СоловдвоемТ1глава05

ГЛАВА 5
Ирина и Олег были на удивление дружны. Брат не чаял души в своей младшей сестренке, и она платила ему тем же. Даже когда в детском саду на полдник давали конфеты, она отказывалась есть свою, пока ей не давали конфету и для Олежки. К этому все привыкли, поэтому даже в саду ей выдавали две конфеты.
Ирина с Олегом были из семьи потомственных военных, и поэтому перед Олегом не стоял выбор: кем быть? С детских лет он мечтал стать офицером, как отец, дед и прадед, как дядьки и двоюродные и троюродные братья. Поэтому после окончания восьмого класса он поступил в Ленинградское Суворовское училище.
Ирина, до этого расстававшаяся с любимым братом только на время уроков, тяжело переживала разлуку с ним. Первое время, приходя из школы, она ложилась на диван и тосковала. Лежала, уставившись в потолок. Её не радовало ничто. Она даже от еды отказывалась. Но вот наступило воскресенье, и они с мамой напекли целую сумку пирожков (на весь взвод) и отправились к Олежке в СВУ.
Он вышел, тощий и длинный подросток, подстриженный под ноль. Сердце Ирины сжалось от нестерпимой жалости к нему. Она прилипла к брату и не отпускала его минуты три, пока он, наконец, не расцепил её руки. Первым делом Олежка накинулся на еду. А когда первый червячок был заморен, мама вручила ему сумку с пирожками и велела отнести во взвод ребятам.
Олежка вышел во двор училища, приглашающим жестом взмахнул рукой и тут же, как воробьи налетели на раскрытую сумку со всех сторон такие же, как и он, долговязые и щуплые мальчишки в черной с красными лампасами и погонами суворовской форме. Миг, и двадцать пять рук опустились в сумку, «воробьи» разлетелись, и в руках у Олежки осталась пустая тара.
В этот день у Ирины в голове созрел план. Она решила навещать Олежку тайком от родителей. Она быстро прикинула в уме: на завтрак ей дают двадцать копеек, обедать она в школе всегда отказывалась, теперь нужно согласиться, и тогда у неё будет ещё двадцать шесть копеек. Итого сорок шесть. Если не завтракать и не обедать, а купить за две копейки чай и ватрушку за три копейки, то всего у неё останется сорок одна копейка. Восемнадцать копеек на дорогу туда и обратно – десять на метро и восемь на троллейбус. Итого у неё остается двадцать три копейки. Денег хватит на то, чтобы купить Олежке его любимое пирожное эклер, да ещё у нее останется одна копейка. Можно конечно и на троллейбусе бесплатно проехать. Тогда у неё будет оставаться целых девять копеек. Их можно копить, и потом покупать ещё что-нибудь.
Итак, всё было решено, и она стала ежедневно кататься в СВУ. Первый раз дежурный отказался позвать Олега, и ей пришлось пожертвовать принесенным брату пирожным, подкупив им дежурного. Слава Богу, что она не съела яблоко, которое ей дала с собою в школу мама.
Когда Олежка подошел на проходную, она радостно бросилась ему на шею и, вручив сбереженное яблоко, пожаловавшись, что пришлось отдать пирожное этому парню, который нашел его.
Олег сначала смутился, а потом перестал скрывать радость оттого, что она пришла, да ещё и принесла яблоко.
Потом Ирина вышла на улицу и подождала Олега у решетки.  Они ещё долго стояли там, взявшись за чугунные прутья, смеялись и болтали без умолку.
Расставаясь, договорились, что Олег будет ждать каждый день её примерно в три часа на этом же месте.
И так она и ходила к нему почти каждый день и приносила то пирожное, то яблоко, то бутерброд или булочку, купленную в школьной столовке, то его любимую сахарную трубочку.
Вскоре на эти свидания стали обращать внимания Олежкины товарищи. Ирину стали узнавать и кивать ей головой в знак приветствия.
Однажды Олег сказал ей:
- Знаешь… это…, я сказал ребятам, что…, ну, это…, что ты…, это… моя девушка (в то время Олег ещё не познакомился со своей будущей женой Аленой). Так что если… это… тебя кто-нибудь о чем-нибудь спросит, ты уж… это… не ляпни, что ты моя сестра. Идет?
- Идет! - с радостью согласилась Ирина.
- И это…, ты не говори, что тебе десять лет…
- Мне почти одиннадцать! – обиженно произнесла она.
- Какая разница. Ты скажи, что тебе, это… лет четырнадцать или пятнадцать. И не вздумай ляпнуть, что учишься в четвертом классе. Запомни, что ты в восьмом. Сообразила?
- Сообразила.
- Ну, вот и ладушки. И вообще, это… ты бы там, подкрасилась немного что ли и приоденься получше. Так-то издалека ты на все шестнадцать тянешь, - и он оценивающе оглядел почти сложившуюся Иринину фигуру, - а вот моська детская ещё. Так что, это… ты уж придумай что-нибудь…

По дороге домой Ирина усиленно размышляла, как ей соблюсти конспирацию и, в то же время, не подвести брата. До сих пор от неё требовалось быть мальчишкой. И она хорошо освоила эту роль и успешно справлялась с нею. А сейчас, вдруг и сразу, нужно превратиться в девушку. Да не просто в девушку, а в девушку её брата! Тут подкачать было нельзя! Она стала внимательно разглядывать едущих вместе с ней в метро девушек: как одеты, накрашены, какие прически, жесты… После пятиостановочного наблюдения у неё сложилось достаточно четкое представление о том, как она должна выглядеть.      
Придя домой, она стала придирчиво рассматривать свой гардероб. Окончив осмотр, Ирина решила, что плащ, который недавно купила ей мама, вполне потянет, нужно только найти к нему какой-нибудь весёленький шарфик, а вот туфли, конечно, детские и совсем немодные.
Она залезла в шкаф и вытащила оттуда мамины выходные лаковые туфли на небольшой платформе с тупыми носами и широким каблуком. Такие туфли только ещё входили в моду. Ирина надела их. Они, конечно же, были чуть велики ей, но она напихала в носы туфель ваты, и решила, что, во всяком случае, постоять-то в них она сможет.
А вот с капроновыми колготками была напряженка. У неё были только одни - выходные. Поразмыслив, она решила, что рисковать ими каждый день она не может, потому достала брюки, которые сшила ей мама. Внимательно оглядев себя в зеркале, девочка поняла, что с этим плащом брюки не смотрятся.
Что ж, красота требует жертв! Придется померзнуть в коротенькой летней курточке (а был уже конец октября), под которую просто надеть свитер с высоким горлом. Одевшись таким образом, и придирчиво оглядев себя в зеркале, она осталась почти довольна своим новым образом.
Теперь нужно было заняться головой. Ирина скептически оглядела свои косы. Они были длинные и толстые, но совсем немодные. У всех девушек, которые ей понравились в метро, были стрижки.
Немного поколебавшись, Ирина взяла ножницы и без сожаления отхватила свои роскошные косы. Она понимала, что ей здорово влетит от матери, но это был единственный способ приобрести стильный вид. Обрезать косы мать никогда бы не разрешила, а теперь, естественно, вынуждена будет дать денег на стрижку.
Расчесав волосы, она с удивлением поняла, что ей идет даже эта неровная стрижка. Лицо сразу стало взрослее и интереснее. А волосы, долгое время вытягиваемые своей тяжестью, сразу же завились и легли мягкими волнами.
Теперь нужно было разобраться с макияжем. Ирина порылась в материной тумбочке и обнаружила там карандаш, пудру и розовую помаду. Мать Ирины особо не увлекалась косметикой.
Всё это Ирину, несмотря на её полную безграмотность в этих вопросах, совсем не вдохновило. Поэтому она быстро набрала номер телефона своей одноклассницы, у которой была старшая сестра. Она в двух словах объяснила Ольге ситуацию, и через несколько минут та и её сестра Наташка были у Ирины.
Наташа подобрала косметику, подходящую к Ирининым серо-зеленым  глазам и коричневой легкой курточке. Первый раз помогла наложить макияж и оставила тени, помаду и тушь с условием, что как только Ирина обзаведется своей косметикой,  возвратит эту, даже сбегала домой за клипсами, которые подходили к Ирининому наряду.
До прихода с работы матери Ирина успела умыться и всё убрать. Она сидела и ждала скандала. Мать Ирины Светлана Васильевна Стеценко была женщиной мягкой и доброй, но в тоже время – строгих правил. Увидев дочь с обчекрыженными косами, она тяжело охнула и опустилась на стул.
- Боже праведный! – выдохнула мать, полным ужаса взглядом глядя на неровно постриженную голову дочери. - Кто разрешил тебе обстричь косы? Ты соображаешь, что ты наделала? – закричала Светлана Васильевна после первого шока.
Ирина молчала, как партизанка.
Выслушав всё, что хотела сообщить ей мама по поводу стрижки, она твердо заявила, что это её волосы, и она сама решает какими им быть, на что выслушала ещё одну лекцию. Наконец поток красноречия Светланы Васильевны иссяк, и она расплакалась. К этому времени домой пришел и отец Ирины. Увидев всхлипывающую жену и насупившуюся неровно остриженную дочь, он весело рассмеялся, чем разрядил сгустившуюся атмосферу, а потом заявил, что плакать по волосам, потерявши голову, не стоит, а стоит сходить в парикмахерскую, пока та ещё открыта, чтобы хоть как-нибудь выровнять положение, а заодно и волосы подровнять. И, между прочим, заметил, что так Ирине идет гораздо больше. Через некоторое время и Светлана Васильевна согласилась с мужем, и даже заметила, что теперь не будет таких мук с мытьем головы и ежедневным расчесыванием волос. Папа дал Ирине пять рублей, и она  метеором понеслась в открывшийся только что Салон красоты, который был недалеко от её школы. Там ей сделали модную стрижку и маникюр.
Когда Ирина появилась домой, отец, оглядев её, театрально уселся на табурет, обхватил голову руками и полуторжественно-полусмеясь произнес фразу Короля из «Золушки»: «Все! Все! Ухожу в монастырь! Почему мне до сих пор не сообщили, что мой мальчик вырос?!» 

На следующий день, придя из школы, Ирина быстренько переоделась, наложила макияж, положила в пакет мамины туфли и отправилась в СВУ. В метро она с удивлением заметила, что на неё с интересом поглядывают мужчины. Она испугалась, что накрасилась слишком ярко и выглядит вульгарно (Ольгина сестра, Наташка, предостерегала её от чрезмерного увлечения косметикой), но, тихонько достав зеркало и оглядев себя в нем, удостоверилась, что легко наложенные тени давали только намек на зеленоватый оттенок век, и без того длинные густые и черные ресницы были лишь слегка подкрашены, губы, подведенные почти телесной с коричневым оттенком помадой, совсем не выглядели вызывающе. Она отнюдь не походила на новогоднюю елку. Что же это они на неё так уставились?

Приехав на Невский и выйдя на Садовую линию, она переобулась в материны туфли и направилась к заветной  решётке. Ещё издали увидела томящегося на условленном месте Олежку и помахала ему рукой, но он почему-то не отреагировал на её приветствие. А когда она, победно улыбаясь, подходила к училищу, даже отвернулся, и только её оклик заставил брата разглядеть повнимательней подходившую к решетке девушку. Пораженный, он застыл на месте, узнав в этой симпатичной девице свою младшую сестрёнку - пацанку Ирку.
- Ну, ты даешь! - только и мог сказать он. - Мать-то за косы не убила?
Потом он долго с интересом её разглядывал, поражаясь разительной перемене в её облике и, наконец, заявил:
- А ты знаешь, из тебя получится классная девчонка! Я почти уверен, что все ребята будут мне завидовать! Они итак мне завидуют, что почти каждый день ты ко мне приходишь. Завтра я их с тобой познакомлю. Только ты, это… не забудь: ты - моя девушка, то есть подруга, знакомая. Мы учились в одной школе, это… ты – на класс младше. Тебе четырнадцать лет и учишься ты, это… в восьмом классе. Поняла? – и добавил уверенно: - Ты вполне на этот возраст потянешь.
- Понять-то поняла. Может я на этот возраст и потяну, а что если они спросят, что мы сейчас проходим в школе?
- Да, умишка у тебя действительно ещё маловато, - засмеялся Олег. - Кому нужно знать, что ты там проходишь? Не бойся - не спросят, а спросят – молчи или, это… переведи разговор на другую тему. Лучший способ не выдать своей глупости – вовремя промолчать.      
И Олег опять долго рассматривал Ирину и выражал восхищение произошедшей в ней метаморфозой, пока она окончательно не замерзла. Летняя курточка была явно не по сезону. Она распрощалась с Олегом, сказав, что придет только послезавтра. Ирина серьезно относилась к порученному ей делу, и должна была подготовиться.

Вернувшись домой и заметя следы поездки, она порылась в старом Олежкином секретере и извлекла оттуда учебники восьмого класса. Русский она отложила сразу - об этом спрашивать никто не будет.
Пролистав литературу, с удовлетворением отметила, что поговорить о «Евгении Онегине» и о «Герое нашего времени», не говоря уж о Гоголевских произведениях, которые она прочла в полном собрании, она, наверняка, сможет. А вот «Горе от ума» прочитать не мешало бы, да и пару-тройку стишков подучить…
Открыв математику, четвероклассница поняла, что разговоров на эту тему лучше избегать. Затем достала учебник химии и, увлекшись, прочла его практически до половины, пока окончательно не перестала понимать что-либо. Анатомию она прочла всю, до последнего листочка…
Кто знает, может быть, её увлечение естественными науками и медициной началось именно тогда, когда она готовилась сыграть роль Олежкиной девушки?

А готовилась она очень серьезно. На следующий день в школе, она весь день вертелась возле восьмиклассников и слушала, о чем разговаривают между собой девчонки, а о чем мальчишки и о чем говорят девчонки с мальчишками, и как при этом ведут себя девчонки. И хотя ей и казались глупыми их ужимки и прыжки, когда они кокетничали с мальчишками, кое-что из их манеры поведения и разговоров она взяла на заметку, на всякий случай. Она даже попытала знакомую девчонку-семиклассницу из Совета дружины о модных сейчас музыкальных группах, выучила имена известных киноартистов. Вечером взяла консультацию у Ольгиной сестры, Наташки, той, что помогла ей с созданием имиджа. Она готовилась к этой встрече, как к первому в своей жизни экзамену. И она выдержала его.

В этот день, Ирина уделила своей внешности особое внимание. Наталья даже выщипала ей брови. И модные туфли, которые были велики Ирине всего на пол размера, дала. Косметику Ирина приобрела свою на деньги, что остались после парикмахерской.
Собрала она и угощение. На это пошел рубль, данный мамой на кино и мороженое, а так же деньги, как всегда съэкономленные на школьных завтраках и обедах. В кино она не пошла и в мороженом, которое любила больше всего на свете и могла съесть хоть полкило, она тоже себе отказала. Зато приобрела три апельсина, отстояв длинный хвост в магазине, и три пирожных «картошка».
Собравшись, напутствуемая последними наставлениями Натальи, Ирина отправилась в СВУ.
У решетки стоял один Олежка.
- Ну и где же твои друзья? – разочаровано спросила Ирина.
- Ну не сразу же, - ответил тот, - сейчас подойдут. Должен же я хоть немного пообщаться со своей «девушкой» наедине, - и он легонько шлепнул её по попе.
- Ну, ты! - возмутилась Ирина, - брось свои глупые штучки! - она отвернулась с видом оскорбленного достоинства.
- Вот это да! Надо же! Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! – подтрунивал Олег. – Какая мы стали цаца! А я-то думал, что ты мне щас ка-ак звезданешь в ответ! Как учили…
Ирина удивленно подняла на него свои глазищи, и он, вдруг, сразу осознав, что перед ним стоит уже не пацанка Ирка, а почти взрослая, несмотря на свои неполные одиннадцать лет, девушка.
- Ну, ладно, извини, не подумал, - сказал он. - Ты здорово смотришься!
В это время в глубине аллеи показались две фигурки в черной суворовской форме. Они медленно, как бы прогуливаясь, шли по аллее в сторону стоявших у решетки Олега и Ирины.
Поравнявшись с ними, парни вскинули в приветственном жесте руки и сказали вразнобой, обращаясь одновременно и к Ирине и к Олегу:
- Привет, Стеценко!
- Здравствуйте!
- А, здорово! – разыграл неожиданную встречу Олег. – Идите сюда, ребята. - И он достал, принесенные Ириной пирожные, - угощайтесь.
Поблагодарив, ребята подошли, взяли по «картошке», и в мгновение ока заглотили их. Как и небывало! Когда пирожные были зажованы окончательно, Олег представил:
- Познакомьтесь, это Ирина, моя подруга. А это Игорь Виленкин и Андрей Африканский.
- Очень приятно, - улыбнулась Ирина в ответ на вскинутые под козырек суворовских фуражек руки. – А Африканский – это Ваша фамилия? – поинтересовалась она у Андрея.
- Представьте, да. Суворовец Африканский Андрей Сергеевич, - дурашливо представил маленького симпатичного паренька Игорь, встав в подобострастную позу, - а попросту – Африканыч!
Африканыч в долгу не остался:
- А это, разрешите, доложить – Вилка! Ох, простите, - и он расшаркался, - Виленкин Игорь Алексеевич.
Ребята ещё немного подурачились, а потом они стояли и болтали, жуя принесенные Ириной апельсины, от которых она мужественно отказывалась, хотя и захлебывалась слюной. Но джентльменам, уже слопавшим пирожные, удалось-таки уговорить даму отведать три дольки апельсина…

Как уже говорилась выше, экзамен Ирина выдержала достойно. Она весело смеялась над шутками парней, сама рассказывала смешные истории из школьной и «своей личной жизни». Поговорила о музыкальных группах и известных кинозвездах. Она легко и непринужденно поддерживала беседу, если тема была ей близка и известна, и также естественно уходила от незнакомых ей тем.
Она совсем окоченела в своей летней курточке, но держалась мужественно. Наконец взглянув на стрелки часов на стене Гостинки, и увидев, что она едва успевает добраться домой до прихода мамы, быстро попрощалась с ребятами и бегом побежала к метро.
Когда она пришла на следующий день и принесла три булочки, купленные в школьной столовке, встретивший её Олег одновременно удивленно и восхищенно сообщил:
- Ты произвела фурор, представляешь, Слоненок! (Это была её кодовая кличка. В детстве она всегда и везде производила много шума, всё задевая и переворачивая. Поэтому домашние шутили: «Родился слоненок Рам, он весит пятьсот килограмм…»). Честно говоря, я такого не ожидал! Так что ты у меня совсем даже ничего! А самое главное, это ты ловко ввернула про валентность электронов. Откуда узнала-то?
- Из учебника, конечно, откуда ещё! – ответила она небрежно.
- Ну, ты, молодец, Слоненок, классно!
Через некоторое время опять появились ребята, и с благодарностью поживившись булочками, оживленно принялись болтать. И даже спели ей песенку, перефразировав Крокодила Гену из мультика:

«…А я играю на гитаре
У решётки СВУ,
К сожаленью, в увольненье
Снова не пойду…»

Встречи продолжались в течение полутора недель. За это время Ирина изучила практически весь учебник по химии, причем разобралась (хоть и не без помощи все той же Натальи) в том, что читала, всерьез занялась историей, биологией и географией.
Страх перед тем, что она может попасть впросак, немного прошел, хотя она и продолжала жестко контролировать себя, и, входя в образ подруги Олега, полностью изменяла манеру поведения, речи, движений и жестов, мимики. 
Там у решетки СВУ была другая Ирина. Там была милая, умная и эрудированная девушка. И на создание этого образа Ира-девочка, которая была совсем ещё недавно почти мальчик, затрачивала много сил и времени. Но он (образ взрослой) ей ужасно нравился. Ей нравилось чувствовать себя взрослой девушкой, которая согласно легенде даже уже по-настоящему целовалась с её братом.
Когда Ирина-маленькая думала об Ирине-большой, то восхищалась ею и хотела быть на неё похожей. Она даже в мыслях разделяла эти два образа, хотя уже через неделю достаточно хорошо освоила роль Ирины-большой.
Когда она сжилась со своим новым образом и уже не контролировала каждое своё слово и движение, она наконец-то обратила внимание на парней - друзей Олега.
Африканыч – Андрей Африканский - был живым вертким черноволосым пареньком с ужимками и прыжками маленькой обезьянки. Невысокого роста, со смешным курносым лицом в веснушках, большими лопушистыми ушами и маленькими прозрачно-голубыми, вечно смеющимися глазами, паренек не мог долго усидеть на месте и вертелся, как заведенный, постоянно подшучивал над своими друзьями, правда, не зло и не обидно. Ирина определила его одним словом – Балаболка.
Игорь же Виленкин был полной противоположностью Африканычу. Хотя по сравнению с длинным, уже в пятнадцать лет под метр восемьдесят Олегом, он и выглядел невысоким, потому, что был ниже его почти на голову, но обладал замечательной фигурой. Тонкий, с узкой талией и широкими плечами, в своей черной с красными «генеральскими» лампасами форме, он смотрелся восхитительно. Он был очень красив. Причем красив классической красотой. Тонкие черты лица, аккуратный прямой нос, большие невероятного цвета темно-синие глаза, тонкие, ярко очерченные  чувственные губы, черные ресницы и брови при абсолютно белых льняных волосах, которые уже успели отрасти за проведенные в СВУ два месяца. У него были красивые руки с длинными кистями и тонкими пальцами пианиста.
Игорь был невероятно умен и эрудирован. Он мог говорить о чем угодно, на любую тему от современной музыки до живописи эпохи возрождения. Он наизусть знал почти всего Есенина, Блока, Маяковского и обладал замечательным, густым и обволакивающим голосом. Его чувство юмора, в отличие от простых шуток Африканыча, было тонким, легким и интеллигентным. Кроме этого он был действительно галантен. Только ему приходило в голову поделиться с Ириной тем, что она приносила ребятам. И после того, как он предлагал ей дольку апельсина, кусок бутерброда или половинку брикета мороженного, догадывались сделать то же и Олег с Андреем.
В общем, ребята Ирине понравились, и она с удовольствием проводила время в их обществе.
Правда, результат легкости её одежды не заставил себя ждать, и буквально через полторы недели Ирина слегла с хорошим таким бронхитом. Приехавший в увольнение брат свято хранил тайну их встреч и матери о причине её болезни не проговорился. Он передал ей привет от Африканыча и Вилки, сказав, что они желают ей скорейшего выздоровления, и вытащил из кармана завернутые в тетрадный листок четыре половинки яблока. Ребята оторвали их от своего скудного пайка и передали болящей.

Ирина проболела две недели. Когда она поправилась, за окном был ноябрь и лежал снег. Летняя курточка и туфельки, увы, уже не могли сослужить ей прежнюю службу. А старая искусственная шуба и красные сапоги из кожезаменителя, которыми ещё год назад так гордилась Ирина, естественно, отпадали. Поэтому всегда покладистая в вопросах одежды дочь, вдруг, заявила родителям, что это она больше не наденет! Неизвестно как бы повернулось дело, если бы в процессе пререканий не было обнаружено, что всё это стало уже безнадежно мало незаметно округлившейся и оформившейся, почти взрослой девушке.
Вечером мама с папой долго совещались на кухне, а Ирина подслушивала их разговор через электрическую розетку. Речь шла о ней. Родители сначала спорили о том, достаточно ли она взрослая или нет, чтобы заявлять о том, что она наденет, а что не наденет. Потом перешли к обсуждению её как личности, как дочери и как ученицы. Не без удовольствия она услышала о том, что она хорошая дочь, хорошая ученица и совсем не плохой человек и заслуживает права иметь свое мнение. А потом папа заметил, что она совсем уже девушка, хотя ей всего только одиннадцать, и нужно уже думать о том, чтобы одевать её не в обноски Олега и старших двоюродных и троюродных сестер, а как подобает одевать девушку. На родительском совете было решено сшить ей пальто в ателье и купить хорошие кожаные сапоги. Папа выделил на это достаточную сумму денег, а мамина задача состояла в том, чтобы привести решение родсовета в исполнение.
На следующий день они с мамой отправились в ателье, где закройщицей работала хорошая мамина знакомая, и уже через неделю Ирина могла возобновить свои поездки в СВУ.
Модное приталенное пальто из болотного цвета драпа подчеркивало ее женственную фигуру с широкими бедрами, узкой талией и начавшей формироваться грудью. Кокетка и капюшон были сшиты из коричневой каракульчи. За эту неделю мама купила ей модные на гейше коричневые сапоги из натуральной кожи, связала берет, длинный шарф и перчатки из мохеровой светло-зеленой пряжи. В общем, когда Ирина посмотрела в зеркало, то увидела в нем миловидную и совсем взрослую девушку, и вдруг, поняла, что это не та Ирина, которую она выдумала и воссоздавала её образ в себе, а она сама - Ира-маленькая, которая вдруг превратилась в совсем уже большую. А ещё ко дню рождения мама подарила ей нарядное, совсем взрослое платье с выточками. Оно было приталенное, черное с желтыми широкими рукавами и желтым воротничком и галстучком. К нему прилагался папин подарок - лакированные черные туфли, такие же, как были у мамы, только её, Ирининого, размера.

Как только наряд был готов, она возобновила походы в СВУ. На улице стоять было уже холодно и сыро, и частенько она пробиралась на территорию училища через решетку и они всей честной компанией сидели и болтали в старом флигеле. И однажды, это было где-то в начале декабря, их засек на месте преступления офицер-воспитатель роты, в которой учились ребята. Игорю с Андреем повезло. Буквально за пять минут до этого они оставили «влюбленных голубков» поворковать наедине.
А вот Ирина и Олег были доставлены пред ясны очи начальства, где девушке прочитали целую лекцию о девичьей чести и достоинстве. Естественно она не выдержала этого и рассказала майору, что она вовсе и не подруга, а сестра Олега Стеценко, и пришла сюда «не целоваться с ним в темном месте», а подкормить голодающего на казенных харчах брата.
Майор сначала растерялся, потом удивился, а затем рассмеялся. Он встал, извинился перед Ириной за все слова и к её большому удовольствию пригласил её в училище на танцевальный вечер в ближайшую субботу, ну а Олегу, конечно же, досталось за нарушение дисциплины…

На вечер она пришла, надев свое новое платье и сделав более яркий вечерний макияж. Но вот только к субботе о её поездках в СВУ уже знали родители, которым позвонил и сообщил об этом офицер-воспитатель Олега. От родителей офицер узнал, что Ирине только что исполнилось одиннадцать лет. Ну и, конечно же, вся рота, если не всё училище, которое дружно завидовало любви Олега Стеценко, уже знало, что никакая она не девушка, а его сестра, причем совсем ещё маленькая…
Когда она пришла на танцы, все если не открыто показывали на неё пальцем, то, во всяком случае, переглядывались или перешептывались, глядя на неё. Над Олегом все открыто потешались, и поэтому он откровенно злился. Африканыч с Вилочкой тоже не спешили развлекать Ирину. Африканыч даже подшутил над ней, правда, беззлобно. Только Игорь, оторвавшись на несколько минут от осаждавших его многочисленных поклонниц, подошел к ней и сказал, что она молодчина и умница – сумела убедить всех, что она взрослая девушка, и даже один раз потанцевал с ней в утешение. После чего, оставшись в гордом одиночестве, она не выдержала и, почти в слезах, убежала домой…
После этого вечера Олег запретил Ирине приходить в СВУ, чтоб не позорила. Она, конечно, обиделась, но перетерпела и стала приезжать, как все, по выходным…

За оставшееся в этом учебном году время Ирина встречалась с Игорем и Андреем всего два раза. Один раз пред Новым годом. Рота брата была в карауле, и на Новый год все они оставались в училище. Ирина по старой памяти пробралась через решетку и притащила ребятам всяких вкусностей, постояла немножко, поняла, что отношение к ней уже совсем другое, развернулась и поехала домой.
Второй раз в мае, на праздновании семнадцатилетия Олега. Но там все они, в том числе и Олег, уже были со своими девушками, с которыми все трое познакомились на Новогоднем вечере в СВУ.
Естественно им было не до какой-то там мелкой Иришки, которая изо всех сил старалась сделать День рождения брата веселым, предлагая всевозможные игры и конкурсы. Она, глупая, не понимала, что им-то хочется побыть одним, потанцевать в темноте, а не играть в её дурацкие игры. Поэтому Олег отозвал её и недвусмысленно дал понять: «Шла бы ты отсюда!» И она ушла. Обиделась и ушла.
Она гуляла одна по улице, всхлипывала и думала. И думала она правильно. Зря она обижается, просто они уже выросли, а она ещё нет, в этом вся разница. Она лишь играла взрослую девушку, а они, их подруги, уже были взрослыми девушками по-настоящему. Но всё равно, ей было обидно до слез…
Поэтому Ирина перестала ходить в СВУ даже по выходным. Отношения с братом слегка охладели, правда, не по её вине. Она всегда была ему рада. Но Олег, даже когда приходил в увольнение, быстренько ел, переодевался и бежал к Алёне. «Так же, наверное, и Андрей с Игорем…», - думала она. Между ними была целая пропасть…

Сначала она тосковала, но потом школьная жизнь увлекла, закрутила, и она привыкла к тому, что её брат уже не её. Она даже стихи написала. Заканчивались они так:

…Но как-то все-таки пришла тебе пора любить другую,
Ей говоря не те слова, совсем не так её целуя.

Не мне теперь ты понесешь свои печали и тревоги,
Не я встречать приду тебя из трудной и большой дороги.
Теперь не понесу и я тебе беду свою и счастье,
А будем просто, как друзья, раз в год иль в два
                с тобой встречаться…

Да, они были несовершенны по форме, эти стихи, но зато точны по содержанию. Сестра-подруга нужна была Олегу только тогда, когда нужно было, чтобы не волновать маму, отстирать рубаху, вымазанную в губной помаде после очередного свидания с Алёной или в крови после очередной драки. А также понадобилась она и для того, чтобы перед выпускными экзаменами переписывать ему билеты. И она делала это, чтобы дать ему возможность лишний час провести с Алёной.
За всё оставшееся время учебы Олега в СВУ, она больше не видела ни Игоря, ни Андрея. Туда она не ходила, а домой к Стеценко они не приходили. Не видела она их и на выпуске, потому, что уехала к бабушке под Одессу.

После Суворовского Олег и Игорь поступили в Ульяновское танковое училище. Уехали из Ленинграда.  И следующая её встреча с ребятами произошла только лишь спустя три года после описываемых событий.