Апостолы из Греокера

               
                1
     Москва провожала хмурым, серым небом, низко накрывшим в то раннее воскресное утро непривычно тихий, свободный от автомобильных пробок город. Словоохотливый частник быстро домчал меня до аэропорта ”Шереметьево”, забитого автомобилями и толпами улетавших, стремившихся поскорее вырваться из осеннего оцепенения, поразившего огромный мегаполис, в далекую солнечную Анталию, Грецию или на Кипр.
      Густой туман, накрывший аэропорт, и мелкий нудный дождь не предвещали ничего хорошего. И в самом деле, рейсы задерживались, внося неизбежную путаницу. Нервничающие пассажиры метались в поисках информации и не менее нервничающих, задерганных сотрудников. Информационные табло красноречиво молчали, застыв на несуществующем рейсе Аэрофлота, а динамик женским голосом  призывал отставших беззаботных пассажиров поторопиться.
     Время вылета моего самолета давно прошло, и я сидел в тревожном ожидании, наблюдая за окружающим переполохом и удивлением озадаченных иностранцев, занятых разглядыванием вводящих в заблуждение табло и тщетными поисками выхода к нужному рейсу.
      Привычные ко всему, неизбалованные соотечественники все же спокойнее воспринимали происходящее, стоически ожидая объявление своего рейса. Вот и мелькнувший в толпе краснолицый, усатый Руцкой не торопится, как видно, бить тревогу, но важно шествует под руку с молоденькой женой. Оживленно щебечут о чем-то сбившиеся в стайку принаряженные женщины, собравшиеся в Осло с ответным визитом по приглашению профсоюза государственных служащих. Таинственно шепчутся парень с девушкой, нашедшие работу в Норвегии.
    Наконец объявили посадку и старенький, видавший виды потрепанный ТУ-154, с трудом принявший в свое тесное чрево засидевшихся пассажиров, лихо пробежался по тряской взлетной полосе и храбро нырнул в плотную молочную облачность. Еще несколько минут почти вертикального подъема и в иллюминаторы хлынуло солнце, под крылом поплыли снежные поля, и приветливые стюардессы стали разносить незатейливый аэрофлотовский завтрак.
     Бездонное голубое небо, яркое солнце, бодрящий крепкий кофе и равномерный, успокаивающий гул моторов сделали свое дело. Время полетело незаметно, послышался шелест разговоров и профсоюзные делегатки принялись разливать что-то подозрительно похожее на горячительное в бумажные стаканчики из-под кофе.
     Плотная облачность, видимо, всерьез окутала весь европейский север. Лишь изредка в просветы между тучами виднелись серые воды Балтийского моря и над Норвегией через клочья тумана иногда можно было различить проплывающие поля, нити дорог и крошечные домики.
     Скоро объявили посадку, и когда самолет, легко коснувшись колесами бетона аэродрома, после короткой пробежки замер у серой громады нового аэропорта ”Гардемуен”, заметно нервничавшие пассажиры дружно разразились аплодисментами – наконец-то земля!

                2
     Осло встретил моросящим дождем, немноголюдием аэропорта и необычно скрупулезным, тщательным опросом и исследованием документов этих подозрительных русских. Угрюмая объединившаяся Европа ощетинилась, напоминая недавние советские времена с достославными кэгэбистскими зелеными фуражками. Нынешний  ультралиберальный пограничный режим в ”Шереметьево”, несмотря на обычные российские суматоху и неразбериху показался мне куда как привлекательнее стерильности и кладбищенской тишины неприветливого ”Гардемуена”.   
     Но вот автоматически, как в фильме про зеков в американской тюрьме, открываются железные серые двери. Свобода! Обмен валюты по грабительскому курсу, торопливые поиски автобуса, и, наконец, за окнами комфортабельного, почти пустого экспресса закрутился прикрытый туманом серый скучный ландшафт – тщательно возделанные осенние поля, красные и желтые домишки, развязки и виадуки. Узкая серая лента шоссе,  растекающиеся по стеклам окон капли непрекращающегося дождя, равномерные взмахи дворников – унылая Норвегия приветствовала непогодой.    
     Разбудил меня возглас водителя: ”Фредрикстад!”
     Заплеванная площадка серого безликого здания автобусной станции была безлюдной. Холодный ветер гонял по асфальту обрывки бумаг и окурки сигарет. Вопреки ожиданиям, меня никто не встречал, и я присел на железную скамью в ожидании пригласивших меня Осе и Йона Мустад.
     Осе – белокурая, белокожая норвежка, как бесенок, везде сует свой нос. Пеппи Длинный чулок, зову я ее. Неуемное любопытство привело ее в российскую провинцию – Калужскую область. Там, в Полотняном Заводе, вместе с такими же доброхотами – прихожанами лютеранской церкви в Греокере в предместье Фредрикстада – она, преодолевая сопротивление калужских таможенных органов, занималась распределением вещей, собранных жителями Греокера для нуждающихся. Правда, вместо ожидаемой благодарности наивные норвежцы получили увесистую оплеуху. Ничего, кроме раздоров среди населения достославного поселка, разделившегося по религиозному, этническому, имущественному признаку, из этой затеи не вышло. Особенно усердствовали православные, хотя пастор Туре Юнсен нашел общий язык с местным батюшкой, в том числе и на гастрономической почве.
     Все же упрямые норвежцы продолжили свою благородную миссию, пытаясь проповедями и распеваниями псалмов спасти души бесшабашных заблудших полотнянозаводцев. И черствые души жителей достославного поселка стали оттаивать, особенно расхваливая пастора Туре Юнсена, его необыкновенно чуткое и любящее сердце.
     …Но вот послышался шум подъезжающего автобуса – очередного экспресса из Гардемуена. За ним бежали Осе и Йон. Подпрыгивая, они заглядывали в окна автобуса, разыскивая меня. Как оказалось, они целый час просидели в машине, припаркованной за углом, не удосужившись подойти к главному входу. Я давно привык к их непрактичности и наивности. Они – верующие интеллектуалы, самозабвенно любящие Христа и стремящиеся делать добро. Осе – преподавательница в средней школе. Йон – композитор. ”Большие дети” – я так называю их про себя.
     Впрочем, это определение касается многих моих друзей – прихожан лютеранской церкви в Греокере. Их искренняя вера, пуританская обстановка в церкви, демократизм, трогательная забота о ближних, взаимовыручка, организованность и дициплина резко контрастируют в моем представлении с порядками, существующими в русской православной церкви с ее пышными молебнами и иконостасами, патернализмом батюшки и безликостью паствы.
    
                3
     Как говорится, – с корабля на бал. К началу воскресного вечернего богослужения в незатейливой, но просторной, построенной руками прихожан лютеранской церкви в Греокере, мы, конечно, опоздали. Прошествовав под любопытными взглядами к передним рядам скамеек, тихонько раселись, стараясь не потревожить проповедь пастора. Утомленный перелетом и убаюканный речитативом слуги Божьего, я задремал. Проснулся, когда он начал говорить о миссионерской деятельности в разных странах, в том числе и в Полотняном Заводе.
     Признаюсь, я всегда удивлялся, что такого особого нашли норвежцы в этом Богом забытом Полотняном Заводе. Сначала мне казалось, что это просто блажь пресыщенных людей, возможность увидеть экзотическую страну, отключиться от работы, отдохнуть. Ведь не секрет, что трудовая деятельность в Норвегии, как и в других европейских странах, интенсифицируется. Однако потом, посмотрев на их ревностное отношение к церковным делам, понял, что они буквально понимают слова Христа: ”…идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа”.
И они идут, едут в Россию, несмотря на пугающие слухи об ужасающей преступности и разгуле мафии. Едут, несмотря на то, что много слышали о переодетых в милицейскую форму разбойниках, захватывающих автомобили с грузом и убивающих водителей на российских дорогах.
     Милые люди – какое же надо иметь любящее сердце, чтобы
рискнуть уехать из своей уютной, безопасной, благоустроенной страны в варварскую азиатскую Россию! Немудрено, что Осе, гостившая как-то в Полотняном Заводе, наслушавшись рассказов о лютой российской мафии, ходила там, переодевшись под колхозницу, в рваных резиновых сапогах. Представляю, какова была реакция принаряженных учительниц местной школы, пришедших на встречу с Осе и увидевших огородное чучело вместо роскошной иностранки!
     Я смотрю на любительский церковный хор – милые, славные, такие разные люди! Их всех объединяет наивная, простодушная вера в Христа. Как птенцы на ветке, поют они, трогательно вытягивая шеи и открывая, как клювики, рты. Им подыгрывают два аккордеона и гитара. Йон, тряся головой и подпрыгивая на стуле, самозабвенно барабанит на пианино. Жизнеутверждающие слова, восхваляющие Господа, светлая, легкая мелодия кружат по церкви, очищая сердца людей, заряжая их на следующую нелегкую трудовую неделю.
     И становится понятно – да, такие люди могут целый год собирать вещи и деньги, решать организационные вопросы с русской бюрократией, чтобы поехать в Россию, чтобы служить там людям, невзирая на все предрассудки и страхи, которыми их тщательно кормит пропагандистская машина Запада.
     Впрочем, у них есть оружие – Христос! Сутками трясясь в мерзлом автобусе по заснеженным русским дорогам, напряженно ожидая встречи с загадочными разбойниками, они знают, что с верой в Него не пропадут. И точно – проносило. Правда, как-то после Петербурга они увидели переодетого в милицейскую форму бандита, приказывающего им остановиться. Но не тут-то было! Сидевший у руля Биргер Скаар, профессиональный водитель, с благословления остальных решил  дать дёру. Прибавив газу, автобусик рванул вперед. Однако бандиты, включив сирену, после непродолжительной погони остановили их.
     Дальше можно не рассказывать – разъяренные милиционеры, угроза ареста, затем привычные уже подношения – и вот улыбающиеся стражи порядка машут вслед нашим незадачливым путешественникам, желая им доброго пути.
    - Такого не может быть, – недоумевают наивные последователи святого Павла, –  за такие дела норвежская полиция положила бы нас лицом в снег и уж точно не стала бы разговаривать!    
     Милые миссионеры – они не знают, что российская милиция, фактически не получая содержание от государства, вынуждена пастись на вольных хлебах. Впрочем, они многого не знают о нашем государстве. И тем более удивительно, что, черпая часто фальшивую информацию из средств массовой информации, сталкиваясь воочию с вопиющими непорядками в России, они любят её, её людей, инстинктивно чувствуя чистым сердцем духовную мощь и доброту русского народа.