Музыка

Вечером семейное общежитие напоминает рынок в выходные дни. Каждый делится своими впечатлениями дня, кто-то просит соль, кто-то хлеба. Подрались две женщины из-за не поделенной газовой плиты на общей кухне. Все куда-то бегут. Шум и не прекращающиеся живые потоки в коридоре.
Комната № 66. Андрей пришел с работы и, войдя в дом, улыбнулся от того, что горячий запах жаренного картофеля пощекотал ноздри. Из-за шторы, условно разделяющей подобие кухни и зала, появилась его супруга Светлана в синем давно полинявшем махровом халате. На ее лице отсутствовали какие-либо эмоции, лишь поднятая к верху бровь задавала немой вопрос. Андрей наизусть знал все ее упреки и, снимая шапку и шарф, приготовился к вечернему порицанию.
- Не раздевайся – отопление снова отключили, – на повышенных нотах сказала жена.
- Ты вообще когда-нибудь начнешь думать о своей семье? Когда мы будем жить по-людски? – не унималась Светлана, накладывая жаренный картофель Андрею в тарелку.
С каждой фразой ее речь становилась быстрее. Но Андрей за последний год уже привык к ее упрекам и молча ел.
- Ты собираешься сдохнуть здесь? Все нормальные люди уже отсюда съехали. Вон, погляди, Коробовы купили трехкомнатную квартиру. А мы…
- А тебе не все равно, где сдохнуть?.. – сухо проронил Андрей.
- Ты хоть бы о Лешке подумал, – выдержав паузу, сказала Света.
- Я говорил тебе и говорю: у нас есть крыша над головой, живем не впроголодь. Скоро я стану знаменит, я напишу шедевр всей истории музыки. Мы будем богаты, – он нежно взял жену за руку, глядя ей в глаза, – только нужно подождать. Я знаю это – поверь…
Светлана резко одернула руку и присела на стул, скрипнувший под своей хозяйкой.
- Мне надоели твои байки, уже десять лет ты говоришь одно и то же. Хоть бы что-то новое придумал, чтобы не так тошно было, – включая обогреватель, причитала Света, – Господи, ты же все видишь…
Андрей вышел в коридор и закурил. «Как же она не поймет, – думал он – ведь не главное эти деньги. Мы вместе, мы любим друг друга, у нас замечательный сын – чего бы еще нужно? Это моей душе не хватает чего-то очень важного. Какая-то пустая ниша мучает и не дает покоя. Но скоро я все же напишу музыку, услышав которую, люди будут плакать, они будут молиться на нее. Тогда я буду окончательно счастлив и спокоен. Но пока, пока следует ждать – ждать благодатных дождей».
Андрей и Светлана встретились в Харьковском институте. Тогда Андрей Полохов в составе рок группы «Веретено» играл на «клавишах». Светлана впервые увидела его на сцене, и это была любовь с первого взгляда. Если женщина чего-то хочет, она этого добьется. Судьба волей не волей свела их вместе в студенческом лагере. Медленный танец на дискотеке, несколько стандартных  фраз… У Андрея, как ни странно, сердце было ни кем не занято. И Света была счастлива его занять. Андрей видел в ней свою музу. Все вокруг говорили об идеальности их пары. Светлана была действительно счастлива рядом с этим симпатичным человеком, который к тому же играет на клавишах в институтской рок группе. Ей завидовали все ее знакомые подруги.
По окончании института состоялась свадьба. Отметили в узком кругу друзей. Челябинский машиностроительный завод, куда распределили Андрея, выделил им комнату в общежитии. Все налаживалось. Время горной рекой несло их сквозь серую, монотонную жизнь, ничем не отличавшуюся от других. Через год родился Алексей. Жизнь шла своим чередом. Год за годом.
После института группа «Веретено» распалась. Музыканты стали строить коммунизм в самых разных уголках Великой Родины. Диплом оказался указом о роспуске группы. Андрею не хватало этого адреналина сцены, простецких шуток и мечтаний о звездном будущем на репетициях. Да и просто закадычных друзей. С годами он все иначе смотрел на жизнь. Другие проблемы, другие желания, иные ценности. Жизнь двигалась в неизвестном направлении и не известно, куда привела, если бы…
Однажды ночью Андрею приснился сон. Он в смокинге сидит за роялем на огромной сцене. Мощные прожектора устремлены на него. Цветы, пестрое море цветов под ногами, на рояле. В зале аплодисменты, воодушевленные крики женщин и мужчин. Все больше и больше цветов летят на сцену. Его руки поднимаются над клавишами рояля, и шум зала достигает своего апогея… Звучит первый аккорд, и этот звук, словно лезвие, отсекает все крики и вопли красивой блестящей толпы. Музыка полилась по сцене, тонкими ручьями стекая в зал. Словно кристально прозрачная вода, она лилась к ногам слушающих. С каждой твердой долей музыка поднималась все выше и выше. Еще через восемь тактов вода скрыла головы людей. Они округляли глаза, захлебываясь музыкой. Когда легкие уже были заполнены, люди начинали плакать. Потекшая черная тушь женщин змеями сползала с их лиц. Мужчины хватались за волосы, открывая рты, но их криков не было слышно, легкие наполнялись музыкой. Женщины в экстазе рвали на себе дорогие платья из золота. Словно некие звери вселялись в каждого из них. По всюду слезы и беззвучные крики толпы. Музыка уже достигла купола потолка, когда рыдающие люди, шипя змеями, ползали по полу. Стены покрывались трещинами. Сквозь музыку слышался чудовищный треск потолка. И вот уже давление музыки ничего не могло сдерживать. Как ядерный взрыв, в цепной реакции, удар за ударом, скрывались под волнами города. А люди, не понимающие происходящего, все вдыхали музыку. Через двадцать два такта мир повторил историю Атлантиды, купаясь в кристально прозрачном океане мирового шедевра. Весь космос, вся вселенная стала похожа на бурлящую, заполненную звуками струн внутренность рояля. Свет прожекторов рассекает ее на мелкие лоскуты. Свет, много света, вспышки одна за другой. Стоп!!!
Музыка утихла. Ее материальная вода с шипением испарилась, как капля на раскаленной плите. Людские тела без движения, сваленные в кучи, смотрят в его глаза… Губы пытаются шептать: «Воды…еще воды… воды нам – просим Вас».
Андрей открыл глаза, которые сжимались с такой силой, что ни одна слеза не могла просочиться между век. И вода, хлынув на постель, мгновенно испарилась, оставив на потолке странный фиолетовый узор. Его видел только он. Для всех остальных – лишь белый, немного облезлый, потолок.
После той ночи Музыкант на своем стареньком немецком пианино пытался вспомнить – воспроизвести эту музыку. Этот инструмент еще давным-давно подарил ему дед со словами: «Это пианино перевернет твою жизнь, если ты сделаешь свой выбор». Каждый вечер он садился перед ним и играл первый аккорд, который он в точности запомнил. Но дальше пальцы становились словно деревянными, будто бы кто-то не хотел еще раз услышать эту музыку и старательно мешал вспомнить ее. Иногда Музыкант часами сидел перед этими черно-белыми клавишами, пытаясь вспомнить хотя бы еще один аккорд. Но это ни к чему не приводило. Он злился на себя, часто называл себя бездарностью лишь за то, что не мог вспомнить эту музыку, но внутренний голос говорил: «Ты ее уже создал, ты ее отец. Твоя дочь не собирается отрекаться от тебя. Не беспокойся. Твоя музыка прославит человечество. Просто, еще не пришло время – ты сам не готов ее услышать. Просто жди…» И Музыкант снова ждал.
Этим зимнем вечером Андрей, поужинав, так же сел за пианино. Сыграл уже всем знакомый аккорд и замолчал. Положил руки на колени и медленным движением глаз разглядывал клавиши. Иногда он приоткрывал рот, что-то проговаривая, но затем коротко отрицательно вращал головой. Огромная боль черными пятнами врезалась в его глаза.
- Ну, что гений, это и есть твоя музыка? Лешка и то больше, наверное, придумает. Это твое пианино только место занимает, лучше бы сюда шкаф поставили – полезней было бы, – гладя постиранное белье, раздраженно говорила Света, – слышишь, Моцарт?
- Да…, – сказал Андрей. Но на самом деле в тот момент он был далеко от своей комнаты, от этой коммуналки со всей ее суетой. Он не слышал ничего: ни звука телевизора, ни оскорбительных слов жены, ему было хорошо в своих вечерних грезах, в мире, в котором был лишь он и гармония аккордов.
Через час глаза заморгали, и Музыкант поднял голову. Обернувшись, он посмотрел на Лешку, который сидел на диване и разглядывал новый выпуск журнала «Миша».
- Как дела парень? – спросил Андрей и улыбнулся.
- Нормально.
Лешка встал и подошел к отцу, они обнялись.
- Я люблю тебя, сын…
- И я люблю тебя.
Так обнявшись, они долго разговаривали о прошедшем дне, о том, как Лешка сегодня упал с горки и не заплакал. Затем Андрей расстелил постель и уложил Лешку, а сам достал томик Хемингуэя и принялся читать. Пришла Светлана от соседки. Бросила короткий взгляд на Андрея и молча легла спать. Постепенно общежитие затихло и приготовилось ко сну. «Завтра рано вставать», – подумал Музыкант и улегся рядом с женой, отвернувшейся к стене.

Утро. Андрей открыл глаза и посмотрел на часы – без десяти минут шесть. Он встал, выключил обогреватель (отопление включили), быстро оделся, не включая свет, чтобы никого не разбудить, и вышел. На улице было морозно. Звезды еще светили в полную силу, маня сторонние взгляды подобием бриллиантов. Андрей опаздывал на работу, поэтому шел быстро, со скрипом оставляя следы на свежем снеге. «Как хорошо все же встать рано и увидеть свои следы на этом белом ковре», – с восторгом думал Музыкант. Факт, что он опаздывает, немного беспокоил его. Чтобы забыть об этом чувстве, Андрей стал вспоминать о своем сне: «Парк… огромные дубы… незнакомый человек…» В груди учащенно забилось сердце.
- Тьфу, что за бред! – испугавшись странности сна, выругался Андрей и ускорил шаг. «Подумаешь, опоздаю, так опоздаю. Нет ничего страшного в том, что получу выговор от начальника. Все равно это должно случиться, и это случиться. Так лучше пусть он гробит свое здоровье. А я буду спокоен, словно слон, – подумал Музыкант, и, как бы одобряя свои мысли, кивнул головой, – все буде хорошо».
Этим утром начальник сам опоздал. Все говорило о том, что день будет славным.
После десяти часов работы Андрей, немного уставший, но удовлетворенный результатами труда, шел домой. По дороге он остановился возле магазина и огляделся. Вокруг пробегали сотни людей, смотрящих себе под ноги.
- Какие странные люди. Они когда-нибудь смотрят вверх – на звезды? Или хотя бы друг другу в глаза? Они не интересуются, что происходит с их соседом, с которым они идут плечом к плечу. Неужели они переживают лишь за себя? Может быть, их шеи слишком тонки, что не держат головы? Какие они странные… А почему же я никогда этого не замечал раньше? А может, я такой же, как и они? – думал Музыкант. Он поднял голову вверх и увидел, как сотни ног бегут по асфальту. Он вздрогнул. Снова открыл глаза и увидел звезды.
- Нет. Я другой. Я не хочу быть, как они. Я хочу, если не быть среди звезд, то хотя бы смотреть на них. Никогда не буду смотреть под ноги, – глядя в небо, доказывал себе Андрей.
Он открыл дверь в комнату и застыл с открытым ртом. По среди комнаты в позе манекена стояла Светлана в черной норковой шубе. При малейшем движении свет нежно переливался на ворсинках шкурок.
- А ну, покрутись-ка… – улыбаясь, сказал Андрей.
Светлана обернулась вокруг своей оси и состроила улыбку, с которой ходят по сцене полуобнаженные модели.
- Ого… Свет, откуда такая шуба? Откуда деньги? Ты что, выиграла в лотерею? – с восторгом спросил Музыкант.
Светлана, улыбнувшись, указала пальцем за штору. В голове Андрея пронеслась ужасная мысль. Он был готов отдать все, лишь бы она оказалась лишь мыслью. Собрав все силы, Музыкант сделал шаг вперед и посмотрел на пустое место, где раньше стояло пианино.
- Нет…, – полушепотом, с немым вопросом в глазах произнес он.
- Ты все равно на нем не играл, только место занимало. Уф, даже дышать легче стало. К тому же, ты мне давно обещал шубу.
Музыкант молча стоял перед пустым углом и смотрел на то место, где раньше стоял его инструмент, его память и вдохновение, знавшее его музыку. По его щекам текли две слезы.
- Как ты могла это сделать? Как? Объясни мне, Света…, – подавляя дрожь в голосе, спросил Андрей.
- Ой, не нужно передо мной разыгрывать сцены – мы не в театре. Ты посмотри какая шуба! – с гордостью произнесла Светлана и повернулась еще раз вокруг своей оси.
- Да у тебя же нет сердца. Внутри тебя кроме плоти ничего нет. Ты  чернее этой шубы. Ты не можешь чувствовать то, что чувствую я, и никогда меня не поймешь…, – Музыкант охватил голову руками и сел на диван, – за что ты меня так ненавидишь…?
- Не знала, что ты весь такой святой… Тогда, пожалуй, сейчас я – грешная – еду к маме! Навсегда!
Светлана по скорому собрала свои и Алешкины вещи. Взяла пачку чая, связку баранок и, хлопнув дверью, ушла с сыном. Музыкант ночью не спал. Ни о чем не думал. Просто молча сидел, сжав голову руками.
На следующий день Андрей не пошел на работу. Он сидел в комнате и курил сигареты одну за другой. Не хотелось есть, спать двигаться. Лишь рука с сигаретой машинально поднималась и опускалась. Вечером он вышел на улицу, и как слепая собака побрел по городу. Вошел в бар, потому что дверь оказалась на его бесцельном пути. Музыкант никогда не пил. Старый бармен, заметив его состояние, налил стограммовую рюмку водки и поставил у него перед носом. Через час клиент был «готов».
– Самое страшное, что могло случиться, случилось со мной, – пьяным голосом говорил Музыкант – я потерял веру, веру в то, что все будет хорошо, веру в людей, и самое главное веру в самого в себя. Человек живет, пока верит – верит, пока живет. Умирает вера – умирает человек. Мы живем лишь ради веры: в любовь, в хорошее завтра, в себя…
Вчера меня спросили: "Ради чего ты живешь?" А я даже ответить не смог. И мои глаза наполнились слезами. Самыми тяжелыми слезами, которые когда-либо текли по моим щекам.
Музыкант стал на стул посреди бара, и никто не пытался снять его или тем более выгнать за дверь. На столько его слова были пропитаны болью, что каждый хотел дать ему руку и взять его страдания, но никто не знал, как. И все молча слушали.
– Закройте глаза, – охватив сзади голову руками, срываясь на хрип, кричал Музыкант, – и вы, как и я, перестанете видеть всю мелочную мерзость этого безумного мира. Но в это время вы перестанете видеть и все то красивое, что несет в себе этот мир – что я сейчас не могу разглядеть даже с открытыми глазами.
Закройте уши, и вы, как и я, перестанете слышать крики и стоны потерявших веру людей, заблудившихся в своей памяти, больной памяти. Но Вы не перестанете слышать криков своей души и перестанете слышать пение птиц, что сидят на карнизах ваших квартир.
Я же не могу расслышать моей музыки. Но я ее вспомню и буду играть для Вас. Услышав ее, Вы будете рыдать, потому что будете счастливы. Вам ведь не хватает его – счастья, правда? Посмотрите на свои лица. Вы же все покойники. Как те, кто лежат под поросшими травой плитами. Разница лишь в том, что Вам больно. Вы же все больны. Но я принесу Вам свет, я исцелю Вас…
Вдруг стул пошатнулся, но двадцать пар рук подхватили Музыканта и положили его на пол. По его красному лицу бежали сотни крошечных капелек пота.
– Я подарю Вам музыку…, – тихо простонал Музыкант и потерял сознание.

Андрей открыл глаза. Он был дома – один. Часы показывали десять часов вечера. Он не знал, как попал домой, сколько дней лежал без сознания. В голове, не прекращаясь, звучал первый аккорд. Он становился все громче, и Музыкант уже не мог этого выносить, слишком сильная боль  разрывала его тело и душу.
- Остановись! – сухими губами, сквозь лихорадку, прошептал он.
Наступила тишина. За окном, медленно кружась, падал снег. Андрей оделся и вышел на улицу. Холодный воздух пытался заставить забыть его обо всех неприятностях, говоря: «Дыши полной грудью, и тебе станет легко». Музыкант дышал, и с каждым вдохом ему становилось легче. Он посмотрел вверх. Из темноты неба в один миг появлялись миллионы снежинок. Каждая из них, кружась в танце, играла свою маленькую роль, не претендуя на соседскую. Их роли были равны. Они не толкались, даже не касались друг друга, постоянно держа дистанцию в несколько миллиметров. Снежинки были видны лишь несколько секунд, когда они, словно звезды, вспыхивали на небе, освещенные фонарями. Затем они растворялись в массе себе подобных на асфальте. И по отдельности их уже никто не видел. Это был прекрасный недолгий балет.
Музыкант поднял воротник, засунул озябшие руки в карманы и пошел по заснеженной улице. Он не знал куда идет, просто шел вперед, пока не увидел огромные дубы. Это был парк. Складывалось чувство, что его здесь ждали. Аллея покрыта новыми коврами, лавочки в снежных чехлах. Тишина и спокойствие царили под старыми дубами. Музыкант подошел к парапету набережной, смахнул с него снег и, облокотившись, посмотрел на идущую по льду серую кошку. Вдруг краем глаза он увидел, как чья-то тень мелькнула к нему за спину. Андрей обернулся, но никого не увидел. Он пристально смотрел в темноту, разглядывая каждую тень, как бы оценивая их на предмет угрозы.
– Может, ночная птица…, – подумал он. Лишь его следы нарушали белую гладь снежного ковра. Музыкант вновь облокотился на парапет и молча смотрел на не застывший участок реки, где с шумом проносилась вода. «Вот как получается, – думал он, – кошка идет по льду на другую сторону, значит, река стоит на месте, но попади она в полынью, никогда не выберется – затянет под лед течением. Значит, если мы не видим движения, то это не означает, что его нет. Что может быть проще. Гораздо важнее невидимое движение – движение внутри, чем то, что можно разглядеть. Я вижу свою музыку». Все это время, пока он смотрел на воду, его не покидало чувство, что кто-то наблюдает за ним, кто-то дышит ему в затылок, рассматривает в упор. Он обернулся и посмотрел на дубы, в темноту между ними.
– Кто ты? Выйди из темноты, – крикнул сквозь тишину Музыкант.
Из-за дуба вышел человек в сером длинном пальто. Голова его была непокрытой, и на седых волосах редко лежали крупные хлопья снега. Он подошел поближе к Музыканту и сложил руки за спиной. Андрей смотрел в его темные глаза, пытаясь понять: что этот человек делает здесь ночью.
– Кто ты? – спросил Музыкант у незнакомца, потревожившего его одиночество.
– Я хочу тебе помочь, – не раздумывая, ответил человек, как будто отвечал на этот вопрос сотни раз.
Его голос был нежно-бархатным, немного сиплым, располагающим к себе.
– Мне не нужна помощь, – так же быстро ответил Андрей.
Он начинал нервничать, в то время как незнакомец даже не моргал, его лицо выражало абсолютное спокойствие.
– Ты врешь, и ты это знаешь. Я нужен тебе. Я смогу помочь тебе достигнуть тех высот, о которых ты мечтаешь вот уже много лет.
– Кто ты? – испуганно глядя в невозмутимое спокойное лицо, переспросил Музыкант.
– Я знаю, что от тебя ушла жена, любимая твоя туалетная вода – «Шаман», в детстве твоей любимой игрушкой была серая собака с оторванным тобою же хвостом, а сегодня ты выпил половину чашки холодного чая…
– Что тебе нужно от меня!? – испуганно закричал Музыкант.
– Не кричи, – спокойно заговорил человек, – не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Я знаю о тебе все, как и обо всех других в этом городе, да и не только в этом. Это моя работа – следить за каждым. Я знаю о твоем сне, я был в нем с тобой. И я могу помочь тебе услышать эту музыку.
– Это, скорее всего, глупый сон. Сейчас зазвенит будильник, и я проснусь, – не веря глазам и ушам, повторял Музыкант.
– Нет, это не сон. Это реальность. Воображение. Называй как тебе угодно. Но я здесь и сейчас для того, чтобы спросить: хочешь ли ты услышать свою музыку, чтобы дать людям то, чего они так давно ждали?
Музыкант посмотрел еще раз в его темные глаза. Что-то щелкнуло в его груди, как маленькая ведущая шестеренка зашла в зацепление с огромным механизмом. Осознанное спокойствие теплом разлилось по телу. Не сдерживая улыбки, он смотрел на незнакомца.
– Ты правда можешь мне помочь? – спросил с надеждой Музыкант.
– Да.
– Но значит, тебе нужно что-то от меня? Так?
– Так.
– И что же?
– Твоя ДУША, – спокойным голосом сказал человек.
– Душа?
Музыкант звонко рассмеялся. Но, увидев, холодное лицо седого человека, всерьез испугался. Вдруг Андрей заметил, что незнакомец не оставлял за собой следов. Во рту пересохло. Музыкант схватил горсть снега и положил его в рот.
Человек, почувствовав страх собеседника, подошел поближе.
– Людям свойственно уродовать неизвестное, то чего они боятся. Они присваивают вампирам сверхъестественную силу, крылья мыши; дьяволу рога, копыта, козий хвост. Но я ведь не похож на это чудовище? Я такой же человек, как и ты. И так же могу умереть, как и ты, наверное… Просто я могу дать тебе то, о чем ты так давно видишь сны, к чему так стремишься, преодолевая боль.
– Тебе нужна моя душа? Взамен на мою мечту?
– Да. Но ты не обязан дать мне ответ сразу. Это слишком ответственный выбор. Ты будешь думать, и я даю тебе время.
Музыкант молча смотрел себе под ноги и пытался понять то, о чем рассказывал незнакомец. «Продать душу за свою мечту? Это же… это же… это же запрещено. Боже, помоги мне, покажи мне светлый путь». Мысли путались в голове, они не могли поместиться в этой его маленькой коробочке. Они переворачивали все его мировоззрение, все устои и каноны. Он не мог осознать, что зло, которого он так боялся, материализовалось и стояло перед ним, покупая его ДУШУ. Музыкант поднял глаза, но человека, как и его следов, уже не было. Раздавленный взваленной огромной ношей, он пошел прочь от этого злополучного места.
Ночью он снова курил. Он пытался разобраться в себе: «действительно ли мне стоит отдавать мою ДУШУ ради этой музыки? Может я смогу вспомнить ее сам? Ведь у меня есть море времени. Но, может быть, кто-то уже устал ждать, и ему остается несколько недель или часов. Я ничего не знаю. Это безумство, похоже, я схожу с ума».

Наступило утро. Музыкант сидел за столом и тупо смотрел на фиолетовый узор на потолке. Вдруг рисунок поплыл, изменяя свою форму и оттенки. Остановился. На потолке было написано: «Выбирая, ты не выбираешь, а делаешь то, что должен делать. Не слушай других, а тем более себя. Просто делай». Музыкант прочел их, и наступил вечер. Он оделся и вышел. Так же падал снег, горели фонари. Он шел по укутанным снегом улицам. Шел, скорее всего, в парк, но не знал, что скажет человеку в сером – каков будет ответ. Музыкант зашел в парк. Огромные дубы смотрели на него в упор, пытаясь что-то сказать. Казалось, если они сейчас закричат, весь город в одно мгновение превратится в руины. Сердце бешено колотилось в груди. Ему хотелось все бросить и побежать домой. Но словно чья-то невидимая рука, как шахматную фигуру, заставляла двигаться его вперед. «Это невыносимо больно, когда забирают твою ДУШУ. А может быть, я сразу умру. Что за игры ведет со мной этот человек? Что бы это ни было, но это будет ужасной физической и моральной болью», – думал он. Чем глубже Музыкант заходил в парк, тем крупнее становились капли пота на его лбу. Казалось, что он идет на эшафот. Из-за седого дуба вышел вчерашний незнакомец. Он, как и вчера, появился в сером пальто, его седые волосы скрывала шляпа с широкими полями. Человек медленно приблизился к Музыканту и остановился в нескольких шагах от него. Его лицо было, как обычно, холодным и спокойным. Взгляд его черных глаз просвечивал все внутри, заставляя чувствовать  себя голым. От этих глаз нельзя было отвести взгляд, они были повсюду.
– Я ждал тебя, присаживайся, – тихо сказал незнакомец и указал на небольшой столик с угощением, внезапно появившийся за спиной Музыканта. Они сели. Человек в сером открыл шампанское и грациозно разлил его в два бокала.
– Ты думал всю ночь и весь день. Миллиарды мыслей расстреливали твой больной мозг. Я думаю, ты уже не в силах держать этот груз. Скажи одно из двух слов: «Да» или «Нет», – Он поднял бокалы, и один из них протянул Музыканту, – Если ты скажешь «Да», то получишь все, что хотел. Если – «Нет», то ты проснешься с уверенностью, что сейчас – это был всего лишь сон. Делай свой выбор.
Музыкант смотрел на поднимающиеся из ниоткуда пузырьки шампанского в своем бокале. «Вот она – минута истины. Моя Душа выставлена на аукцион. Два игрока: Я и этот незнакомец. Цена одна – мое «Нет», эквивалентное его возможности – отдать мне мою музыку». Со дна сорвался последний пузырек шампанского и, преодолевая сопротивление, полетел вверх. Плечом к плечу с ним в легкие плотным потоком со свистом шел воздух. Пузырек достиг поверхности и, вылетев из бокала, взорвался словом «Да».
– Да. Мой ответ – «Да», – подняв глаза, ответил Музыкант.
– Этот контракт уже никто не в силах разорвать, – теперь у тебя есть все, что ты хотел, – впервые человек в сером на долю секунды улыбнулся, – позвольте предложить Вам отметить нашу сделку о «Купле – продаже».
Звон двух бокалов пронесся над городом, оповещая всех спящих, что игра не закончилась, а всего лишь начиналась.

– Андрей, проснись, ты опоздаешь на работу!
– Свет, дай поспать. Еще три минутки.
– Андрей, вставай!
Музыкант, вздрогнув, открыл глаза. Перед зеркалом стояла Светлана, укладывая волосы.
– Что… Света? Ты же… Ты же у мамы…, – моментально протрезвев ото сна, спросил Андрей.
– Я у мамы? Проснись и пой, – рассмеявшись, сказала Светлана, – выпей вот воды, у тебя губы потрескались.
Светлана протянула стакан воды. Музыкант сделал глоток и посмотрел в стакан… на дне, с широко открытыми глазами, беспорядочно дергая руками и захлебываясь водой, лежал он сам. Музыкант посмотрел на Светлану. Она хохотала, показывая свои белые зубы. Ее лицо стало серым, глаза закатились. И через мгновение это уже была не его жена, а… тот самый незнакомец смеялся над ним, указывая пальцем на стакан, в котором тонул сам Музыкант. Схватившись за горло, он открыл глаза и сел на кровать. По лицу катился пот. В комнате было темно. Часы показывали пять утра.
– Снова плохой сон? – спросил чей-то сонный голос.
Музыкант оглянулся назад. Рядом с ним лежала Светлана.
– Успокойся, все хорошо. Это лишь плохой сон, – тихо пробормотала Светлана и, укутавшись в одеяло, уснула.
– Сон?… – как бы переспрашивая себя, сказал Музыкант, – неужели я сошел с ума? Я брежу?
На раскладушке тихо сопел Лешка. Андрей посмотрел в угол. На своем месте, как и обычно, стояло старенькое пианино. Уже десятые сутки за окном падал снег. У Андрея складывалось впечатление, что он последнее время каждое утро открывает одну и ту же страницу страной книги. Он провел рукой по волосам, встал, оделся и отправился на работу. Не дожидаясь автобуса, пошел пешком. По дороге Музыкант сам себе пытался объяснить, что собственно происходит. Старался убедить, что это не сон, а он не сошел с ума. «Вчера – это был не сон. Неужели, я и вправду продал душу? Но я же не продал свой разум… Почему я не чувствую, что моя душа уже не моя, что кто-то распоряжается ею, как мальчишка с подаренным ему родителями мячом? Или это был сон. Ну а как же Света, Лешка, пианино? Или они тоже были частью этого сна? Какой длинный сон… Боже, что я несу… Какая нелепость…»
На работе все валилось из рук. Начальник цеха, подошел к Музыканту.
– Ты не здоров, Андрей? – ловя носом воздух, спросил он.
– Все нормально, – не отрываясь от своих мыслей, ответил Музыкант.
– Я даю тебе день отгула. Иди домой отоспись, пока рука в станок не попала…
Андрей пришел домой еще до обеда.
– Тебя что, уволили? – накрывая на стол, спросила Светлана.
– Нет, начальник дал день отгула, – тихо, как бы не мешая себе самому, ответил Музыкант.
Съев макароны, он поблагодарил жену и сел за пианино. Пальцы легли на клавиши – зазвучал первый аккорд. Музыкант поднял кисти над пианино и замер, вслушиваясь, как угасали вибрации этого аккорда. Не успел утихнуть звук, как пальцы сами выдернули еще один аккорд, затем еще один и еще… Музыка нежно растекалась по комнате. Когда ей стало мало места, она сквозь щели понеслась в коридор, на улицу, наполняя все вокруг своим тихим звучанием. Повсюду таял снег, и голубые потоки воды смывали с асфальта всю грязь. Еще три такта…музыка стихла. Музыкант сжал кисти в кулак и, положив голову на крышку пианино, плакал. Вы когда-нибудь видели, как плачет ребенок? А женщина? Но посмотрите на слезы мужчины. На сколько они горче всех остальных слез. Сколько в них боли и страданий. Музыкант повернулся назад. Его жена сидела на полу и плакала на взрыд, вытянув к нему свои тонкие руки. Ее губы двигались, пытаясь сказать единственное слово – «Еще». В коридорах и комнатах, в машинах и на улицах – повсюду лежали рыдающие тела, их губы пытались сказать единственное слово – «Музыка».

Гастроли. Выступления. Турне. Слава, которую так желал Музыкант, наконец пришла. Деньги, дорогая одежда, стильные прически, жизнь роскошных вечеров сделали Светлану самой счастливой в мире.  Каждый день толпы людей падали перед ним с цветами и вместо цветов, умоляя играть МУЗЫКУ, и Он играл.
Потекшая черная тушь женщин змеями свисала с их лиц. Мужчины хватались за волосы, открывая рты, но не было слышно криков, легких наполнялись МУЗЫКОЙ. Женщины рвали на себе дорогие платья из золота. Словно некие звери вселялись в каждого из них. Слезы и беззвучные крики толпы. Музыка уже достигла купола потолка, когда рыдающие люди, шипя змеями, ползали по полу. Весь мир лежал у его ног, выпрашивая Чудо. Его называли Богом. Люди молились на него, забросив под кровати иконы Святых. Теперь Он был единственным святым. Слушая Его музыку, как проповедь, они были счастливы, они очищались от злобы и страданий. Его называли Богом.
Но что-то странное происходило внутри Него. Первые месяцы Он сходил с ума от нахлынувшей славы, в готовности играть сутками, не вставая из-за рояля. Но с каждым днем странное чувство все сильнее и сильнее давило на него изнутри и снаружи. Каждый новый аккорд, словно вдавливал его в пол сцены. Он ни с кем не разговаривал. Больше всего теперь он любил одиночество. «Где, то былое счастье от того, что я делаю? Что происходит со мной? Почему нет радости: выходить на сцену, выступая на которой, я делаю людей счастливыми? Что происходит со мной?» Кто-то жестоко высасывал его удовлетворение во всем, что он делал. Он же не мог ему сопротивляться.
Бог умер через год. Была такая же зима. Миллионы людей шли за его гробом, бросая цветы на утоптанный снежный серый асфальт. Он был мертв, но каждый внутри до сих пор слышал Его музыку. Во всех городах Ему ставили памятники и монументы, окропляя их слезами подлинного счастья.

Год спустя. По тихой, усыпанной желтой листвой, улице шла девочка, держась за руку пожилой женщины. Они подошли к памятнику. Вокруг него стояли люди, пожимая плечами и разводя руки. На бронзовом листе золотыми буквами было написано: «Музыканту, подарившему людям ЧУДО…»
– Бабушка, а кто этот человек? – поинтересовалась девочка.
– Не знаю, Надюша, – пожав плечами, ответила женщина.
– Ну, ты же здесь всю жизнь прожила…, – не унималась Надя.
– Да, но я не помню, кто этот человек.
– Он был, наверное, хорошим…?
– Наверное.
– А какое чудо он подарил людям?
– Не знаю, Надюша, пойдем домой.