Сказано - сделано

               

- Было это на даче, - рассказывал Жора Семенов, - Наша дача - половина избы, в другой половине живут наши соседи, и у них дочка - моего возраста. Мы с ней все переглядывались, улыбались, подмигивали друг-другу, но более близких отношений завести не получалось - наши родители очень давние друзья, не дай Бог что-нибудь узнают. И вот как-то ночью я сообразил залезть в подвал. А перемычка между нашими подвалами очень тонкая, из досок сделана. Ну я ее топором потихоньку проковырял, доски поломал. Конечно, все это приходилось делать очень тихо, а то еще кто-нибудь проснется, услышит, подумает что вор лезет - и конец моему плану, а мамаша у них нервная. Короче, работы с этой перемычкой если топором хорошенько заехать - на пять минут, а я целых полчаса проковырялся. Оказался я в их половине, темнота в подполье как у негра в заднице, свечу фонариком, ищу место, где                подвальный потолок соответствует полу Машиной комнаты. Шарил, шарил - нашел, и лаз как раз тут (топографию их половины я изучил когда как-то раз был у них в гостях на дне рождения Машиной матери). Открываю я лаз, осматриваюсь - все правильно, не ошибся, вот ее кровать, а на ней и сама Машка спит. Даже удивился такой точности попадания. Ну я ее растолкал, она, конечно, сначала чуть не взвизгнула, но я палец ко рту приложил, тихо мол. А она тут же разулыбилась, обняла меня, стала целовать, а потом как встанет на четвереньки, да как поднимет подол ночной рубашки, а там как будто специально для меня все сделано, гладенькое такое, чистенькое. Ну и жил я с ней так два лета, являясь в ее комнату таинственным ночным гостем. Романтика!
- А потом? - спросил Витя Прохоренко.
- А потом они свою половину продали и стали жить только в городе, связь оборвалась. Я погоревал немного, но вскоре новую подругу себе нашел. Теперь с ней живу.
Следующей была очередь Вити. Он рассказал вполне заурядную историю про знакомство на дискотеке, поцелуи под Луной, встречи на пустующей квартире одного из родственников, уехавшего на заработки в Финляндию и т.д. В общем, ничего интересного.
Была обычная студенческая исключительно мальчишеская вечеринка. Когда водка оказалась выпитой, а вопросы учебы и повседневной жизни отошли на задний план, купили еще одну бутылку и заговорили о женщинах. Жора Семенов предложил каждому рассказать историю, как он лишился “девственности” (разумеется, в условном, мужском понимании этого слова).
Единственным человеком, которому эта тема очень не понравилась, был Вова Крапов: в свои двадцать два года он так ни разу и не совокуплялся. Женщины его всегда высмеивали и никогда не воспринимали в всерьез, о чем хорошо знали его сокурсники. Если бы в тот момент, когда Жора предложил подобную тематику беседы Вова стал бы возражать, это тут же бы повергло товарищей в лихой смех, и Крапов хорошо об этом знал. В не меньший смех повергнет товарищей и честное признание о том, что интимных контактов с женщинами у него вообще не было. Еще, чего доброго, могут начать строить насмешки относительно сомнений в его правильной сексуальной ориентации. Остается только сочинять. Придумать банальную историю вроде как у Вити? Так кто в нее поверит?! Вите верят потому, что его и так постоянно видят в окружении девушек, потому что он рассказывает легко и непринужденно. А у Вовки точно такая же история выйдет фальшивой и неправдоподобной, что повлечет за собой град каверзных вопросов, к тому же он запросто выдаст себя дрожащим, неуверенным голосом., а при выяснении обмана, ясное дело, смех будет еще большим.
Как быть, как не ударить в грязь лицом? А очередь скоро дойдет до него, уже Костя Перепелко заканчивает тоскливую и занудную, но вполне правдивую историю о красавице-соседке по лестничной площадке. И тут Владимир решил сочинить самую невероятную, самую нелепую историю, ведь известно, что чем больше ложь - тем скорее в нее поверят. К тому же увлеченность рассказом снимет волнение, а включение массы подробностей сделает ненужными все вопросы.
Ивана Тимофеева пропустили, так как он жил с сокурсницей и все хорошо знали историю их знакомства. Взоры компании обратились к Володе.
- А ты что нам расскажешь? - спросил Жора Семенов.
- А рассказать-то ему, видно, и нечего! - провозгласил Костя.
- Невинный тамплиер! - провозгласил Витя и тут же сам засмеялся своей весьма обидной шутке.
- От чего же? - ответил Вова, не обращая внимания на насмешки, - Сейчас я вам расскажу одну очень интересную историю из своей жизни. Ехал я год назад из Вырицы, с дачи (у его родителей действительно была дача в Вырице), билет я конечно не брал. И тут - контролеры. А контролеры на этой ветке, скажу вам, злобные, прямо волки какие-то. От таких десяткой не откупишься, вымогают и проезд оплачивать, и вдобавок штраф еще им платить. Ну я от них через вагоны в конец поезда, а ехал я в третьем вагоне с конца. Приехал так в Сусанино, а “контра” уже в моем вагоне, но двое из них застряли в предыдущем. Я выскочил и рванул что было силы в начало электрички, да по платформе шла тетенька с необыкновенно толстой попой, никак ее не оббежать. Ну я забыл про вежливость, оттолкнул тетку в сторону, да поздно - двери с шипением захлопнулись прямо перед моим носом, электричка засвистела и умчалась.
 Что делать? Посмотрел расписание - следующая только через два часа, в будние дни перерывы большие. Взял в магазинчике пива, выпил его, а что делать дальше? Даже книги с собой никакой не взял. А тут с пива мне как раз поссать приспичило.
Пошел я под платформу, расстегнул штаны, справляю малую нужду. И тут обернул голову, вижу - стоит девица и прямо на меня смотрит. Я тут же свое хозяйство спрятал, чуть штаны не обмочил. А девица говорит мне: “Не волнуйся, заканчивай свое дело, а потом у меня к тебе предложение есть!” А глаза у нее зеленоватые и блудливые-блудливые, но под глазами здоровенные мешки и лицо немного опухшее - видать выпить любит. Но губки у нее нежные, волосы почти чисто белые, голосок красивый. А фигурка так совсем замечательная, залюбуешься, короче - настоящая русская красавица. И одета вызывающе - красная кожаная курточка, коротенькая юбочка, сапожки на высоком каблуке. Во рту - сигарета, жительницы подобных поселков почти поголовно курят.
 Вова так старательно описал девушку, что увидел ее образ перед глазами, разглядел даже крохотную родинку на левой щеке. Он был уверен, что старательное, почти портретное описание подруги наверняка развеет даже самые крохотные сомнения. Он выпил стакан водки, закусил и снова погрузился в мир своего рассказа:
- Ну я и подошел к ней. А девчонка говорит: “У меня тут деньги кончились, а выпить страсть как хочется, бутылек на двоих сообразим?” А у меня на бутылку как раз было, ибо на еду или выпивку человек тратит средства гораздо охотнее, чем на железнодорожный билет. Взяли пол-литру, пошли на полянку, там открыли, стали пить, разговорились. Оказалось, что девчонку зовут Оля, она родом из Сусанина и живет здесь, работает бухгалтером в местном совхозе. Жить в поселке скучно, зимой все существование заперто в единственной отапливаемой комнате между кроватью, печкой и помойным ведром, в которое заодно и малую нужду справляют. И живет она тут так двадцать пять лет.
Напились мы с ней, а потом Ольга сама стала раздеваться. Куртку стащила, потом - сапоги, юбку, трусики. Я даже ошалел, “-Что делаешь?” - говорю. А она меня на поросшую травой землю повалила, штаны с меня сняла, потом и трусы стащила и налезла сверху. Так все и случилось.
Все слушали с открытыми ртами. На лицах товарищей застыло искреннее удивление.
- И что дальше? - спросил Перепелко.
- Стал я к ней ездить. Осень наступила, потом зима. Холода, если помните, стояли жуткие, до минус двадцати пяти доходило, а за городом - все тридцать. Садился я в воскресенье в промороженную электричку и катил в Сусанино. Мороз - зуб на зуб не попадает. А с электрички - дворами, закоулками, огородами - и к Оленьке. Открыто там не пройдешь - местная гопота и так городских не любит, а если узнают что с их девкой живу, так не то что побить - убить могут. Там не город, труп если в лесу зимой схоронить, так даже если кто и найдет весной, все равно не опознать, а милиция там - один участковый и тот алкоголик. Однажды чуть не столкнулся с их компанией, так пришлось под сваленные возле дороги бревна лезть, слава Богу, что никто не заметил! Один из них прямо у бревен остановился чтобы поссать, так у меня чуть сердце из ушей не выпрыгнуло.
- Да, это правильно, - согласился Виктор, - С ними лучше не связываться. В поселке Торфы, где такая же гопота живет, каждую весну трех-четырех жмуриков находят.
- Но у меня все обходилось без происшествий, каждый раз достигал избы Ольги. Потихоньку стучал в ее окно, не дай Бог ее брат-гопник услышит, а сам брел к бане. В субботу они ее топили и баня была еще горячей. Я там располагался и ждал. Приходила Олька, и начиналось самое главное. Чего только мы с ней не вытворяли! Она хоть и провинциалка, а такие штуки знала, что никакая городская сравниться не может. Талант просто, русский самородок. Мы там до ночи забавлялись, выпивали иногда попутно, снова забавлялись. Такого удовольствия, я уверен, никто из вас никогда не испытывал, все ваши подруги - полная чушь по сравнению с ней! И, замечу, она хоть и деревенская, но лобок всегда аккуратно выбривала, и ее тело пахло духами.
Вовка закрыл глаза и поднял голову, как будто вспоминал былые чувства.
- А почему ты ее к себе не привозил? - спросил Жора.
- Куда? В двухкомнатную квартиру, где кроме меня родители еще живут и бабка в придачу.
- А ЧП у тебя бывали? - с интересом спросил Прохоренко.
- Конечно! Однажды мы увлеклись, из теплой баньки на режущий мороз выходить ох как неохота, расставаться тоже не хочется, и я опоздал на последнюю электричку. Пришлось в бане и ночевать. Ольга ушла, чтобы не вызывать у родных подозрений, и я один просидел до утра, а утром с первым поездом в город отправился. Темно, жутко, но всяко лучше чем если бы я не глянув на часы отправился на станцию. Там ни то что вокзала, будки чтобы от ветра укрыться нет. В такую погоду на улице переночуешь - на протезах всю жизнь ходить будешь, а то и вовсе помрешь. Другой раз мне такой случай представился, когда я к станции подбегал электричка уже стояла у платформы. К счастью я успел в уже захлопывающиеся двери руки вставить, а потом их раздвинуть, а то бы сейчас здесь с вами не разговаривал. 
А как-то ЧП другого рода было. Мы с Ольгой развлекаемся, и тут сквозь ее стоны я услышал тихие шаги по снегу. Мы быстрее все прекратили и хорониться - Оля за чан с водой, а я - под нижнюю лавку, грудой старых веников завалился. И вовремя: дверь лязгнула и вошел ее брат. Лежим, даже дышать боимся, а он что-то пошуровал в печке, пальцем воду в чане попробовал и вышел. Слава Богу мы додумались свою одежду не аккуратно в предбаннике развешивать, а комкать в углу вместе с валяющимся там грязным бельем. Вылезли мы не живы не мертвы, кое-как успокоились и в тот день уже разошлись - она домой, а я - на станцию. А однажды они по каким-то своим причинам решили банный день на воскресенье перенести. Хорошо еще, что я насторожился, когда увидел возле бани ворох дров, которые обычно хранились в сарае. Подкрался я к баньке, осторожно выглянул - а там как раз папаша печку налаживает, если бы не дрова - столкнулся бы нос к носу. Я потихоньку, потихоньку и убрался оттуда, благо дни зимой короткие, а я уже затемно приезжал.
- Ну а потом что? Почему вы перестали встречаться? - нетерпеливо спросил Костя.
- Приехал я однажды весной. День стал длинный, поэтому осторожность пришлось удесятерить. Пролез в баню, вскоре появилась и Оля, кислая-кислая. “Что с тобой?” - спрашиваю, а она: “Обрюхатилась я”. “Как?” - спрашиваю, а сам не знаю что сказать. Дальше - немая сцена. Меня всего трясет, жду что сейчас папаша с братом ворвутся и начнут с меня что-то требовать, или Ольга будет этим угрожать. Но она ничего, посмотрела на мое бледное лицо и ни слова не говоря вышла. Я протрясся там до сумерек, а потом удрал на станцию, в этот раз я бежал исключительно быстро, только пятки сверкали. С тех пор у нее ни разу не был, даже когда в Вырицу еду при проезде через Сусанино глаза закрываю, чтобы не видеть. В городе им меня, конечно, не найти, ведь ни адреса ни телефона я не оставил, даже фамилию мою она не знает, знает только что я - Вова, а мало ли в Питере Володь? Я же не Венцеслав какой-нибудь!
Володя перевел дух. Друзья смотрели на него с нескрываемым уважением.
- Герой! - отчетливо проговорил Семенов.
- По твоей истории можно целый роман написать, покруче всяких там Мопассанов и Золя будет! - восторженно сказал Перепелко.
- Вот молодец! - похвалил Прохоренко.
Остаток вечера Крапов восхищался сочиненной им историей. До чего же все получилось ярко, убедительно, красиво, а главное - необычно! Может в нем живет прирожденный писатель или специалист по психологической войне? Может, сегодняшний день изменит всю его дальнейшую жизнь?
Уже начал менять! Товарищи смотрели на него с восхищением и уважением, которого совсем недавно он был лишен, ибо его приглашали на всевозможные сборища исключительно в качестве объекта насмешек, на которые он упорно не обижался. Было видно, что теперь к нему будут обращаться за советами при самых трудных жизненных ситуациях, ибо поверили в наличие у него каких-то совершенно невероятных способностей. Ведь ни у кого из них, даже у Семенова, встречи с подругой не были связаны с угрозой для жизни. И Вовой восторгались все, даже молчаливый Ваня Тимофеев.
Все стали расходиться по домам. Отправился домой и Владимир. Всю дорогу он вспоминал свою историю и ему все больше и больше казалось, что она была на самом деле. Это его начинало даже пугать. “Нет, не было этого!” - говорил он себе и старательно вспоминал другие, как бы реальные события того времени, о котором он рассказывал. Ну да, в тот день, с которого он начал свою историю, Вова действительно убегал от контролеров - и ведь убежал! А потом - скукотища, по воскресеньям - телевизор или поездки ко всяким родственникам и крайне немногочисленным знакомым. Попытки подружиться с двумя девчонками, которые так ни к чему и не привели, поездки к бабушке в больницу. А ехать в страшный мороз за город, пусть даже и к женщине, его не заставить и под дулом автомата!.. Однако все это делалось все более и более блеклым, туманным. События, которые были сочинены сегодня наваливали на как будто реальную жизнь всей своей многотонной массой.
Наконец он подошел к подъезду родного дома. Возле дверей стояла закутанная в красную кожаную куртку женщина, держащая на руках крошечного младенца. Володя попытался пройти мимо нее, но тут же услышал окрик “Стой!” Он поднял глаза и от ужаса чуть было не упал: на него смотрели те самые блудливые немного зеленые глаза, под которыми были небольшие мешки. Из-под шапки торчали белые-белые волосы. Нет, ошибиться здесь невозможно!
Володя попятился и чуть было не сел на землю. “Это она! Она! Она!” - свербело в мозгу. Трясло Вовку так, что весь мир перед его глазами ходил ходуном, и никакого реального объяснения происшедшему он просто не мог найти.
- Ты кто? - спросил он просто для того, чтобы что-нибудь спросить.
- Ты чего, свою Олю не узнал! - недовольно проворчала она, - Весь прошлый год ко мне в баню мотался!
От этих слов его просто покоробило и он грохнулся прямо в лужу.
- Не было, не было этого! Не могло быть! Я! Тебя! Впервые! Вижу! - заклинающе кричал он, пытаясь сбросить наваждение.
- Кончай придуриваться! Я приехала к тебе жить, понятно?! Ведь ребенок, которого я держу - твой! - крикнула ему Ольга.
Что делать? Броситься домой и захлопнуть дверь прямо перед ее носом, да еще позвонить по 02 и 03? Но воля Крапова была сломлена и никаких решительных действий он предпринять уже не мог.
Как с неба до него донеслись слова:
- Давай, принимай меня! А если выгонишь - все Сусанино сюда приедет за меня заступаться!
“Что скажу я родителям? Что они скажут мне? Что вообще делать мне с этой парочкой?!” - вертелось в сознании Владимира.
Ольга подняла его на ноги, взяла под руку и направилась в его подъезд. Владимир усиленно тер себе глаза, щипал себя за уши, даже кусал себе пальцы, тщетно надеясь проснуться. Однако это упорно не помогало. Наманикюренный палец придуманной Владимиром женщины лег на кнопку звонка его квартиры. Внутри раздался беспощадный звон.

                ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН
                2003 год