После разговора

После разговора с богом Макрееву стало легче. Умирать он раздумал. Костистый сутуловатый бородач в больничной пижаме не первой свежести, присевший на край освободившейся рядом койки несомненно был Он. Поначалу Макреев видел его плохо, но когда полиглюкин из флакона без остатка вошел в него, из серого пятна перед глазами протянулась рука с тонкими узловатыми пальцами и отсоединила систему. Макреев напряг зрение и, вслед за полосатым рукавом, различил лицо с глубоко просевшими морщинами на лбу и слезящимися глазами во впалых тёмных орбитах, глядящие на него с горьким сочувствием.
В гепатитном отделении инфекционки каждую неделю кто-то "отходил", и по скорбным лицам родителей и жены, навещавших его, Макреев догадывался, что он реальный кандидат на вылет, хотя на обходах врачи и говорили, что он не так уж плох,и что гормоны на следующей неделе можно будет убрать .Число капельниц удвоилось, но он стал временами впадать в забытье, и видел почему-то покойного деда и Мишку Степашина, хотя тот был жив. Степашин привиделся всего только раз. Он сидел в их парадняке на ступеньках и курил.
Поздно, Лёха, не рассказывай", - сказал он, - Кстати, на Ленина - восемьдесят не ходи больше: на постое палёной кормят. А может тебе и вовсе не придётся ". Макреев даже возмутился, мол, это ещё кому не придётся. А приятель досадливо скривился, махнул рукой и поднялся:" Ладно, я пойду, а ты поправляйся давай! "
Повернув голову, он увидел в окне жёлтую макушку берёзы и голубое небо, неправдоподобно высокое и такое чистое, что захотелось броситься в него, как когда- то мальчишкой он прыгал в море. Больше за окном он не увидел ничего. Третий этаж векового корпуса возвышался над прочими строениями больницы, и только если подойти к окну и ткнуться лбом в стекло можно увидеть кусок двора со скамейкой и за каменным забором портовые краны и бухту с тонкой полоской противоположного берега.
Ощущая Его присутствие, Макреев с усилием оторвал взгляд от окна и перекатил затылок на деревянной подушке обратившись лицом к Нему. Буд-то бы следовало что-нибудь сказать, но лицо с морщинами, пролёгшими в коричневой дублёной коже, и глазами -червоточинами, неподвижное как маска, отчего-то внушало ему запрет на любой звук . "Новенький, что ли," - подумал Макреев, и скосил глаза на тумбочку ближней к двери койки. На серой крашеной крышке поверх яркого журнала покоился плеер. Макрееву не под силу было вертеть головой во все стороны и остальные тумбочки под стенкой остались не обследованы. Вряд ли плеер принадлежал этому жилистому корчу.
Он меж тем просто смотрел Макрееву в лицо, и в его взгляде ничего не читалось, даже сочувствие, глянувшее было поначалу, где-то пропало, может быть как и положено- истощилось. " Сколько ж ему длиться, этому сочувствию. Тем паче в клинике, " - подумалось Макрееву - " В клинике всё регламентировано, такова житуха, она диктует регламент". Макреев успокоился: регламент так регламент. Старик рядом настраивал на простецкое умиротворение одним своим присутствием.
" Упал ты Лёшенька так что и поднять некому", - промямлили его коричневые губы. Макреев разодрал глаза как мог и как мог убедился что это сказал старикан. Собственно, подтверждения этому не нашлось, и вполне эти слова можно было принять за свои мысли, тем более что чувствовал он себя слабо и произести что-либо вслух не хватило бы сил. "Стремянка-то, которую ты Лёхе продал за пятёру, алюминиевая..."- промямлил старик. "Ты-то откуда знаешь", - едва не вырвалось у Макреева, но слова не сорвались с губ. Он лишь беспомощно подумал :" Шампанского. Отлетаю". "Все мы грустим о потерянной судьбе ", - эхом откликнулся старикан. Макреев воззрился на него выпучив глаза и услышал:" Дед твой ой как переживал, что не остался в Польше после войны, а как Маришку свою нашёл, так и вспоминать забыл о чём жалелось, всё из головы повыкинул, детей нарожал..." "А я кого нашёл", - хотел было спросить Макреев . "Ты вот белую реченьку нашёл, по ней и спустился, растаял как лёд.", - старик пожевал губы, словно ища прилипшие крошки слов , - Пора, отлетаем".
Он ещё успел взглянуть на тумбочку с плеером. Она была на месте и плеер лоснился новой краской, но постепенно всё заволокло голубым сумраком и остался только лоскут окна. Что это окно Макреев определил по облупившейся краске на периметре рамы, когда вылетал.