Занозы

У нас у всех были в прошлом такие мерзкие поступки и события, что даже сами воспоминания о них настолько неприятны, что мы тужимся поскорее изгнать их. *** там, забыть это не возможно. С большим трудом удается забить эти мысли в мнимые глубины памяти, откуда они всплывают с завидной регулярностью. Не оставляют они нас. Да, хули там нас, меня! Буду говорить о себе. Обо мне.
 Есть у меня два события, которые я пронесу с собой по жизни. Две мои занозы. Первая и самая острая из раннего детства. Я очень любил животных, любых животных. Я их до сих пор люблю. Родственники смеются, вспоминая, как я возмущался, увидев по телевизору ловлю акул.
 Большинство моих сверстников-мальчишек мою любовь не  разделяли. По одиночке они особо надо мной не смеялись, так как я мог подраться, но собравшись командой веселились в полный рост.
 Посреди двора было уродливое низкое строение, называемое «качегаркой». На самом деле это был бойлер отопления. А за ним был мелкий холмик с вечно открытым люком на вершине. Заглянув в люк, можно было увидеть сложную систему отопительных труб, вентилей и задвижек. Туда-то и был заброшен маленький котенок. Мальчишек было много, человек десять. Я стоял среди них и не мог открыть рта, я ужасно не хотел быть обсмеянным и обозванным бабой. Я хотел быть своим среди них. И я боялся садиста Игоря, который отрывал голубям головы тремя пальцами. Игорь был старше нас всех на пару хороших лет.
 Грохнувшись на дно, котенок потерял ориентацию и не успел убежать. Его ударил первый осколок кирпича, брошенный кем-то из мальчиков и сбил с ног. Затем хлынул град камней и кирпичей. Из возникшей  кучи торчали маленькие ножки и дергался хвостик. Котенок жалобно крикнул и затих. Кирпичи продолжали падать и его не стало видно.
 Потом все разбежались, а я остался. Я глядел на кучу кирпичей и не мог заставить себя залезть в люк. Родители строго-настрого запретили мне даже приближаться к нему, не говоря о том, чтобы слезть туда. В люке было темно, из него несло затхлым смрадом.
 Я кинулся к какому-то дядьке, шедшему невдалеке по двору. «Дяденька», - задыхаясь обратился я к нему. «Там мальчишки в люк котенка бросили, помогите достать. Пожалуйста...»
 «Фулиганье! Иди мальчик, играй»,- не оборачиваясь бросил дядя.
 Я все же вернулся к люку, даже поставил ногу на вбитую в стену скобу. И не слез.

 Я мало кому рассказывал об этом. Одна знакомая мне сказала: «Не вини их, они не ведают, что творят. Они не сформировались еще в цепи реинкарнаций, они как ветер, как наводнение. Стихия, короче.»
 -А котенок?
 -А *** его знает, карма у него такая.
 Я их и не виню уже, права она. Просто не могу забыть лапки и хвостик.

 Вторая моя  заноза именуется предательством. Я всегда гордился своей порядочностью, не бросал в драке друзей и бывал бит от всей души, не ябедничал и не выдавал виновных. Я себя уважал, был уверен, что предательство не для меня. Подкралось это незаметно...
 Когда второй семестр первого курса подходил к концу,  на перемене ко мне подвалила староста группы. В руках ее был листочек бумаги, она собирала подписи против сокурсника. Учился он ***во, старосту посылал к хуям, короче был он рас****яем. Я и сам не отличался особым прилежанием к учебе. На это она и надавила.
-Мы должны держаться вместе, - говорила мне она. -Сегодня ты поможешь мне, завтра, глядишь, я выручу тебя.
 Забегая вперед, скажу, что когда мне понадобилась ее поддержка, я, как водиться, получил от *** уши.
 -Дайте парню шанс,- вяло вякнул я со смутной надеждой, что она отъебаться от меня. Сумел же я приучить ее не просить у меня взносы в Фонд мира. «Хочешь мира, готовься к войне. Si vis pacem, para bellum, блять! А на войну денег я вам *** дам!». Я был пацифистом. И прекратили ко мне обращаться за взносами.
 Но тут это дело не сработала, староста насела на меня от все души. – Смотри, сколько подписали! Давай, не выебывайся, -она силой сунула мне ручку. – Давай!
 И я подписал. С весенним набором парня забрали в армию, я остался учиться. Так и не смог себе это простить до сих пор.
 Продался я по-дешевке, как последняя обкомовская ****ь.