Найденыш

НАЙДЕНЫШ

Она привела Кочемасова к себе. Он так назвался. Она не знала, имя это или фамилия. Он сказал: «Кочемасов», и все. Может быть, это была и профессия. Во всяком случае, он стал первым мужчиной, которого ей сразу захотелось увести. И чтобы никому не достался.
От него веяло уверенностью, здоровьем, сытостью и покоем. Знай она английский, сказала бы, что Кочемасов был сногсшибательно сексапилен. От него пахло водкой, чуть-чуть - потом, салатом оливье и, пожалуй, конем. Так казалось. Наверное, это был запах секса. Скорее всего. Он излучал умопомрачительные плотоядные потоки, терпкие, ядреные, дразнящие. Сопротивляться им не было никакой возможности, а главное - ни малейшего желания.
Хотелось совсем наоборот. Прижаться к его волосатой груди и быть обнятой его сильными руками. И стоять так, и вдыхать его, чувствуя, что и он вдыхает ее тоже. Хотелось выпить его до дна, и быть выпитой им до капельки. Раствориться в нем, и растворить его в себе. И улететь. К чертовой матери. Или куда-нибудь еще. К едрене фене.
Этот Кочемасов должен уметь все. Что бы ни взбрело в голову. Он выжмет ее, как лимон. Он сделает из нее снегурочку или Бабу-Ягу - без разницы! Пусть не сейчас, он много выпил, пусть через час или под утро. Рано или поздно он измочалит ее до ошметков.
Сейчас же, если ему так нравится, пусть просто сидит вот за этим столом. Здесь давно уже не сидели мужчины. Пусть курит или пьет - как ему хочется. Пусть говорит ей маленькие приятные глупости или не говорит вовсе. Он молчалив, похоже, от природы и потому наверно лаконичен. Это не играет никакой роли. Ровно никакой. У нее так давно не было мужичка, даже плохонького, никудышнего. А этот - ого-го! Кочемасов... Чувствуется, еще тот упырь! Не отдерешь! И если уж впердолит, то наверняка по самые помидоры. Вздует так, что мало не покажется.
Она нашла его в ресторане, и сразу попросила, чтобы он проводил ее домой. И он не возражал, а тут же согласился. Она была горда! Многие женщины бы гордились. А увела его она. И ушел он именно с ней.
Она засекла его, едва он появился в дверях, и положила глаз. И ей понравилось: и как он выглядел, и как он двигался, и как он ел, и как он пил. Его нельзя было упустить. И она опередила всех.
И вот он, этот Кочемасов, у нее дома, сидит за столом, молчит, курит и смотрит в угол, на мешок с луком, а может быть, на пожелтевший от времени газетный номер с оборванными краями, на котором стоит мешок. Может быть, даже пытается что-то и прочитать. Хотя, конечно, далековато. А он еще не настолько стар, чтобы читать на таком расстоянии.
Сидит, читает. А что ей хотелось? Пожалуйста, если он устал. Пусть сидит здесь всегда, всю жизнь, - она будет рада. Она искала его так долго, все эти годы. И - нашла.
Странно, конечно, что он не уговаривает ее и не соблазняет, а смотрит на мешок с луком. Или на газету. Но ничего, стесняется, наверное. Получит все и так. Все, что у нее есть, и все, что она может дать.
Она поставила чайник на огонь и ушла в ванную. Разделась и приблизилась к зеркалу. Грудь неразвитая, вялая, одна меньше и ниже другой. С рождения, от мамы. Родимое пятно на левом предплечье, большое, шероховатое, пупырчатое. От испуга. Живот выступающий, дряблый, весь в растяжках. От родов. Морщины под глазами, морщины на лбу. От жизни.
Ей стало грустно и жаль себя. Стареет она, что ли? И он ведь ни разу даже не ущипнул ее? Обидно, все-таки. Что-то же в ней есть? Что-то есть... Сидит, курит. В самом деле... Она ведь не переносит табачного дыма. Слабые легкие. С рождения, от папы. Молчит, читает.
Она вышла из ванной в халате, почти голышом, встала у него за спиной, нагнулась, касаясь сосками его спины, и шепнула еле слышно:
- Кочемасов, трахни меня.
- А в каком смысле?!
- Ну...- она смутилась.- В этом самом...
- А,это?Это мы могём, - с готовностью согласился он, раздавливая папироску в пепельнице. - Трахнуть мне... жалко нету!

1987, июнь 1998