Дура ты, Женёк!

Вася, вероятно, ввиду своей крайней худобы, тяготел к толстым, дородным женщинам.
Я сам тоже любил жирных рубенсовских дев, потому что их телеса напоминали мне о мясе, которого я не ел уже три месяца.
В тот день я мыл умывальник, потому что он стал совершенно желтым. Так как унитаз периодично тек вместе с трубами, я мочился в умывальник, ведь жена все равно ушла… Татьяна прельстилась обещаниями одного идиота из кунсткамеры, который не знает, что такое настоящий мужик, в отличие от меня. Теперь она торгует пирожками на улице, а ведь при мне она работала ради удовольствия, продавая пирожки в ларьке, потому что я обеспечивал ее всем необходимым – от хозяйственного мыла до шавермы… Я был настоящий нувориш, моя богатые машины, а превратился в толстого холостяка с плохо стоящим членом и седыми руками.
В дверь позвонили и я приблизился к глазку, морщась от предчувствия того, что опять меня ищут эти уроды из кунсткамеры, чтобы избить за мое интеллектуальное превосходство. Впрочем, я понимал, что меня не найдут, ведь я был человеком осторожным и имени не оставлял никому. В глазке колыхались огромные груди под высоким женским плечом кустодиевской купчихи. Я хотел вызвать милицию, но тут из-за широкого зада женщины вынырнуло шкодливое Васино лицо и он крикнул: «Открывай, вы****ок овечий, пидорас лагерный, чмо ****ое!» Радостно улыбаясь, я понял, что это Вася, потому что только он мог так меня называть, зная меня лучше всех.
Я стал прятать в трусы пахнущие мочевиной тряпки, которыми вытирал умывальник.
Вася крикнул: Маня – Саня, Саня – Маня и, пробежав на кухню, стремительно отыскал пьяным лицом салат. В нем он проспал до вечера, мой друг, с которым мы всегда спим в салатах, потому что мы настоящие мужики. Сейчас, правда, жена ушла и я сплю в салатах с мужиками и не только в салатах.
Маня сказала, что хочет со мной на «ты» и двинула огромными ягодицами, а холодец груди заездил под безразмерным лифчиком. Я улыбнулся иронически и проводил Маню на кухню, где принимают гостей все настоящие мужчины. В моей кухне мало места, потому что я держу кота, который нападает на мебель, метя свою собственность. Я застелил хорошо выстиранным кульком мягкий стул и Маня села, свесив части соблазнительно стройных ягодиц в черных трусах по сторонам.
Я взял Черниговскую гитару, которую купил, когда возил жену отдыхать в совхоз Таврический на уборку свеклы. Мне вспомнилась юность и я запел битлов «Мани кент бай ми лав», думая о том, как верно пел Поль и Джон, будто обо мне. Никакие деньги не могли мне купить ни любовь, ни просто красивую женщину.  Маня выпила стакан водки, не дожидаясь пельменей, которые я предусмотрительно не вынул из морозилки, и тут же обняла меня ягодицами и навалилась грудью. Вася спал в салате, а Маня соблазнительно пахла потом, почти как я. Я спел еще «Владимирский централ» и «Все могут короли» и Маня выпила водки. Тогда я взял ее за руку и он пошла за мной в спальню. Я взял губы и стал ими елозить по Маниным огромным грудям, а она села мне ягодицами на лицо, которые также Греи сердце и самолюбие. Пахло семечками. Я был на высоте и все никак не мог кончить, доставляя Мане удовольствие, хотя прошло уже около полутора минут.
Тут открылась дверь и всунулась Васина голова. Он назвал меня ****ью. Я не успел ответить, потому что в этот момент в квартиру ворвался Евгений Петрович, который впился в волосы Васе, называя его разлучником и бья дудкой по голове. Показывай, где мой Санек, кричал Евегний Петрович и рвал двери. Когда он увидел меня с Маней, он извинился и удивленно ушел копать огород, выискивая в гнездах яйца глухарей. А Вася сказал: «Дура ты, Женёк!». А у нас с Маней так ничего и не получилось.