Путь хомяка

- Сдохни, гад! - закричал Ежик, срезая еще один грибок и победоносно складывая его в почти полную корзинку.
Малыш Ежик весь день кружил сегодня по лесу в поисках съедобных грибов, но, как назло, ему то и дело попадались мухоморы, и лишь изредка на пути возникали шляпки его любимых белых грибов. Мухоморы Ежик с досадой распинывал или яростно втаптывал в землю, а белые грибы он с радостью и победными криками срубал перочинным ножичком и укладывал на дно корзинки. Сегодня корзинка была наполнена в основном волнушками да коровниками, а Ежик так любил уплетать белые грибочки под рюмочку холодненькой водочки. Сразу вспоминались долгие задушевные беседы с Хомяком… Разомлев после нескольких рюмочек водочки и грибного угощения, Хомяк разваливался в кресле и начинал рассказы про свою доблестную юность, когда он жил еще среди людей в трехлитровой банке…
  Утирая скупую слезу, стекающую по толстым, пушистым щекам Хомяка, он вспоминал как его, еще совсем маленького тщедушного мышонка, люди принесли его к себе домой в варежке. Первыми же воспоминаниями его детства были толпы его сородичей, которые окружили его, лезли ему на голову, кусались, отвратительно хихикая над его белым окрасом. Кругом были только рыжие да пятнистые – в черно-белых пятнах хомяки, не то, что он – абсолютно белый, с красными глазками, альбинос. Кроме того здесь постоянно воняло от не прекращающих испражняться сородичей… В самом низу валялись грязные желтые, вечно мокрые опилки. Еды постоянно не хватало, до кормушки было не добраться, наиболее наглые и сильные дежурили у нее сутками, никого не подпуская и нещадно кусая тех, кто осмелится подойти к кормушке, раньше чем в ней останутся лишь жалкие крохи. Один раз, сильно проголодавшись, Хомяк в одиночку пытался пробежать к кормушке, пока дежурные отвлеклись на новую симпатичную самочку. Ему это удалось, никто его даже и не заметил. В кормушку сверху начала сыпаться самая разнообразная еда: гречка, семечки, просо и хлебные крошки, и даже кусочки печенья! От такого изобилия у Хомяка подкосились ноги – он не ел уже почти неделю. Хомяк жадно начал набивать свои мешки едой, чтобы потом в укромном уголке насладится в полной мере трапезой уже слегка размякшими во рту яствами. Сильная боль в районе спины заставила Хомяка выплюнуть часть награбленного обратно в кормушку. Хомяк перевернулся на спину и изо всех сил закричал, но из груди вырвался лишь жалобный писк. Сверху на него навалился огромный бурый хомяк – это был знаменитый драчун и задира по кличке Громила, пасть которого была в крови, бешеный Громила кусал снова и снова, раздавливая Хомяка своим весом. Кровь растекалась по шерсти, туман начал застилать глаза, Хомяк словно оцепенел и не мог даже пошевелиться.   Хомяк зажмурился, приготовившись к смерти, внутри от страха все внутренности покрылись льдом. Как вдруг все стихло, разрывающие шкуру укусы прекратились. Хомяк осторожно приоткрыл один глаз и уже через секунду вскочил, забыв о боли, и во все глаза смотрел, как розовая кишка, обвившись вокруг его обидчика, уносит того куда-то ввысь. В ту же минуту Хомяк был сбит с ног толпой, пронесшейся к кормушке, и последующие часы помнил плохо. Очнулся он уже в углу, спина нестерпимо ныла, шерсть на лапках была в запекшейся крови. Корчась от боли, Хомяк  вылизал свою соленую от крови шкурку почти дочиста. Чуть поодаль валялась кем-то недоеденный сморщенный кусочек свеклы. Подтянувшись на передних лапах, Хомяк дотянулся до свеклы и жадно вонзил в нее зубы. Кое-как проглотив свой нехитрый завтрак, Хомяк немного разомлев, снова задумался о той силе, которая уничтожила его обидчика.  Может это более сильный хомяк спас его, схватив языком и сожрав Громилу? Нет, еще бабушка рассказывала, что хомяки никогда не едят себе подобных; тем более, что такого огромного хомяка на свете просто нет! Или эта розовая кишка – это часть той силы, что каждый день посылает еду в кормушку? О, от этих мыслей начинала кружиться голова, и начинали ныть раны!
  Мимо пробегала рыжая хомячиха, может она хоть как-то прояснит ситуацию?
- Эй, постой! Ты, случаем, не слыхала о том, как сегодня розовая кишка утащила Громилу? – крикнул Хомяк.
Хомячиха остановилась и испуганно задрожала:
-    Об этом нельзя говорить вслух! И не вздумай еще кого-нибудь спрашивать! Единственное, что я могу тебе сказать, так это то, что приходит время для каждого хомяка и Розовый Змей забирает одного из нас, - шепотом проговорила она, постоянно оглядываясь, -  Мы не должны задавать вопросов, вроде тех, почему так происходит и кто станет следующим. Но есть три правила, чтобы избежать гнева Розового Змея: первое - нельзя оказываться наверху и ходить по головам сородичей; второе -   нельзя, увидев свет, бежать ему навстречу; и, наконец, третье -  нельзя сидеть поодаль от всех долгое время. Говорят, что день и час следующего исчезновения никому не ведом, да и тебе незачем об этом задумываться. Тебе сейчас самое время зализывать раны и думать о том, где завтра добыть пищу, потому что в таком виде к кормушке тебе не пробиться, - торопливо сказала хомячиха, сочувственно хмыкнула и засеменила дальше, озабоченно поводя розовым носиком.
 От этого разговора на душе у Хомяка не стало легче. И тогда Хомяк решил понаблюдать за происходящим вокруг и выследить Розового Змея, и если хватит сил, может даже и поймать (став в один миг героем!), или, на худой конец, найти причину этих таинственных  исчезновений. Шло время, раны на шкурке Хомяка затягивались, он постепенно начал передвигаться на всех четырех лапах, только тянущая боль в спине все еще мучила его, особенно по ночам. Еду удавалось подбирать поодаль от своего убежища в углу. Правда, в основном, это были сухие корки хлеба, да немного зерен. Радовало лишь то, что к ближайшей от его уголка поилке почти никогда не было очереди, потому что в ней всегда плавали испражнения сородичей и опилки. Но, если прижмуриться и не смотреть вниз, пить было все-таки можно. За все время наблюдений Хомяку удавалось несколько раз заставать мгновения, когда ничего не подозревающий хомяк был схвачен Розовым Змеем, чтобы кануть в небытие навсегда. Обратно такие хомяки никогда не возвращались. Наблюдая за каждым таким случаем, Хомяк пытался вывести закономерность, но ничего не получалось – каждая жертва была не похожа на других. Стать новой жертвой мог любой – и старый, и молодой, и самец, и самочка, и старый, и совсем молодой; пропадали и серые, и бурые, и пятнистые… Самым пугающим фактом из наблюдений стало то, что каждый день пропадал один, а то и несколько хомяков… Этот факт делал довольно яркой перспективу быть схваченным самому. Никто и не успевал опомниться, как извивающийся и орущий хомяк уже летел вверх, заключенный в цепкие объятья Розового Змея. Может быть, там он умирал в страшных мучениях, а, может, просто время пришло, чтобы каждый из них вот так был избран – оставалось неизвестным. Самое страшное, что стать новой жертвой мог любой – и старый, и молодой, и самец, и самочка, и старый, и совсем молодой… Никто старался не говорить, почему именно пропадали сородичи. Хомяк подходил с этим вопросом к нескольким старикам, но они только отворачивались и начинали что-то жевать внутри своих защечных мешков. Хомяку нравилась версия о том, что они пропадают за то, что надсмехались над ним, обзывая его, то «белесым выродком», то «белой задницей с красными глазками». Постоянные насмешки, вонь и таинственные исчезновения однажды заставили Хомяка принять решение бежать, куда глаза глядят, взяв с собой только немного крупы, набив ею щеки. И вот в один из серых дней, повертевшись среди толпы, Хомяк попытался выбраться из этого безобразия, он изо всех сил, извивался всем телом, пытаясь выбраться наверх, где, возможно, ему бы представилась возможность бежать и остаться наедине с собой.  После пары тычков в бока и криков «Куда лезешь, белый огрызок?» Хомяку все же удалось вылезти наверх толпы. Он победоносно ринулся вперед по головам извивающегося клубка, но через пару шагов страшный удар ему пришелся прямо в голову, заставив упасть и потерять сознание.  Открыв глаза, Хомяк  поднялся и на шатающихся лапах снова пошел вперед, недоумевая о причине такого удара – ведь он был наверху, и никто из этих мерзких тварей не могли ему причинить зла. Впереди замаячили зеленые деревья и яркий свет, как вдруг нос Хомяка уперся   во что-то твердое. Хомяк поднажал, но ничего не поменялось, невидимая преграда, твердая и холодная отделяла его от зеленых деревьев. Он в недоумении протянул лапку – лапка уперлась в невидимую стену… «Нет, этого не может быть! Надо попробовать еще, может можно это прокусить?» - думал Хомяк, кидаясь снова и снова на невидимую преграду, отделявшую его от свободы. Пустив в ход зубы, Хомяк пожалел, потому что зубы противно заскрипели, а незримый барьер не поддавался. «А-а-а! Что это?»  - от неожиданности Хомяк чуть не потерял сознание снова. Перед ним возникло нечто воистину ужасное: что-то круглое розовое обрамленное по бокам черной длинной шерстью с двумя огромными черными дырами (наверняка это норы!), огромная розовая дыра внизу  колыхалась, обнажая неимоверного размера зубы, размером с ногу!
«Какой прелестный хомячок! Мама, давай купим!» - девочка дергала маму за рукав, тыча пальчиком в аквариум, где сидело штук тридцать хомяков самого разного окраса. Зверьки копошились внутри аквариума, толкались, лезли друг другу на головы, подпрыгивая, пытаясь выбраться наружу. А один из них, белый альбинос с красными глазками, потешно тыкался носиком в стенку аквариума, и, разбегаясь  снова и снова, стукался о прозрачный аквариум, проходя свой долгий путь к истине…
  «Мне вот этого, беленького, он такой веселый!» - детский пальчик ткнул в самого активного хомячка-альбиноса, пробующего аквариум на прочность своими атаками.
  Продавец запустил руку в аквариум, цепко схватил хомячка и потащил наружу.
  «Это конец. Вот пришел и мой черед» - только и успел подумать Хомяк, взлетая наверх в белый тоннель света.