Сказка 4

“Что же? Бери за ворот
и говори: “Люби!”
Шелковый бант приколот,
только не отступи.
Хочешь, стяну потуже?
Дай - распущу совсем!
Или верни мне душу,
или назначь никем”
Е. Рейн

Говорят, что чудес нынче не бывает. Возможно, не берусь спорить. На-верное, дело в том, что люди уж больно по-разному понимают чудеса. Вот, пом-нишь, один наш литератор так вообще пьесу написал “Обыкновенное чудо” - ну да, чего уж обыкновенней, ну медведь, ну принцесса, ну добрый волшебник... Обыкновенней не бывает. Другой маститый знаток литературы и истории напи-сал даже статью об этом - насчет чудес и фантазии. А перед этим написал кучу книг с эльфами, гоблинами, драконами, магами. Тоже вариант - написать, а по-том долго объяснять, что же он такого написал все-таки...
А мне еще проще - что чудом считаю, то и чудо. Простенько так и со вкусом. Ну, чтоб не мучиться лишний раз. Ты улыбаешься? - и зря совершенно. Ты ведь и есть мое самое главное чудо. Моя сказка. Не веришь? Ну и напрасно. Я не хочу говорить слово “любовь” - уж больно оно и забито и много говорено-переговорено. Я просто хочу рассказать тебе о тебе - самом земном и невероят-ном моем чуде.
Ты помнишь, как мы встретились? - что-то такое шумное было, веселое и бесшабашное. Как раз то, что любишь ты и плохо переношу я. То ли дело не-спешная дружеская беседа, состоящая большей частью из пауз и легкого молча-ния, под шум дождя или свист вьюги за стенами за чашкой горячего крепкого чая пополам с домашними вкусностями. Впрочем, не суть. Я так и не помню, что же такое тогда было, и каким ветром меня туда занесло. Помню лишь тебя. Твой смех, твои шутки, звук твоего голоса и чарующий мягкий блеск твоих глаз.
Не будучи натурой байронически-демонической, я все же не выдержал и ушел в дальний угол, чтобы не донимали жутко философскими вопросами на предмет состояния моих дел, настроения и всего прочего. Мне просто хотелось остаться одному и наедине с тобой - я сидел и, должно быть, довольно дурацки улыбался... что? - глупее не может быть? ну... что ж поделаешь, в сказке свои законы, там дурачки быстрей на трон садятся и принцесс в жены берут...
...что я видел в то время? - а Бог его знает. Видел одну тебя. Одновре-менно здесь, среди веселой и хмельной компании, и совершенно в далеких от этого веселья местах. Видел тебя в весеннем парке, запрокинувшую голову и блаженно жмурящуюся под лучами солнца. Видел твои глаза в блеске летних звезд и большущей луны, а в густых мягких волосах - венок из листьев клена и цветов. Видел, как ты идешь по летнему городу после шумного вечернего ливня, смывшего пыль, жару и усталость - как ты легко идешь босиком по чистому тротуару, в руке слегка покачиваются босоножки, легкий ветерок играет прядя-ми светлых волос, подолом легкого платья, обвивая его вокруг стройных ног...
Видел тебя, задумчивую и чуточку печальную в осеннем парке под зон-том, с рукой, протянутой навстречу беззвучно кружащимся в воздухе медным листьям и ты при этом что-то шептала, тихо-тихо, одними губами.
...Видел тебя зимним вечером, закутавшуюся в теплый шарф и долго смотрящую на запад, на закат, видел отсветы взошедшей Венеры в твоих про-зрачных глазах. Видел грусть и ожидание солнечных теплых дней.
Видел - и был с тобою рядом: держал зонт в том гулком парке, шел ря-дышком по летнему городу, когда ты шла по поребрику тротуара, и все никак не мог решиться протянуть тебе руку - поребрик после дождя был скользким, а ты никогда не любила, чтобы тебе протягивали руку, когда ты шла, изящно балан-сируя по самому краешку... ...откуда я это тогда мог знать? - ну, чудо же. В сказ-ках и не такое бывает, ведь правда же? Откуда-то я тогда мог знать тогда, что в этот вечер я тебе буду рассказывать сказку про нас с тобою - знал вот и все, что ты будешь полулежать на диване, поджав ноги, а я устроюсь на полу так, чтобы затылком упираться тебе в колени и говорить, смотря в стену напротив, а видеть в этот момент только тебя, только твои глаза... откуда-то я это знал тогда...
А что было тогда? - ну, разумеется, нам оказалось по пути. ...нет, честное слово, по пути. Ну, мало ли, что мы живем на разных концах города - я люблю под настроение шляться по ночному городу. И совершенно ничего не придумы-ваю, зря ты так смеешься. Как-как... затылком чувствую - как и ты сейчас чувст-вуешь, что я улыбаюсь, и знаешь, что сейчас возьму твою руку в свою и проведу губами по теплой и нежной ладони...
...Нам оказалось по пути и мы долго шли по городу, залитому полупри-зрачным светом подслеповатых фонарей. ...что? - я нес всякую чушь? Так ведь так положено, разве ты не знаешь? Мне очень легко с тобою, ты знаешь, мы и молчим вместе в унисон, и говорим примерно об одном и том же, ну а тогда... Я многое тогда уже знал, но молчал и глушил подступающую к груди теплую вол-ну всякими заумными и рассуждениями. ...дурачок? - разумеется. Только вспом-ни, как встретил тебя наутро этот дурачок - правда, было здорово? Ты с таким ошалевшим и счастливым видом уткнулась лицом во влажный еще букет, что я просто тогда прислонился к косяку и долго молчал, глядя в твои глаза.
А тем вечером мы долго шли по вечернему городу, ты тогда сказала, что дома у тебя насчет спиртного строго, а пахнет сегодня почему-то сильнее, хотя ты пила совсем немного... И я шел рядом, ты опиралась на мою руку, отвечала на мои многочисленные сентенции улыбками и коротким смешком, а вокруг был вечер середины зимы, вокруг был наш с тобою любимый город, и была от-тепель. Теплый ветер рвал над нашими головами тучи в клочья, вокруг пахло не то весной, не то распускающимися почками, но было тихо и спокойно. Только бы идти и идти так, под руку с тобой, то и дело поправляя шарфик на нежной шее, ворча насчет простуд и домашних способов лечения оной...
И начались чудеса - ты звонила мне домой и на работу как раз в те вре-мена, когда темнело в глазах, и казалось, что уже все - стенка, тупик, но тут в трубке раздавался твой такой любимый и чудесный голос, и все становилось на места - появлялись и силы, и злость довести дело до конца. А я вваливался к те-бе в гости то с букетом, то с твоим любимым тортом, то и с тем и другим, акку-рат в те времена, когда тебе было грустно, а за окном темно и страшно. И мы сидели напротив, разговаривали Бог весть о чем, но не слова были главным - я смотрел в твои глаза, как смотрю сейчас, и растворялся, и растворяюсь, как мне, видно, суждено в их ласковой, и теплой бездне, и эти нежные искорки на самой глубине зрачка...
И было чудо нашего первого единения, помнишь? - ну как мы тогда смогли понять, разве не чудом? - что вот сейчас и никак иначе надо взять друг друга за руки и тихо потянуть к себе, встречая прикрытые глаза нежным и осто-рожным поцелуем. А потом и осторожность пропала - наши тела сами говорили нам, как нам хорошо вдвоем, и как это чудесно, что мы встретились наконец в этом таком большом и бестолковом мире, таком неустроенном и неуютном, по-ка на моем плече не лежит твоя голова, и мои губы нежно целуют пряди твоих волос и розовые завитки ушей...
А дальше так не то что чудеса - настоящие сказки начались. Помнишь, как на первый наш с тобою твой день рождения меня всякие нехорошие люди с работы услали черти куда, и я примчался только на следующий день, когда ты, не дождавшись, уехала в гости? Ох, как же мне тогда было тяжко - хоть и по-звонил, и предупредил, и битых минут двадцать извинялся, но все равно, чувст-вовал, как тебе это неприятно.
И когда я приехал, узнал, что ты вчера вечером в развеселой компании отбыла в неизвестном направлении, я сразу подумал: “Так мне и надо”. Оставил подарки, поохал на роскошную груду роз в ванной и пошел себе. Ну, скажи, ка-ким чудом меня развернуло у самого метро, и я решил вернуться и пройти пеш-ком до нужной мне остановки, да сделал это так ловко, что столкнулся с тобой нос к носу на автобусной остановке напротив твоего дома? ...вот и я не знаю. Казалось, что мною тогда управляет нечто, а не я сам - так меня развернуло и потянуло обратно.
А потом мы сидели у тебя на кухне, пили чай с твоими любимыми плюшками, ты шумно обижалась и так же шумно прощала меня, не забывая дразнить рассказами о тех милых молодых людях, что так классно танцевали с тобою вчера на дне рождения. И когда я уже готов был лопнуть от ревности и злости на самого себя, ты вдруг подошла ко мне, села на колени, прижалась и тихо-тихо прошептала мне на ухо: “Я так по тебе соскучилась...”
...конечно-конечно, никаких чудес и сказок, ты просто в самом деле тогда по мне соскучилась, но мне все происходящее казалось волшебным сном, хотя ничего реальнее твоих поцелуев и кольца ласковых рук вокруг моей шеи не бы-ло и нет. ...так, подожди, я пересяду к тебе на диван - вот так, и обниму тебя, за-рываясь в твои теплые и мягкие волосы.
А потом была сказка - да и сейчас она вокруг нас с тобою. Помнишь, как нас накрыло летом жутким ливнем и грозой, укрыться было негде, и мы про-мокли до костей, но зато как было весело и чудесно шлепать по лужам, идти по теплой мостовой, выделывая всякие коленца и полутанцевальные па, а потом накинуться друг на друга, когда мы все же добрались до дома и сбросили на-мокшую одежду. Твоя кожа пахла дождевой водой, а губы пахли летом и сол-нечным теплом. ...постой-ка... удивительное дело, но они пахнут летом и сейчас, на исходе ноября, когда и солнце сутками не видно, так старательно его прячут свинцовые тучи...
Помнишь, как мы отправились осенью в дальний и совсем заброшенный парк, гуляли по заросшим аллеям, подкидывали в воздух кучи упавших листьев, читали друг другу любимые стихи, сидели вечером у костерка, который я раз-жег, сидели, тесно прижавшись друг к другу, смотря в пляску горячих язычков огня, целуя друг дружку холодными губами. А потом ехали через весь город в метро, и от нас пахло палой листвой и дымом костра, в вагоне на нас оглядыва-лись, но нам ни до кого не было дела. Ты прикорнула у меня на плече, и не меньшей сказкой, чем прогулки по осенним аллеям, мне казалась эта поездка в грохочущем метро через весь город, когда тишина окутала нас двоих, и в этой тишине было только твое спокойное дыхание и рассыпавшиеся по плечу пряди, и твои теплые пальцы в моей ладони.
А еще была зимняя сказка, когда мы отправились далеко-далеко за город, ехали белым от поземки днем в промерзшей до звона электричке... ага... а потом поочередно лечили друг друга от жутчайшей простуды. Зато, скажи, как здорово мы лечили-то, а?.. ехали, смеялись, травили анекдоты, пели. Было б не так хо-лодно в электричке, и была б гитара, пели под гитару, ну а так пришлось без ак-компанемента, а-капелла. А потом была далекая тихая станция, полчаса пешком до заветного дома, и старый-старый, но невероятно уютный дом с громадной русской печью, которую мы топили весь вечер. А когда совсем стемнело, над лесом и деревней повис тонкий рогатый месяц, чуть было не цепляясь за вер-шины мохнатых, заметенных по самую макушку, елей и сосен, и мы стояли на пороге дома, удивляясь и поражаясь тишине вокруг и тихому-тихому звону промерзших пушистых лап, когда вдруг то с одной, то с другой ветки срывались снежные подушки, и потом в воздухе долго стояло, медленно оседая снежное облако, переливаясь искорками в призрачном свете серебряного месяца.
И это тоже сказка - мы были только вдвоем на этом свете, никого рядом не было, только этот сказочный лес, задумчивый месяц над верхушками деревь-ев, только тепло дома и невероятно уютная лежанка на печи... А утром нас встретили радушные хозяева, тебя угощали парным молоком и изумительно вкусным черным хлебом домашней выпечки, а я молодецки колол дрова, рису-ясь перед тобой под одобрительные и все понимающие улыбки хозяев.
Сколько мы прожили в той сказке? - неделю, две?.. Но потом пришлось возвращаться в нашу с тобой городскую сказку, с ее телефонными звонками, внезапными долгожданными гостями, такими же внезапными визитами со сме-хом, шутками, долгими душевными разговорами на кухне под сигареты и креп-кий холодный чай. ...ну да, и я постоянно ворчал на тебя, что ты много куришь, а сам тем временем хлестал этот чифирь в совершенно немеряных количествах, да и сейчас пепельница на кухне с окурками соседствует с кружкой холодного, крепкого до черноты, чая.
И была еще весенняя сказка, полная пьянящих запахов талого снега, мокрых веток, распускающихся почек, юго-западного ветра и низких легких туч над городом, что стремительно неслись, открывая голубое-голубое небо в раз-рывах. А помнишь, как я тебя ждал тогда и пошел первый весенний дождь, по-разительно теплый для первой половины апреля. Я тогда не стал раскрывать зонт, запрокинул голову навстречу теплым струям и так стоял, блаженно улыба-ясь, пока ты не пришла... ...да уж, представляю, как я тогда выглядел, но ведь тоже ж чудо - сколько мы с тобой тогда гуляли, полночи не меньше, так я даже не чихнул...
И снова был старый парк, который, казалось, ждал нас. Он открывал нам новые тропинки и аллеи, вывел нас однажды к старой-старой беседке, которая вся заросла и была увита чем-то вьющимся и таким красивым... И до того нам было чудесно в ней целоваться и шептаться, вспоминая и взахлеб рассказывая друг другу что-то, остававшееся всю долгую зиму под глубоким снегом, а вот теперь наконец оттаявшее.
И была сказка понимания, что мы наконец встретились и нашли друг друга - сказка каждого нашего с тобой дня, когда мы поочередно готовим зав-трак, деланно ворча на “этого засоню”, когда вечерами сидим в компании лю-бимейших друзей или остаемся, как сегодня, вдвоем и все больше молчим, ут-кнувшись друг другу в плечо, а потом ведем заполночь извечный разговор на таком же древнем языке двух тел, и так нам хорошо, что утро начинается с улыбки и нежного поцелуя, хотя я, например, точно знаю, что ты тут же вспом-нишь про протекший кран и или невынесенное вечером мусорное ведро... ага, разумеется - вопреки твои настойчивым просьбам... ну а меня черт дернет вспомнить про оторвавшуюся пуговицу на пиджаке или забарахлившую мол-нию на куртке.
Но только все равно утренняя сказка перерастет в дневную, когда мы разъедемся по офисам, и нам вдруг в разгар безумно важного совещания или переговоров станет вдруг невмоготу, и мы сорвемся под недоуменные взгляды начальства, кинемся навстречу телефонному звонку, чтобы облегченно выдох-нуть в телефонную трубку: “..ты...”
...У каждого своя сказка и свое чудо в жизни - просто надо, - может, я и не прав? - не тратить время попусту на поиски входа в сказочную страну. А про-сто поглядеть в такие знакомые и любимые глаза, и понять - большего чуда, чем эта нежность и теплые искорки на самом дне этих удивительных глаз, в мире не бывает...