Просто театр

И всё шло слишком успешно, слишком хорошо для таких людей, как мы. Сначала, когда нас было пятеро, наши дела, откровенно говоря, продвигались не совсем гладко – ты помнишь все эти скандалы, проблемы с властями, визиты в полицию…
Они говорили об экстремизме, который, по их словам, был основной идеей моих постановок. Третировали меня за порнографию – хотя что может быть неприличного может быть в обнажённых телах? По-моему, они просто завидовали нам и тому, что мы имели цель в жизни, а они растеряли все свои… Нам было трудно.
Время шло и оно толкало нас на новые и новые свершения, подвиги (ты ведь именно так называла мои выступления, когда я танцевал среди огня – голый и пропахший бензином). И что делать – мы на самом деле жгли себе волосы случайным огнём, мы полосовали себя осколками стекла, ели землю и топились в бутафорских бассейнах. Публика требовала жертв и мы шли на них… И жертвы были немалые.
Но вдруг что-то сломалось внутри нашего коллектива – что-то треснуло и видимо поэтому мы начали добывать деньги.
Шоу… шоу перестали быть праздниками для нас. Рутина убивает творца в человеке превращая его в безмолвного созерцателя собственных телодвижений. Как это ужасно – быть автоматом по производству смертельного ужаса.
Боялись ли нас? Думаю, да. Боялись нас самих и боялись за нас – и не зря. Помнишь тот день, когда погиб один из наших актёров? Его автомат просто вышел из строя и перестал выполнять волю кошелька. Я видел эти глаза, когда он падал с горящей Donau Turm. Я знаю – он просто сломался – сломал себя (так правильнее).
Остановиться? Нет, такой роскоши мы не могли себе позволить. Мы даже не стали уменьшать жестокость наших трюков – наоборот, в память об умершем мы прыгали с большей высоты и сквозь более жаркое пламя. Зрители рыдали. Рыдали и платили.
Всё шло слишком хорошо, даже тогда, когда один из нас покинул труппу. Однажды утром после концерта мы вошли в его люкс-аппартаменты и нашли только старую маску и лист бумаги с ужасающе банальными словами: «Finita la comedia». Так уходят только Настоящие… Он не забрал ничего лишнего – просто взял свою часть выручки и все деньги погибшего брата (мы по-прежнему считали его своей частью) – и это его право.
Ты помнишь – пресса раздула этот уход в похищение огромной суммы денег, ну и всё с эти связанное… Чтобы развеять слухи мы устроили сумасшедшее шоу – мы сожгли несколько миллионов купюр на глазах у ревущего стадиона, а ещё больше – раскидали среди зрителей. К счастью, никто не погиб.
Но может, это и было наихудшим – именно в эту ночь третий из нас уже лежал в гримёрке с дырой между изящных бровей.
И я сказал: «Стоп!». Мы дали прощальный концерт и разлетелись в разные стороны.
Я стал преподавателем режиссуры в одном из частных университетов Вены. Ты… Я так и не выяснил где ты была.
А потом… потом мы встретились на фестивале у моего австрийского друга. Ты всю ночь сидела у костра, курила каннабис и смотрела как я танцую среди огня – голый и пропахший бензином… И я забыл всё.
Что теперь – новая труппа, новые взлёты и всё тот же закономерный финал – я буду танцевать в огне, голый и пропахший бензином.

Donau Turm – телевышка в Вене, самая высокая точка обзора города (152 метра) и вообще самое высокой здание в Австрии.