больше оттуда.
Смерть отца словно надломила что-то в Лешке. Он стал серьезным и замкнутым, на многие вещи теперь смотрел совсем другими глазами.
Бабке, он видел, тоже было несладко. Она, суровая, строгая женщина теперь постоянно плакала. Лешка нередко ловил на себе непривычный жалеющий взгляд ее выцветших глаз. От него мальчику становилось не по себе.  Но теперь в доме все было непривычным: завешенные темными тряпками зеркала, гнетущая тишина, какая-то резко постаревшая бабка, которая постоянно хваталась за бок, сморщивая и без того морщинистое лицо.
Мальчик знал, что бабка не от хорошей жизни так сурова. Ее судьба была трудной, тернистой и злой. Ему впервые пришло в голову, что бабка тоже не вечная, годы берут свое. Он старался по мере сил помогать ей, меньше проказничать или хотя бы так, чтобы она об этом не узнала, не попадался на глаза, если она не в духе.
Но здоровье пожилой женщины становилось все хуже и хуже. Однажды Лешка пришел из школы и узнал, что бабку увезла в больницу «Скорая помощь». Железные пальцы страха, что и она тоже, последний близкий человек, умрет, уже не отпускали сердце мальчика ни на минуту. Когда однажды Сережка до самой темноты бегал по улице, Лешка строго отчитал его, а потом, положив руку на худенькое плечико братишки, попросил:
- Ты теперь помогай мне по дому, - и, помолчав, с недетской грустью добавил, - боюсь, мы и бабушку с тобой потеряем.
Снова дом наполнен теперь уже привычным запахом церковных свечей. Не прошло и сорока дней с того времени, как умер отец, Господь забрал бабушку. Смерть упорно не хотела обходить их дом стороной, нанося все новые раны двум маленьким детским сердечкам.
Дом, раньше полный веселого хохота и озорных голосов мальчишек, сердитого ворчанья и окриков бабки, теперь стоял словно вымерший. Даже маленький Сережка все время норовил удрать на улицу, чтобы не оставаться в этих мрачных стенах. Родственники мальчиков решили, что в доме будет жить дядька братьев, Степан, чтобы присматривать за ребятами, готовить им нехитрую еду.
Лешке казалось, что со смертью бабки вся жизнь в мире остановится, замрет, но она почему-то текла дальше, словно полноводная река, для которой ничего не значит маленькая сиротливая щепочка в ее водах, подхватываемая очередной волной и несущаяся в неизвестную даль. Дел по хозяйству у Лешки теперь прибавилось. Но все также, как и при жизни отца с матерью, мальчики утром вставали, одевались и шли в школу. Также по вечерам делали уроки и гоняли с товарищами по деревне или играли в футбол. Да и как иначе? Иначе ведь просто не выдержит тяжести жизни маленькое детское сердце, на долю которого уже выпало столько горя и страданий.   
Наконец Лешка пересилил свою детскую лень, поднялся, протер кулаками глаза и вышел на крыльцо. Погода была чудесная. Солнце радостно бросилось навстречу мальчику, как мать, соскучившаяся по родному дитяти, согревая и ослепляя своей неуемной любовью и лаской.
Лешка сел на деревянные ступени, срубленные умелыми руками отца, подставил свое веснушчатое лицо яркой солнечной стихии, зажмурился. Внезапно в сердце мальчика словно заиграла чуть слышная, волшебная мелодия. Он широко распахнул глаза: в лучах света он увидел улыбающееся лицо матери. А из самых дальних уголков ее, из самой глубины стремительной волной уже рвался наружу крик:
- Мама!