Сотня ребер

Сотня ребер.

     В обед Татьяна бегала в парикмахерскую, подстричься. Стрижка ей не понравилась, и остаток рабочего дня прошел невесело. В семь часов их отпустили, и Татьяна пошла в магазин, ей нужно было купить кое-каких продуктов. Она шла и думала над тем, как распорядиться будущей зарплатой. Осенние холода пробирали до мозга, а у нее была только кожаная куртка и дубленка, но надевать дубленку до снега было как-то неудобно. Значит, придется покупать какое-то теплое пальто. А это немалая часть Таниной зарплаты. Таня зашла в магазин и ничего не поняла. Было темно и тихо. Темно, хоть глаза выколи, разницы не почувствуешь. И тихо. Совсем. Таня вдруг испугалась так, что едва не описалась. И побежала вперед, во тьму, крича, сама не слыша, что. Потом раздались голоса, грохот и вопли, ее схватили, стали что-то делать, трахать чем-то живым и огромным. Как-то разом тьма рассеялась, Татьяна увидела, кто ее трахает. Это было мерзейшее существо, у него была голова и лицо на ней, у него был член, который входил в Татьяну только наполовину и стукался о стенку матки. Существо было красное, руками и ногами ему служили вьющиеся жгуты плоти, панцирь прятал тело. Член его был не как у мужчин, от него тоже расходились жгуты, которые забирались Тане в рот. Рассудок ее повредился.
     Он трахал ее постоянно. Иногда заставлял делать что-нибудь, например, выковыривать из пластов чьей-то непостижимой плоти шары размером с яблоко, все в сосудах, пока ее прямая кишка разрывалась от ходящего в ней члена. Шары эти он ел с большим удовольствием. Со временем она поняла, что он демон, и вроде бы его зовут Баголор, но ей ни разу не пришлось обращаться к нему по имени. Она не произносила слов, только кричала все время. Живот ее постоянно шевелился, это было его семя, жуткие создания, они все время выходили из нее. Они не вырастали, сбивались в стаи. Так же, как Баголора, она боялась гигантского змея, ползавшего по коридорам, где она бегала в безумии. Коридорам не было конца, и змею тоже. Его тело было – великое множество других тел, искореженных желанием демона, все они стенали и шевелились. Огромные глаза змея заросли гноем, а зубы прорастали сквозь морду. Нет. Она боялась его больше, чем Баголора. Стены и своды полостей, которые и казались коридорами или зданиями, были плотью, теми же телами, бьющимися в страданиях. Она смутно догадывалась, что могла стать одним из этих тел. Но Баголор почему-то решил оставить ее. Она вспоминала иногда, что можно умереть, что кто-то умирает, но не знала, как себя убить. У нее не было ничего, чем бы она могла убить себя. И она не была уверена, что после смерти он еще что-нибудь с ней не сделает. Однажды, трахая ее, демон сказал: «Я хочу сделать тебе подарок». Он смеялся. «Я дарю тебе сотню ребер». Танино тело удлинилось. К ее ребрам добавилось еще сто. Коридорам не было конца. За ней гнался змей, из матки ее выпадали выродоши Баголора. Она кричала, и не замечала, что уже давно лишилась голоса.
     Волос на ее голове почти не осталось. Однажды она схватилась руками за голову, пальцы нащупали кожу и клоки. И под пальцами появились мысли, которые мычали, забыв, как говорить. Она вспомнила про парикмахерскую. Она слишком задумалась и не заметила, как приблизилось дыхание змея, и по плоти, образующей коридоры, растекся голос: «Кто ты?». Она затряслась в ужасе и снова забыла все слова. Гигантская морда змея висела над ней, и тысячи, тысячи тел шевелились, стенали, она увидела, что у них есть глаза и рты. «Кто ты?», - повторил вопрос змей. В ее голове никак не укладывалось, что он может говорить и спрашивать. Она этого просто не понимала. Она кричала всеми внутренностями. Змей еще раз повторил свой вопрос и, не дождавшись ответа, исчез в коридорах. Она сползла по стене, чьи-то руки попытались схватить ее, но она вырвалась. Она обхватила безумную свою голову руками и вновь упала в себя. Там, куда она упала, было темно и гулко, и каждое с трудом сказанное слово звучало долго, раскрывая свой смысл, открывая свои лица и к ней обращаясь. Там ее крик замирал. Она стала думать. Змей ее спрашивал. И он за ней не охотится. Он ужасен. Он страшнее, чем Баголор. Он страшнее, чем все. Но совсем по-другому. Сто ребер! Сто ребер! Сто Ребер! Сто сто сто стостостосооооо
     Она бежала и кричала, и случались какие-то затмения, которых она не замечала, но запомнила, она падала и пропадала, совсем исчезала, и тогда появлялись слова с их лицами, а между ними дыры, и там ее нигде не было. Это стало ее утешением. Однажды ее догнал голос змея. Он говорил: «Ты должна убить его». Она кричала и не заметила, как ответила. В ответ она спросила: «Как?». «Перестань замечать свой страх», - змей был где-то очень близко, стена плоти пульсировала и дергалась – ей было очень страшно. Таня поняла, что змей ползет за этой стеной. Рядом с Таней стояли слова, а между ними зияли дыры. В этих дырах стена исчезла, Таня упала в темноту и перестала быть. «Кто ты?», - спросила она змея в дырах темноты. – «Нет ничего страшнее тебя». Змей молчал, слова сменили лица и подсказали ей, что на ее вопрос нет ответа. «Что он делает?», - спросила она тогда. «Он ломает», - ответил змей. Его голос тоже распадался на лица, среди них были такие, от которых можно сойти с ума так глубоко, как никто еще не сходил. «А ты что делаешь?», - шептала Таня, падая сквозь эти лица. «Я боюсь и кричу», - сказал змей. «Не понимаю», - она протягивала руки, дыры расходились по всем сторонам, и лица слов менялись быстро. – «Расскажи мне». И Таня вдруг поняла, что плывет в его голосе, ставшем самой непонятной рекой, черной и плотной, как течение всех дыр между словами. «Раньше я видел. Я мог и видеть и смотреть. Я был свет. Я был прекрасен, я был любовью. Изменения приходят непостижимо. Я стал другим. Я сделал это сам. Я сделал его. Он был моей мыслью. Он и есть моя мысль. Я рвал себя на куски со всей злобой, я грыз себя червями и пытал, я простерся над миром, и мир пророс в меня, сквозь меня, и я кричал от боли. Он стал ломать всякую форму, и они мучались, прорастая в меня, и мои мучения усилились. Я сделал это сам. Я вырастил в себя безумие и страх. Я сломал себя. И больше ничего не знаю и не вижу». Сто ребер. Сотня, сотня. Ребра, ребра. Ребра, ребра. Сотня ребер. Сотня, сотня. «Ты должна убить его. Ты хочешь перестать быть здесь. Тебе надо его убить. Посмотри. Посмотри вокруг и сквозь. Убей его».
     Появился Баголор и начал трахать Таню. Она вдруг увидела, что членов у него много, они разной длины, но их очень много. Их неисчислимое множество. Они везде. Увиденное Таню поразило. И появились слова. Они стояли между членами Баголора, открывались дыры, и исчезало все. Их столько же, сколько есть мыслей, которые можно сломать, -  догадалась Таня. Мыслей, которые не знаю себя. Ровно столько. Они боятся и кричат. Они боятся себя, потому, что страшны, и кричат. Оттого, что изменения приходят непостижимо. И каждая из них имеет много лиц, и одно из этих лиц всегда здесь. Они насилуют себя, так им хочется изменений. Но изменения непостижимы. Они убивают свою форму. И получают другую. И ничего этого не знают и не видят, потому, что сами так делают. Они так решили.
     В полной темноте она двигалась на ощупь, ориентируясь по движению воздуха. Она увидела звезды, которые тускнели по мере того, как ближе становился выход. Проем был узкий, но ее длинное и худое тело выбралось почти легко. Внизу шумела вода. Она села на камни. Сидеть было не очень удобно: сто дополнительных ребер и заполнившая их плоть изменили центр тяжести. Но она об этом не думала. Последние слова сказали ей: ребра остаются. Они твои. Всего остального нет. Но она об этом не думала, потому, что мыслей у нее не осталось. Она исчезла в воде.
     - Пап, смотри, медуза. Смотри, ее можно порвать. А можно с песком смешать. Это будет медузная каша.
Он взял ведерко с медузной кашей и пошел к волнам помыть его и поймать другую медузу.
     Она двигалась вперед, и время, к которому она прикасалась, исчезало. Медузу нельзя порвать, нельзя сделать из нее каши. Тебя нет, потому, что она плывет только вперед, и у нее нет планов. Тебе забавно, что можно вот так легко не существовать. Ты прекрасен. Ты свет и любовь.