Рассказ на заданную тему

В ту среду мы опозорились: новых рукописей не принёс никто. «Прозаики» ссылались на «поэтов», «поэты» – на недостаток времени и вдохновения.
– Значит, никто? Ни строчки? – подытожил наш мэтр и обвёл аудиторию укоризненным взглядом.
Аудитория пристыженно молчала.
Мэтр побарабанил пальцами по столу.
– Вот что, уважаемые! – в голосе его лязгнул металл. – С этого дня вы будете еженедельно получать от меня задания! Тому, кто пробует силы в литературе, вообще полезно писать на заданную тему. На какую? Ну вот, например… например, все вы живёте в Краснодаре. Вот и напишите что-нибудь о своём городе! И имейте в виду – это приказ. Как в войну: приказ – всем на фронт! И все литераторы отправились писать военные репортажи… понимаете, да?
Чего тут было не понять? Все с облегчением закивали и зашуршали блокнотами. Идей так и посыпались: этюд «Мой любимый уголок города», жизнеописание деда-казака, цикл пейзажей в стихах, воспоминания детства…
– Хотя, скажу я вам, братцы, тут на одних воспоминаниях далеко не уедешь. Тут ещё и сюжет нужен, фабула, понимаешь, всякая...
– А ты не запугивай, не запугивай! Без фабулы обойдёмся. Тут, если хотите знать, самое главное – старый Краснодар. Вот эти самые навесики, ступенечки, решёточки… Нет, я серьёзно! У нас знакомая из Москвы жила, так прямо восторгалась: у вас, говорит, во всём городе не найдёшь двух одинаковых домов. Понял?
– Н-ну! За квартиру ж, небось, не платила?
– Нет, а я считаю так: настоящий Краснодар – это во всём городе один дом. Единственный! Гастроном зелёный напротив Дома Книги знаете? Который с башней? Вот – эмблема города!
– А ты так в музее и работаешь? Слушайте, везёт же некоторым, весь материал под рукой…
– Да что – материал! Тут, во-первых, настроение надо. А то у нас один тоже всё образ города искал: то памятники фотографирует, то мост через Кубань, то казачий хор. Полгода примерно промучился, потом приносит снимок: дождь, мокрый тротуар, и один лист прилип к асфальту. И всё! Но что интересно – смотришь и думаешь: ну точно, вот он и есть, Краснодар!
– Притом в интонацию надо попасть. Вот идёшь, к примеру, и сидит на углу старуха, семечки продаёт. И говорит: «С тэбэ, хлопчик, двацыть копыйчок!»
– Каких копыйчок? Рубль давно во-от такусенький стаканчик. Инфляция!
– А у нас на квартале тоже бабка: нажарит семечек и ноги себе греет. От ревматизма, говорит, хорошо! А потом продаёт…
– Фу-у, Господи! Сказано – большая деревня!
– Заблуждаетесь, господа! Не деревня, а столица. И не просто столица, а – собачья. Для справок: Маяковский Вэ Вэ, том такой-то, строчка сверху…
Обсуждали тему долго и бурно, но по домам расходились молчаливые и сосредоточенные, уже поглощённые творческими замыслами.
И в ближайший выходной, наспех покончив с домашними заботами, я тоже водрузила на стол кипу бумаги и приступила к делу.
Начать, пожалуй, можно с детства. Ну, не с детского сада, конечно, а постарше (не забыть, кстати, завтра заплатить за детсад. Неужели точно повысят плату ещё вчетверо?). Например, со школы. В стиле «школьные годы чудесные»… Теперь я, между прочим, понимаю, почему это люди идут в учителя: не хотят расстаться с детством. И так это всё представляется просто: ты – субъект воспитания, он – объект. И если ты к нему с открытым сердцем, то и он к тебе, ясное дело, со всей душой. Родители, конечно, со слезами благодарности, администрация со сдержанной гордостью. На уроках тишина абсолютная, атмосфера творческая, сочинения исключительно на свободную тему. После уроков – развивающие мероприятия, всевозможные культпоходы, обсуждения, обмен мнениями, свободное общение. Ну и, само собой, технические средства обучения, наглядные пособия и прочие мелочи…
Приходишь в класс. Напротив – сияющая Валеркина физиономия. Вся в синей пасте. Даже странно: откуда паста, если у него вечно ручки нет? Ни ручки, ни тетради. Ни, само собой, дневника. Сидит на уроке, смотрит наглыми жёлтыми глазами. Ставит рожки Женьке. Женька – девчонка хорошая, но смешлива патологически. Всё-таки всему должен быть предел! Матерей в школу не дозовёшься. Ходить по домам некогда. Даже отругать толком времени нет – всё впопыхах, на перемене. Сдать план самообразования. Доклад «О резервах методики дифференцированного подхода к обучению отстающих учащихся». Провести беседу о правилах противопожарной безопасности. Экскурсию в автогородок. Субботник по уборке территории. И вдруг на первом уроке – ГорОНОвский диктант, как гром среди ясного неба! Караулишь у двери, шепчешь в самое ухо: «Валерик, иди домой сейчас же, отпускаю!», а этот мерзавец на весь коридор: «А почему-у-у? А у меня ключа не-ет!»
М-м-м… И понёс же меня чёрт в педагогический!
Это я тогда на солнце, безусловно, перегрелась. Жила себе после болезни у родственников в Туркмении, кушала там нежно-медовые дыни и сахаристые розовые арбузы и вдруг надумала: быть мне школьным учителем!
Нет уж, начну-ка я лучше с пейзажа. С вида из окна, что ли: «Небо за моим окном…» или лучше – «Небо над Краснодаром…» Правда, сегодня тучи с утра, как назло. Это если об Ашхабаде, допустим, писать, то дело другое: там небо начинается сразу от земли, а уж солнца-то в нём – захлебнуться можно!
– Мам, хочешь, фокус покажу? Вот слушай: закрой один глаз а загадай желание… Нет, ты закрой, закрой!
Тяжелее всего воспитывать собственных детей. К завучу уже не пошлёшь, родителей, опять же, не вызовешь. Приходится самой отрываться от дела, зачем-то закрывать глаз, загадывать какое-то желание… а сочинений, между прочим, на завтра две пачки, проверить бы хоть одну…
-Ха! Размечталась, одноглазая!
Дома я, что греха таить, выражаюсь не всегда педагогично:
-Ах ты, хамка бесстыжая! Как с матерью разговаривает! – и даже хватаюсь, страшно сказать, за ремень.
И дом немедленно оглашается испуганным рёвом.
Потом, конечно, делается стыдно. Вдохновения, конечно, ни следа. Да ещё муж со своей политикой:
– Пошла бы ты, мать, в библиотеку сходила, почитала бы что-нибудь… Хлеба заодно купи.
Пожалуй, это мысль! Прогуляться для вдохновения никогда не помешает. Пройтись по знакомым улицам, отвлечься от забот…
Хотя лучше бы, наверное, весной. Или летом. Не в такую, во всяком случае, погоду, когда ветрище и слякоть, куда ни глянь. Кубанская зима, называется: кругом всё чёрно-бурое от дождей, лужи по щиколотку и весь город – как котёнок, облитый из шланга.
С улицами на этот раз тоже не везло, хоть убей. В соседнем подъезде ждали мусоровоз, выносили к дороге тазы и вёдра с мусором. Хозяйки кричали через дорогу:
– Семёновна, чи пожар у вас, шо дым такой чёрный с трубы?
– Та не, то я сапоги у печку покидала…
Мужчины попадались навстречу почему-то все в мятых брюках и с лицами, как у дяди Миши с нашего квартала, если попросить у него взаймы электродрель.
А тут ещё и сапоги потекли!
Вообще интересно: почему  до сих пор не исследовано учёными влияние климата на психологию человека?
Вот в Туркмении, например, люди живут в полной гармонии с природой. Они там спокойны, неторопливы и доброжелательны, ибо точно знают, что завтра солнце снова взойдёт в положенный час и старательно разогреет землю, как хорошая хозяйка – любимую большую сковородку. И не требуется им волочить с собой на работу плащ и зонтик, а потом забывать их в троллейбусе или в магазине. И целых семь месяцев в году воздух в Ашхабаде подобен парному молоку, и ночью крупные звёзды висят в нём на высоте третьего этажа, и под этими звёздами можно прямо-таки писать стихи или даже умирать от любви.
В Краснодаре же люди пишут большей частью заявления в жилуправление и умирают от истощения нервной системы. И по ночам они спят плохо, ворочаясь в постелях от страшной мысли: уцелеет ли в этом году или снова сгниёт от дождей картошка на огородах? А то ещё говорят, что прямо под Краснодаром располагается какая-то пустота, на которую и давит город всей своей массой плюс масса Кубанского моря. А вода в этом море, говорят, может хлынуть из берегов и, поднявшись на уровень десяти метров, дойти до города Славянска-на-Кубани. На этот случай многие краснодарцы уже тайно запаслись надувными резиновыми лодками и спасательными поясами. Во сне их мучат кошмары, и по утрам они встают с угрюмыми мешками под глазами. Мужчины чертыхаются, не находя второго носка. Женщины наскоро раскрашивают у зеркала злобные лица и тащат в детсад хнычущих детей.
А вот ашхабадские женщины – дело совершенно другое. Уж я не знаю – климат ли, одежда или косметика другая… Во-первых, без сумок. Вот что уму непостижимо! Болтается на локте какой-нибудь ридикюльчик  или в крайнем случае – новенький блестящий пакет, совершенно пустой. Или там магазины в каждом подъезде? Или им прямо на дом, как в Америке, всё доставляют? Во-вторых, совершенно нет старух. Ну просто ни единой во всём городе! Кроме разве нескольких туркменок на Текинском базаре, да и те как-то больше смахивают на театральных цыганок со своими косами и пёстрыми платками. А так во всём городе – ни одной старше пятидесяти, и какое-то нашествие красавиц!
Тут тебе и девушки-туркменки – будто со страниц восточной сказки: в огненно-алых платьях до пят, с шёлковыми невероятной длины косами, с ускользающим лукавым взором из-под пушистых ресниц; и матово-смуглолицые азербайджанки с гордыми дугами бровей и царственной осанкой; и пышнотелые звонкоголосые русские красавицы!
А мужчины в Ашхабаде…
Впрочем, к моей теме это, безусловно, не имеет никакого отношения.
И вообще – есть, есть же у нас в Краснодаре всё, что нужно для вдохновения! Например, на улице Красной.
Есть здесь, во-первых, кинотеатр «Аврора» – тот самый, что на всех открытках с видами города упирается крылом в небо. Раньше, до проблем с электричеством, это крыло по вечерам даже сияло огнями.
Во-вторых, двухэтажный Дом Книги – говорят, чуть ли не единственный такой в стране.
В-третьих, городской парк, а в нём – и аттракционы, и эстрада, и танцплощадка, и пруд с лебедями (вырваться бы туда с Наташкой хоть раз в жизни, посмотреть – живы они ещё?)
А уж магазинов-то – целые кварталы!
Тут и универмаг «Краснодар», не так давно реконструированный: массивный, надёжный, весь в бетоне. Этот небось не сгорит за полночи, как прежний, легкомыслено-стеклянный. Теперь он такой солидный, аккуратный, товары со всего мира – ходи, смотри в своё удовольствие. Присмотришь что-нибудь – и на толкучку, искать такое же у оптовиков за полцены.
И универсам на углу Северной: чего-чего там только нет! Хочешь сыра, мяса, мороженого импортного – бери на здоровье! Нужна косметика фирменная? Пожалуйста! Книги по чёрно-белой магии? Сделай милость, выбирай! Хоть покрытие ковровое, хоть ванну со встроенным сиденьем – никаких проблем! Но народу опять-таки не густо, никак не привыкнем, видать, к благам цивилизации.
А есть ещё фирменный – «Фрукты», где не то что яблоки по договорной цене, а и киви с ананасами круглый год.
И фирменный хлебный (вот куда не забыть зайти!)
И обувная мастерская, в которую я затра же отнесу проклятые сапоги.
И краевая библиотека имени Пушкина, куда всё же придётся идти по причине творческого бесплодия. И в которой гардеробщицы самые вредные в мире.
– Деньги, кошельки – с собой! Сумки, кульки оставляйте… А вешалку я сама, что ли, пришивать должна? Продуктов не принимаем. Ценные вещи – с собой… Продуктов не принимаем, непонятно, что ли?!
Так это, значит, мне? И точно: торчит из кулька уголок булки. Растяпа!
– Женщина, я вас очень прошу… в первый и последний раз! Мне в больницу отсюда, у меня тётя болеет! Там хлеб только и яблоки, можно вас яблочком угостить?
Ух! Кажется, пронесло… Теперь быстренько выписать что-нибудь по краеведению (на худой конец, на уроке пригодится) – и в читзал. Тут отлично! Тепло, светло, народу много. Если встретишь знакомых, можно устроиться в уголке и тихо посплетничать, обменяться новостями. Если нет – сиди, отдыхай, собирайся с мыслями, пока литература придёт. Можно письмо написать. Одно плохо – вздремнуть никак нельзя, столы-то двенадцатиместные, всё на виду ( В Ашхабаде, кстати, в этом смысле всё предусмотрено: крохотные столики затеряны между стеллажами, так что полный комфорт).
На этот раз, кажется, никого – сидят одни студенты, пишут, бедолаги, лица отчаянные. А чего трястись, в сущности? Всё равно соберут всех когда-нибудь в круглой триста пятой аудитории, и примет декан, как положено, свой букет, и выдаст положенное: “Позади вас… Впереди вас…Мы надеемся, что вы с честью…В период демократизации нашего общества…”(А между прочим, кто мне на третьем курсе влепил “неуд” за постановление семьдесят второго года? Самого что ни на есть застойного времени?)
Так… Сосредоточиться!
Быть может, копнуть историю?
– Уважаемое читатели! Напоминаем, что сегодня наш читальный зал работает до двадцати часов. Приём требований в книгохранилище закончен. Читатели, затребовавшие литературу ранее, могут получить её в течение оставшихся двух часов.
Увы, никакие уговоры не помогли. Не помогли также ссылки на некоторые – республиканские! – библиотеки, где требуемая литература выдаётся в течение пятнадцати минут. А услышав о летних читальных залах вокруг бассейна с рыбками, две библиотекарши переглянулись с многозначительной улыбкой.
И по дороге домой даже приземистые особнячки провожали меня прищуренными взглядами из-за полуприкрытох ставень, ехидно скрипя вслед: “Столик ей, ишь, одноместный подавай! Мраморный, с плетёным креслом! Дома семья голодная ждёт, сочинений две пачки… Ходят тут всякие…”
Дома, однако, ждала только записка: «Пошли в цирк. Если успеешь, приходи в шесть к центральной двери».А на часах – десять минут седьмого.
Можно было, конечно, разреветься. Или, наоборот, собраться с духом и налечь на образ Дубровского.
Впрочем, оставался ещё последний шанс – воспоминания.
Например, о кургане.
Что за курган это был! Стоишь на верху – дух захватывает: полгорда видно! А зимой? Зимы тогда были не кубанские ещё, а обыкновенные, со снегом и морозом. Несёшься на санках с этакой горищи – ветер, снег в лицо, кругом визг, хохот…
Снесли курган. Построили «Аврору».
А между прочим, в Ашхабаде у «Ватана» – тоже гора, притом вручную насыпанная. И ничего: кинотеатр построили, а её сносить и не думают. Берегут, как памятник. Интересно – кто её насыпал и по чьему приказанию? Уж наверное, замешана тут какая-нибудь прекрасная женщина…
Чёрт знает что лезет в голову, в самом деле!
Взять себя в руки. Просто-напросто подвинуть чистый лист, сжать покрепче ручку…
Но рука моя, вздрогнув, вдруг вывела чёрным по белому:
В краю, где ночи сладостно безлунны,
Где ветры жаркие подобны струнам…
…Глубокой ночью я пришла к выводу, что влипла в скверную историю.
Вероятно, в Туркмении я попала в полосу какой-то вредной солнечной радиации, и неизвестное излучение тяжко поразило мой мозг и отравило воображение, которые не повиновались мне более.
И потому своевольно звенел в ушах лепет арыков, и разливался вокруг аромат неведомых трав, и совсем рядом, за поворотом, ждала меня сказка из детства, из «Тысячи и одной ночи»! И глаза мои встречались с глазами храброго Фархада и нежной Ширин, и мудрая Шехерезада неспешно плела тонкую золотую нить своего повествования.
И опять с грустью подумалось, что в том-то сказочном дурмане я и совершила непоправимую ошибку, избрав профессию, к которой вовсе не имею ни склонности, ни призвания.
И потому мои шестиклашки, наморщив лбы, судорожно начинают свои сочинения одной и той же фразой: «Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин…»
И потому у рта моего уже наметились сварливые старушечьи складки, а голос, закалённый окриками: «Дневник на стол!» и «Разговоры в классе!», лишившись былой гибкости, обрёл холод и твёрдость металла.
И даже собственный мой ребёнок в ответ на глупый, безусловно, вопрос: «Кого ты больше любишь – папу или маму?» – промямлил, жалобно вытаращив глаза: «Ну ма-ам, ты же тогда обидишься…»
…– Ма-а! Ма-а! В садик опоздали! – вопит Наташка, тыча в сиреневатый, действительно, квадрат окна.
– Полвосьмого?! Ничего себе! И будильник опять под подушкой! Всё твой папочка любимый…
– У-у-у…па-а-пка-а… – ревёт моё чадо в полный голос. – Тебя опять воспитательница будет руга-а-ать…
На душе у меня становится, почему-то теплее.
Без семнадцати восемь мы уже на троллейбусной остановке, без десяти – у калитки садика. Две минуты на нотацию (опоздали-таки на зарядку) – и к школе я каким-то чудом  добегаю за целых полторы минуты до звонка!
Теперь шагом, кругом дети… отдышаться незаметно…
– Ирина Ивановна! Ирин-ванна! Здрасте, Ринн-ван!
Бегут! Орут! Сияют! Эти-то чему рады, интересно? По сочинению половина двоек… родителей вызвать… И, главное, смотрят так,  будто ростом я по меньшей мере с башню Шухова, что возле Сенного рынка. Будто ждут, что сейчас поведаю им – что-то мне видно с этакой высотищи?
И ни с того ни с сего я тоже вдруг бессмысленно ухмыляюсь в ответ и, кажется, в самом деле приподнимаюсь над своим нижесредним по крайней мере на полголовы! И видны мне теперь разноцветные крыши домов и линии улиц, бегущие вдаль. А небо над Краснодаром сегодня совсем другое – чистое и высокое. Да, прямо-таки ослепительно чистое и высокое до головокружения! И вполне может случиться, что я когда-нибудь начну с этого рассказ…
А Ашхабад… Кстати, и не Ашхабад он теперь, а «Ашгабат». Город, конечно, замечательный, и очень даже всё это красиво – арыки, фонтаны, женщины в длинных платьях, как султанши… Так ведь некоторые султанши и до сих пор два платка носят: один – чтобы голову прикрывать, а другой – рот, чтобы, значит, при мужчине не сметь его открыть. Ничего себе порядочки!
А собаки там какие? Ужас! В человеческий рост! А продавцы? Я раз пришла в «Соки-воды» бутылки сдать, а они там принимают по двадцать копеек штука. Я по наивности говорю: «У них же двадцать пять копеек – госцена!» Так он созвал ещё двоих молодцов и как гаркнет на весь магазин: «Ай, смотри, какая молодая девушка – и какой крохобор!»
И, спустившись до своего природного роста и придав лицу приличное выражение, я спрашиваю со строгостью в голосе:
– Ты что же это мне, Валерий, в сочинении понаписал?!
На что злодей Валерка, картинно разведя руками, ответствует:
– Та! Настроения, знаете, не было, Рин-ванна! – и закатывает к небу хитрющие жёлтые глаза.
Я же, поднимаясь по лестнице, с некоторым смущением думаю о том, что так ни разу и не сводила их ни в парк, ни в музей. Или просто в кино!
А что? Повести, например, завтра, с двух последних. И пускай дома пишут сочинение!
Со временем можно даже съездить куда-нибудь. На каникулы. Только вот цены… А так бы – на всю жизнь память! В Москву. Или в Питер. Эрмитаж! Петродворец! Валерку держать за руку, чтоб в Неву не полез купаться.
Или в Среднюю Азию. Как ни говори – культура Востока! В Москву и так все ездят, а вот в Ташкент, например, или в  Ашгаб…
Но тут я спотыкаюсь о ступеньку и, оглянувшись с испугом по сторонам, прибавляю шагу.