СоловдвоемТ1Глава06

ГЛАВА 6
Её воспоминания были прерваны осторожным стуком в дверь:
- Ирка, вставай! Уже шесть часов! Хватит дрыхнуть, - проговорил просунувшийся в комнату Володька. – Тетя Света завет ужинать. И ты вообще-то собиралась поготовиться к экзамену.
- Сейчас встаю, - откликнулась Ирина.

Когда они сидели за столом, раздался телефонный звонок. Звонила Марина:
- Иришка, у меня предложение, - радостно прокричала она в трубку.
- Какое? – спросила Ирина.
- Съездить куда-нибудь искупаться, а потом покататься по городу.
- А к экзамену готовиться кто будет и когда?
- Вот по дороге и поготовимся.
- Как ты себе это представляешь? - поинтересовалась Ирина.
- В общем, так! По телефону это объяснять долго. Я сейчас подбегу через полчаса, и мы всё обсудим, - не дожидаясь ответа, Маринка бросила трубку и Ирина могла возразить что-либо только коротким гудкам.

Через полчаса Марина действительно нарисовалась на пороге стеценковской квартиры. Она была в длинной цветастой юбке, в модной маечке и пластмассовых мыльницах. Не дав никому открыть рот, она объявила:
- Я решила, что мы с тобой будем писать свободную тему, а там, наверняка, будет либо «Мой любимый поэт», либо «Мой любимый писатель», либо «Мой современник» или что-то в этом роде…
- Ну и что? – не поняла Ирина.
- Да то, что мы в машине эти темы и обговорим, и нечего долго сидеть готовиться! Поняла?
- Лихо ты, - ответила Ирина, - что бы не делать, только бы ничего не делать.
Тут Маринку неожиданно поддержали оба парня:
- А что, она дело говорит, - заявил Владимир, - если есть возможность не мучиться, зачем мучиться?
- Конечно, - добавил Александр, - сейчас все вместе и обсудим.
Ирина понимала, что всем им до чертиков этот институт и поступление. Им хочется купаться, веселиться, любить и радоваться жизни. Она прекрасно знала это состояние. «В конце концов, какая мне разница? – подумала она. – Черт с ними, поедем кататься, купаться, резвиться. Какая мне разница? Не хочет поступать – не надо. А мне то уж и подавно всё равно, как я напишу это сочинение».
- Ладно, - сказала она, - поехали. Только купаться, я думаю сейчас поздновато и холодновато. Поехали лучше покатаемся по городу.
- Ура! – завопила Маринка голосом Кота Матроскина, – Сработало! – и выкинув, вверх руку сжатую в кулак, крутанулась на пятке левой ноги. - Я согласна. – выпалила она, остановив вращение. - На купанье не настаиваю! Собирайтесь живо, и я побегу домой, переоденусь, - и, не дожидаясь ответа, хлопнула входной дверью, оставив после себя лишь легкий запах духов «Может быть»…

Они быстро собрались, позвонили Марине, подхватили её у подъезда и поехали  кататься по городу.
Марина хорошо знала историю города и была хорошей рассказчицей. Ирина была рада тому, что она может просто ехать, смотреть на дорогу и молчать. Но когда они остановились у ресторана «Невские берега», вознамерясь посетить его, она запротестовала:
- О чем мы договаривались?
- А о чем? – невинно поинтересовалась Маринка.
- А о том, что мы будем готовиться к экзамену!
- Господи, ну какая ты зануда, Ирка!
- Я не зануда, я просто хочу, чтобы завтра ты не сидела чуркой на сочинении, а хоть что-то, да написала.
- Ну, Иришенька, ну, миленькая, ну, давай мы зайдем, выпьем по бокалу «Шампанского», по чашечке кофе, по салатику съедим, а то мальчики проголодались, - законючила Маринка. – Ну, скажите вы ей, что проголодались!
- Да, Ириша, - поддержал Маринку Владимир, - давай зайдем, перекусим, а уж потом…
- Да, черт с вами! - обиделась Ирина. - Делайте что хотите, только ко мне не приставайте! Валяйте! Я вас здесь подожду.
Такой расклад по всей вероятности не устраивал честную компанию.
- Ира, пожалуйста, я очень тебя прошу, - сказал Александр, - пойдем с нами.
- Нет! - наотрез отказалась Ирина.
- Хорошо, - сказал Александр, - вы идите, ребята, а мы останемся здесь,  в машине, я не очень-то и голоден, а «Шампанское» мне итак не полагается.
- Ну, ребята, ну, что вы, пойдемте, - Владимир умоляюще переводил взгляд с  Ирины на Александра.
- Идите, идите, - Александр показал влюбленным на дверь, - идите, Володька.
Владимир и Марина молча вышли из машины и направились к дверям ресторана.
- Ириша, я все понимаю, но очень прошу тебя, пойдем, буквально на полчаса. Я тебе гарантирую, что как только мы перекусим, выпьем по чашке кофе и станцуем один танец, мы сразу же уйдем.
- Пойми, Саша, - откликнулась Ирина, - ну не то у меня настроение, не могу я и не хочу. Ты понимаешь?
- Понимаю, - сказал Александр, - остаемся здесь. Кстати, попробую поднять тебе настроение. Помнишь, ты сказала мне, что хотела бы иметь Бернса. Так вот, - он порылся в бардачке, вытащил оттуда томик стихов и протянул его Ирине, - на, держи. Хотел подарить тебе после экзамена, но сегодня решил, что лучше это сделать сейчас.
- Ой, Сашенька! Ну, спасибо! - не смогла скрыть своей радости Ирина. От избытка чувств она даже быстро притянула к себе голову Александра и чмокнула его в щеку.
Александр обалдел от такого жеста и резкой смены настроения Ирины. Когда он пришел в себя, она уже листала книгу и зачитывала ему свои любимые строки.
- Ну, вот видишь, так и к сочинению подготовимся, - сказала Ирина. - «Мой любимый поэт» уже готов. А «Моего любимого писателя» всегда можно переделать на «поэта». Спасибо тебе, Саша, ты сделал мне просто шикарный подарок! Где ты только откопал этот томик?
- Очень рад, что сумел тебе угодить. А томик этот из моей библиотеки, я покупал его года два-три назад.
- Ты отдал мне свою книгу? Саша, я не могу принять это, - и она протянула ему книгу обратно, - возьми, пожалуйста.
- Ты очень меня обидишь, если не возьмешь. Возьми. Это мой подарок тебе.
- Но ведь ты покупал её для себя. А теперь, если я возьму книгу, ты не сможешь читать её сам, - сказала Ирина, и чуть было не добавила, вспомнив о принятом ею решении: «Мне-то она больше не понадобится».
- Ира! Я прошу, возьми, - тихо сказал Александр, - и у меня будет повод, чтобы ещё раз приехать к тебе.
- Хорошо. Только с условием. Когда ты приедешь в следующий раз, ты заберешь её. В любом случае, даже если не застанешь меня дома… - в том, что он не застанет её, она не сомневалась.
- Как же я её заберу, если не застану тебя дома? И потом я в любом случае дождусь тебя, - добавил он многозначительно, - даже если мне придется ждать всю жизнь… Я обязательно тебя дождусь, и мы будем читать её вместе.
Не будь Ирина занята сейчас своими мыслями, может быть, она бы и поняла, что хотел сказать ей Александр этими словами. Но она была слишком погружена в себя, чтобы понять, и ответила на первую часть его фразы:
- Она будет лежать на моем столе, Саша, и ты сможешь взять её, даже если не застанешь меня…
А вот Александр прочитал в её словах скрытый смысл, правда, совсем не тот, что был в них заложен, а тот, который ему хотелось бы услышать. Он уже хотел, было, рассказать ей о своих чувствах потому, что больше не сомневался в том, что любит эту девушку, но, тут, она открыла дверцу машины, сказала:
- Пойдем-ка, прогуляемся немножко, дойдем до Невы, - и, не дожидаясь ответа, вышла на улицу и медленно пошла в сторону реки.
Александр выскочил следом за ней, быстро захлопнув двери «Волги». Он догнал её, когда она уже собиралась переходить через дорогу, не обращая внимания на идущие по ней машины, резко схватил её за руку, и она, вздрогнув, подняла на него глаза. В них опять была мука.
- Ира, что с тобой? – спросил он, развернув её к себе, и легонько встряхнул за плечи. – Скажи мне, что с тобой происходит?
Она опустила глаза:
- Со мной всё в порядке.
- Нет, я же вижу, я чувствую. Я не стал тебя спрашивать тогда в машине, когда ты плакала. Но я же понимаю, что так не плачут просто от усталости. И просто от усталости не бывает у людей такого взгляда, какой сейчас у тебя, и не ведут они так себя, как ведешь себя ты.
- Оставьте, пожалуйста, меня в покое! Все! – резко сбросив его руки, почти закричала она, - Какое тебе дело до того, что со мной происходит?! Что ты лезешь?! Что тебе от меня надо?!
- Ириша! Милая, - мягко проговорил он, вновь схватив её за плечи и попытавшись прижать к себе, но она резким движением скинула его руки, развернулась и побежала через дорогу.
На её счастье горел зелёный свет, и она беспрепятственно пересекла дорогу и остановилась, судорожно вцепившись обеими руками в парапет, склонив голову и невидящим взглядом уставившись на воду.
Когда её догнал Александр, она уже взяла себя в руки.
- Извини меня, Саша, - сказала она, повернувшись к нему и вымученно улыбаясь, - сорвалась.
- Ира, скажи мне, что происходит, и, поверь мне, тебе легче станет.
- Мне не станет легче, Саша, и я очень прошу тебя, давай мы не будем возвращаться к этой теме. Я очень благодарна тебе за участие и очень тебя прошу, не старайся выяснить у меня, что со мною.
- Ира, пойми, я хочу это знать не из праздного любопытства. Мне больно смотреть на тебя. Я вижу, что ты мучаешься, и мучаюсь ещё больше оттого, что не знаю, что произошло, и чем я могу тебе помочь.
- Саша, ты не чем не можешь помочь мне, поэтому не пытайся выяснить, что произошло. Если ты действительно хочешь мне помочь, не спрашивай и не обращай внимания на перепады моего настроения. Ты мне уже помог тем, что не раздул слона из моей ночной истерики, тем, что при тебе я могу расслабиться, - она повернулась к Неве и поглядела на воду. – Давай сменим тему. Посмотри, вон плывет теплоход. Народ отправился на Валаам. Ты был когда-нибудь на Валааме?
- Нет, не был.
- И я не была…
- Ир, - опять начал, было, Александр.
- Лучше почитай мне стихи, Саша, - перебила она его.

Через некоторое время, так и не дождавшись Ирину и Александра, из ресторана вышли Марина с Владимиром. Они подошли к машине и, не обнаружив там пассажиров, начали оглядывать окрестности.
Они увидели их, стоящих на берегу и глядящих на воду. Александр стоял, полуобняв Ирину, зябко обхватившую себя за плечи обеими руками, и прижавшуюся к нему, ища тепла и защиты. Он периодически отрывал взгляд от воды и, повернувшись к Ирине, что-то говорил ей.
- Посмотри, какая идиллия, - обратился к Марине Владимир, – кажется, мой друг добился-таки благосклонности со стороны моей неприступной сестрицы. Не привык он так долго сражаться, обычно девушки сражаются за его внимание.
- Володя, - откликнулась Марина, - я вот что хочу тебе сказать… Я вижу, что Иришка нравится Саше… Правда, наверное, он ещё не говорил ей об этом. Но это не важно. Видишь ли, Ирка не может ответить ему взаимностью. Она любит Игоря Виленкина, друга Олега. Как только ей исполнится восемнадцать, он должен приехать в Питер, и они поженятся.
- Вот это пенки! А Сашка-то, похоже, втрескался всерьез! Не зря ведь он потащил её на дачу показывать родителям. Я что-то не припомню ни одной девицы, которая бы вообще появлялась у него в доме или на даче.
- Вот это-то и плохо. Ты уж скажи ему аккуратненько, чтоб надежд не питал парень.
- А что ж, она ему голову морочит? Какого черта обнимается с ним? Всё же вы, бабы, стервы, - протянул Владимир.
- Но-но, полегче! - возмутилась Марина.
- Я не тебя имею ввиду, моё Солнышко.
- А Ирку, тем более, не тронь! Она твоих высказываний не заслуживает. А почему не гонит? Да, наверное, относит это объятие к дружеской защите от вечерней прохлады. Кстати, действительно не жарко, - сказала она, зябко поведя плечами, - ты не замерз?      
Владимир обнял и поцеловал Марину.
- Солнышко мое, как я могу замерзнуть, когда ты рядом. Я очень, очень тебя люблю. И я самый счастливый человек на свете!
- Я тоже очень люблю тебя. И я ещё счастливее, чем ты. Не спорь! Самый счастливый человек на свете – это я!
- Нет, ты не понимаешь, я так счастлив, что мне даже стыдно. Например, перед Сашкой.  Я даже не представляю, что было бы со мною, если бы я узнал, что ты любишь кого-то другого. Я бы, наверное, просто сошел с ума.
- Я не могу любить никого другого, милый, это просто невозможно. Ты моя первая, - она помедлила немного, - …и последняя настоящая любовь. Все парни, которые мне нравились до тебя, это было так – детство. Мне только, казалось, что я их любила. Только сейчас я поняла, что люблю по-настоящему. А самое большое чудо то, что ты любишь меня!
И они поцеловались долгим нежным поцелуем, не обращая внимания на идущих мимо людей и проезжающие машины. Когда их губы, утолив жажду поцелуя, выпустили друг друга из взаимных объятий, она, потупив взгляд, сказала:
- Ты знаешь, я тебе не говорила, думала, ты будешь смеяться… Я с тобой целовалась первый раз в своей жизни. Меня никто до этого не целовал…
- Глупенькая ты, моя маленькая девочка, как можно смеяться над этим? Об этом можно только мечтать!
- А у тебя до меня были девушки? – спросила она и взглянула ему в глаза.
Он немного помолчал и сказал:
- Были, но это всё тоже было несерьезно. Только с тобой я узнал, что такое Любовь. Если бы ты знала, как я люблю тебя… Ты волшебная! Ты – мой Маленький Принц… - и он прижал её к себе и снова припал к её губам, которые с готовностью раскрылись навстречу его требовательному языку…

*    *    *
Утром парни развезли девушек по институтам и, оставив машину на стоянке, пошли побродить по Невскому. Они шли, болтая ни о чем. Побродив, вернулись к Казанскому собору, где высадили Марину, сели на скамейку и закурили.
- Сашк, - после долгого молчания проговорил Владимир, - я хотел спросить тебя, что там у тебя с Ириной?
- Похоже, что я нашел то, что искал всю жизнь… - задумчиво улыбнувшись, ответил Александр.
- У тебя это что, серьезно?
- И даже очень, так что ты брат за сестру не волнуйся.
- Я-то как раз не за неё волнуюсь, а за тебя.
- А что за меня волноваться? – беспечно спросил Александр.
- Видишь ли, - помедлив, произнес Владимир, - мы вчера с Маришкой разговаривали о вас…
- Ну и что?
- Я сейчас скажу неприятную для тебя весть, Сашок. Но ты мужик, и думаю, что сможешь всё это пережить.
- Ты это о чём? – встревожился Александр.
- Марина мне сказала, что Ирина любит другого и собирается вскоре выходить замуж, вот так-то, друг.
- Что ты сказал?
- Да, Сашок, это правда. И это у неё серьезно. У них тянется этот роман довольно давно, года три или четыре, и они только ждут её восемнадцатилетия.
-  Этого не может быть! - вскочил со скамейки Александр. – Этого не может быть…
Владимир взял его за руку, усадил рядом с собой:
- К сожалению, Саха, это так, и с этим нужно смириться.
- Почему она мне ничего не сказала? Почему, Вовчик?
- А ты её спрашивал?
- Нет…
- Вот поэтому и не сказала.
- Что же мне теперь делать?
- Держаться! Больше ничего посоветовать не могу…
- Тебе хорошо говорить держаться, у тебя такого не было! Я знаю её всего три дня, а чувствую, что уже не могу без неё жить!
- Сашка, я понимаю, как тебе больно, но ничем не могу тебе помочь.
- Что ты понимаешь?! - раздраженно воскликнул Александр. – Что ты вообще можешь понимать?!
- Ну, зачем ты так, Сашок? Я же не виноват в том, что она любит другого!
- Ты не виноват! Ты вообще ни в чем не виноват! – он выкинул докуренный до фильтра окурок и нервно закурил новую сигарету. – А кто меня с ней познакомил? Зачем ты меня с ней познакомил? Развлечь хотел девочку? Чтобы она не заскучала, пока нет любимого? – он сплюнул и грязно выругался.
- Прекрати, Сашка, ты не прав! – сказал Владимир. – Во-первых, я ничего не знал - мне Маринка только вчера об этом рассказала. А во-вторых, ты зря так. Я же тебя не тянул никуда, ты сам напросился. Это ты хотел развлечься, а не она.
- Да, ты прав, это я хотел развлечься, - горько усмехнулся Александр. – Хотел развлечься, а сам втюрился по уши, как мальчишка! Ду-у-рак! Только вот, что мне теперь делать? Как мне жить без неё?
- Нужно перетерпеть, Сашка! Ты же мужик! Веди себя, как ни в чем не бывало, - он хлопнул друга по плечу.
На некоторое время воцарилось напряженное молчание.
- Слушай, Соболь, ты сможешь повести машину в городе? – спросил Александр.
- А что?
- Нажраться я хочу! Вот что! Напиться и забыться!
- Я тебя понимаю, брат, но по городу я, честно говоря, ехать побаиваюсь, тем более не зная его, у меня же не такой водительский стаж, как у тебя. Да, и не советовал бы я тебе сейчас нажираться, это сразу же вызовет подозрения…
- А плевать я хотел… -  он выругался и смачно сплюнул.
- Я боюсь, Сашок, что ты спьяну можешь что-нибудь ляпнуть или выкинуть. Сашк, давай повременим. Девчонок в три заберем, как намечали, покатаемся на речном трамвайчике, а потом закатимся в какой-нибудь кабак, там уж я дам тебе выпить. Да и время пройдет, может быть, ты поуспокоишься немного.
- А что мы с тобой до трех делать будем?
- То, что и предполагали – двинем в Эрмитаж.
- Да, у меня сейчас настроение – как раз по Эрмитажу ходить…
- Хватит, Сашка, не ной! Возьми себя в руки, в конце концов!
Они снова замолчали, сосредоточив взгляды на огоньках сигарет. Александр боролся с охватившим его отчаянием…

Они бродили по Эрмитажу. Глядя на картины, Александр думал.
Ирина и раньше была недостижима, подспудно он чувствовал это, потому и не лез напролом, боясь получить категоричный отказ. Да, и приход зарождавшегося чувства был сначала неосознанным. Пожалуй, только вчера он до конца понял, что любит её, и только сегодня, потеряв навсегда, осознал насколько она дорога ему.
Прокручивая в памяти все события прошедших дней, он остановил внимание на том, что Ирина вела себя неадекватно, что она была постоянно напряжена. Откуда это? Что у неё произошло, тем более и Соболь и Марина говорили, что впервые видят её такою. У неё что-то случилось, причем что-то серьезное. Просто так не бывает таких истерик, какая была в машине. И вчерашняя откровенная невысказанная мука в её глазах, она тоже неспроста.
Ей плохо. Ему тоже плохо. И тут его осенило: «А может быть, этот её недоделанный жених обидел её чем-то! Если это так, то его положение небезнадежно! Он сделает всё возможное, чтобы она полюбила его! Он докажет, что любит её сильнее, и что он во сто раз лучше того идиота, который посмел её обидеть!»
Настроение его заметно улучшилось. В голове созрел план. Он расскажет ей о своей любви.
- Ты прав! – вдруг сказал он Владимиру. - Я возьму себя в руки. А за неё я ещё посражаюсь! Я так просто не сдамся!
- Во! Слова не мальчика, но мужа! – улыбнулся Владимир. – Только прошу тебя, смотри, не перестарайся, сражаясь. Идет?
- Не переживай, не дурак! Знаешь что? Ни в какой кабак мы не пойдем! И напиваться не будем! Как и решили, поедем сегодня к Маринке на дачу. А там посмотрим: либо останемся ещё на несколько дней, либо завтра в Москву вернемся. Ты, конечно, можешь остаться, если ты хочешь…
- О-о, - удивленно вскинул брови Владимир, - любовь прошла, завяли помидоры? Решил легко флиртонуть и махнуть хвостом?
- Заткнись, дурак, просто природа лучшее место для разговора. А я хочу поговорить с ней, сказать ей всё.
- И нарваться на вежливый сочувственный отказ?
- А это уж как получиться. А сейчас дуем на рынок за мясом, да пора уже будет и девчонок забирать.

*    *    *
Через некоторое время они уже неслись по направлению к Выборгу, где была дача Марининых родителей.
Приехав на место, Марина и Владимир пошли искупаться в озере, Александр занялся шашлыками, а Ирина привела в порядок небольшой домик и, и когда вернулись купальщики, они все вместе присели к костру. Смотрели в огонь, пекли картошку, в стороне на углях жарилось мясо. Им занимались ребята. Девчонки развлекали их рассказами об экзаменах и о школьной жизни.
Потом они с удовольствием ели вкуснейшие, приготовленные по рецепту генерала Ильина шашлыки, запивая их привезенным из Москвы специально на этот случай Кахетинским, пели песни под гитару, смеялись, шутили. Внешне всё было просто замечательно. Но весело по-настоящему было только Марине и Владимиру. И Ирина и Александр успешно разыгрывали веселье.
Ночь уже накрыла своим крылом лес и озеро. Её летняя белизна начала потихоньку уступать место тьме, и глубокие сумерки накинули на окрестные леса мелкую сине-серую туманную сеть. Парни принялись тушить костер, а девушки собирали посуду. Пришли в дом, выпили чаю, поболтали… Нужно было ложиться спать… Установилось напряженное молчание…
В доме было только две комнатки, и в этих коморках – по одной кровати, хотя, если это можно было назвать кроватями. Дача начала строиться уже давно, но по причине редкого появления здесь отца Маринки, строительство затянулось и продвигалось крайне медленно. Но домик с одной крохотной комнатенкой и сенцами-кухонькой всё-таки стоял и мог служить укрытием от непогоды. А вот для спанья было сбито, что-то вроде нар. Одни из них были в комнате, а другие в сенцах, которые одновременно служили и столовой и кухней и спальней и прихожей.
Ирина понимала причину витавшей между ними неловкости. С одной стороны, какое ей дело до отношений Маринки и Володьки, а с другой – было достаточно понятно, зачем они ехали на пустую дачу. Но, в конце концов, причем тут она? Она устала и хочет спать.
- Ну, ладно. Давайте укладываться, - сказала она, - девочки налево, мальчики направо, - и она указала на предназначавшиеся для тех и других нары-кровати, встала и направилась в выбранную ею для девочек комнатенку.
Все остальные не шелохнулись.
- Может, ещё посидим немного? - неуверенно предложил Александр.
- Извините, ребята, но я устала и хочу спать.
- С каких это пор ты у нас стала такая усталая? – попыталась подтрунить над ней Марина.
- Хватит ерничать! – отрезала Ирина. – Если вы хотите продолжения банкета, можете продолжать без меня.
Тут к ней подошел Владимир, взял её под руку и сказал:
- Пойдем-ка, сестренка, перекурим. А вы тут пока посуду помойте, - обратился он к ребятам.

Они вышли на улицу. Он протянул Ирине сигарету, дал прикурить.
- Иришь, я полагаю, ты уже не маленькая и всё понимаешь, – начал Владимир.
Ирина вскинула на него свои потемневшие болотца:
- Что я должна понимать?
- Ириша, завтра или послезавтра мы с Сашкой уезжаем. Когда я теперь встречусь с Мариной, одному Богу известно.
- Ну, а я-то тут причем?
- Ира, не прикидывайся дурочкой! – с досадой воскликнул Владимир. – Ты что хочешь, чтобы я тебя попросил прямым текстом?
- О чем, братишка? О том, чтобы я взяла на себя Сашу, и мы всю ночь болтались с ним на улице и кормили комаров, или сидели в машине? Или может быть, ты хочешь предложить мне, лечь с ним?
- Ира, ну зачем ты так?
- А как, скажи?! Может быть, я действительно дура и ничего не понимаю? – и, не дав ему вставить слова, продолжала: – Это, конечно, не мое дело! Но я тебе уже говорила: с этим лучше подождать. Вы встретись только через год, а за это время сколько воды утечет… Ещё сто раз может всё измениться. А вы сейчас наломаете дров, а что потом? А если она забеременеет? Ты подумал об этом?
- Если забеременеет, женюсь сразу!
- А потом выяснишь, что она совсем не та, которую ты искал, или она выяснит, что ты не тот. И что делать будете? Что будет с ребенком?
- Слушай, ну, что ты бухтишь, как старая грымза! Не хуже моей мамашки. Тебя послушать, так сама ты святая! Не целована – не балована! Кто ты такая, чтобы читать мне морали?
На глаза Ирины навернулись слезы, слова Владимира хлестко ударили её, как будто она получила пощечину. Горло перехватило, грудь жгли маленькие точечки салютом разлетавшихся толчков боли. Глотая слезы и сдерживая дрожь плеч, которая могла выдать загнанные внутрь себя рыдания, она стояла, не в силах сказать ни слова.
Она стояла так в оцепенении может быть секунд тридцать-сорок, а потом залепила Владимиру звонкую оплеуху.
- Ты что, очумела что ли? - возмутился тот сначала, а потом, вдруг, опомнился и проговорил: - Ну, извини, если я тебя обидел. Но всё же, хочу, чтобы ты поняла, что это наша с Мариной жизнь, и мы сами будем решать, как нам жить.
Эти его слова привели её в чувство: «А ведь он прав, ведь я сейчас пытаюсь поступить так же, как  Олег. Я сейчас противоречу сама себе. Я вмешиваюсь в их жизнь. Он прав, пусть поступают, как хотят. Они уже взрослые люди…»
- Ладно, - сказала она хрипло, справившись с душившим её спазмом. – Это ты меня извини. Ложитесь в дальнюю комнату, а мы с Сашкой как-нибудь разберемся.
- Ну, вот так-то оно лучше! Спасибо, сестренка. С меня стакан! – он улыбнулся и хлопнул ее по плечу. - А за мои слова, действительно, извини. Это я так ляпнул, не подумав.
Тут слезы предательски выступили у неё на глазах.
- Ну-ну, - ласково сказал Владимир, - ну прости засранца! Я же тебя люблю, ты же знаешь, Иришка-мартышка, -  и он, притянув к себе, звонко чмокнул её в щёку.
- Ладно, иди уж! – отвернулась она. – А за оплеуху, извини! Погорячилась. Иди, тебе говорю, Ромео, - и уже не сдерживая слез, почти побежала  к лесу.
Она, не разбирая дороги и путаясь в траве, добралась до канавы, бессильно опустилась на землю, обняв ствол березы, и дала волю слезам. Ревела, размазывая катящиеся по щекам градины, и повторяя: «Ну почему я? Ну почему всё это со мной? Что я тебе сделала, Господи? Ну, за что? Скажи мне за что?»…

Когда Владимир вошел в дом и, виновато пожав плечами, кивнул на дверь со словами: «Кажется, я её чем-то обидел», Александр вскочил и,  подбежав к двери, бросил:
- Где она? – и, получив ответ и недвусмысленный совет прогуляться немного, подышать красотой «ещё чуть-чуть белой ночи», схватил со стула, висевшие на них куртки, свою и Иринину, и опрометью выскочил на улицу.
Пробежав с десяток метров и оглядевшись, он увидел на краю канавы в траве белое пятно её футболки. Когда он осторожно подошел к девушке, прижавшей голову к стволу березы и, присев рядом с нею, положил свои ладони на её вздрагивающие плечи, она встрепенулась от неожиданности:
- Что сказал тебе этот придурок? – спросил он.
- Ничего особенного, что стоило бы моих слез, - сквозь слезы улыбнулась она. – Не обращай внимания, это я так… Ну что, мы с тобой должны погулять часика полтора-два? Я правильно понимаю?
- Я думаю, мы с тобой всё понимаем правильно, - улыбнулся он.
- Замечательно, - откликнулась она, - только у меня нет сил передвигаться куда-либо.
- Хорошо, давай посидим здесь, - сказал он, поудобнее устраиваясь рядом с нею и накидывая ей на плечи куртку. – Давай только укутайся, чтобы комары не съели.
- Меня съесть не просто, - пошутила она, - так же как и украсть.
- Не понял? – удивился Александр.
- А что тут понимать? – продолжала она серьезным тоном. - Меня много. Кто захочет меня съесть – подавиться, а кто захочет унести – не поднимет! - и она сама рассмеялась своей шутке.
Тут, вдруг, Александр, встал, рывком поднял её с земли и быстро, так что она даже не успела опомниться, подхватил на руки. Она инстинктивно прижалась к нему и обвила его шею руками.
- Ты сказала «не поднимет»? – спросил он, и легко, как будто в ней было не восемьдесят, а килограмм тридцать-сорок перепрыгнул с нею на руках через канаву.
- Что ты делаешь? Поставь меня на землю? – испугавшись, вскрикнула она.
- У-у, не поставлю, - улыбнулся он ей в ответ, - держись крепче, - и он с разбегу взлетел на пригорок, и легким шагом направился к блестящему невдалеке озеру.
- Саша, не выдумывай! - протестовала Ирина.
Но как только она упиралась руками в его грудь, пытаясь встать на ноги, он делал какой-нибудь невероятно рискованный кульбит: перебегал по поваленному бревну через канаву или совершал прыжок через невысокие кусты, начинал кружить её или бежал с нею на руках, продираясь через хлещущие по головам и плечам ветви. И она от страха и неожиданности снова крепко обхватывала руками его шею, уткнувшись лицом в его плечо, так, что он ощущал её учащённое дыханье, и прижималась к нему всем телом.
- Даже не пытайся вырваться! - остановившись у берега озера и восстанавливая сбившиеся дыханье, отрывисто проговорил он. – Ты устала, и поэтому ты будешь прогуливаться у меня на руках.
- Сашенька, поставь меня! Пожалуйста! Ведь ты устал! Я же тяжёлая, - уговаривала она его, правда, уже не пытаясь вырваться.
- Кто устал? Я устал?! – смеялся он, и, перехватив её поудобнее, начинал выписывать круги и кульбиты, совершать прыжки и повороты, заставляя её пожалеть о сказанных ею словах.
И тогда она поменяла тактику. Когда он в очередной раз остановился, чтобы отдышаться, она сказала:
- Ладно, признаю – это я устала и мне страшно, в конце концов. И если ты хочешь, чтобы я не умерла от страха, поставь, пожалуйста, меня на ноги. Пожалуйста! У меня затекла спина, и болят руки. Не все же такие тренированные как ты!
Выслушав её тираду, он осторожно и бережно поставил её на ноги.
- Уф, - отдышалась она и отошла на пару шагов, поправляя волосы. – Ты просто сумасшедший!
- Ну что, теперь ты не будешь утверждать, что тебя невозможно украсть?
- Не буду, - улыбнулась она, - и очень надеюсь, что ты не будешь так же рьяно опровергать другое мое утверждение.
- Какое утверждение? – наморщил лоб Александр.
- То, что меня невозможно съесть! – и она засмеялась.
- О нет, - поддержал её шутку он, - в этом я с тобой полностью согласен, хотя очень бы хотелось, - и он поднял в кровожадном жесте руки и сделал зверское лицо.
Ирина, повернувшаяся к нему в этот момент, от неожиданности моментально побелела и испуганно отпрянула в сторону:
- Не подходи ко мне!
- Ириша, ты что? Я же пошутил. Да успокойся ты, наконец!
Но она отступала назад, и в её глазах был ужас: точно такой же жест был у того прыщавого из автобуса…
- Ира, Ириша! Ну, прости меня, идиота, - донеслось до неё, и она опомнилась. «Я схожу с ума! - подумала она. - Я не могу так жить больше! Жить и шарахаться ото всех и ото вся! Это ужасно!»
Александр подошел к ней.
- Ириша, прости меня, я напугал тебя! Я - дурак, идиот несчастный! Ну, хочешь, ударь меня! Ударь! Только прости!
- Ты действительно идиот, - успокаиваясь, сказала она. – Если бы было так легко и просто – ударил, и всё прошло… - добавила она тихо.
Ей было страшно. И она боролась с двумя противоречивыми чувствами. Первое было желанием прижаться к широкой груди Александра, спрятаться там от всех бед и страхов, которые преследовали её последние дни, забыть обо всём и заснуть спокойно в его объятьях, чувствуя защищённость. Второе - ужасом перед тем непонятным ей чем-то, что исходило от него, что она ещё не могла понять, но улавливала своим женским чутьем… Она осознавала, что испытывает это чувство практически ко всем окружающим её мужчинам – чувство страха и враждебности. Она начинала как бы делить их всех на две части. И Александра тоже. И всё человеческое, что было в нем звало её довериться ему, спрятаться, стать рядом  с ним маленькой девочкой, а всё  мужское вызывало липкую волну почти животного ужаса и ненависти…
 Она усилием воли сбросила с себя это оцепенение и заставила себя улыбнуться Александру:
- Ладно, всё прошло, - сказала она, - только я прошу тебя, не делай так больше.
- Не буду, - сказал он тихо и медленно приблизился к ней, - прости, и не бойся меня. Поверь, что я не позволю волоску упасть с твоей головы.
Голос его стал хриплым, и её с удвоенной силой обдало жаром, исходящим от его тела, и она вновь неосознанно отступила на полшага.
- Ира, - продолжал он, осторожно беря её за руки, - Ириша, милая.
- Саша, что с тобой? – испуганно проговорила она, пытаясь высвободить свои пальцы из его рук. – Не надо, Саша, я боюсь тебя!
- Ирочка, я люблю тебя! Я не могу без тебя жить! Я хочу быть с тобою рядом! – говорил он быстрым жарким шепотом. - Не бойся, милая! Я не сделаю тебе ничего плохого, поверь мне, - шептал он, обдавая её лицо жаром своего дыхания и притягивая её к себе. Ничего не осознавая, кроме её близости, он искал её губы, стиснув в объятьях, жадно вдыхая аромат её тела…
- Пусти! Оставь меня в покое! Убери руки! Пусти! – она пыталась увернуться от его жарких губ.
Её крик привел его в чувство. Он разжал руки, и она выпорхнула из его объятий, как мотылек, вскинув в больном изломе поврежденные крылья-руки. Он схватился за голову и с силой потер ладонями виски, отгоняя наваждение. Затем медленно опустился на сырой от прилива песок.
- Ду-рра-к! У-у-у, какой же я ду-ррак! – сжав зубы и уткнувшись лицом в ладони, шептал он, медленно раскачиваясь взад-вперед. – Иди-от! 
Она отбежала на несколько шагов и вновь разрыдалась. Она плакала взахлеб, периодически выкрикивая между рыданиями горькие слова, которые горячим кнутом хлестали его прямо по сердцу:
- Все вы такие! – кричала она. – Всем вам нужно только одно! Мразь! Ненавижу вас! Ненавижу! 
Рыданья душили её, слова выходили скомканными, проглоченными, и от этого они были ещё больнее. Она кричала что-то ещё, но он не разбирал слов, он только чувствовал, как они хлещут его, выворачивая наизнанку душу. И он, здоровый мужик, слушая эти слова и понимая, что сам, своими руками сломал все, вдруг, почувствовал, что помимо его воли глаза застилает пелена слез…
Ему было стыдно и больно. Он сидел на песке и раскачивался как маятник. Он думал о том, что жизнь его кончилась потому, что он не сможет жить без этой женщины, без пьянящего запаха её тела, без неповторимого аромата её волос, без ощущения упругости её груди, прижимающейся к нему, без нежной кожи её рук и шеи.  И ему было больно. И ему было больно вдвойне оттого, что он понимал, что сам сделал всё, чтобы она теперь была недосягаема для него…          

Успокоившись, и заставив себя побороть, как она теперь понимала, беспричинный страх, Ирина подошла к озеру и ополоснула распухшее от слез лицо. Она старалась не глядеть в сторону Александра. Да, он сам был виноват в том, что произошло, но он не заслужил тех слов, которые она бросала ему в лицо. Те слова предназначались не ему… Он просто попал под горячую руку. Но и подойти к нему она не решалась.
Ирина, также как он, опустилась на песок и пыталась проанализировать свои чувства. Нет, от него не исходило чувства опасности, наоборот, с ним, за исключением того момента, когда он попытался поцеловать её, ей было легко и спокойно. Так чего же она так испугалась? Она понимала чего. Но ведь он действительно не хотел ничего плохого. Если бы хотел, то сделал бы, не смотря на её крики и протесты, как сделали те, в автобусе. Возможность убедиться в его физической силе у неё сегодня была…
Он сказал, что любит её. Любит… А может быть он действительно её любит, и то что произошло не вина его, а его беда? Но какое он имел право её целовать! Как он посмел?! И она, вспыхнув, опять успокоила себя, проведя параллель с теми в автобусе. «Господи! – простонала она. – Ты сделал из меня морального урода, Господи! Нет! Нет мне жизни на этой земле, и не может быть…»
Она повернула голову в сторону Александра. Он сидел, поджав колени и обхватив голову руками, плечи его чуть заметно вздрагивали, она поняла: он плачет… Она стала вспоминать, что она кричала в порыве страха и отчаяния, какие слова произносила …и даже поежилась от ужаса. Скажи ей кто-нибудь хотя бы половину того и даже, действительно, по заслугам, она бы не то, что плакала бы, она бы сквозь землю провалилась! Она встала и медленно подошла к нему.
Сейчас этот большой и сильный мужчина был слабым, беззащитным мальчиком, и ей стало безотчетно жаль его. Пронзительная жалость к этому большому ребенку всколыхнулось в ней. Жалость и чувство вины за то, что она больно ударила его незаслуженными словами и ещё за то, что он любил её, а она не могла ответить ему тем же. «Он хороший, - пронеслось в её голове, - он хороший, и он заслуживает любви. Только вот я не могу дать ему её, эту любовь. Не могу дать потому, что я люблю Игоря… И потому, что я больше никогда и никому не смогу её дать!»
И она наклонилась к нему, тронула его за плечо и тихо сказала:
- Прости меня за то, что я тебе наговорила. И пойдем.
Он поднял голову и с болью сказал:
- Не смей просить у меня прощения! Я заслужил всё то, что ты мне говорила. Ты теперь никогда не сможешь простить меня…
- Ладно, Саша, успокойся, - она присела рядом на колени и притянула его голову к своей груди.
И теперь он уткнулся в её плечо, обняв за талию. Они сидели так и молчали. И Ирина чувствовала только нестерпимую жалость к нему. Наконец, он разомкнул руки, отстранился от неё, поднял голову и спросил с надеждой в голосе:
- Ты простила меня, Ира?
- Я простила тебя, Саша, - ответила она.
Он припал губами к её руке:
- Всё что я говорил тебе – это правда. Я люблю тебя. Со мной первый раз такое. Я не ведал, что я творил, поверь мне. Меньше всего я хотел тебя обидеть и испугать.
- Я верю тебе, Саша, - тихо ответила она.
- Ира, ты слышишь, я тебя люблю!
- Саша, - начала было Ирина, но он прервал её:
- Подожди, не говори мне ничего. Я всё знаю. Я знаю, что ты любишь другого. Я знаю, что ты скоро должна выйти за него замуж. Я всё знаю… - он как-то весь обмяк, помолчал минуту, но потом, выпрямив плечи, продолжал: - Ира, я видел, что с тобой что-то происходит. Я подумал, что может быть это он чем-то обидел тебя… Я хотел сказать тебе, что если что-то случиться… Если ты… Если он… - он с трудом подбирал слова, - Ну, в общем, если, вдруг ты не выйдешь за него замуж… Даже если выйдешь… Я хотел сказать тебе, …что я буду ждать тебя! Я буду ждать тебя всю жизнь, потому, что без тебя я теперь жить просто не смогу…
- Саша…
- Подожди, не перебивай меня… Я, дурак, хотел доказать тебе, что я лучше, чем он, - он горестно усмехнулся, - но ты права: мы все такие! И я - животное, жалкое животное. И этому нет прощения! И я понимаю, что ты никогда не простишь меня… - он замолк и опять уткнулся лицом в ладони.
- Саша, - помолчав, сказала Ирина. – Я понимаю твои чувства, и мне очень жаль… Я не виню тебя, нет. И я тебя простила. Правда, простила. Поверь мне и не кори себя так.
Между ними опять повисло долгое молчание, которое прервал Александр:
- Так значит, я могу надеяться? – робко спросил он.
Ирина не знала, как ответить ему, чтобы не сделать больно, и в то же время не дать ему надежды на то, чего не может быть уже никогда.
- Саша. Пойми меня правильно. Я простила тебя. Но ты же знаешь, что я люблю другого. Я его действительно люблю и ничего не могу изменить, как бы ты ни был мне симпатичен. Ответь мне: ты бы мог сейчас пообещать любовь другой девушке? Сейчас, когда полюбил меня?
- Нет, - твердо сказал он. – Значит, ты все равно выйдешь за него замуж?
- Саша, давай не будем об этом, - сказала она, почувствовав, как горячая волна опять поднимается к горлу. – Этот разговор неприятен ни мне, ни тебе. Просто знай, что ты мне нравишься. Я отношусь к тебе очень хорошо, и благодарна тебе за твое чувство. Поверь, что если бы я могла, я бы ответила тебе. Но, увы, это невозможно. И это не твоя вина, и не моя. Это жизнь. К, сожалению, она так устроена.
- Я понял, Ира, и спасибо тебе, что ты поняла меня…  Я не буду скрывать, что мне больно было слышать твой ответ. Ты отняла у меня надежду. Я не знаю, как я теперь буду жить… Как мне научиться жить без тебя?
- Ты научишься, Саша, поверь мне. Человек может справиться с любой болью… «С любой, - про себя прошептала она, - только не с той, которую ношу в себе я…»

Они поднялись на ноги. Было свежо, и Ирина озябла.
- Ира, - потупившись, сказал Александр, - я понимаю, что это глупо и нелепо. Ты можешь ударить меня, я буду с этим согласен… Но, Ира, разреши мне тебя поцеловать?! Только разок, - быстро добавил он. – Я обещаю, что я ничего себе не позволю! Поверь мне!
- Зачем, Саша? Зачем травить себе душу? Зачем тешить себя ненужными надеждами?
- Ты ничего не понимаешь! Пускай это так! Пускай у нас с тобой ничего не будет! Но я очень прошу тебя: оставь мне надежду! Поверь, без неё мне будет очень трудно жить…
- Не надо, Саша, легче рубить сразу. Представь себе, что я умерла, - сказала она, а про себя подумала: «Если бы ты знал, как недалеко это от истины», - Представь. Поплачь один раз. Один раз переживи потерю. Смирись… И потом будет легче.
- Не смей говорить так, ты слышишь. Я не могу этого представить и никогда не представлю. Пускай ты никогда не станешь моей, но я должен знать, что где-то на этой земле есть ты, и что ты счастлива, пускай даже не со мной, но счастлива! Потому, что если ты будешь несчастлива – буду несчастлив я. А если, не дай Бог, тебя не станет, то умру и я, помни об этом.
Сказанные им слова заставили её содрогнуться всем телом. Она была почти в обморочном состоянии. Всё, что произошло: кровопотеря, последний стресс, а самое главное,  услышанные сейчас слова, заставили её пошатнуться, и если бы Александр не подхватил её, она бы упала.
- Что с тобой, Ириша! Ириша, милая, тебе плохо?
- Нет. Всё уже прошло. Уже всё в порядке, Саша.
- Так. Я сейчас беру тебя на руки, - сказал он и выполнил свое обещание, - и несу тебя к дому. И не возражай, и не сопротивляйся, лучше держись крепче.
Она не сопротивлялась. У неё просто не было сил сопротивляться.

Он принес её домой. Громко шумя, потоптался на небольшом крылечке, чтобы предупредить оставшихся в доме влюбленных, затем вошел в комнатку и бережно опустил Ирину на нары-кровать, укутал одеялом и сел рядом.
- Спи, - сказал он. – Спи, моя ласточка, – наклонился и легко коснулся губами её лба.
- А как же ты? – спросила она.
- За меня не беспокойся, - ответил он, - я всё равно не смогу уснуть сегодня. Если ты не возражаешь, я посижу тут, рядом с тобой. А если нет, то пойду в машину.
Она молчала.
- Понял,  - сказал он, - иду в машину.
Она не слышала его потому, что уже провалилась в тяжелое забытье…
    
Она проснулась среди ночи. Ей снилось море. Она лежала на теплом песке. Горячие волны прибоем струились по ногам и холодили низ живота.
Полностью вернувшись к действительности, она поняла, что это вовсе не ласковое море обливает ей ноги, а её собственная кровь.
«Черт, - подумала она, - я же всё залью здесь. Надо вставать…» Но вставать не хотелось. Хотелось снова провалиться в ласковое убаюкивающее и такое манящее забытье. «Полежу ещё немного», - подумала она.
Хлюп, и горячая волна снова залила ей ноги, обожгла низ живота.
«Нет. Надо подняться, привести в порядок себя и постель», - пощупав простыню под собой, она почувствовала липкую влагу.
«Конечно, я же сегодня совсем забыла про Викасол - думала, что всё прошло», - мысли медленно ворочались в её мозгу. «Да и пить, тоже не надо было, а тем более нервничать…» Она попыталась пошевелиться, но сил не было, любое движение отдавалось в ней уже почти привычной болью и новой теплой волной выплескивающейся из неё крови.
«Сейчас,  - подумала она, - полежу ещё немного и встану. Спать… Как же хочется спать. Как хорошо. Мягкий песок… Теплое солнце… Набегающая волна…» И тут она почувствовала новый хлюпок, который выхватил из забытья уголок её сознания. «Стоп! Так не пойдет. Надо вставать… Господи, где взять силы, чтобы встать? Нет, полежу ещё немного… Черт с ним… Я хочу спать… Спа-ть… Спа-ать. Спа-а-ать… Спа…» И новая волна… «Всё, Ириша, вставай! Надо!»
Она с трудом разлепила слипающиеся веки, но удержаться в этом состоянии не удалось. Ее манило туда, в эту теплую тихую пропасть, в это мягкое приятное, убаюкивающее безвременье.
«Может быть, не делать ничего? Может быть, заснуть сейчас и не проснуться? Какая замечательная, приятная, а главное, естественная смерть! Нет. Они ведь не дадут ей спокойно умереть… До утра осталось не так уж много времени, умереть от потери крови она не успеет. Её увезут в больницу… А там… Там придется рассказывать что-то! Нет! Только не это!»
Она не открывая глаз, сделала попытку подняться. Сначала это не удалось, но Ирина собрала всю свою волю, чтобы сползти с кровати. Голова кружилась. На неё навалилась ужасная слабость. «Нужно добраться до стола, там на спинке стула висит сумка с таблетками…» Она преодолела всё-таки сонную одурь и нашла в темноте сумку. Не запивая, проглотила сразу четыре таблетки.
«Так, теперь надо привести себя в порядок. Сумка в машине. Как же я возьму свои вещи? Как я покажусь ему? Ведь я вся в крови…» Она ощущала липкий холод на тренировочных брюках. «Брюки светло-голубые - на них всё видно. Но сейчас темно», - мысли тяжело, словно стадо бегемотов, ворочались в её скованном сонной оторопью мозгу.
«Надо нагреть воды», - она аккуратно, чтобы не шуметь налила воды в чайник и включила электроплитку. В соседней комнате зашевелились влюбленные. Она тихо опустилась на стул, на колени, чтобы не испачкать его в крови. Отдышалась.
«Нет, так дело не пойдет. Плескаться здесь – это поднять на ноги всех. Что делать?» Она стояла на стуле и собирала расползающиеся подобно тараканам мысли. «Озеро! Точно! Нужно пойти на озеро. Но сначала нужно застирать простыню…» Она поднялась, стянула с кровати то, что служило простынёй, аккуратно, чтобы не шуметь, застирала в найденном на крылечке тазу. Слава Богу, пятно было небольшим. Выплеснула воду прямо у порога. Это движение ознаменовалась ещё одним хлюпком.
 Вернувшись в комнату,  развесила на спинке стула застиранную тряпку… выдернула из розетки штепсель электроплитки… (она двигалась, как в замедленном кадре) …тихо, чтобы не шуметь, вышла на улицу.
На улице было светлее. В море темного неба плескалась полная луна, качаясь на волнах набегающих легких облаков, улыбалась загадочно и таинственно. Россыпью светились коё-где редкие точки звезд летнего северного неба.
«Господи! Дай мне сил добраться до машины и не разбудить Александра». Черные пятна приятной мути забытия накатывались властными волнами. Сделав несколько шагов, она бессильно опустилась на землю. Она лежала на земле. Невыразимое блаженство разливалось по измученному телу, заставляя сознание отступать. Но робкие мысли ещё цеплялись за краешки уходящего сознания, трудягами-муравьями копошились в её мозгу: «Вот так вот лечь здесь и умереть… Господи! Как хорошо, приятно и просто! А что, сколько крови я потеряла? Зачем я мучаюсь, ведь всё так просто, сейчас засну, а утром не проснусь…»
Она уже почти перестала сопротивляться подступающей блаженной дурноте, как где-то из глубины сознания яркой вспышкой выскочила режущая мысль: «Нет. Если я умру так, экспертиза покажет, что произошло. Я должна выжить! Я должна выжить сейчас!» И собрав последние силы, она начала подниматься на ноги. «Ха-ха! Ха-ха-ха! Как смешно! Я должна выжить, чтобы …умереть…» Сознанье медленно, но уверенно отгоняло наплывающую дурноту. «Да, я должна сейчас выжить, чтобы потом умереть так, как нужно! Чтобы никому не сделать больно…»
Она поднялась и направилась к машине. Умение собираться в нужную минуту не подвело её и сейчас. Её движения постепенно набирали уверенность. «Чтобы никому не сделать больно… Саша сказал, что если я не буду жить, его жизнь тоже станет бессмысленной. Саша… А Игорь? А его жизнь? А папа с мамой? Так. Отбрось эти мысли! Сейчас ты должна дойти до машины и взять вещи, по возможности не разбудив Сашу…»
Она подошла к машине. Александр спал, откинув водительское сиденье. «Хорошо, что он спит не на заднем сиденье. Вещи там…»
Она аккуратно, чтобы не шуметь открыла заднюю дверцу, встала коленом на обтянутое плотной серой тканью кресло и потянулась за сумкой. Неимоверным усилием ей удалось достать её и пронести над головой спящего Александра. Она кинула сумку на землю и уже стала выбираться из машины, стараясь не запачкать сиденье, как вдруг, Александр зашевелился, открыл глаза, увидел её лицо и, резко вскочив, удивленно спросил:
- А, это ты? Ты что здесь делаешь?
Сжавшись в комок и быстро скатившись из машины на землю, она сказала:
- Извини, что разбудила. Я только забрала сумку с вещами. Ты спи.
- Зачем тебе сумка? - садясь на сидении и стряхивая с себя остатки сна, спросил Александр.
- Да, вот решила искупаться, - веселым тоном произнесла она.
- Ты что очумела? Ночью?! Одна?!
- А что такого? Я люблю купаться ночью и одна, чувствуя, что отвертеться будет трудно, она попыталась придать своему голосу всю возможную беспечность.
- Ну, тогда, подожди, - сказал он, вылезая из машины. – Я с тобой.
- Не надо, - быстро ответила она, прикрывая сумкой низ живота и ноги, - я пойду сама. Я люблю купаться в неглиже, а ты, естественно, будешь мне мешать.
- Ничего, - бодро ответил он, - я провожу тебя, а там отвернусь, и купайся ты там себе, сколько влезет, в своем неглиже.
- Саша, я прошу тебя: не надо со мной ходить.
- Надо, Федя, надо. А вдруг, что случится?
- Что со мной может случиться? – изобразила она искреннее удивление.
- Всякое может случится, - сказал он, проверяя хорошо ли закрыты дверцы машины. – Ну, что, пошли?
- Я прошу тебя, останься здесь, - помедлив, добавила: - Я боюсь тебя!
- У тебя есть на это право, - мрачно ответил он, - но одну я тебя никуда не отпущу, и можешь мне поверить, я больше не дотронусь до тебя и пальцем.
Она поняла, что ей не отвертеться:
- Ну, спасибо тебе, и сам не гам, и другому не дам. Можешь залезать обратно, я пошла домой, спать.
Но как это выполнить технически она не знала.
- Как хочешь, но одну на озеро я тебя не отпущу. Ну что ты спать или на озеро?
- Спать, - сказала она и начала пятиться в сторону дома, прикрывая сумкой, расползающееся на голубых брюках пятно.
- Ну и правильно, купаться уже холодно, - сказал он, решительно открывая дверцу машины.
- Ну, ладно, извини, что разбудила. Спокойной ночи, - проговорила она, продолжая идти спиной, и, вдруг, зацепившись за что-то, упала, больно ударившись копчиком. От неожиданности и боли она тихонько ойкнула.
Он быстро подбежал к ней, поднял с земли. Сумка осталась лежать у её ног. Она резко наклонилась и подняла сумку. Это движение выдало её. 
– Ты можешь мне объяснить, что с тобой происходит? - и он встряхнул её за плечи.
- Я же просила тебя не задавать мне вопросов.
- Ну, уж нет. Отвечай, зачем ты хотела идти на озеро?
- Я же тебе сказала, купаться.
- Ира!
- А ты, что подумал, топиться что ли? – натянуто засмеялась она. – Успокойся, меня если даже специально топить будешь – не враз потопишь.
- В таком состоянии, в котором находишься ты сейчас, с тебя всё станется.
- Успокойся, я не утоплюсь! Вот уж что-что, а это я могу гарантировать тебе на двести процентов!
- Тогда почему ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой?
- Потому, что я люблю купаться одна, я тебе уже это объясняла.
- Ты мне не доверяешь?
- Да чет с тобой! Репей несчастный! Пойдем, но если ты хоть раз обернешься или подойдешь к воде ближе, чем на пять метров, пеняй на себя! Ты меня больше никогда не увидишь!
- Идет! Пойдем! Давай сумку, - и он протянул руку.
- Нет! - почти закричала она. - Я сама понесу…
- Ну, неси, если хочешь, - и он быстрым шагом направился к канаве, которую легко перепрыгнул одним махом.
Она попробовала выдержать его темп, но не смогла. На неё опять начала наваливаться душная дурнота. Она бессильно привалилась к стоящей у канавы березе.
Он повернулся, увидел, что она стоит, уцепившись за березу, и перепрыгнул обратно:
- Что с тобой?
- Мне плохо, - тихо промолвила она. – Только не надо брать меня на руки!
- Ира, пожалуйста, скажи мне: что с тобой происходит?
У неё просто не было сил дальше сопротивляться его напору. Кроме того она поняла, что кроме него ей больше никто не сможет помочь сейчас, но она попыталась сделать ещё одну робкую попытку:
- Саша, я не могу сказать это тебе. Понимаешь, не могу.
- Не понимаю, - твердо заявил тот. – Если ты боишься, что об этом узнает кто-нибудь кроме меня, то можешь не волноваться.
- Нет, хотя и это, конечно, немаловажно, но я не могу сказать это тебе потому, что ты мужчина, а я женщина.
- Ты знаешь, я уже давно знаю всё, что отличает женщину от мужчины, поверь мне. Ну, не бойся, говори.
Он нагнулся к ней и поправил прядку волос упавшую на лицо.
- Ну ладно, я скажу. …У меня кровотечение, - и она бросила на землю сумку.
- Ничего себе, - присвистнул он, - и ты молчала! Ну, ты совсем сумасшедшая! Так! Сейчас же возвращаемся, будим влюбленных, и я везу тебя в ближайшую больницу.
- Нет!!! - закричала она, вцепившись в его руки. – Нет! Только не это! Ты же обещал мне! Ты обещал… - и она обессилено сползла на землю.
- Послушай! Это же не шутки!
- Ничего особенного. Всё пройдет. У меня так бывает. Доведи меня до озера, я помоюсь, и отправимся домой. Не волнуйся, всё будет хорошо, таблетки я уже выпила.
- Ты уверена?
- Я же говорю тебе, что всё обойдется.
- Ну, хорошо! Но если завтра тебе не станет лучше, я отвезу тебя в больницу!
- Мне станет лучше, Саша, поверь мне, обязательно станет. Просто я сегодня зря пила, это точно, - обрадовавшись, что всё обошлось, уверяла его она.
- Ну ладно, держи сумку и держись за шею, - он легко подхватил её на руки…

Когда она вымылась, застирала белье и оделась, он опять поднял её и понес обратно к дому.
- Ира, на сколько распространяются мои познания такого просто так не бывает.
- А ты что у нас гинеколог? Или женщина? В жизни бывает всё, - слова были вязкими и тягучими, взбодрившая было холодная вода озера, была сменена на сухую теплую одежду, руки Александра держали уютно и крепко, и на неё опять наваливалось сонное блаженство, с которым она уже совсем не хотела бороться. – Не волнуйся, всё нормально. Только не раздувай из этого слона. Ладно? - и она блаженно зевнув, начала проваливаться в теплую бездну сна.

Александр донес её до служивших кроватью нар, уложил, стараясь не потревожить её сон, развесил мокрое белье. А сам сел на стул и смотрел на  спокойное лицо девушки, прислушиваясь к ровному дыханью. Нет, сегодня ночью он не оставит её. Тем более что может быть это последняя ночь, которую он проводит, если и не с нею, то хотя бы рядом. Выхваченное из темноты полоской лунного света, струящегося через небольшое оконце, её лицо было спокойно и завораживающе прекрасно. Он сидел и смотрел на ставшие за короткое время милыми черты, стараясь вобрать их в себя, запомнить на всю жизнь…
   
 Ирина проснулась на рассвете. Она лежала на спине, не двигаясь. Голова слегка кружилась, но кровотечение почти прекратилось. Она приподняла голову и в тумане предрассветной мглы увидела Александра. Он сидел на полу в ногах её кровати, откинувшись к стене. Голова неудобно свисала на бок, рука опиралась на кровать.
«Бедный, - с доброй улыбкой подумала Ирина, - охраняет мой сон…» Она осторожно вылезла из-под одеяла. В комнате было прохладно. Ирина ещё раз пожалела Александра, и остановилась в задумчивости. Она не могла решить, как ей быть: разбудить его и уложить на кровать, или не тревожить его сон, только накрыть чем-нибудь. Так и не приняв никого решения, отложив его на потом, она начала потихоньку пробираться к столу, чтобы принять очередную порцию таблеток. Под её ногой предательски скрипнула половица, она обернулась, но Александр не проснулся. «Намаялся», - с участием подумала она…

Перед тем, как залезть в постель, она набросила на него свое одеяло, сама же, просто оделась потеплее и навалила на себя, висевшие на крючках куртки.
Ирина забралась на кровать, но сна не было. Она стала вспоминать события прошедшей ночи: что-то её беспокоило!
Порывшись в памяти, она выудила из неё фразу Александра – ответ на её предложение представить, что она умерла: «Пускай ты никогда не станешь моей, но я должен знать, что где-то на этой земле есть ты… …А если, не дай Бог, тебя не станет, то умру и я, помни об этом…»  Еще тогда мелькнула в голове мысль об Игоре. А он? Как он? Ведь он же тоже любит её.
«Нет, это всё чушь! Бред какой-то! Кто будет сейчас убивать себя из-за любви? – думала она. – Я всё понимаю: конечно - больно, конечно - тяжело, но то, что тебя не любят или твоего любимого не стало – не повод для того, чтобы лишать себя жизни. Да, ну, - думала она, - это он так, образно. Конечно же, он не умрет. От несчастной любви нормальные люди не умирают. Да, конечно, трудно. Да, сначала это будет жёстким ударом. Но это только один раз. Один раз пережить смерть любимого человека и всё. Потом пройдет, забудется. Более того, встретится другой человек. И вообще, в этой ситуации сложнее всего родителям. Ведь другого ребенка не будет!» Слезы опять начали наворачиваться на глаза.
Своих родителей Ирина любила. Это были необыкновенные люди. По образному выражению одного из друзей, они держали жизнь. Энергия била из них ключом. Вокруг них всегда были люди. Их дом всегда был полон, и они всегда принимали и многочисленных друзей Олега и её друзей и одноклассников. …И они любили её… гордились ею…
Конечно же, всем будет плохо! Но зато, только один раз! А если она не сделает этого?
Как будет жить она? Как? Шарахаясь ото всех мужчин, как она шарахнулась вчера от Александра? Жить в постоянном страхе? А ещё… быть противной самой себе! Она уже немного забыла это чувство, но только потому, что решила умереть и перестала обращать внимание на это. Но жить с этим? Ни за что!!!  Невозможно жить с чувством гадливости к самой себе!
Что дальше? Она никогда не сможет быть с Игорем. Это естественно, она не сможет причинить ему такую боль. Он не переживет ещё одно предательство! Рассказать ему правду? Нет! Только не это! Никто не узнает её позора!
А что она может принести родителям? Сознание, что их любимая дочь из нормальной веселой девушки превратилась в мрачного кретина, шарахающегося от мужчин и готового выть на луну? Нет уж! Сама она предпочла бы, чтобы её дочь, если бы она была, лучше бы умерла, чем жила, мучаясь так, как мучается она сейчас. Будь она матерью, она бы с ума сошла, узнав, что с её дочерью случилось такое! Но, слава Богу, дочери у неё никогда не будет! И сына тоже…
Что ждет её? Замуж? Нет, замуж она никогда не выйдет после этого… Никогда… Жизнь изломана… У неё нет будущего… Она никогда не сможет поверить ни одному мужчине!
«…И Игорю в том числе?…
Нет! Нет… Не знаю! Не хочу, не могу думать об этом!»…
Игорь? Да, ему будет больно… Но только один раз, а не всю жизнь. Она никогда не разрушит его так трудно восстановившуюся веру в женщин… Веру в женщин… А вот её веру в мужчин вряд ли кто-нибудь сможет восстановить…

Игорь… Как много бы она отдала, чтобы начать всё сначала… С того момента, когда они уже не угловатые мальчишки, а взрослые мужчины (Сколько им было тогда? Девятнадцать? Да…) приехали в поселок под Одессой…