СоловдвоемТ1Глава07

ГЛАВА 7
Жара…
Солнечный диск прочно и назойливо висит в зените…
Пыль!
Дует сухой обжигающий ветер и поднимает целые волны пыли, которая оседает на волосах, одежде, на коже, щекочет в ноздрях…
Зной!!!
Воздух колышется, несмотря на ветер, и звенит противно, как будто над ухом летает оса…
Сорок три градуса в тени…
Сколько же на солнце?

Посреди двора в большом корыте с глиной стоит девушка. Выглядит она очень живописно.
Старая бабушкина юбка подоткнута так, что открывает красивые ноги почти до их основания. Эти стройные крепкие ноги выше колен испачканы глиной, которую она месит, то с остервенением, то с покорностью судьбе, то, в изнеможении приседая на край корыта.
Блузки на ней нет. Слишком жарко. Белье пачкать не хочется, поэтому юная упругая грудь попросту перевязана какой-то старой легкой тряпкой.
Жара…
Чуть больше двух часов дня – самое пекло.
По ее лицу, плечам и животу, как в парилке, стекают струйки пота. Зловещие пыльные тучи нанесли на ее влажную кожу причудливый узор. Завершает картину голова. Волосы (для питания) намазаны простоквашей, смешанной с хлебом. На лицо, которое намазано яйцом, стекают с головы еще и струйки, содержащие творожистую смесь и хлебные крошки.
В одной руке она держит литровую банку с квасом, который периодически прихлебывает, в другой палка, на которую она опирается.
Она похожа сейчас на женщину племени Тумба-Юмба, исполняющую замысловатый обрядовый танец.
Иногда девушка останавливается, ставит банку с квасом на землю и чисто женским, милым таким и деловым движением поправляет что-либо в своей «прическе» или «гардеробе».
Она действительно живописна, и на ней приятно остановиться созерцательному взгляду… Что собственно и происходит. Из-за забора, вот уже на протяжении минут двух-трех на нее направлены взоры трех пар глаз. А три пары губ тихонько в полголоса отпускают шутки по поводу описанной выше картины, соревнуясь в остроумии.
И вот, словарный запас исчерпан, самолюбие потешено, эстетическое чувство удовлетворено, и одна рука из трех пар совсем уже, было, перевешивается через забор, чтобы открыть вертушку калитки, но тут происходит нечто неожиданное…

Визг, пронзительный и громкий: сначала девчачий, потом поросячий. Три пары глаз наблюдают следующую картину: девушка из племени Тумба-Юмба, со скоростью метеора выскочив из корыта с глиной, с боевым кличем своего племени несется за диким вепрем – маленьким вертким кабанчиком. Она заметила, что подлый зверь, сделав подкоп, выбрался на свободу из ветхого загончика и теперь с самозабвением вспахивает своим пяточком клумбу с любимыми георгинами Матери племени, пожирая выкопанные клубни. И вот она стрелой летит за ним с победным кличем. Полноту картины создает короткое «копьецо» в поднятой руке девушки!
…Кабанчик, выписывая пируэты и пронзительно визжа, носится по двору от догоняющей его охотницы. Но вот она настигает его, но когда склоняется, чтобы поймать, он умело выворачивается и успевает скрыться…
Наконец, девушка предпринимает смелый тактический маневр: она настигает кабанчика и ласточкой прыгает на него, не побоявшись разбиться. В прыжке, охотница достает вепря и в самый последний момент, красиво сгруппировавшись и уже падая на землю, успевает поймать его за  заднюю ногу…
…Кабанчик верещит ещё пронзительнее, а в боевом кличе юной охотницы слышится торжество победы! Но до победы ещё далеко: упорный зверь не хочет сдаваться! Он всеми свободными ногами яростно упирается в землю и, с неизвестно откуда взявшейся в этом тщедушном тельце силой, тащит за собою своего врага, свободной рукой пытающегося поймать его вторую ногу…
Кабанчик тащит её. В пылу битвы, окрыленная близостью окончания схватки, девушка не обращает внимания на то, что тонкая ткань, прикрывающая юную грудь, осталась на земле, что юбка сползла, обнажив место пониже спины, практически до самого копчика. Она не замечает боли от соприкосновения нежной кожи тела с пыльной иссохшей травой. Наконец, охотница делает мимолетное легкое движение, и обе задних ноги дикого вепря оказываются в её руках.
Она уже торжествует близкую победу, но…
Кабанчик делает последнюю отчаянную попытку вырваться - резко переворачивается вокруг своей оси, тем самым перевернув и девушку на спину, и восхищенному взору наблюдателей предстает во всей красе нагое юное тело степной Дианы: высокая упругая грудь с розовыми сосками и кружочек пупка на упругой округлости живота… Даже грязь и пыль покрывающие ее тело не могут приуменьшить его красоты, нежности кожи, округлости форм и линий.
Девушка от неожиданности отпускает вожделенную добычу. Кабанчик с радостным воплем устремляется к клумбе с любимыми бабушкиными георгинами, и быстро очухавшись от пережитого только что потрясения, принимается, не торопясь, продолжать начатое дело.
И тут из-за забора раздается дружный заливистый хохот.
Девушка испуганно вскакивает, инстинктивно прикрывая руками обнаженную грудь, поднимает глаза к источнику смеха и видит троих молодых мужчин, которые уже входят во двор. Один из них её брат Олег, второй его друг еще по Ленинградскому СВУ Игорь Виленкин, а третьего, как она узнает позже, зовут Алексеем  Ахрименко. Это товарищ ее брата по Ульяновскому танковому училищу.
Ну, а девушка – это она, четырнадцатилетняя Ирина Стеценко.

Ирина, увидев мужчин, краснеет до корней волос, этого не могут скрыть даже слой пыли и яичные потеки на её лице. Парни замечают её смущение и смеются ещё веселее.      
Услышав их смех, она опрометью убегает в огород. Там она яростно плещется под душем, который представляет из себя деревянную будку с железной бочкой на крыше, на кран которой за неимением душевого соска надета смятая консервная банка с пробитыми в ней гвоздем дырками – изобретение бабы Зои.
Тщательно вымыв волосы и отмыв лицо и тело от пыли, грязи и масок, она свежая и юная, завернутая в снятую с веревки, где она сушилась, простыню, с тюрбаном из полотенца на голове, теперь уже похожая на античную Богиню, шествует гордая и неприступная, мимо уже отловивших и водрузивших в загончик поросенка, а теперь сидящих на лавке и курящих, парней, в хату.
Через некоторое время она выходит. Теперь на ней простенькое ситцевое платьице, которое ей чуть маловато. Оно точно обрисовывает её налитую молодой силой фигуру – высокую упругую грудь, крутые бедра и узкую талию, открывает полные, но стройные, красивой формы ноги. Ещё влажные волосы стянуты на затылке в тугой узел и скрыты от летящей пыли легкой косынкой, повязанной по хохляцки, с узелком на лбу.
Губы её обиженно поджаты. Она не смотрит в сторону парней.
- Привет, Слоненок! – приветствует её Олег, прижимая к себе, – Тебя и не узнать, хоть сейчас замуж!
Она никак не реагирует ни на его приветствие, ни на объятие, молча обходит его и направляется к плите, коротко бросив гостям:
- Идите мойте руки и - к столу.
А сама начинает собирать на стол, поставив на плиту кастрюлю с борщом и сковороду с картошкой. На столе появляется хлеб, холодные котлеты, сало, чеснок, салат из огурцов с помидорами, сметана, квас.
- А что, ничего посущественнее нету? – спрашивает Олег, покосившись на  банку с квасом. Ты уж неси что-нибудь покрепче, надо отметить приезд тараканов.

В семье Стеценко была традиция. Когда кто-либо приезжал, то выпивали за «приезд таракана», а когда уезжали – за «отъезд таракана». Пошла она издавна. Это было, когда ещё отец Ирины и Олега был молоденьким лейтенантом и служил на Дальнем востоке.
Он рассказывал, что был у них в части один любитель выпить. Звали его Федя Редькин. Без выпивки Федя не мог продержаться и дня, но вот беда, пил он исключительно по поводу. А поскольку поводов для выпивки в заброшенном Богом гарнизоне было немного, то у него было только три пути: бросить пить, пить без повода или найти повод.
Бросить пить он не мог! Отступить от принципа и пить без повода не мог тоже. Поэтому оставалось одно – найти повод. Но повод должен был быть постоянным. И он его нашел.
Поймав большого таракана, он привязал ему на лапку нитку. Отпустив таракана на длину нитки, он выпивал за отъезд таракана. Потом, притягивал таракана за нитку и выпивал за его приезд. И так до тех пор, пока полностью не удовлетворялся.
С тех пор и в семье Стеценко и в семьях сослуживцев Феди Редькина все пили «За приезд и отъезд таракана».      
         
Услышав про таракана, Ирина, так же молча, спустилась в погреб, вынула оттуда и поставила на стол бутылку вишневой наливки.
- Ну, обижаешь, Слоненок, неужели нет чего-нибудь посерьезнее, мы же не монашки и не институтки, чтобы наливками баловаться! – заявил Олег, а парни весело заржали и дружно рявкнули заправскими голосами церковных дьячков, творящих молитву:
«А монашенки святые,
пьют наливочки густые
Про-хла-ди-тельно!
Прохладительно, прохладительно,
Прохла-дииии-тель-но…»

Ирина повторила маневр и со злостью бухнула на стол бутыль с самогоном.
- Во, вот это то, что надо! Молодец сестренка, понимаешь брательника! «…А если б водку гнать не из опилок, то чтоб нам было с семи бутылок?» Кстати, а ты что надулась-то как мышь на крупу? – спросил он, поймав её за руку.
- Отстань! – выдернула она руку.
- Ну, Слоненок, - протянул он.
- Никакой я тебе не Слоненок, - зло ответила она, - у меня, между прочим, имя есть.
- Ах, ты, фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! Мы обиделись! - начал подтрунивать над нею брат. – Ах, мы совсем забыли, вы же уже взрослая барышня! Вам же нужно ручку целовать и расшаркиваться. Силь ву пле, мадам! Данки шён! Гуд монинг! - и он дурашливым жестом подтвердил свои слова: картинно расшаркавшись и выписав кульбит ногами, поймал её руку и ткунлся в неё губами.
- Перестань поясничать, - обрезала она его, отдернув руку. – Как тебе не стыдно, выставить меня в таком виде перед чужими людьми. – И вы тоже, - она обратилась к двум парням, наблюдавшим эту сцену, и явно веселящимся по поводу происходящего, - стояли и смотрели. Ни стыда, ни совести!
- Ну, извините, мадмуазель, - вскочив с табуретки, схватив и прижав её руку к губам, проговорил незнакомый ей парень. – Разрешите представиться, курсант Ахрименко, Алексей, – и он взял под воображаемый козырек, щелкнув друг о друга босыми пятками, и четким и бесстрастным речитативом воинского доклада произнес: - Искренне приношу свои извинения за поведение мое и моих товарищей! – Потом, улыбнувшись добавил уже человеческим голосом: - Но согласитесь, мадемуазель, оторваться от представшей перед нашими восхищенными взорами сцены было трудно, практически невозможно для простых смертных, коими мы являемся. Но если Вы волнуетесь и переживаете за свою наготу, то её прикрыла живописная грязь, а если вас беспокоит то, что Вы были в грязи, то мы её не заметили, любуясь Вами, - он улыбнулся, а Ирина покраснела до корней волос. - А Вы, если я не ошибаюсь, та самая Ирина?
- Да, я Ирина, но не та самая, а самая та, - парировала она, оценив его юмор.
- О, а Вы умеете не только сердиться, ловить поросят и месить глину, Вы ещё и шутите! - подковырнул её Алексей.
- Да, так же как и вы. Прошу к столу.
Она налила им по тарелке борща, подала граненые стопки, поставила на стол сковороду с картошкой.
- Ешьте, гости дорогие, пейте, только не перепейте.
- А, Вы как же, с нами по рюмочке не пропустите? – поинтересовался Алексей.
- У меня нет ни малейшего желания находиться в вашем обществе. У вас всё есть, если что-нибудь понадобится, позовете, - и она откланялась, изобразив на своем лице презрительную улыбку.
- Эй, постой, ты куда? – бросил ей Олег.
- Не переживай, у меня дела найдутся.
- Какие дела? Брат приехал! Которого ты, между прочим, целый год не видела!
- Если бы брат вел себя по-человечески! А если он ведёт себя как свинья, то я и ещё год могу потерпеть, его не видя!
- Фыр-фыр-фыр! Ну и иди! Подумаешь! Кому ты здесь нужна! Постой, а где бабка?
- В гости к бабе Рае в Одессу подалась. Будет только завтра или послезавтра, - ответила Ирина и пошла обратно к корыту.
- О’кей, тогда гуляем!

Жара начала спадать, и Ирина замазала щели и побелила снаружи стены хаты. Глина, известка и вездесущая пыль опять ровно покрыли открытые участки тела. Парни сидели за столом часа три-четыре. Было оприходовано уже литра два самогона, правда, под хорошую закуску, но, несмотря на это, они были хорошо хороши.
Когда пробило восемь часов, бравые гусары, которым уже было море по колено, стали собираться на танцы.
Ирине тоже очень хотелось на танцы. Да вот девчонок-подружек, с которыми можно было бы пойти на танцульки, на её улице не было, и она, спрятав ещё не до конца улегшуюся обиду и смущение попросила:
- Подождите меня, я быстро.
- Мала ещё, - отрезал Олег.
- Ну, Олежка, ну, пожалуйста.
- Отвянь, тебе говорят.
Куда ей было понять, что хорошо хлебнувшие самогона для храбрости ребята собрались по бабам. Поэтому она, совсем разобидевшись, ушла в хату.
Когда она успокоилась и снова вышла во двор, то обнаружила, что Олег и Алексей ушли, а Игорь остался. Он спал, положив голову на согнутые руки, среди грязной посуды и остатков еды. Выпитая доза, по всей вероятности, была для него слишком велика.
Он пил наравне с Олегом и Алексеем. Но по сравнению с почти двухметровым и довольно крепким Олегом, а тем более с Алексеем, который хоть и уступал Олегу в росте, но был сплошной горой мускулов, Игорь мог бы показаться просто мелким. Он практически не изменился с тех пор, как Ирина последний раз видела его. Всё такой же стройный, почти худенький мальчик, с красивым лицом и синими глазами. Он только слегка раздался в плечах, возмужал, да ещё отпустил смешные светлые усики. А ещё взгляд его аквамариновых глаз был иным, каким-то безучастным, пустым. Она успела заметить это за те несколько минут, в течение которых общалась с парнями.
А сейчас он спал на столе среди остатков пищи, рассыпанных хлебных крошек, разлитого самогона и кваса, горы окурков. По всему этому ползали зеленые мухи, которые периодически заползали и на его голову и руки. Вечерело и к мухам начали добавлять свои писклявые голоса и острые жальца мелкие зловредные комары. Один из них уже сидел на щеке Игоря и с удовольствием раздувался от перекачиваемой крови.
«Надо бы куда-нибудь положить его, - подумала Ирина, отгоняя от него мух и комаров, - а то завтра вместо лица будет один большой волдырь».
Она приготовила постель в сенцах и попыталась разбудить Игоря, но кроме нечленораздельного мычания ей не удалось добиться ничего. Тогда она собрала посуду, убрала остатки пищи, аккуратно, чтобы не разбудить Игоря, вытерла стол. Села напротив и стала внимательно разглядывать его лицо, периодически отгоняя зловредных насекомых. Нет, тогда она ещё ни о чем не думала, и никаких чувств не возникло в её сердце, она просто любовалась правильностью его черт, красотой его тонких, почти женских, рук с длинными пальцами пианиста и миндалевидными ногтями.
Посидев так несколько минут, она накрыла его лицо тонкой газовой косынкой, защищая от мух и комаров, так и оставив спать, сидя, до прихода ребят, и занялась своими делами.

Ребята прожили у бабы Зои целый месяц. Баба Зоя была женщиной суровой и фигурой колоритной. Похоронившая трех мужей, потерявшая двух детей, пережившая ленинградскую блокаду и выходившая в тяжелые блокадные военные годы сына – отца Ирины и Олега, с больными ногами (последствие блокадной жизни), переломанными ребрами (после неудачного падения в погреб), пробитым лбом (след от ласки пьяного мужа), она была той самой женщиной, что  «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Сама знавшая в своей жизни только тяжелый изнуряющий труд, она требовала и от других, особенно молодых такого же ударного труда. Правда после него умела и отдохнуть, и водку попить, и песни попеть, да и сплясать, несмотря на больные ноги, любила. Но, прежде всего, в её жизни был труд:
- И чего ради это ты ещё спишь? – спрашивала она у Ирины в шесть часов утра, и та вставала и шла кормить живность, полоть огород или собирать нападавшую жерделу .
Тоже самое, баба Зоя попыталась проделать и с ребятами, но любимый внучёк заявил, что спать они будут, пока не проснуться, а гулять, пока не нагуляются - они приехали отдыхать, и будут отдыхать. А по поводу, чего надо сделать, пусть она обозначит им фронт работ, а они уж сами разберутся когда, как и какими силами.
Фронт работ им был обозначен. Всегда много работы во дворе, где нет мужских рук. Починка крыши, постройка летней кухни, курятника, сарайчика и собачей будки, ремонт и покраска покосившегося забора, пилка дров, заготовка угля… В общем, дел хватало.
Несмотря на то, что спали они, по мнению бабы Зои, долго, споро и дружно работающие молодые сильные парни, делали невероятно много. Бабка не успевала придумывать им новые дела, хотя с каждым днём её фантазия и аппетиты разыгрывались всё больше. А они все без особого труда, как семечки, щелкали её работенку, при этом, приступая к ней не раньше десяти, а заканчивая в три-четыре дня - для обеда и дневного сна, который продолжался часов до пяти-шести. А там гуляй, не хочу.
Около шести появлялись с работы местные ребята, и начиналось:  поездки на лиман - купаться, гонки на мотоциклах, походы на танцы и в парк - на аттракционы.

Первую неделю пребывания парней у бабы Зои Ирина принимала в этом во всем участие постольку - поскольку. В мужскую работу она не лезла. Её дело было накормить, убрать, обстирать. А на вечерние приключения её не брали – мала ещё. Раза два только взяли на лиман, искупаться.
Общение её с ребятами было ограничено совместными трапезами, да иногда, вечером, когда они оставались дома, брали гитару и пели, она усаживалась рядом послушать. Но постепенно она всё больше и больше стала вмешиваться в их отношения и дела. Она заметила, что Олег и Алексей относятся к Игорю не совсем, с её точки зрения, по-дружески.
Игорь по сравнению с почти двухметровым Олегом и Алексеем, который и был на пол головы ниже Олега, но обладал горой мышц, можно сказать, был миниатюрным, хотя росту в нем было не меньше метра восьмидесяти-восьмидесяти пяти. Был он тонкий-звонкий, как говорила баба Зоя, и руки у него были не грубые мужские, с широкой ладонью и узловатыми пальцами, а почти женские, изящные, тонкие. Глядя на его руки, баба Зоя умилялась: «С такими руками не танки водить надо, а дохтором быть!»
 Он был, по мнению Ирины, мрачен, застенчив и неразговорчив. Эту перемену, произошедшую с ним с момента их последней встречи, она подметила сразу, и не могла найти ей разумного объяснения. Ведь тогда, в Суворовском, он был душой общества, балагуром и сердцеедом. Наделенный неистощимым чувством юмора и потрясающей эрудицией, он мог говорить часами, развлекая слушателей. И хотя внешне, как показалось Ирине, он практически не изменился, но внутренне с ним произошли просто удивительные и необъяснимые, с её точки зрения, метаморфозы. Он был замкнут, мрачен, грустен и общался с ней, да и с бабой Зоей на уровне «да», «нет», «здравствуй», «до свидания», «спасибо», «пожалуйста».
Это всё Ирина приписала тому, что бугаи (так она мысленно окрестила Олега с Алексеем) издеваются над бедным парнем. Они действительно постоянно что-нибудь подстраивали. То, если он не успевал сесть за стол до того, как садились они, быстро делили между собой его порцию.
Делали это они просто из вредности, потому что у бабы Зои уж чего-чего, а еды всегда было как минимум на футбольную команду. Она всю жизнь проработала поваром и готовить мало просто не умела. Если уж пекла пирожки, так сотню, варила борщ, так десятилитровую кастрюлю.
Если не удавалась съесть его порцию, могли набросать ему в тарелку дохлых мух или после обеда подойти, перевернуть вниз головой и трясти, а могли налить ему в брюки воды.
Потом она заметила, что они и во время работы тешили свое самолюбие, оставляя Игорю самую грязную работу.
Конечно, делали они это не со зла. Оба они считали Игоря своим другом, любили и уважали его, и, если бы кто-то посторонний посмел бы поднять руку или поиздеваться над ним, то тому не поздоровилось бы. Но вот сами отказать себе в этом удовольствии не могли. Они действовали по принципу: «Я свою сестренку Лиду никому не дам в обиду! Если только будет нужно, я и сам её побью!»
Естественно, что такого положения вещей врожденное чувство справедливости Ирины допустить просто не могло, и она, как всегда, встала на защиту более слабого.
Сначала она, приготовив стручковую фасоль, и красиво выложив её на тарелки, подбросила в тарелки Олега и Алексея по специально отловленной и усыпленной самогоном жирной гусенице-стручковке, и с наслаждением наблюдала за тем, как сначала Алексей, а потом и Олег, положили их себе в рот, а потом пулей вылетели из-за стола.
Потом, выловила двух мерзких и скользких жаб, и когда они в очередной раз решили поиздеваться над Игорем (Алексей держал его, а Олег пытался припалить ему усы гудроном), подошла и положила их им в трусы, быстро оттянув резинку.
Когда они в очередной раз решили отнять у Игоря еду, она облизала половник и двумя резкими рассчитанными движениями, со всего маху заехала им по лбам. Сначала Олегу, а потом и Алексею.
Естественно, что ей это просто так с рук не сходило. Но бить её им было уже как-то не совсем удобно. Олег, правда, отвесил ей тогда затрещину, но это было ничто, по сравнению со вскочившими на их лбах шишаками. Зато они отыгрывались, топя её в лимане, или пройдясь по голой спине крапивой. Могли положить в туфли куриного помета, или засунуть ей в карман дохлую мышь – это было в порядке вещей. А ещё её братец  любил выставить её в смешном виде перед Игорем и Алексеем или перед заскакивающими иногда во двор местными.
Например, он подходил к ней сзади, взяв какую-нибудь тряпку, закрывал верхнюю часть её фигуры, оставляя видным из-за прикрывающей её тряпки только то, что было ниже талии и смачно говорил: «Лошадь!» Когда же Ирина оборачивалась, он опускал тряпку, прикрывая уже всё, что ниже талии и удивленно и восхищенно произносил: «Женщина!» Это развлечение доставляло бугаям особое удовольствие, хотя Ирина старалась не реагировать на подобного рода шутки.
Но если Ирина не могла простить бугаям издевательств над Игорем, то уж тем более не желала прощать издевательства над собою. Она понимала, что мерится с ними силами – бесполезное занятие, да и на язык они были остры не менее чем она. Самой ей с ними было не справиться. И она решила сходить к Василю. Василь был местным. Он был ровесником и товарищем детских игр Олега. Он был силен, горяч и упрям: если дрался, то до тех пор, пока его не оттаскивало несколько дюжих мужиков, а если сказал что-то, то так тому и быть. Он с детства обладал задатками лидера. Немудрено, что местные парни выбрали его предводителем. Перечить ему мало кто решился бы.
 До Ирины доходили слухи, что она ему нравится, но проверить это у неё возможности не было. После того, как Олег пошел в СВУ, она стала приезжать к бабушке одна. Поскольку подружек не было, она вела достаточно замкнутый образ жизни, так как в мальчишескую компанию брата без Олега её не принимали. Она возилась по хозяйству, отбывала за бабушку общественные работы в колхозе: ходила на прополку сахарной свеклы, на сбор помидоров и арбузов. Иногда ездила в Одессу к бабе Рае – бабушкиной сестре, покупаться в море. Общалась она в основном с бабками, подругами бабы Зои. Слушала их сплетни, пела их песни, отплясывала их танцы, рассказывала им анекдоты, делала уколы, маникюры и педикюры, массажи и прочие процедуры. Среди бабок она точно пользовалась успехом. Они-то, а именно   родная бабка Василя – баба Сима и сообщили ей, что Василь по ней сохнет.    
Он сам своих чувств не проявлял и на Иринином горизонте не показывался. На танцульки и аттракционы одной ей ходить было как-то не с руки, - она и не ходила, - вечером посидеть на лавочку не выходила тоже, а именно там, на танцульках да на лавочках, и свершались все заигрывания и ухаживания. Так здесь было принято.
То, что она, дивчина, пошла во двор до хлопца, было нонсенсом. Но она решилась и пришла-таки к Василю.
Когда она вошла к нему во двор, то застала его пьющим горилку под сальцо со свежим помидорчиком в компании ещё двоих парней. Все они несказанно удивились её приходу, но, однако, за стол пригласили, но она отказалась:
- Васьк, - обратилась она к Василю, - я к тебе по делу пришла.
- Ясно дило, що не горилку пыты.
- Дело у меня личное, не мог бы ты уделить мне пару минут?
- Могу, чивож не смогты, - и он встал и вышел с ней за ворота.
Она поведала Василю, всё как было.
- А ты що за него вступылася, любишь ево, чи що?
- Василь, ну почему обязательно любишь? Просто не по-человечески это. Унижать другого человека нельзя.
- По-моему, так я б вризал им, щоб затрыщало, а коли сам слабак, то так ёму и надоть.
- Ну, это по-твоему, а по-моему, они не правы. Тем более не правы, что мне гадости делают.
- Тоби, то друго дило, так що ты хочишь?
- Василь, пусть ребята не дают им мотоциклы.
- Это можно, - сказал тот.
- А нас с Игорем пусть на лиман возят, ладно.
- А може без Игоря, на кой он ляд тоби сдався? Поихалы со мною. Я тоби покатаю и на лиман и куды скажешь, хочь в Одессу.
- Василь, я с удовольствием с тобой поеду, но Игоря нужно взять, чтобы нос им утереть, чтобы не их взяла, понимаешь? Тем более что меня-то они достают только потому, что я им не даю над Игорем издеваться. Вот я и хочу, чтобы поняли, что на каждого сильного найдется ещё сильнее.
- То верно, гы-гы-гы, - заржал парень, - сильнее-то сыщуться.
Они ещё немного поговорили, а когда Ирина собралась уходить, Василь сказал:
- Ярина, ты на танцы у Парк Культуры придэшь у суботу?
- Не знаю, Вась, до субботы ещё дожить надо. А если с Олегом перессорюсь, то вряд ли. Они меня с собой не возьмут, а одна я не пойду, ты же понимаешь.
- Ты с подружкой приды.
- Да у меня самая молодая подружка - твоя баба Сима, - засмеялась она.
- Хорошо, - сказал Василь, отсмеявшись Ирининой шутке, - подыщэм тоби подружку, покумекаем що-небудь.

На том и порешили. Ирина, удовлетворенная переговорами, пошла домой. Результаты её военных действий сказались незамедлительно. На сегодняшний вечер была как раз запланирована поездка на лиман. Местные должны были заехать за ребятами около пяти вечера. Но те, что приезжали обычно, не приехали. На своем «Кавасаки» прикатил сам Василь, в сопровождении Леньчика, у которого была «Ява».
Они зашли во двор, поздоровались с бабой Зоей, затем Василь обратился к Ирине:
- Ну, ты готова, чи що?
- Сейчас, пять минуток и идем? – ответила Ирина.
- Ну, мы тоби на дворе дожидатыси будэмо, выкурим по цыгарке пока, - сказал Василь, и они с Ленчиком вышли за ворота.
- Куда это ты намылилась? – поинтересовался брат.
- Во-первых, не я, а мы с Игорем, - ответила Ирина, - собирайся Виленкин, ждут! – коротко бросила она Игорю. – А, во-вторых, едем мы на лиман, как и было задумано. А вот вы, дорогие мои, никуда не поедете - плохо себя ведете!
- Кто это тебе сказал? – ухмыльнулся Олег.
- Да сорока на хвосте принесла, - улыбнулась она. – Нас с Игорем заберут Василь и Ленчик, а ваш транспорт не подойдет, так что не мыльтесь! – и она с гордым видом удалилась в хату переодеваться, бросив по пути остолбеневшему Игорю: - А ты, чего стоишь, ждешь особого приглашения? Собирайся! Быстренько!
Игорь в недоумении посмотрел на неё, потом на ребят, не зная, что ему делать.
- Езжай, езжай. Мы догоним, сейчас до ребят сами дойдем, - сказал Олег миролюбиво. 
Иринину угрозу он, конечно же, всерьез не принял.

Игорь с Ириной уехали.
Обхватив Василия за талию и подпрыгивая на колдобинах проселочной дороги, Ирина пыталась перекричать шум мотора:
- Вась, а если Олег действительно к ребятам сам пойдет? Они же не смогут отказать ему, всё-таки друзья!
- Не боись, - проорал он ей в ответ через плечо, - усё продумано! Усе уже тамочки! Мы крайние!

Когда Василь и Ленчик привезли Игоря с Ириной обратно, было уже темно.
- Ну, что же вы нас не догнали? – невинно спросила Ирина у сидящих на лавке и режущихся в карты парней.
- Все как повымерли. Мы пришли, а они уже на лиман свалили! Не понимаю, почему они не заехали за нами?
- Я же объяснила: плохо себя ведёте, - сказала Ирина, четко проговаривая слова, как будто объясняла что-то маленьким детям.
- Не понял, - отозвался Олег.
- Повторяю для глухих и особо одаренных: Пло-хо се-бя ве-дё-те!
- Твоя что ли работа?
- Моя! И учтите, пока вы не прекратите издеваться над Игорем, а также не оставите в покое меня, мы будем жить в состоянии войны! Вы здоровые лбы и не понимаете, что нельзя унижать человеческое достоинство! Запомните, что на силу всегда найдется другая сила!
- Комсомолка? – поинтересовался Алексей.
- Да, но это к делу не относится! – отрезала она.
- Алик, это откуда такая идейная она у тебя взялась? – удивился Ахрименко.
- Да, сам на свою голову воспитал, - удрученно промолвил Олег.
- Ты пойми, защитница, мы же не издеваемся, играем мы так. Шутим. Понимаешь? - сказал Алексей.
- А ты спроси у нас: у меня вот, у Игоря, нравятся ли нам ваши шутки? Смеёмся ли мы и радуемся ли мы вместе с вами? – ответила ему Ирина.
- Ну, ты чё, Слоненок? – возмутился Олег. – Совсем шуток не понимаешь?
- Я всё понимаю, но принимаю только те шутки, которые не унижают. Вам понравилось, когда я с вами шутила?
- Да, ну, нормально! – протянул Олег.
- Ага, даже когда гусеницу съели?
- Ну, это ты, конечно, переборщила, - согласился Алексей.
- А половником по лбу, понравилось?
- А вот за это, следовало бы тебе тоже врезать, не так как я, слегка-легонько, а так, чтобы ты потом неделю на жопу не села! Да я телок не трогаю, – ответил Олег, потирая шишак на лбу.
- Значит, не понравилось всё же! И это только несколько раз. А вы постоянно над человеком издеваетесь!
- Да, не издеваемся мы над ним! – возмутился Олег. – Говорят же тебе шутки у нас такие. Вот ты его спроси: Игорех, ты на нас обижаешься?
- На дураков и больных не обижаются, - ответил Игорь, - а, если честно, то она права!
- Ты что, Вилка? Мы ж не со зла! – удивился Олег.
- Видишь ли, Алик, всё хорошо в меру. А вы и в правду уже перебираете. Если я не возмущаюсь и не отвечаю тем же, то только потому, что не хочу связываться с вами.
- Ну, ведь мы и над Лешкой с тобой подшучивали, да и мне вы «велосипед»  делали! – напомнил Олег.
- Это потому, что идиоты, - сказал Игорь. – Всё, хоре эту тему обсуждать. – Он развернулся и пошел по направлению к хате.
- Правильно, обсуждать больше ничего не будем, а мы с Игорем просто с вами больше не общаемся, до тех пор, пока вы не подумаете хорошенько и не перестанете заниматься ерундой, - поставила Ирина точку в этом разговоре.
Игорь остановился и удивленно посмотрел на Ирину…    

*    *    *
Погрузившись в воспоминания, Ирина не заметила, как уснула. Когда она проснулась, то обнаружила, что она накрыта одеялом, а Александр уже не сидит у её кровати.
Она осторожно вылезла из-под одеяла, выглянула в окно. Солнце стояло высоко. Она взглянула на часы: «Уже час! Ничего себе продрыхла», - подумала она. Заглянув в соседнюю комнату, обнаружила, что там пусто. Она вышла на улицу и увидела Александра, капающегося в моторе своей «Волги».
- Доброе утро, - она улыбнулась ему.
Он высунул голову, увидел её, и направился к ней, вытирая руки какой-то тряпкой:
- Проснулась? – улыбаясь, спросил он и добавил озабоченно: – Как твои дела? Как ты себя чувствуешь?
- Всё нормально, - ответила она, - как я и говорила.
- Ну, слава Богу, а то я ужасно переволновался.
- Зря волновался, всё бывает. Давай не будем больше обсуждать этот вопрос, ладно?
- Ладно, - ответил Александр. – Это ты укрыла меня одеялом? Это ты зря. Не надо было.
- Когда я проснулась, в комнате было прохладно, и я побоялась, что ты замерзнешь. Тем более что ты сидел прямо на полу.
- Просто не представляю, как я мог заснуть? – удивился он. – А самое главное, как мог не проснуться от твоего прикосновения?
- Очень просто, я старалась не разбудить тебя, - сказала она улыбнувшись.
- Спасибо, но накрыла ты меня зря, я ж солдат, могу спать как угодно, где угодно…
- И с кем угодно? – завершила она его фразу, вспомнив, что это была любимая поговорка брата и его друзей.
- Теперь уже вряд ли, - тихо промолвил он, - после того как узнал и полюбил тебя…
- Саша, мы же договорились.
- Мы можем договориться о чём угодно, только вот любить тебя я не перестану, каким бы не был уговор. Это не возможно.
- Саша, пройдет время, и всё пройдет. Всё проходит…
- Я не хочу, чтобы это проходило. Я никогда ещё не был так счастлив, правда, и несчастлив одновременно. Счастлив оттого, что ты есть на свете, и я тебя люблю, и пока ещё я рядом с тобой. И несчастлив потому, что ты любишь другого, и скоро нам придётся расстаться.
- Саша, я прошу тебя: не надо. Не трави душу ни мне, ни себе. Лучше скажи, где наши счастливые влюбленные?
- А… они? Они только недавно перед тобой вылезли, поели и отправились на озеро. Кстати, ты же голодная! Пойдем, я накормлю тебя. Я отварил картошку и шашлык ещё остался.
- Вот это да! Да, ты просто клад! Пойдем, я ужасно проголодалась.

Ирина сидела за импровизированным столом из ящика, стоящим прямо на улице, нахваливая, с удовольствием уплетала приготовленную Александром в походных условиях на костре картошку и шашлык. Когда она поела и напилась чаю, он убрал тарелки и сел напротив неё.
- Ира! – сказал он. – Сегодня мы уезжаем. Сейчас мы развозим вас с Мариной по домам и выезжаем в Москву… Я очень прошу, дай мне шанс увидеть тебя ещё когда-нибудь.
- Я не могу тебе этого гарантировать, - решила она свести всё к шутке, - это как решит судьба. Если когда ты приедешь в Питер, там буду и я, то ты меня увидишь, как впрочем, если я приеду в Москву, а там будешь ты. Ну а если нет, значит – нет.
- Ты всё шутишь, - горько улыбнулся он. – Судьба, говоришь? А ты знаешь, я верю, что то, что мы с тобой встретились – это судьба! Иначе просто не может быть! Так что мы ещё посмотрим!
- Ну, судьба, так судьба! Думай так, как ты хочешь думать, если так тебе легче.
- Ира, я просто хочу, чтобы ты знала и помнила, что я люблю тебя… И, если у тебя что-то случиться… Ну, в общем, если я буду нужен тебе… Короче! Я у тебя есть. И всё что ты не попросишь, я сделаю для тебя. И, если будет необходимо, я буду рядом с тобой по первому твоему зову!
- Сашенька, спасибо тебе, только не давай опрометчивых обещаний. Ты же военный. Ты от себя не зависишь.
- Если это будет надо тебе, я буду рядом с тобой по первому твоему зову. Я всегда отвечаю за свои слова, – сказал он твердо.
- Хорошо, хорошо, я верю тебе, - сказала и погладила его по руке, - и обещаю, что если мне будет нужно, я обращусь к тебе.
- И ещё, Ира, я хочу попросить тебя… я, конечно, понимаю, что я не имею на это права… но, пожалуйста… разреши мне писать тебе…
- Вот это мне не трудно разрешить тебе. Я очень люблю получать письма. Кстати и писать тоже. Я не обещаю, что отвечу на каждое твоё письмо, но когда будет время, обязательно напишу.
- Спасибо тебе, - он вскочил со стула, взял её руки в свои и припал к ним лицом, - спасибо, ты сделала меня почти счастливым…
- Немного же тебе для счастья надо, - улыбнулась Ирина и не отняла рук.
- Ириша! Я понимаю, что наглею, но всё же, разреши себя поцеловать.
- Нет, Саша, - ответила она, - это уже лишнее…
 
Через некоторое время с озера вернулись Марина и Владимир, они перекусили, собрали вещи и выехали в Ленинград. По дороге Марина наполняла салон автомобиля счастливым щебетанием. Но чем ближе они подъезжали к Ленинграду, тем она становилась мрачнее. И, наконец, когда машина остановилась около дома Ирины, она просто завыла белугой.
- Прекрати истерику! - приказала Ирина, вытаскивая ее, цепляющуюся за Владимира, из машины. – Ты же его не хоронишь!
Но никакие уговоры не помогали. Рыдающую Марину буквально вытащили из машины и донесли до квартиры. Там, мама Ирины, Светлана Васильевна, отпоила девушку валерьянкой. Совместными усилиями удалось отговорить её сейчас же, немедленно ехать с Владимиром в Москву. Тем более что буквально через несколько дней ребята должны были отправиться в действующую часть для прохождения практики…

Наконец, часа через два, плотно поужинав, ребята выехали в Москву. Перед отъездом Александр протянул Ирине листок с написанным на нем адресом и телефоном:
- У нас последний курс, так что мы будем жить дома, если что - звони.
- Хорошо, - ответила она.
- Если меня не будет, мама передаст мне, всё что нужно…
- Хорошо.
Он, вдруг, неожиданно наклонился и поцеловал её в губы быстрым легким поцелуем, и отстранился, ожидая реакции.
Она улыбнулась…

Они с Мариной, проводив ребят, сидели на кухне у Стеценок.
- Ирка, - говорила Марина, - ты не представляешь, какая я несчастная! – ныла тоскливо, - Как я люблю Володю! – и лицо её озарялось улыбкой. - Я не знаю, как я буду жить без него… - на глаза наворачивались слезы.
- Проживешь, не переживай, ты же знаешь, что наша с Игорем история сплошь состоит из встреч и расставаний, однако же, я не умерла.
- Да, тебе проще, - протянула Марина, - ведь у вас с ним ничего не было, ты не знаешь, как это прекрасно! Представляешь, Ирка, я теперь женщина! Я женщина! Я женщина! – она встала со стула и закружилась по комнате. - Я женщина, и это прекрасно!
«Я тоже женщина, но это отнюдь меня не радует», - грустно подумала Ирина.
- Ты не представляешь как это прекрасно, Ирка! Но это не передать словами! Это просто… Это просто… - она не знала какое подобрать сравнение.
- Как апельсины? – спросила Ирина, перефразируя известный анекдот про чукчу.
- Дура, ты несчастная!
- Что ж сделать, коли дура, так дура, а вот несчастная – это ты в точку, - сказала Ирина и задумалась.
- Глупая, какая же ты несчастная?! Игорь тебя любит, и Сашка тоже влюблен по уши, даже жалко парня. Послушай, а почему бы тебе не выйти замуж за Сашку?
- Ты что очумела?
- Сама ты очумела, - обиделась Марина, - просто они с Володькой моим друзья, если мы будем их женами, то будем общаться.
- Глупенькая, они вояки: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону…» – процитировала она. – Куда пошлют, туда и поедут, а ты за ними. Пошлют в какую-нибудь Тьму-таракань, где «восемь девок, один я», и будешь жить там в общаге и спать на железной койке. И ни тебя театра, ни ресторана, одна офицерская столовка. Ты об этом подумала? Ты к этому готова?
- Нет, Володьку, скорее всего в Москве оставят, он говорит, что учится хорошо, значит, сможет выбирать себе распределение.
- Ну-ну, дай-то Бог! Хотя это тебе не гражданский ВУЗ. А если всё-таки в Заб ВО?
- Что такое забво?
- Забайкальский военный округ или «забудь вернуться обратно», в простонародье.
- Ну, значит, поеду в этот самый Забво, - сказала Марина, правда особого энтузиазма в её реплике не прозвучало.
Они ещё немного поболтали обо всём и ни о чём, попили чаю и разошлись по домам, каждая со своею думкой.