История чешского мальчика

История чешского мальчика

-После войны я на завод устроился, хоть товарища ***ва там не было, но меня взяли, потому что с боевыми наградами, дважды был ранен, попробуй не возьми. По ранениям определили меня на подготовительный участок. То есть приходит сырьё, мы его готовим к помывке, раздеваем, бреем. Так себе работа. Я больше хотел опять в художники, но после дивана ни хуя не хотели меня брать в идеологию.
-Дед, не ругайся!
-Ага, не буду. Давай.
Выпили, самогон был самого противного дрожжевого вкуса, я сказал себе, что после третьей рюмки стоп, иначе завтра голову разорвёт. Ненавижу самогон, но другого коммуникатора в этой ситуации не было.
-Ну ничо, значит работалось мне нормальненько, даже путёвку два раза давали, ездил я на море и в леса. На реке Степань отдыхал. Леса там, речка, тишина такая. Там как раз два бандита с тюрьмы сбежало.
-Дед, ты про батю давай!
-Это ж я подвожу. Работал себе работал, в отпуск собирался, звали меня однополчане из Смоленска, чтоб значит в гости. Конец рабочего дня был, сырья мало, так что маялись, кто козла забивал, кто спал на лавках, вдруг приказ всем собраться. Мы уж подумали, что сам умер, когда генсеки мёрли, собирали нас так. В актовый зал нагнали и директор, тогда был Уёбков, скотина-человек, объявляет, что едем в рабочую командировку. Грузить оборудование в вагоны, самим следом, к полуночи отправление. Домой нельзя, едой будут снабжать, операция тайная, за нарушение дисциплины расстрел на месте. Военное положение. И закрутилось. Давай оборудование снимать да грузить, эшелон целый подогнали, к ночи еле управились. Два пассажирских вагона было, разлеглись по полкам и спать. А поезд едет. Куда, чего, непонятно.
Утром проснулись, а он всё едет. Окон открывать нельзя, сидим в темноте, будто мыши. Сходимся на том, что война. Или китайцев будем консервировать или немцев западных. Лучше немцев. Уже и рецепты есть и опыт, а к китайцам поди приноровись и ехать далеко. Хотя находились такие, что и поехать интересно, да новые рецептики придумать, как узкоглазых обрабатывать.
В обед раздали сухой паёк да чаю, а также личное оружие. Точно война. С капиталистами. Хлопцы в щелочку поглядели, что вроде по Западной Украине едем. Я и обрадовался. Бывал уже в Европе, с войны два гостинца чемоданов привёз, прочие удовольствия. И ещё можно. Лежу на верхней полке, сплю, сил набираюсь.
Ночью подъем, сказали, что приехали и надо предприятие разворачивать. На пивоваренном заводе. Сколько тонн продукту в землю вылили, что и сказать страшно. Опасалось начальство, что нажрёмся. Всё оборудование чужое долой, своё поставили и к утру уже первую партию приняли. Оказалось, что чехи. Лопочут вроде не по нашему, но кое чего похоже. Все такие чистенькие, упитанные, одно удовольствие с ними работать. Привык то уже с уголовниками всякими, что пока не врежешь, никакого толку. А тут сказал и сами раздеваются, под машинками сидят спокойно, когда стригут их. Только на воду жаловались при мытье. Что без подогрева. А какой подогрев, когда полевые условия. Ничего, терпели, им же не долго. Пока до забойного участка доведут. А там бац по голове, кровь спустят и в разделочный. Уже ни холодно, ни жарко. Хорошее сырьё было, а рецептуру как по немцам применяли.
Отработали сутки, а народ всё подвозят. Уж иные наши стали и с ног валиться от усталости. Особенно забойщики, им то тяжело кувалдами махать. Да и нам не легче. То сперва испуганное сырьё шло, потом озлобленное появилось, так что сопротивляться пытались, ругались, прочее. Оно то усмиряли, но уж я на что жилистый, а и то круги перед глазами стал видеть. Хорошо хоть вторую смену подвезли и дали нам двенадцать часов отсыпных.
Я долго спать не могу, семь часов отхрапел и лежу в койке. Дай, думаю, в город схожу. Рядом, вроде, город был. Интересно мне посмотреть, как люди живут. В войну я в Польше был, в Германии, а в Чехии нет. Обошёл я два поста, через забор мотнул и пошёл. Городок и вправду рядом оказался. Танки там наши, солдатики ходят в патрулях. Сразу и меня перецепили. Я наплёл им, что начальство с завода послало в город. Мы тогда в составе КГБ были, уважали нас и отстали.
Хожу я по улицам и приглядываю магазины. Дело то мутное, можно и грабануть. Походил, выбрал один, где одежда. Плащи там весят, материя любая. Думаю, как бы мне всё устроить. Вдруг баба подбегает. Красивая такая. Чешки, я тебе скажу, бабы предметные, ничем не хуже против полячек. И эта такая в теле, блондиночка, губы бантиком. Я, этак, приосанился, пиджачок поправил. Улыбаюсь ей, думаю, какие уж у неё груди то должны быть, ишь как из платья прут. Я уж люблю, чтобы баба с грудями была, иначе доска, разве что стирать на ней. Рассуждаю приятненько, а баба мне пакет тыкает. Я так понял, что просит подержать. Пакет такой не маленький, но лёгкий. Показывает, что ей срочно куда-то надо, на часы показывает, что чуть-чуть ждать. И тут меня попутал неладный. Не могу вот бабе отказать. Взялся подержать, может чего дальше выйдет.
Баба отдала и убежала. Причём странное дело, что вроде слёзы на глазах. Может показалось. Отошёл в сторонку, сел на лавочку в кустах и жду. Соображаю, куда бы бабу потом отвести, мест то не знаю, а домой не поведет, замужняя, колечко на руке видел. Вдруг вижу, бегут наши, особисты. Я в кустах притих, не шевелюсь. К этим только попади. Да ещё со свертком.
Прошло с полчаса, а бабы нет. Я как-то переживать начал. Сколько ж ещё ждать? Уже пора и возвращаться, а то заметят. Бабы нет. И, гляжу, свёрток шевельнулся. Я то тверёзый сижу, двое суток как ни в одном глазу, а тут шевелится. Значит правда, не предвидится. Я давай разворачивать, а там ребятёнок. Маленький, может ещё и году нет. В костюмчике байковом, ручонки сложил, ножки подогнул и спит. Испугался я. Потому что коли просто свёрток, так мог бы бросить и всё, а тут дитё. Нельзя дитё бросать, что ж я, фашист какой. И мамаша то хороша. Плакала. И когда отдавала тайком вроде перекрестила. Вроде прощалась. Я ж про другое думал и не сообразил.
Ну тут я пересрал здорово. Потому что сам то ладно, а дитё на руках. Куда ж его? Тут едет грузовик, в кузове сидит та баба и мужик какой-то да наши с автоматами. Повезли в сторону завода. На переработку. Я и допетрал, почему мне отдала. Видела, что чужой, но глаза у меня добрые, поверила, что не брошу ребёнка.
-Не ****и, дед, якие у тебя там глаза! ***ня, а не глаза!
-Цыц, зараза такая! Дурик несмышлённый! А чего бы она мне ребёнка своего отдала?
-Потому что больше некому было, вот и отдала.
-Мужики, не надо спорить, пусть дедушка рассказывает, оно так даже лучше, что непонятно.
 -Да всё понятно!
-Давай ещё.
Накатили. Со второго раза самогон показался не таким страшным, хоть и вонял гадко.
-И проезжает баба возле меня и все глаза в кусты, высматривает, где ж я. И плачет. Так меня те слёзы проняли, что сказал я себе дитё в обиду не давать. Я такой, что на рожон не лезу, но если уж залупнусь, то своего добьюсь обязательно. То хотел ребёночка подбросить кому-нибудь, а теперь нет. Не брошу, вроде как матери его пообещал, вроде как родной он мне сделался. Пакет обратно завернул, прижал и понёс на завод. Только б думаю не стал кричать хлопец, а то они ж кричать любят.
Притащил на завод и спрятал у себя в каптёрке. Там ящик был деревянный, куда мы ветошь складывали, так я туда. Как дальше быть, не задумывался, потому что дальше туго выходило. Но я ж везучий, вывернусь. Развернулся пакет, хлопец оказался, белокурый такой, что немец, но чехи они тоже белесые. Справный мальчик, рубашечка на нем и вышито было Густав. Это его так звали. Не имя, а что попало. Я сразу его Юркой прозвал, в честь Гагарина. Он тогда только помер, разбился на самолёте, а какой человек был! Приезжал когда-то на предприятие, выступил, про космос рассказал, как инопланетян видел, потом с начальством и выпили. Он то сильно выпивал, наш человек.
-Дед, про батю рассказывай!
-Про батю, про батю. Назвал я его Юркой и поселил в ящике с ветошью. Я то был главный в каморке и никого туда не пускал, чтоб мол инструмент не своровали. Выдам инструмент и запираю. Тогда сразу на смену вышел, работы невпроворот, так что приказали одежду с чехов срезать, а не снимать. И жаль же, хорошая одежда, вся импортная, плащи балониевые, пиджаки крепленовые, глядишь на всё это, сердце кровью обливается, а ничего не поделаешь, план есть план. Работаю, заводят новую партию и гляжу я, что баба та. Она меня тоже узнала и хитрым макаром протиснулась, чтоб я её обрабатывал. Раздеваю, она мне сунула в руку что-то и пошла на бритьё. Я спрятал и дальше работаю. Странное ведь дело. Так я до баб ласый выше всякой возможности, но на работе они косяками да голые, а мне совсем спокойно. Потому что понимаю их как сырьё, смотрю, хорошее ли, не костлявое,  а чтоб как женщину понимать, так про это даже речи нет.
Увели бабу в убойный цех, я дальше работаю и настроение паскудное. Оно то привык уже, что людей на колбасу переводим, думаешь, что сырье и всё тут. Но бабу эту жаль было и обидно. И за Юрку тревожно. Не дай бог заплачет малец, это ж капцы мне будут. Разоблачат и по головке не погладят, время то военное. Но не жалею, что взялся. Не люблю я жалеть. Если жалеть, так это ж можно жалеть, что и на свет родился. На *** надо. По третьей, типа за баб!
-У-у-х. Хорош самогон, ядрёный. У Семёновны брал?
-Не, у нас же там долг. У Яковлевны.
-Всё равно хороший. А ты чего, Юрка, молчишь? Всегда молчун такой, с самого малу. Этим и спасся. Лежал тогда в ящике, будто и нет никого. Я даже пугался, уж не помер ли пацанчик. Загляну, а он сопит себе. В пакете, который мамаша его тыкнула, нашёл я несколько пелёнок и таблетки. Сообразил, что хлопцу надо давать. Раздобуду чаю, насоложу посильнее, таблетку истолку и пою парня. А кормил хлебом с мясом. Просил с убойного цеха мясца парного, порежу мелко, с хлебом смешаю и кормлю. Молока то недостать. Но этот гаврик и мясо лопал. Нажрётся, чаю бахнет и спит себе. Коли усрётся, я ему тряпочки поменяю и дальше спит. Даже думал, что немой он, потому что ни звуку. Оно и к лучшему. Так в тайне и сохранялся. Мужики то догадывались, но лезть не лезли, потому что слава про меня ходила, будто ёбнутый я, на войне контуженный, в разведке служил и могу нож под ребро лёгко.
Так и жили. Два месяца в Чехии отработали, потом сказали нам домой собираться. Погрузили в эшелоны и приехали. Тут я уж Юрке документы состряпал, потому что без документов нельзя человеку и стал он мне сыном. Теперь вот говорю, что пущай в Чехию едет да гражданство получает, может и меня туда перетянет. В Чехии, говорят, пенсия хорошая. Так не хочет, упёрся, как бык и никуда. Почтальоном бегает тут, пенсии разносит. Слышь, Юрка, про тебя говорим! Чего в Чехию не едешь!
-Батя, отстань.
-Да я то отстану, а что ты сделаешь, когда жизнь пристанет? Знаю я, чего ты здесь сидишь. Нравится тебе пьянствовать, дружки твои все тут, вот и не хочешь уезжать. И ведь хорошей породы, а пьёшь, что шаромыжник!
-Ты, батя, не меньше пьёшь.
-При чём тут я! Я ж местный, а ты чешского производства человек! В тебе голова должна быть, чтоб как лучше в жизни пристроиться, а ты самогон глушишь!
-Дед, кончай, не порть настроение, сидим ведь.
-А идите вы, потрава, крапивное семя!
-Дак ведь главное ж дед, сам знаешь.
-Ну главное, то главное, это главное, да.
Выпили ещё. Посидели молча. Я на эти закидоны про главное не вёлся. Колхозные болтуны, цену себе набивают, всё хотят, чтоб я начал про главное выведывать. А я не начну, мне и эти истории нравятся. Сжевал огурец и обратился к Юре-старшему, отцу то есть.
-Может ты, что-нибудь расскажешь? Есть истории?
-Чего мне рассказывать?
-Ладно, батя, не прибедняйся! Расскажи лучше, как чудище взорвал нахуй!
-Да ладно.
-Расскажи, расскажи! А чего, суперистория, такого и в кино не показывают! Бать, ну, давай!
-А что за история? Юра, расскажи, пожалуйста.
-Не мастак я рассказывать.
-Ты как можешь, а он же писатель, поправит!
-А чего сынок, расскажи, хорошая история, для семейства нашего гордая. Расскажи.
-Не буду.
-Бать, ну чего ты ломаешься, як нова копейка? Хули выёбываться?
-Не твоего ума дело! Сказал, не буду, значит не буду!
-Ну, как хочешь. Тогда я расскажу. Про главное не буду, я ж сразу тебе писатель сказал, что про главное ни пол слова, а по жизни расскажу. Только давай ещё по одной.
Отказывать было решительно нельзя, чтобы не прервать наладившийся контакт. И мне же не рукой писать, что надо трезвым быть. Кнопочку нажал и пишет диктофон, только не забывай кассеты менять. А самогон и ничего.