Ни о чём, а может, обо всём...

Было уже светло, потому что стало слишком рано. Она вышла на балкон и закурила. Вдалеке зыбко дребезжали огни.
- Для рассвета уже поздно, а для фонарей ещё поздно. Не правда ли, этот момент интересен, а, крошка? – прошелестел голос совсем близко.
Она, не оборачиваясь, посмотрела задумчиво на сигарету и затушила её об руку, приобнявшую её за талию. В полусне, полуяви послышался визг. В голове крутились обрывки песен. Вздохнула.
- Не называй меня крошкой, дура.
И усмехнулась. Она стала до странности груба. А может быть, это всего лишь рассвет,  так напоминающий сумерки полчаса назад, рассвет, уже из раннего превратившийся в поздний, может быть, эта скоротечность нервирует её. Невольно она задумалась о своей прежней жизни.
О той жизни, где всё было запрещено. О той жизни, когда она никогда не была без дела. Мать всегда заставляла её делать так, как она считала нужным. У неё было тогда много привилегий по сравнению с друзьями, но всё это отравляло то, что строго контролировалось. Какого чёрта ей нужен был этот отдых за границей три раза в год, абонемент в элитный спортзал, художественная школа, курсы немецкого языка и многое другое, если всё это совершалось по расписанию, а ей нужны были сюрпризы.
Но зато тогда жизнь не казалась скоротечной. Время неслось быстро, но мать оказалась права. Каждый день у неё были маленькие победы, а иногда крупные, а изредка и очень значительные. И казалось, что жизнь не прожигается зря, хоть иногда ей и хотелось забить на всё и провести хоть день самостоятельно – то есть сделать то, что железно запрещается матерью. Напиться, накуриться, провести всю ночь на дискотеке и пойти купаться в море на рассвете, и сделать кое-что ещё, что она до сих пор не может назвать своим именем.   
- Алиса! – крикнули снизу. – Хочешь глинтвейн?
Помотала головой, отгоняя наваждение. Не может быть. Здесь ведь никто не знал этого имени. Не может быть, значит, не будет. Здесь она – Лика, и пусть идут к чёрту эти мерзопакостные вертолётики,  делающие виражи перед глазами и навевающие тоску по прошлой жизни, по прошлому имени, по прошлым пристрастиям.
- Алиса! – крикнули опять. – Ты что, не узнала меня? Я сейчас поднимусь к тебе.
Но, значит… значит... Бывшая подруга? Соседка? Кто? Кто ещё? И вдруг всплыло её имя – Рита. Да, именно. И даже вспомнила, как она сама её называла – Маргаритка. Только где они познакомились? Затянулась ещё одной сигареткой.
- Маргаритка? Не называй меня Алисой, я Лика.
Рита залилась счастливым смехом. Она взглянула сбоку и ей почудилось, что Рита под кайфом. Но та посмотрела вдруг серьёзно, и она подумала, что, может быть, и нет.
- Ну что, Лика, ты хочешь глинтвейн? Я ведь знаю, что ты обожаешь красное вино…
А в мозгу пульсировало: где мы познакомились? Боже, где мы познакомились?
- …а знаешь, я тебя не сразу узнала. Ты так изменилась! Да, кстати, тебе очень к лицу твой новый цвет волос, прямо как настоящие! Да тебе всегда тёмный был лучше, чем светлый. А зачем ты так коротко постриглась…
Усмехнулась. Они и есть настоящие. И коротко постриглась, чтобы отрезать ненастоящие.
- …да что с тобой? Что ты всё молчишь? Кстати, а ты сделала себе татуировку за ухом?
Вздрогнула. Рита знает об этом? Вот новости. Хотя какая теперь разница. Ну и пусть.
Ветер, раннее утро. А Маргаритка стала красавицей. Хочется напиться, только с нею, и только чаю. И хочется сказать всю правду.
…и не хотела я татуировку. И не сбегала я из дома. Мои родители развелись, я осталась с отцом, а ему на меня наплевать. И зовут меня Света. И у меня будет ребёнок. Де-евочка. Хочешь быть крёстной мамой?
- Ничего себе… - протянула Рита. – А хочешь глинтвейн?
…и в мозгу пульсировало: где мы познакомились? Боже, где мы познакомились?