ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДЕНЬ ГНЕВА
О, город слез! О, кровь и гнев!
Клевретство, мятежи, нужда.
Ликует всяк, чужое съев,
Все как везде, все как всегда.
Привычный вид, извечный лад.
Воистину, роптать грешно:
Обычные дела животных,
Не Бог весть что…
©Михаил Щербаков.
I
Мячик цвета зрелого эльфийского яблока исчез в левой лапе бедолаги Лурри и сей момент оказался в корзине, стоящей рядом с орком. Он сидел на полу в позе древнего мудреца дай-джигу, и той же лапой судорожно схватил летящий вслед оранжевому мячику красный, как закатное солнце, резиновый "снаряд". Йоки невольно улыбнулся, когда казарму наполнил разочарованный вой Лурри:
--Опяяяяять!
Энрике сидела на койке, уютно поджав под себя ногу. Она нежно улыбнулась и проворковала:
--Не опять, а снова!
Лурри, тяжело вздохнув и всем своим видом выражая усталую обреченность замученного работой пейзанина, медленно поднялся, подхватил свою корзинку и тяжело потопал к Энрике.
--Веселее, Лурри! – подбодрил его Йоки.
--Веселее, Лурри! Еще каких-нибудь пару циклов - и твой тупой кочан научится управлять твоими кривенькими граблёшками! – утешительно пробормотал Ларс, с отвращением проглотив ещё одну рюмку воды.
--Пей-пей, не отвлекайся, водохлеб кочерыжкин! – огрызнулся Лурри, шумно пересыпая мячики из своей корзинки в корзинку Рикки. И вновь побрел на прежнее место, своим понурым видом и плетенной из лозы корзиной напоминая Йокериту сеятеля с банковского билета в десять империалов.
--Он не «кочерыжкин», он «рюмашкин»! – поправил беднягу Лурри Йенс с той бездной ехидства в голосе, которая положена по статусу вечному чемпиону казармы по рюмашкам.
Йоки задумчиво оглядывал свою группу. Час перед отбоем – час на отдых. Тот самый час потехи, выделенный мудрым Уставом из времени для дела.
В углу, за доской с рюмашками, скорчились коротышка Йенс и здоровяк Ларс. Парочка весельчаков как всегда выясняла, в кого влезет больше воды, играя в поддавки. Йоки поморщился - не любил он такого извращения над благородной игрой, но с другой стороны: «чем бы дети ни тешились», как говорят мудрые мамаши. Рядом с питаками сидела команда болельщиков, наслаждавшихся мучениями Ларса, который, хрипя и булькая, с трудом заглатывал в себя очередную порцию воды.
--Не лопни, деточка! – отреагировала на звуки Ларсовой отрыжки Рикки; подождав, пока Лурри вновь утвердится на полу, она поудобнее устроила свою корзинку и спросила:
--Малютка Лурри, готов?
«Малютка» Лурри, кося глазом на угол, где булькала, наливаясь во вновь расставленные фигуры, вода, просительно проныл:
--А может, хватит на сегодня? А?
Рикки голоском заботливой мамочки, что-то втолковывающей непонятливому малышу, объяснила:
--Вот когда наш малютка Лурри все мячики поймает, тогда он пойдет в рюмашечки играть! – и скомандовала:
--Оранжевый – левая лапа, красный – правая!
И тут же швырнула мячик в Лурри.
Йоки, отложив в сторону блокнот и стило, стал наблюдать за летающими мячиками. Идею использовать подобные «снаряды» для тренировки Лурри подал Доджет после того, как группе очередной раз снизили балл по стрельбе из нестандартных положений.
Йоки вспомнил задумчиво улыбающегося мастер-наставника Борхи, брезгливо держащего двумя когтями щиток мишени, изображающей маленькую хумансийскую девочку с плюшевым зайчиком на руках. Вместо правого глазика ребенка мишень украшало аккуратное отверстие от точного попадания из огневика. Вторая дырка украшала лоб нарисованного зайчишки. Показав остальным курсантам мишень, мастер-наставник, слегка покачавшись с пятки на носок, печально спросил понурившегося Лурри:
--Ладно ещё - ребенок, из них взрослые вырастают, - Борхи ухмыльнулся ещё шире, - если на их дороге такой вот Лурри не встретится! Но за что ты кролика расстрелял?! – патетически вопросил он.
Медлительный Лурри и раньше не всегда успешно выполнял это упражнение. Почему-то ему было трудно реагировать на возникающие тут и там щитки мишеней с нарисованными фигурками эльфов и хумансов, орков и гномов. Раньше уже бывали случаи, когда вместо изображения эльфа-снайпера был подстрелен торговец-гном, которого неизвестные художники, рисовавшие картинки для мишеней, сделали почему-то с толстой золотой цепью на округло выпяченном брюхе. Но в этот раз Лурри превзошел самого себя!
Слушая несущиеся со всех сторон выкрики курсантов других групп, наперебой предлагавших различные версии, объясняющие жестокую ненависть Лурри к зайцам (начиная с гипотезы о зависти курсанта к их любовным подвигам и заканчивая мнением, что маленького Лурри когда-то покусал кролик-садист), Йоки чувствовал себя так, словно не над растерянным Лурри потешается стрельбище, а над ним самим, мастер-курсантом Йокеритом. Впрочем, так оно и было. Древняя мудрость, утверждающая, что если боец не готов в чем-то, то в этом вина командира, неоспорима.
Как оказалось позже, не один он испытывал подобное отвратительное чувство. Вечером, устроив «разбор ситуевины», как исторически назывались в их группе подобные собрания, они выяснили, что все в тот момент мечтали оказаться где-нибудь подальше от звенящего смехом полигона.
Вспомнив слова мастер-наставника Борхи, объяснившего проблему Лурри тем, что: «Руки думают быстрее головы», именно тогда Доджет и предложил вариант решения проблемы. В одной из книг он нашел упражнение, способствующее развитию координации рук и глаз. И вот теперь группа по очереди помогает глазам Лурри видеть быстрее, а рукам - слушать голову. Йоки не знал, насколько действенен старинный метод, но был твердо уверен, что теперь Лурри из собственной шкуры выпрыгнет, лишь бы вернуть себе право отдыхать вместе со всеми. Сначала он с радостью согласился на дополнительный тренинг - наверное, ему представилось, что через день-два он станет лучшим стрелком Школы - но вот теперь, осознав, что эта игра не столь легка, как ему казалось, он частенько ныл, пытаясь увильнуть от ежевечерних упражнений.
«Все же маловато в парне воли и упрямства» - печально отметил Йоки.
Мячики летели в сторону Лурри с дикой скоростью и бешеной силой. Рикки явно была увлечена - золотистые глаза блестели азартом, а зеленые лапки почти размазались в воздухе, посылая резиновые "снаряды" в тренируемого. На лбу Лурри блестели утренними росинками капли пота, пойманные мячики один за другим шлепались в корзинку. Йоки задумался: а смог бы он сам выполнить подобное упражнение, если б его экзаменовала Рикки? Опробуя методику Кендера, он легко переловил корзинку мячиков, но тогда его «расстреливал» спокойный Йенс. А будь это Рикки, которая всегда утверждала, что к любому делу надо подходить с полной отдачей?
«Мог бы и не справиться» - честно признал он.
Неповоротливому Лурри приходилось ещё труднее. Было заметно, как он героически пытается быстрее выполнить упражнения, чтобы хоть немного дать себе насладиться долгожданным бездельем. Вчера, когда была его очередь проводить тренировку, Йокерит пожалел Лурри и, снизив темп, позволил тому наконец-то выполнить упражнение. Сейчас, глядя на стремительно мелькающие в воздухе мячи, Йокерит понимал, что такой тренинг может продлиться до отбоя.
Лурри, наиболее медленный и безалаберный из всех в его группе, был, пожалуй, самым слабым звеном. Йоки поморщился - ему не понравилось сравнение, группа не цепь, чтобы сравнивать кого-то со звеньями. Но если не цепь, тогда что?
«Может, семья?» - спросил себя Йоки.
«Ага, а ты папаша Йоки, наблюдающий за своими детишками!» - попытался невесело съязвить он.
Почему-то последние дни он казался самому себе ужасно мудрым и старым. Настолько мудрым, что от собственной занудности становилось кисло в пасти. Настолько старым, что, запутавшись в мыслях, не всегда мог вспомнить, с чего же пришла подобная дичь в его голову. С этим, конечно, надо было бороться, но избавиться от этого не очень приятного ощущения не помогли даже попытки самоиронии. Шутки на тему: «Разок оттянулся в Избе – теперь бывалый!», обычно заканчивались мыслями о Тиге, Рикки и жизни… Неприятными, надо сказать, мыслями.
«Бывает ли смысл в бессмысленных мыслях?» - родился вопрос.
--Уууу!!! – вновь заорал Лурри, сжимая оранжевый мячик правой лапой.
--Ещё разик, ведь почти все поймал! - утешила его Рикки, ожидая сдачи улова пойманных мячиков.
--Твои мячики мне сегодня во сне приснятся! – с тоской пробурчал Лурри.
--Не мои, а наши! – назидательно произнесла девушка.
Со своей койки хрипло заухал, смеясь, Кендер:
--Гы-гы, именно твои…хи-хи…мячики! Не резиновые же…
Казарма грохнула хохотом. Рикки отсмеявшись вместе со всеми, ехидно поинтересовалась:
-- Доджет, а ты, случаем, не приписываешь другим свои мечтания? Самому мои мячики снятся? А мы ещё удивляемся, почему ты дерево изображаешь! Наверное, чтобы кровь от одной головы к другой отлила, более умной?
Стоящий на своей койке головой вниз, Кендер чем то и впрямь напоминал нелепое дерево, с двумя здоровыми ветками-ногами на толстом стволе-торсе. Доджет, хихикнув вместе со всеми, перевернул страницу читаемой им книги и объяснил:
--О чем я мечтаю - это моё дело! Но вот Лурри честно признался, из-за чего он мячиков наловить не может! Его другие мячики с мыслей сбивают…
Брошенный Рикки мяч размазанной линией прочертил комнату и попал бы прямо в плоский, давным-давно размятый чьим-то точным ударом, нос, если бы не молниеносно выброшенная навстречу лапа обладателя носа.
--Оранжевый правой поймал! – радостно завопил Лурри, тыча пальцем в Доджета, сжимающего мячик одной лапой, а тяжелую книжку - другой:
Его тоже надо тренировать, а то он…
Громкий щелчок резины по бритой голове Лурри сопровождался наставлением довольного Доджета:
--Ты об этих мячиках забудь пока! Сначала научись резиновые ловить!
Йоки хлопнул в ладони, прерывая начинающуюся перепалку.
«Научился!» - хмыкнул кто-то внутри.
--Лурри, собери мячи и отдыхай, на сегодня хватит! – распорядился он.
--Уру-ру! – ликуя, заорал Лурри клич группы «Удав», мгновенно выполнив распоряжение. Мчась бодрым галопом к столику с рюмашками, он радостно вопил:
--Дайте страдальцу корзин и мячиков, утолить жажду!
--Если б ты с таким желанием мячики ловил… - ехидно пробурчала вслед Лурри Рикки, доставая из тумбочки книжку в яркой обложке, на которой бледный хуманс со здоровенной короной на голове целовал колено обнаженной оркийки, лежащей на травке с блаженно-закрытыми глазами.
«Раб страсти» - гласило название фолианта. Рикки обожала «литературу» подобного рода, иногда читая вслух избранные места. Вот и сейчас, сморщив носик, она торжественным голосом зачитала:
«У Джейн пересохло во рту.»
--Сушняк, видать, мучил, – задумчиво протянул Йенс, делая очередной ход. Лурри, занявший место Ларса, забулькал водой.
Рикки продолжила:
«Ей казалось…»
--А когда кажется, нужно фигу показывать! – сумрачно заметил Доджет, почесывая когтем одной ноги пятку другой.
«…что кровь в венах внезапно застыла» - улыбаясь, читала девушка.
--Померла, что ль? - заинтересовался Йоки.
«Она поспешила отвести взгляд, кляня себя за то, что вид обнаженного Бена так будоражит её, и тут же услышала его легкий смех.
--Извини, Джейн. Тебя оскорбляет мой вид? – небрежным движением он обернул полотенце вокруг шеи…»
--Придурок! – авторитетно заявил Ларс и зачем-то похлопал по плечу Лурри.
--Кто придурок?! – взвился тот.
--Ну, этот Бен! – успокаивающе объяснил ему Ларс.
--Почему? – заинтересовался Йокерит.
Ларс мечтательно прикрыл глаза и объяснил:
--Прикинь, командир, девушка стоит, любуется тобой, будоражится, понимаешь, а ты смеешься, как дурак! Это нормально?
Рикки, задумчиво протянула:
--А мне вот интересно, чего он на шее полотенцем прикрывал?
Три голоса одновременно воскликнули:
--А может у него - до шеи?!
Хрюкающий, как резвый поросенок, Доджет шумно свалился на койку и сквозь смех простонал:
--Это называется мозговой штурм!
--Это называется «литература для благородных дам», - объяснила Рикки, - только вам, циникам, не понять, что такое Чистая любовь, всюду гадость ищите! Свинтусы! – закончила она.
Йоки мысленно усмехнулся:
«Почему же не понять?» - ему вспоминались тёплые, как слепой дождь, струи воды и тоненькая золотоволосая фигурка в его руках. Как будто вчера это было…
Он тряхнул головой, отгоняя назойливые воспоминания. Положив на колено блокнот, он попытался отвлечься от громкого голоса Доджета. Тот, буйно взрыкивая и размахивая лапами, снова начал читать какую-то лекцию. На этот раз он рассказывал о бедных хумансийских студентах, зарабатывающих себе на учебу написанием подобной лабуды… Доджет в своем репертуаре – сейчас увлечется, потом достанет из тумбочки какие-нибудь воняющие пылью бумаги, рассказывая про очередного студента, помершего ещё до рождения наших прадедушек... Если уж на него напало настроение, то остановить это невозможно. Как с историей его ежевечерних стояний на голове – тот случай, когда умная голова покоя усталой шее не дает.
Впервые увидев Доджета, читающего книгу вниз головой, Йоки растерялся. Действительно, с одной стороны, что тут такого - читает курсант книжку, одновременно тренируя шею. Может, какую-то методику новую изобрел? На самом деле, все оказалось гораздо сложнее. В очередной своей книжке Доджет прочел спор двух дурацких умников на тему: «Правдива ли легенда о том, что первые орки пришли в Мир с других звезд» и теперь собственным примером пытался доказать правоту одного из них, защищавшего эту легенду. Его оппонент пытался опровергнуть версию о звездном пути орков с точки зрения последних достижений науки, доказавших, что вне Мира нет понятия верха и низа, а значит, летай орки между звездами, им пришлось бы постоянно ощущать сводящее с ума ощущение, сходное с тем, что охватывает всех, если стать на голову. Теперь упрямый Доджет проверял гипотезу, на собственном опыте доказывая, что стояние на голове не мешает умственному процессу. Доджет, Доджет…
«А что Доджет?» - заинтересованно спросил голос предков. «Что, Элай с его коллекцией непотребных картинок или ты со своими дурацкими стишатами менее странны?»
Голос предков никогда не ошибается. Йоки поглядел на страничку блокнота, написанные им строчки казались по-детски наивными и глупыми:
Время бежит, а мысли текут…
И до отбоя есть пара минут.
Хочется всё же нащупать ответ,
Зачем это всё, если НАС нет?
А может, ответа в природе и нет?
Зачем Лету дождь, зачем Ночи свет?
Все есть, так как есть и может быть я,
Рожден для того, чтобы мучить себя…
Не знаю… На это ответ не найти…
Мы встретились, на перепутьях Пути…
В тумане Дорог, там, где выключен свет…
И где неизвестно когда будет Рассвет
И будет ли он…
«Бред пьяного хуманса» - итог напрашивался сам собою. «Мучить себя» - передразнил голос предков, - «ещё слезу пусти, детка!» Орк ухмыльнулся, стило бешено зачертило по бумаге, закрывая волны строчек черным занавесом тьмы. Поглядев на ставший черным листок, Йоки подвел итог:
«Комедия закончена!»
Крученым броском он отправил блокнот с пристегнутым к нему стило в хищно распростертое чрево тумбочки и, молодецки хакнув, сделал стойку на голове. Кровь прилила к ушам, в остальном же он чувствовал себя вполне комфортно.
--Деревья размножаются деленьем! – хихикнула Рикки, - был один дуб-Доджет…
--А будет роща! – проорал Ларс запрыгивая на койку и занимая ту же позицию.
Доджет, наблюдая за «деревьями», проворчал:
--И нечего глумиться…
--Кто глумится, родной? – заржал Элай. И с воплем:
--Подержим почин Кендера! Все на Луну! – тоже принял стойку.
Вскоре из всей группы в нормальном положении были лишь надувшийся Доджет да звонко хохочущая Рикки. Остальные, уперев лобастые лысые головы в жесткие казенные койки и покачивая ногами, изображали лес. А кое-кто даже пытался изобразить хватательные корни эльфийских деревьев-оркоедов, угрожающе шевеля руками и утробно завывая:
--Доооджееет!
--Не смешно! – пробурчал Доджет.
Лампа, заливающаяя комнату ярким, холодным светом, начала медленно гаснуть и, превратившись на миг в едва святящийся туманный шар, вновь засияла привычным блеском сжиженного света. Время отдыха законченно, скоро отбой.
--Мальчики, моем ноги и ложимся спать! – дурашливо передразнила их самую первую даму-наставника Рикки. И, как когда-то в детстве, стремительно помчалась к дверям санитарного блока.
--Кто последний - тот толстый Рорх! – будто желторотый цыпленок поддразнила она, скрываясь внутри.
«Вылечи парня – он балбес, но чем-то напоминает меня!» - вспомнил Йоки слова из записки Рорха, входя в наполненное паром помещение блока.
Почти месяц прошел с тех пор, как Рорх отправил его передать ту клятую записку для Мэльдис. Всего месяц - а почему-то кажется, что это было в другой жизни. Вроде бы ничто не изменилось - как всегда Рорх изматывал курсантов работами древних стратегов, по-прежнему ставя перед ними вроде бы не имеющие прямого отношения к стратегии задачи. Как-то раз Йокериту даже приснилась задачка на расчет количества туалетной бумаги, потребного наступающему легиону. Во сне он пытался выбраться из лавины шуршащих засыпающих его бумажных рулонов, всё время слыша рядом хихиканье Рорха, пытался - но так и не смог… Проснувшись, он долго не мог уснуть снова, слушая колотящееся варварским барабаном сердце. В общем, «Зловреда» Рорх, он и есть «Зловреда»! Только вот глупое чувство благодарности не оставляло Йокерита, за прошедший месяц ещё более окрепнув пониманием того, как много сделал этот толстяк для них с Рикки.
«Или для тебя с Ти?» - надоевший за месяц вопрос вновь возник, на этот раз в такой интерпретации.
«Для нас всех!» - согласился Йоки, по опыту зная, что с собой лучше не спорить. И, стараясь отвлечься от пахнущих сиренью воспоминаний, пробурчал:
--Рорха ждали?
Откуда-то из-за туманной завесы рассмеялся голосок Рикки:
--Не поминай чудищ к ночи! Ну их! О них мы подумаем завтра!
--Завтра вы подумаете о чистке сортиров! – радостно заржал Ларс.
Да, завтра крайний день, в который им, вдвоем с Рикки, предстоит чистка всех санитарных узлов курса. Ещё одна чистка, на этот раз крайняя…
Месяц пронесся быстро. Странный, наполненный глупыми мыслями, странными событиями и поступками, месяц. Йоки, бросив комбез в прачечный короб, шагнул под тёплые струи воды, смывающие с тела усталость вместе с запахами дня.
--Завтра будет завтра! – ни к кому не обращаясь, бросил он.
Скоро группа забылась усталым сном здоровых молодых орков. И когда в окна застучал, будто просясь на ночлег, ночной дождь, никто не услышал заблудившегося странника.
II
Санитарный узел был похож на полотно сумасшедшего художника вроде тех, чью выставку закрыли по распоряжению Городского Совета Лоунвилля в прошлом цикле. В одно из увольнений Йоки забрел туда, соблазнившись рассказом Кендера о новых веяниях искусства. Надо отдать должное рисовальщикам - посмеялся тогда он на славу, жаль, что парадная форма заставляла держать себя в руках и мало кто догадался, что молоденький орк с каменно-равнодушной физиономией на самом деле в душе катается по полу, захлебываясь от смеха. Сейчас же смеяться совсем не хотелось. Вид загаженного блока с полом, заваленным грязной бумагой, и толчками перепачканными лишним содержимым здоровых курсантских тел, внушал тоску и отвращение.
Йоки искоса взглянул на стоящую рядом, брезгливо сморщив носик, Энрике. Потом тяжело вздохнул и предложил:
--Может, оставим так и вызовем дежурного офицера? Они же явно специально издеваются! У всех всё в порядке, но как только попадаешь к «Анакондам», так…
--Не пойдет, - тоже вздохнув, ответила девушка, - привести этот свинарник в приличный вид - наше задание.
Йоки ещё раз с тоской оглядел загаженную комнату. Похоже, «Анаконды» каждый Шестой День специально приводили свой сортир в подобие хумансийской помойки, зная, что чистить его будут ненавистные «Удавы». Это странное соперничество длилось уже три цикла, сразу после того, как прибывшие из Ровендейла новички в первый же семестр отняли Топор Лидерства у «Анаконд», до этого бывших лидерами курса долгое время. Топор с тех пор часто переходил из группы в группу, к примеру, сейчас этот заслуженный томагавк украшал стену комнаты «Гюрз» ( как раз их сортир они приводили в уставной вид только что), но вот какое-то странное соперничество, порой сильно смахивающее на ненависть, между «Удавами» и «Анакондами» осталось. Перефразируя одну из забавных песенок дядюшки Йохара, начинающуюся словами: «Мимо тёщиного дома я без шуток не хожу…», можно было сказать, что «Удавы» и «Анаконды» тоже не ходили друг мимо друга без шуток. Похоже, что безобразно загаженный сортир воспринимался «Анакондами» как очередная шутка.
«Хорошо смеется тот, кто стреляет последним!» - мрачно вспомнил Йоки древнюю мудрость, собирая совком «ароматные» клоки бумаги и бросая их в жадно чавкающий утилизатор.
Рядом что-то мрачно порыкивала Рикки - наверное, так же утешая себя мыслями, что настанет и их очередь шутить.
--Фу, какое безобразие! – прервал его мысли знакомый, чуть хрипловатый голос дядюшки Йохара.
Долговязый, похожий на серого богомола в своем комбезе ученика «нулевого» курса, старик с отвращением глядел на загаженный блок. Укоризненно покачав головой, украшенной будто выбеленной временем косой, он поинтересовался:
--Что, ребятки, опять вам поддерьмили?
--Здоровья, дядя Йохар! – хором поздоровались «ребятки».
Йохар улыбнулся, показав пожелтевшие от табака клыки:
--Спасибо, ребятки, на здоровье пока не жалуюсь!
И вновь неодобрительно проворчал:
--Нехорошо это, своим же товарищам гадить, чай не хумансы какие!
Йоки промолчал - что тут можно сказать? А потом вежливо поинтересовался:
--Дядя Йохар, вам чем-нибудь помочь? Мы сейчас эту гадость уберем и будем почти свободны.
«Ага… А Линни тебя ждать будет?» - поинтересовался голос предков.
«Линни объясню, она поймет!» - огрызнулся орк.
Дядюшка Йохар носком огромной, разношенной десантной бутсы расчистил от мусора небольшой пятачок в уголке и, перевернув ведерко, удобно устроился на нём. Поглядев на ждущих ответа курсантов, улыбнулся, добро прищурившись:
--Спасибо, ребятки! Вам самим ещё работать… А я и один справлюсь, чай в силах ещё! – и похвастался, очищая от яркой обертки очередной кубик жевательного табака, - Пока ещё всё у дядюшки Йохара помощи просят, а не наоборот!
Йоки глядел, как челюсти старика ритмично задвигались, перемалывая табак. Дядя Йохар как-то не представлялся без своего измятого комбинезона, лишенного знаков различия, без вечного ведра, которое он использовал вместо стула, и без запаха табака. Старый орк подмигнул им чуть затуманенным от табака глазом и проворчал:
--Не обращайте внимания на старика, я тут посижу, подожду пока вы это свинство в порядок приведете. Может, чем-нибудь вас развлеку. Не против? А то скучно что-то, все по увольнительным разбежались, дежурные мутные бродят и не видать их совсем…
Под плавную речь дядюшки работа пошла веселее. Не будешь же на глазах Йохара, часто выполняющего и более грязную работу, показывать свою брезгливость. Небось, Йохар и похуже бардаки чистил, а никто не видел, чтобы он хотя бы раз ныл - наоборот, подбадривал, порой помогая дельными советами.
Рядом, не удержавшись, фыркнула Энрике, надраивающая до блеска раковину толчка:
--Ну и вонючее же у этих «Анаконд» дерьмо.
Дядя Йохар хихикнув, выдал очередную мудрость:
--Когда запахли фиалки, дерьмо сказало: «Ну что ж, они работают на дешевом контрасте». Но Грег действительно нехорошо поступил, - признал он. И добавил задумчиво:
--Надо будет ему при случае сказать, что так делать нехорошо.
Грег, здоровенный орк откуда-то с Туманных гор, напоминал собой дикого предка хумансов – много шерсти и мускулов. Даже под кожей лысого, согласно традиции Школы, черепа, бугрились какие-то желваки. Здоровенные, поросшие бурой щетиной лапы, казались небольшими деревьями из-за вздувающихся навроде лиан под кожей пучков жил. Абсолютный чемпион Школы по рукоборству, легко отстаивающий свой титул второй цикл кряду, отличался буйным и упрямым нравом; по Школе ходили байки, что в роду Грега встречались горные тролли - впрочем, байки на то и байки, чтобы не всегда оказываться правдой. Но все равно, мысль о том, что этот дуболом послушает старика и прекратит поступать «нехорошо», была не менее смешна, чем любая из баек дядюшки Йохара.
Отмывая загаженный, оплеванный пол, чтобы придать ему уставной блеск, Йоки с интересом слушал очередной рассказ дядюшки Йохара. Старик, положив одну длинную ногу на другую, самозабвенно рассказывал про недотепу-маляра, который, выполнив работу в Храме, предоставил настоятелю счет за выполненные услуги.
--Увеличил небо и прибавил звезды - один империал! – ухмылялся дядя Йохар рассказывая:
--Раскрасил место рождения Фроса – один империал! Поправил одежду первопроходцам после искушения – один империал! Промыл мудрую деву и потом покрыл ее два раза – пять империалов.
Рикки залилась звонким смехом и, сморгнув выступившие слезы, заметила:
--Будь я настоятелем, я бы с этого маляра за такие услуги мудрой девы всю сотню империалов бы стребовала! – и, снова хихикнув, поддела Йоки:
--Йок, ты в Избе случаем мудрых дев не встречал?
«Встречал! Гы-гы…» - закатился хохотом мерзавчик. Йоки, криво улыбнувшись, сострил:
--Не встречал, там с девами большие трудности!
--Это точно! Там они если есть, то их сразу нет! – захохотал дядюшка Йохар.
Рикки с комичной печалью вздохнула:
--Что старый, что малый, а всё на медок тянет?
--Самое приятное в детях – это процесс их производства! – съязвил Йохар, метко попав скатанной в шарик оберткой от табака в приоткрытый Энрике утилизатор.
Девушка медовым голоском поинтересовалась:
--А как же великолепная мысль преподобного Лоэн-гуру о том, что... - она очень похоже передразнила округлый басок пастыря, - «Истинное целомудрие приобретается с годами»?
Дядя Йохар ослепительно улыбнулся и, назидательно покачав пальцем…
«Интересно, кто у кого жест смартышничал?» - заинтересовался Йоки - слишком похож был этот жест на тот, что часто демонстрировал господин Рорх перед тем, как испортить жизнь очередному провинившемуся курсанту.
…произнес:
--В глубокомыслии легко и перемудрить! Я же орк простой, я бы проще эту мысль выразил – рожденный пить…кхе-кхе, - вроде бы подавился Йохар, и закончил, - это… самое… не может!
Рикки ехидно уточнила:
--Чего не может? Какое «это самое»?!
Йохар загоготал, напомнив случайно выигравшего в рюмашки Ларса - тот отмечал свои редкие победы точно таким же раскатистым гоготом - а, отсмеявшись, снова погрозил пальцем:
--Ничего не может из того, что хорошо может кто-то не пьющий и молодой! – и будто «цыпленок» показал им желтый, с налипшими крошками табака язык.
Рикки, продолжая невинно улыбаться, спросила:
--А мне рассказывали, что кое-кто в Избе ого-го как веселится, молодым до него дааалеко бывает...
Йокерит с удивлением покосился на девушку. Та глядела хитрющим лисьим взглядом на довольно ухмыляющегося Йохара, который почесал когтем нос и, улыбаясь, объяснил:
--Есть еще похер в похеровницах!
Прерывая странную беседу, Йоки задал давно мучавший его вопрос:
--Дядь Йохар, так чего, настоятель-то маляру заплатил по счету?
Йохар хмыкнул:
--Как же за такую работу не заплатить? Заплатил, конечно, а на счете поставил резолюцию: "Оплатить счет этому дураку, иначе он всех святых перепортит". Наш Лоэн-гуру парень с юмором, - закончил рассказ дядя Йохар.
--Так это в нашем Храме было? – удивленно спросил Йоки.
Йохар утвердительно кивнул и тут же начал новый рассказ, на этот раз про мужика-эльфа, который заделался королевой варваров…
Йок же, стараясь не обращать внимания на загаженную раковину, которую оттирала сейчас его лапа с помощью мокрой, склизкой тряпки, думал о Храме, в котором, оказывается, тоже бывали смешные события, несмотря на всю торжественность и мрачность этого места. Храмовый купол, разрисованный странными созвездиями - по легенде так выглядело родное небо орков. Там же и изображение первопроходцев в объятиях хумансийских дев. Получается горе-маляр «поправлял» те самые серебристые комбезы, на траве подстеленные под груды розовой плоти... Старинный художник изобразил искусивших первопроходцев хумансиек похожими на откормленных свинок. Йок увидел перед собой полные скорби глаза «мудрой девы» - священные книги утверждали, что она была матерью-возродительницей одного из угасших кланов. Почему-то, глядя на эту икону, ему начинало казаться, что глаза его матери выглядели так же, как глаза этой древней хумансийки, по писанию ставшей достойной матерью клана. Может, дело в том, что у всех матерей такие печальные, переполненные тревогой за детей, глаза? Йоки иногда пытался вспомнить лицо мамы, но… Выходит, эту деву «покрыл» маляр? Он ощутил мимолетное сожаление, что Лоэн-гуру поставил всего лишь резолюцию на счёт, а не врезал болвану по лбу, как однажды он это проделал с варваром в одном из припортовых баров.
История про то, как преподобный Лоэн-гуру объяснял варварам, что есть братство и гостеприимство, была принесена в Школу всё тем же дядюшкой Йохаром, который, напиваясь в одном из кабаков, самолично её наблюдал, а после поведал курсантам, ещё больше повысив авторитет школьного священника. Однажды, когда преподобный Гуру вместе с дядюшкой Йохаром уже приняли свою обычную дозу и тихо плавали в нирване Шестого Дня, наслаждаясь шумом и бардаком портового кабака, к ним подошел пьяный варвар. Вероятно, кто-то из тех варваров, что нанимали для охраны от собственных матросов некоторые капитаны, склонные к экономии. Оплата услуг нескольких варваров намного дешевле закупки качественного провианта. Видимо, в этот не очень счастливый для них день, эти наемники зашли в кабак, где изрядно залили разум потоками веселящих душу напитков. И один из них, опознав по серебристой сутане священника, но совсем не разбираясь в тонкостях религиозных верований Оркеса, отвесил Лоэн-гуру полновесную пощечину. После чего, подбадриваемый гоготом своих товарищей, потребовав подставить вторую щеку. Для второй оплеухи. Ссылаясь на изречение Фроса о том, что от гостя и пощечину стерпеть можно. Фраза, которую произнес Лоэн-гуру, прежде чем сломать ударившему его варвару руку, и отдубасить остальных тяжелой баньяновой скамьей, стала крылатой:
--Гостей встречают по одежке, а провожают - по моpде!
Действительно, Йоки вспомнил: в «Книге Мудростей Фроса» говорилось, что иной гость может и ударить хозяина - всякое бывает при встрече, иногда всего лишь вид необычной одежды порождает агрессию. Даже первые орки, гостями пришедшие в этот Мир, начали с того, что обидели хозяев… Но варвар явно спутал учение Фроса с одним из хумансийских верований, в котором Пророк утверждал: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у
тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку». Фрос же сказал: «Не суди о ком-то по одежде. Ударившему тебя раз, прости, бывают всякие случайности. Но бьющий снова - не брат тебе! Посеявший ветер пожнет бурю и не будет крови на когтях твоих!». Если дядюшка Йохар не приукрашивал историю, то потом этих варваров видели в Лоунвилльском Храме Фроса-Навигатора, когда те проходили обряд очищения огнем. Похоже, скамеечная проповедь Лоэн-гуру пришлась в самый раз этим загрубевшим в невежестве душам.
Размышления Йоки прервал новый взрыв хохота. Судя по заливистому смеху Энрике, история, которую занятый своими мыслями Йокерит прослушал, была тоже очень веселой. Звеня смехом, девушка спрашивала:
--А зачем же этот эльф убежал от варваров, раз ему нравилось быть королевой, да и король не был противен?
Дядюшка Йохар, стараясь говорить серьезно, но смешливо блестя глазами, объяснил:
--Побоялся, что рожать наследника заставят!
Йохар с Рикки, вновь наполнили помещение звуками веселья. Йоки тоже улыбнулся, чтобы не показаться законченным болваном. И, обозрев сверкающий уставной чистотой пол, выдохнул:
--Всё! – десятый сортир был приведен в должный порядок. Наряд выполнен.
--А всё же «Анаконды» - хумансы хорошие! – пробормотала девушка.
--Не обижай хумансов! – поправил её Йоки, которому стало обидно за ни в чем неповинных существ, - Гадили здесь не хумансы, а Грег с одногруппниками.
Дядя Йохар, тяжело крякнув, разогнул своё долговязое тело и, потянувшись до хруста костей, похвалил:
--Хорошая работа! Иные нос воротят да тянутся, говорят - работа не эльф, мол, в леса не убежит, а вы молодцы, умеете дело делать!
Энрике хихикнула:
--Вообще-то они правы! Работа не эльф, а произведение силы на расстояние!
Йохар кивнул головой, будто бы что-то вспомнив, и, чуть ссутулившись, пошёл к двери. Не оборачиваясь, старик вскинул в прощальном жесте сжатую в кулак лапу и попрощался:
--Встретимся, ребятишки!
--Удачных дорог! – хором ответили курсанты.
Йоки, проводил взглядом долговязую фигуру старика, сжимавшего в руках своё ведерко. Мятый комбез, бутсы с чужой ноги, многими презираемая работа…
«Узнать бы, о чем он мечтал молодым» - подумалось вдруг. «Наверное, не о такой работе» - орк передернул плечами, будто от холода.
Хлопнула дверь казармы. Они ещё немного помолчали, словно слушая тишину. Потом Рикки тихо сказала:
--Йоки, а ведь когда-то и мы будем такими же…, - она запнулась на миг и будто подыскав нужные слова, - старыми и одинокими…
Ему захотелось молча обнять девушку. Но он просто сказал:
--Не каждый доживет до возраста Йохара. Не с нашей профессией, - уточнил Йоки. И скомандовал - чтобы закончить этот неприятный разговор, отогнать морозные, будто дыхание будущего мысли:
--Домой, шагом марш!
Они молча шли по коридору. Десять групп, десять комнат – десять санитарных узлов. Десять групп, сто орков – курс! Простая математика. Десять раз по десять циклов – жизнь. Тоже простая математика, только вот что это такое, «жизнь» сейчас не понять и не представить. Сомнительно, что даже Йохар знает это, даже его дед, который пошел на восьмой десяток циклов…
Их комната даже пахла по-особому – домом. Йоки глянул в окно. День уже перевалил за полдень, а это значило, что хумансийка уже ждет его на их месте.
--Рикки, можно я первый в душ? – спросил он девушку.
Рикки, прищурившись, взглянула на него и тихо предложила:
--А может, вместе?
Йоки вздохнул. Он рассказал Рикки почти всё. Всё, за исключением того, что лекарем, поставившим его на ноги, была одинокая девчонка, с которой ему было хорошо. Рассказал и про Рорха, и про своё слово, данное ему… Но всё равно у него складывалось такое впечатление, что Рикки не принимает это всерьез. Считает всё это глупыми отговорками и обижается всё сильнее и сильнее. Стараясь держаться как можно более естественно, он напомнил:
--Рикки, я принёс Рорху клятву клана, что мы не нарушим Устав.
--А мы не нарушим Устав, - нежным голосом пообещала девушка, - просто потрем друг другу спинку, всё веселее, чем…
Йоки, перебил.
--Рикки, ты же знаешь…
--Что? – резко спросила девушка.
--Что может повториться то же, что и в тренировочном зале! – буркнул Йоки.
Девушка подошла почти вплотную и, казалось, заглянула прямо в душу своими пронзительными, будто у священной пантеры, глазами.
--А кому от этого будет хуже? – упрямо спросила она.
Йоки почувствовал раздражение. Что-то в нём очень хотело согласиться с Рикки и снова ощутить безумный, искрящийся наслаждением, полет. Он мысленно сжал вопящее об этом где-то внутри существо в кулаке. И твердо произнес:
--Рикки, мы бы были уже на гражданке, если б Рорх не дал нам шанса… - он замолчал, специально делая паузу, давая Энрике время вспомнить обо всем.
--Я не нарушу клятвы! – закончил он.
Рикки криво усмехнулась и, махнув рукой в сторону душевых, бросила:
--Хорошо. Мойся. Один. Как хочешь.
Йоки прошел мимо неё. И уже на пороге душевой, ему в спину долетели ехидные слова:
--Наверное, на свидание опаздываешь?
Орк замер с поднятой ногой. О том, что Рикки может интересовать, куда он уходит каждый Шестой день, после наряда, он уже думал. Но так и не смог принять никакого решения, не будешь же сам рассказывать, что у тебя какие-то странные отношения с хумансийкой сложились. Тем более глупо рассказывать о беседах через стену. Беседах, в которых неожиданно для него самого он смог разговаривать на такие темы, что и наедине с собой не всегда рискнешь затронуть. А тут… Попробуй рассказать о том, чего сам не понимаешь!
--Прямо бы сказал, что боишься рядом быть. А то сбегаешь, как трус последний! – зло выкрикнула девушка.
Йоки молча зашёл в душ, скинув рабочую, пропахшую сортирами, робу. Благо до того, чтобы чистить санитарные узлы в парадной форме, не додумались даже составители Устава.
На миг ему показалось, что в комнате кто-то плачет. Рикки?
«Рикки - боец» - напомнил орк себе, отгоняя глупую мысль.
«Бойцы не плачут – бойцы огорчаются» - донесла память хриплый голос мастер-наставника Ровендейлской Школы Трира.
«Рикки такой же боец, как и ты!» - напомнил он себе, становясь под раструб душа, чем-то похожий на старинный огневик.
«Может, даже лучше, чем я!» - согласился орк сам с собою, поворачивая рычажок крана.
Лавина ледяной, пахнущей снегом, воды обрушилась на орка миллиардами колючих капель. Струя воды грохотала, заглушив своим шумом все звуки мира. В том числе и призрачный звук рыданий, которых не могло быть.
III
Ледяной дождь оборвался, уступая место теплому воздуху прогреваемой полуденным солнцем казармы. Орк растирался жестким, только что из прачечного короба, полотенцем. Плотная ткань приятно поскрипывала по чистой коже. Он провел ладонью по голове - подросшие волоски остро кольнули кожу.
«Завтра надо будет устроить головочистку,» - напомнил себе Йоки, натягивая чистый, ещё пахнущий свежестью стиральной пасты, комбинезон.
Обтягивающая, как вторая кожа, ткань привычно заставила подтянуться. Чтобы не говорил Борхи про то, что солдат - это всегда солдат, не важно в форме он или в натуральном виде, но форма придает ответственности. Зашнуровав бутсы, он передернул плечами, будто поправляя какой-то сбившийся мускул. Довольно ощутив в себе потерянную было решительность, орк туго затянулся ремнем. Подмигнув веселому черепу на пряжке, он, отбросив все лишние мысли, вышел из душевой.
Первое что он увидел, перешагнув порог санитарного узла, была скомканная, валяющаяся возле самой двери рабочая роба.
--А что это… - начал Йоки и, не окончив фразу, смолк, задохнувшись.
Рикки сидела на своей кровати окруженная черным облаком пушистых волос. Увидев Йоки, она лениво потянулась, будто диковинная зеленая пантера и словно догадавшись, о чем был недосказанный вопрос, объяснила:
--Я тут подумала, что стесняться друг друга смешно, не хумансы все же. А роба так воняла… - она скорчила брезгливую гримаску, будто иллюстрируя, как воняла злосчастная одежда, - … в общем, дай, думаю, приму воздушную ванну! – объяснила девушка.
Он глядел на длинные, блестящие синеватой тьмой, волосы девушки. Когда-то ему потребовались все его невеликие дипломатические способности, чтобы убедить Энрике не сбривать подобную красоту подобно всем остальным бойцам Школы. Не так-то легко, оказалось, убедить упрямую девчонку не расставаться с её косой. Наверное, тогда впервые он был неискренен с Рикки. Не мог же он прямо сказать ей, что ему просто нравятся её роскошные волосы? Это было бы глупо до хумансизма. Командиру нет дела до красоты его бойцов. Коса же - помеха в бою, за неё может схватить противник, уход за волосами отнимает столь важное, порой, время… Все эти доводы мрачно привела ему Энрике, явно спеша наконец-то привести себя к общепринятым стандартам старших курсов. Соблюдая традиции, она была вынуждена носить длинную прическу, подобающую девушке. Устав Школы не признает деление курсантов на мужчин и женщин, но он же и не отменяет более древних традиций. В незапамятные времена мудрецы Оркеса решили, что волос женщины должен быть так же долог, как её разум… «Империя держится на традициях, соблюдать которые почетная обязанность каждого гражданина» – не только фраза Билля о Правах… Это правило к руководству любому орку, даже Император соблюдает древние правила мудрецов-основателей Империи. Одно время Рикки слегка посмеивалась над мальчишками, с показной гордостью хвастаясь тем, что ей приходится заниматься столь ответственным делом «гражданского значения», как уход за собственными волосами, недоступным для бритоголовых мальчишек. Но после того, как она стала бойцом, подобные традиции больше не касались её. Ещё более древний закон, гласящий, что главное правило бойца - это целесообразность, вступил в силу. Тогда, глядя на узкую, угрожающе сверкающую полоску бритвы, что приближалась к копне волос Рикки, Йокерит не думал о целесообразности, он думал о красоте. И, возможно, подсознательно пытаясь оправдать недопустимую для командира слабость, он вполне логично обосновал свой приказ, отменяющий головочистку. С этого момента волосы Энрике стали «стратегическим и секретным запасом группы». Даже упрямая девчонка и вечно зрящий в корень Кендер согласились, что риск в бою вполне оправдан теми преимуществами, что может дать коса в чрезвычайных ситуациях. Коса могла стать и материалом для изготовления тетивы, и леской для ловли рыбы, и удавкой, что затянется на шее врага… Вопящий о нечестности и опасности для Рикки такого подхода голос предков Йокерит успокоил клятвой, что при первом же, пускай даже самом слабом запахе опасности, он лично прикажет отрезать волосы. Волосы, сквозь туманную завесу которых сейчас просвечивало чистой зеленью свежей последождевой травы молодое, столь желанное тело. Всего несколько шагов… Мгновенье… Прикосновенье губ к гладким, словно варварский шелк, бедрам… Выше… И…
Знакомое ощущение переполнило орка. Чувство беспомощности перед непонятной женской властью неприятно отдалось внизу живота. Орк поймал золотистый, хитрющий, будто у снежной лисицы, взгляд. И почувствовал, как холодная волна поднимается откуда-то из темных глубин сознания, знакомая неприятная волна. Первый раз он ощутил это чувство там, в безвозвратно ушедшем детстве, когда растерянно глядел на обугленное, почерневшее деревце, которое отец посадил возле их дома в честь рождения своего первенца - его, Йоки, рождения. Чувство, от которого сжимается комком что-то внутри (может, та самая душа, о которой так часто упоминал Лоэн-гуру), чувство, заставляющее холодеть пальцы, сжиматься горло, чувство злой до бессилия ярости. Чувство, стоившее жизни тому несчастному глупому коту, который был разорван ударом ещё не окрепших когтей Йокерита рядом с жалкими перьями сожранного тем котом голубя. Их голубя! Голубя, которого приманила крошками умница Рикки, голубя, который стал их птицей. Они таскали ему кусочки хлеба… Он был их тайной, у него было имя. В тот миг, когда Йоки увидел останки их Гонзо, а рядом довольно облизывающегося кота школьного садовника, то чувство ледяной ярости вернулось. И довольно облизывающийся рыжий котяра, с сизыми перышками, прилипшими к наглой морде, перышками, что ещё недавно были стремительной птицей, получил беспощадный удар лапой с выдвинутыми когтями… Потом Йоки плакал, рыдал в укромном уголке от щемящей жалости к несчастному голубю, от осознания бессмысленности своего поступка - ведь смерть кота не вернет Гонзо, от собственного бессилия, невозможности ничего изменить и от ярости из-за этой слабости, ярости, бушующей подобно вулкану и не желающей раствориться в памяти. Наверное, в тот день он плакал последний раз в жизни, ведь бойцы не плачут. А он боец.
Глядя сейчас на Рикки, которая призывно смотрела на него озорными глазами цвета расплавленного золота, хитро блестящими сквозь паутинку сбившейся прядки, он почувствовал, как горячую волну желания встречает ледяной айсберг гнева, подпитанный злой обидой. Холодное бешенство пульсировало в висках, замораживая внутренний жар. Глядя на улыбающуюся девушку, столь уверенную в своей неотразимости и совсем не желающую понять, что им нельзя быть вместе. Нельзя здесь и сейчас. Неужели она не понимает, как тяжело ему даются их ровные, согласно Уставу, отношения? Не понимает, как трудно держать тело в когтях разума, когда всё внутри замирает сладкой памятью о тех часах, сжатых в мгновенья, когда они были вместе?
«Она всё понимает» - холодная мысль звучала спокойно и равнодушно.
Такие мысли обычно приходят на татами, во время поединка, на стрельбах или в моменты неудач. Но не сейчас же, когда рядом красивая девушка и их разделяет всего несколько шагов. Орк сделал шаг.
«Клятва» - скучно напомнил он себе.
Он сделал ещё шаг, встречая ликующий взгляд наполненных лучистым сиянием глаз.
--Встать! – тихо приказал орк.
В глазах девушки застыло изумление. Прав господин Йофф, говорящий, что глаза - это зеркало сознания и надо уметь их тушить. Сейчас в глазах Энрике легко читалось изумление, непонимание… Обида?
--Смирно! – зло скомандовал орк.
Рикки смело с койки, будто пожелтевший листок холодным, осенним ветром. Йокерит глядя на вытянувшуюся перед ним, ещё более соблазнительную в своей обнаженности, фигурку, чувствовал, как больно скребущее сознание решение рождалось в нём. Он командир, а значит, отвечает за своих бойцов, и значит, самые тяжелые решения принимать ему. Решение пришло, оно было болезненным, но верным. Единственно правильным, любое другое разрушит всё, а в первую очередь жизнь и мечты этой, желанной как никогда, девчонки.
«Боец-курсант Энрике» - поправил он себя, - «с этого мгновенья, иначе мы не удержимся!»
И стараясь, чтобы голос звучал ровно и четко, глядя в странно увлажнившиеся глаза Рикки, распорядился:
--Боец-курсант Энрике, за необъясненный уважительными причинами неуставной вид, объявляю Вам взыскание!
Рикки растеряно смотрела на него широко раскрытыми глазами. Глядя в это море кипящего солнечного золота, он передразнил её:
--А роба так воняла… - и, чеканя каждое слово с отвратительной назидательностью занудного преподавателя, отчитал:
--Здесь не Институт для благородных девиц, здесь Высшая Военная Школа Империи Оркес! И если Вас так заботит и печалит запах дерьмеца, с которым Вам пришлось столкнуться, рекомендую вам задуматься о смене карьеры. Офицеру Империи не грозит провести свою жизнь с чистыми ручками, играя на арфе! - Йоки старался, чтобы его слова звучали подобно удару хлыста, так, как обычно звучали слова мастер-наставника Борхи, отчитывающего очередного разгильдяя.
--Что вы можете заявить в свое оправдание? – стандартной фразой закончил он уничтожение того, что совсем недавно казалось ему смыслом жизни.
--Этого больше не повторится! – голос Энрике чуть звенел.
Йоки оглядел девушку равнодушным взглядом - удивительно, но сейчас он мог совершенно спокойно глядеть на неё, не испытывая даже подобия желания, и распорядился:
--Привести себя в уставной вид, после чего доложить Дежурному офицеру, что мастер-курсант первого курса группы «Удав», Йокерит, наложил на Вас дисциплинарное взыскание!
И зачем-то добавил, будто поясняя азбучные истины гражданскому лоху:
--Мера взыскания - на усмотрение Дежурного офицера…
--Слушаюсь! – Рикки смотрела на него, будто ожидая, что он сейчас улыбнется и скажет, что пошутил.
Губы онемели, Йоки почувствовал – ещё мгновение, и он попросит прощения у Рикки. Отрезая себе эту тропку для малодушия, бросил, будто камень в омут:
--Исполняйте!
Он прошел к своей койке, взял с тумбочки хлыст. Берет пристроил под погон комбеза и, всё ещё ощущая спиной её взгляд, не оборачиваясь, уточнил:
--Есть вопросы?
--Никак нет!
За спиной прошлепали босые ноги, хлопнула дверь душевой.
Йоки смотрел на дверь, за которой летним ливнем шумела вода. Плюнуть на всё, на клятву, Рорха, треклятую гордость, вышибить тонкую дверь, попросить прощения, обнять самую желанную в мире девушку и больше не расставаться и не ссориться никогда…
«Угу, сидя на помойке, тесно обнявшись, вы будете безумно счастливы!» - подтвердил кто-то внутри.
«А может…»
«Может, может!» - согласился он сам с собой, - «Может быть, стоит подвести Рорха, позволить Рикки с треском вылететь из Школы - и всё ради того, чтобы тебе, слизняку, не пришлось отказаться от сладенького!».
Всё. Безумие пора кончать. В конце концов, терпеть боль и не думать о лишнем он умеет.
«Рикки - лишняя?» - завопил откуда-то издалека тоненький голосок.
«Лишнее - всё, что мешает мне выполнить свой долг командира и будущего офицера Империи» - казенными словами заколотил ящик чувств орк.
Он должен привести себя и её в чувство, должен взять тяжесть решения на себя, иначе какой он командир? Нельзя отдавать приказ своим бойцам, если не можешь справиться с собой. Он справился. А перетерпеть боль он сможет. Цель оправдывает средства, а решение принимает тот, кто способен взять на себя ответственность. Йоки ещё раз взглянул на дверь душевой, и решительным шагом пошел к выходу.
Солнце встретило его прямым ударом лучей в лицо. Сморгнув и всё ещё видя перед глазами черные отражения звездного диска, он натянул берет и, вдохнув знойный летний воздух, не спеша побрел по дорожке к школьному парку.
Линни, хумансийка, с которой его неожиданно свёл случай, должно быть, уже ждала его за тонким белым камнем заделанного гномами стенного проема.
Кто бы мог подумать, что тот недлинный разговор превратится в нечто большее? Затянутый водоворотом событий, чувств, мыслей, Йокерит совсем забыл об их коротенькой беседе. Но в Шестой день, сразу после того, как они с Рикки впервые столкнулись с пахучей шуткой «Анаконд» и, отмывшись в душе, собрались пойти накопать червей к обеду, Йоки вспомнил, что сегодня он обещал быть возле пролома. Слово надо держать, это понятно. Впрочем, он не давал Слова, просто тезка принцессы-развратницы назначила время. Обижать девчонку ему не хотелось, а целый день наедине с Рикки грозил стать не таким легким, как думалось. Его тянуло к ней, всё сильнее и сильнее, тогда он только начал понимать, в какую пытку превратилось его чувство. И, объяснив удивленной Энрике, что хочет поразмышлять наедине с собой, Йоки пришел на условленное место. Надо сказать, что он был все же слегка удивлен, когда в ответ на его осторожный вопрос "Есть тут кто?" раздался веселый голосок хумансийки.
Орк, прищурившись, поглядел на солнце - тяжелая беседа задержала его. Наверное, Алиен уже заждалась. Йоки перешел на рысь.
Нырнув в зеленую прохладу парка, он ускорил бег. Перемахнув через кусты, он шумно выскочил на знакомую, уже изрядно истоптанную полянку. Линни уже пришла. Негромкий голосок пел незнакомую грустную песню:
Один был первым по праву меча,
И сам брал все, что желал.
Другой умел только петь и мечтать,
Но любовь уступать не стал.
И вызов брошенный - принят он,
И схватка решает все.
Вступает в силу древний закон -
Один на один за нее...
Опомнись, певец! Какой ты боец?
И в бой тебе лезть к чему?
Тебе бесславный и скорый конец,
А приз все равно ему.
Неравенство явно, а боги молчат
Под рев турнирных фанфар
И тот, кто был первым по праву меча
Нанес последний удар...
И как всегда кровь текла горяча
С липкого лезвия вниз.
И тот, кто был первым по праву меча,
Шагнул к превращенной в приз.
Что ж воин, тело теперь твое,
Но душу отпустит клинок,
И вслед за любимым тело ее
Упало у тех же ног.
Так тот, кто был первым по праву меча,
Впервые был побежден,
И проклял тот день, когда назначал
Неправую схватку он.
Бывает лютня в достойных руках
Сильнее чем лучший клинок
И тот, кто был первым по праву судьбы
И тот, кто был первым по праву любви
А тот, кто был первым по праву мечты
Ее проиграть не мог...
Йок представил бойца с мечом в руках и два мертвых тела возле его ног…
--Болван! – мрачно констатировал он.
--Ну… - протянула девчонка за стеной, - не такой ты и болван. Так, остолоп просто, невежливо заставлять девушку ждать! – Йоки слышал, что девушка улыбается.
--Хорошего дня! – вежливо поздоровался он, и уточнил:
--Я, конечно, тоже болван, извини…
--Да, ладно, не извиняйся… - милостиво разрешила девчонка, - будь болваном, только ждать меня больше не заставляй, хорошо?
Йоки задумался, как бы ему объяснить Линни, что на следующий Шестой день он уже не сможет прийти сюда - он будет в городе, наконец-то отбыв наказание установленное Рорхом. Самое смешное, что ему так и не удалось убедить Линни в том, что он, Йокерит, чистокровный орк, курсант Школы. Все попытки рассказать об этом девчонка считала неумной шуткой и однажды серьезно обиделась, пообещав при встрече оторвать ему уши за вредность. Тогда он отшутился, сказав, что об этом стоит подумать позже, а теперь надо бы…
--Эй, чего молчишь? – весело спросила Линни.
--Думаю, - честно ответил Йоки.
--О болванах? – она рассмеялась.
Похоже, у Линни сегодня было солнечное, как летний день, настроение.
--И о них тоже, - буркнул орк. И чтобы не молчать спросил:
--А что это за песню ты пела?
--Не знаю, - с той стороны раздался какой-то странный шорох, чем-то напоминающий шорох чешуек ползущей змеи, - её Потаня поёт, а чья она - не знаю, - снова тот же шорох, сопровождаемый треском какой-то ветки, - просто хорошая песня грустная...
Йоки не стал спрашивать, что это за Потаня такой. А то окажется, что это кто-нибудь известный любому хумансу прямо с колыбели, и Линни снова решит, что он издевается. Поэтому он просто сказал:
--Ты хорошо поешь, у тебя красивый голос.
--Обычный голос, девчоночий и писклявый, – не согласилась Линни, вздохнув, она добавила:
--Просто песня хорошая!
Йоки, хотел ответить, но неприятное чувство заставило его промолчать. Чувство, будто кто-то в упор сверлит его затылок пристальным взглядом.
--Что примолк-то? – удивленно спросила девчонка.
«Вот будет смешно, если кто-то из дежурных сюда забрел!» - ухмыльнулся про себя Йоки.
--Да так… - вслух произнес он, - ду…
И не окончив фразы, взвился в развороте, бросая тело будто распрямившуюся пружину по направлению к кустам.
IV
Листья метнулись навстречу роем диковинных насекомых. Зеленая стена кустарника оказалась перед самыми глазами орка, напоминая шуршащий рой перелетных кузнечиков, и тут же рассыпалась с шорохом и треском. Рассыпалась, когда сквозь неё пронеслось, завершая свой дикий прыжок, увесистое тело орка. Падая на бок, Йоки, привычно перекатился, уходя от возможного удара и, сильно оттолкнувшись от земли, вскочил, растерянно уставившись на открывшуюся картину.
На земле, удивленно хлопая глазами и широко расставив длинные худющие ноги, сидел дядюшка Йохар. Задумчиво улыбаясь, он с непонятным выражением глядел на возвышавшегося над ним, подобно осадной башне древней династии Ыч, курсанта.
Из-за стены заговорщицким шепотом прозвучал голосок Линни:
--Йоки, что там у тебя? Ничего не случилось?
Йоки по-прежнему глядел на невесть как забредшего в этот заброшенный уголок парка старика, одновременно пытаясь сообразить, что ответить девушке и как объяснить Йохару, чем он занимается тут один…
«Вдвоем с Линни!» - задумчиво поправил его голос Предков.
Дядя Йохар, дружески подмигнул Йоки и неожиданно громко проорал:
--Случилось! Наш Йоки решил поохотиться на старину Йохара, прекрасная леди! Я, значит, иду, а он каак прыгнет, прям бурбилога мне напомнил! Ей-ей, напомнил! – радостно подтвердил веселый дядюшка.
--«Старина Йохар» - это кто? – весело уточнила девушка.
--«Старина Йохар» - это я! – объяснил дядюшка и добавил:
--Если что-то починить надо, придумать что-нить для хозяйства, или хотя бы рассмешить несмеяну, то смело зовите дядю Йохара!
Йокерит обалдело слушал изливающийся из дядюшки Йохара поток:
--Иду я, значит, по парку. Дай, думаю, грибков поищу, тут после дождичка они как раз полезть должны, парк у нас старый, грибной. Ну, так вот… - закряхтел Йохар, стараясь подняться на ноги.
И, благодарно кивнув молодому орку, который помог ему встать, продолжил:
--Иду я, грибы собираю, а тут песня, значит, хорошая! Пошел на звук, думаю - откуда же у нас певунья такая появилась, а тут трям, брям, бум! Йоки из кустов вылетает! – и укоризненно глянув на курсанта, поинтересовался:
--Вы тут что, в бурбилога играете?
«Бурбилог-бурбилог, что ещё за бурбилог?» - Йоки смотрел, как по-доброму
смеется Йохар, слышал звенящий восторгом смех хумансийской девчонки, и
чувствовал, как уходит в никуда возникшее было чувство раздражения.
Из ведерка, валяющегося неподалеку от того места, где он сшиб с ног старика,
высыпались несколько аппетитно пахнущих дождем и лесом грибов. Йоки сглотнул набежавшую слюну и, аккуратно собрав рассыпавшиеся дары парка в ведерко, понес его вслед за Йохаром, который уже выбрался из кустов на полянку.
Удобно примостившись на травке, прислонясь спиной к стене, он уже вовсю рассказывал девушке историю об этом самом «бурбилоге». Йоки, аккуратно поставив ведерко рядом с Йохаром, с интересом стал слушать очередную историю старика. На этот раз дядя Йохар, едва не завывая, подобно кошмарному мороку Хны, рассказывал «страшилку», стараясь получше передать атмосферу тихого ужаса, сопровождавшего деяния этого Бурбилога. Курсант улыбнулся про себя – даже самые мрачные рассказы Йохара обычно содержали в себе что-то смешное, из-за чего, казалось бы, ужасная поначалу история всегда оканчивалась взрывом смеха слушателей.
Как оказалось, пресловутый Бурбилог был древним душегубом. Не то чтобы совсем древним, но буйствовал он, судя по рассказу Йохара, во времена его, дядиной, молодости. Вообще-то, Бурбилог был уличным танцором, путешествующим из одного города Империи в другой. Такие и по сей день колесят просторы Мира вместе с таборами бродячих комедиантов или передвижными ярмарками. Так же поступал и тот. Ездил в своей кибитке, запряженной двумя вислоухими ишаками, от города к городу, от поселка к поселку. Днем он танцевал на площадях пантомимы, обычно изображая сценки из жизни городов, или показывал пляски варваров из далеких земель. Казалось бы, обычный уличный танцор. Но когда наступал вечер, и тени заполняли уставшие за день улицы, он сбрасывал маску комедианта и выходил на охоту. Бурбилог терпеливо поджидал в малолюдных местах (парках, скверах, переулках) жертв и, дождавшись, одним прыжком настигал жертву, оглушая большим мешком, набитым песком. Будучи существом довольно мелким и непривлекательным, он видел в подобной охоте единственный шанс удовлетворить свою похоть. Как выяснили позже палачи-дознаватели Империи, заставив чудовище вспомнить все его преступления, в жертву себе он обычно выбирал маленьких девочек или хрупких, не способных оказать серьезного, сопротивления девушек. Оглушенных жертв Бурбилог связывал, прятал в сундук на колесиках, который специально возил с собой, подражая уличным торговцам дешевой одеждой, и отвозил в свою кибитку. Где и удовлетворив все свои, порой весьма изощренные, фантазии и душил бедняжек шнурком от танцевальной туфли. Обычно, когда задушенную жертву находили в какой-нибудь сточной канаве или выгребной яме, кибитка с душегубом была уже далеко. При этом, как и многим известным душегубам, ему сильно везло. Везло
до тех пор, пока, однажды, одна из истязаемых им девчонок не умудрилась откусить ему то самое место, для ублажения которого он и шел на свои преступления. После того, как покалеченный душегуб свалился, потеряв
сознание от боли, девушка сумела развязать путы, выбраться из страшной
кибитки и вызвать имперский патруль.
--Дальше пришлось выполнить свою работу палачам-дознавателям Империи. Ну а засушенная голова Бурбилога и поныне хранится в Имперской кунсткамере, напоминанием о страшном танцоре-душителе! – закончил свой рассказ дядя Йохар.
Девушка за стенкой вздохнула, а потом грустно спросила:
--Дядя Йохар, а почему ты не расскажешь, что с той девчонкой стало?
--С какой девчонкой? – удивленно переспросил Йохар.
Йоки, почувствовав, что байка Йохара почему-то огорчила Линни, поспешил
вмешаться. Стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно веселее и оптимистичней, объяснил:
--Линни, рассказы дяди Йохара иногда всего лишь рассказы! Не стоит принимать их за быль.
--Да нет Йоки, - ответила девушка тусклым, как беззвездная ночь, голосом, -
на этот раз дядя Йохар как раз быль рассказал. Нам в Универе тоже об этом
говорили. Та девушка потом бросилась со скалы, не выдержав огласки и позора.
Она-то и стала последней жертвой Бурбилога, его голову уже сушили таксидермисты оркской кунсткамеры, а он всё равно смог дотянуться… - Линни
снова вздохнула.
--Извини девочка, - вмешался дядя Йохар, - но это не Бурбилог до неё
дотянулся. До неё дотянулась толпа. Бывает, разумные теряют искру,
отличающую их от животных. И тогда - берегись, слабый или кто-то, хоть
чем-то отличающийся от них! Стая жаждет крови, и ей всё равно, чья эта будет
кровь! – жестко закончил старик.
Йоки удивленно покосился на пожилого орка. Раньше старик никогда не
высказывал сентенций в подобном стиле. Сейчас же в голосе обычно веселого и
добродушного старика звенели непривычным холодом злые льдинки. Всегда
добродушное, хитровато-простое лицо странно заострилось, почему-то заставив
Йоки вспомнить изображения древних полководцев на бесчисленных портретах, висящих в длинных коридорах учебного корпуса. Те же сжатые в тонкую полоску губы, те же наполненные злой решительностью глаза…
Миг - и дядя Йохар вновь стал самим собой: добрая, немного растерянная улыбка, чуть подслеповато прищуренные глаза и мягкий, извиняющийся, хрипловатый басок:
--Ещё раз извините, старика! Привык я тут с ребятишками общаться, девчонок-то тут нет, - он улыбнулся Йокериту, - почти… Ребятишки бы посмеялись и всё, все ж уд-то злодею откусили, а тут вона как… - старик расстроено замолчал.
--Ну что вы, дядя Йохар! – голосок Линни вновь приобрел знакомые яркие краски.
Йоки, не первый раз за их такое короткое знакомство, поразился. Как же много могла выразить эта девчонка своим голосом? Не видя лица, он все равно представлял заигравшую в её глазах улыбку.
«С баньяна рухнул?» - осведомился ехидный голос Предков, - «Какие глаза? Ты ж её никогда не видел?!»
Йоки удивленно прислушался к себе - а ведь действительно, он не видел Линни, но почему же тогда так ярко представлялось незнакомое лицо, вернее, даже не лицо, а глаза? Переменчивые, как весенняя погода, озорные глаза, цвета теплого и ласкового моря…
«Бред!» - снова пришлось одергивать себя.
Между тем, дядя Йохар с Линни, вернее - Алиеной, как представила она себя старику только что, весело смеясь, обсуждали какого-то неизвестного ему хумансийского философа. Этот достойный мудрец посвятил свою жизнь доказательству идеи, утверждающей, что дурак, занимающий высокий пост, подобен человеку на вершине горы: все ему кажется маленьким, а всем остальным кажется маленьким он сам. Йокерита абсолютно не интересовали дураки - неважно, какой пост они занимали, а чувствовать себя лишним в разговоре с Линни он не привык. Но не говорить же действительно о каком-то глупом в своей мудрости хумансе?
«И интересны им все эти дураки?» - подумалось, - «Мне-то они нужны не сильнее, чем лютня козелу!»
«Ещё бы» - подтвердила мысль, - «зачем тебе какие-то посторонние дураки, когда у тебя есть ты сам?»
Орк ухмыльнулся. И вдруг, сам не зная зачем, будто не он, а кто-то посторонний управлял им, громко сказал, обрывая философический разговор:
--Дядь Йохар, а Алиена не верит, что я орк!
--Чего? – осекся на полуслове Йохар.
--Йоки, ты опять начинаешь свои дурацкие шуточки?! – раздраженно бросила девчонка.
Йокерит зачем-то провел рукой по пряжке ремня, ощутив пальцем ребристый оскал черепа эмблемы, и спокойно попросил:
--Дядя Йохар, скажите Линни, что я и впрямь орк!
Йохар, задумчиво почесал лапой затылок и пробормотал:
--А я-то думал, что вы старые друзья. Гляжу - место для беседы подходящее, а оно вон как…
Йоки пояснил:
--Да нет, мы недавно познакомились, когда меня Рорх увольнений лишил…
Девушка угрожающе предупредила:
--Йоки, если ты не перестанешь сейчас же дурковать, то я рассержусь!
Дядя Йохар снова внимательно посмотрел на Йокерита и осторожно сказал:
--Алиена, а вы что, боитесь орков?
Йоки вспомнились те мысли про орков, которые он уже слышал от Линни. Он так и не смог понять, за что Линни так безумно ненавидит орков. Но что самое странное - почему-то эта необъяснимая ненависть не отвращала его. Ему, наоборот, всё сильнее и сильнее хотелось убедить эту странную хумансийку в том, что орки - это такие же разумные, как и многие. Просто их, оркский, долг хранить в Мире порядок и равновесие, и, исполняя его, орки иногда бывают жестоки, но ведь Мир вообще жесток… Ему так хотелось ей это сказать, но она не хотела его слушать. Даже сейчас, как всегда, когда он пытался заговорить с ней об этом, в звонком голоске Линни слышалось что-то напоминающее ярость:
--Дядя Йохар! Ну скажите вы этому остолопу, что его дурацкие шуточки не смешны! А то он сейчас скажет, что и вы орк и я…
--Дядя Йохар тоже орк! – тут же сказал Йоки.
--Йоки, перестань!!! – возмущенно закричала девчонка, звонкий голос больно хлестнул по ушам, заставив Йокерита поморщиться.
--Тихо-тихо! – успокаивающе произнес Йохар.
И стараясь говорить мягче, произнес:
--Алиена, Йоки говорит правду! Мы орки, и он, и я!
И, слушая тишину за стеной, продолжил, убеждая:
--Алиена, но что это меняет? Вы же так хорошо общались. Какая разница, если у друга кожа зеленого цвета или уши чуть острее? Объясни старику…
--Вы не шутите? – казалось, девушка утратила весь интерес к беседе.
--Нет, - просто сказал Йохар.
Йоки уже понял, что последует дальше. Стараясь не встречаться взглядом с Йохаром, он смотрел на тупые носки своих бутс. В начищенной до блеска коже по черному небу плыли облака – черное отражение реального неба. И черным отражением такого живого, такого радостного голоса Линии, на них упали тяжелые слова, произнесенные бездушным, будто у Имперского Проверяющего, голосом:
--Что это меняет, спрашиваете? Ничего! Я всегда знала, что нет более лживых и жестоких существ, чем орки! – голосок девчонки зазвенел лопнувшей струной.
--Представляю, как вы там потешались, ещё бы - дура-девка рассказывает правду про орков… - за стеной вновь раздался змеиный шорох.
--Я тебе сразу сказал… - начал Йоки.
--Орки умеют лгать! – холодно оборвала его Линни, - Сказал, так будто шутишь. А потом трепался со мной о стихах, песнях…
--Я люблю смотреть в небо! – передразнила она кого-то.
Йокерит вспомнил одну из их бесед. Про то, что сейчас разумные редко смотрят в небо, предпочитая скучно глядеть себе под ноги…
--Я не врал тебе! – упрямо повторил он.
--Ха! Ты просто не говорил мне правду! – с деланным весельем бросила Линни. И добавила с ледяным презрением:
--Ложь – это отсутствие правды!
--Алиена, послушайте… - попытался вмешаться дядя Йохар.
--Я слушаю, слушаю… - ехидно сказала девчонка. --А можно спросить? Вас племянничек привел посмеяться над дурой, которую он почти месяц за нос водил, изображая прынца из сказки?
--Да какого прынца? – начал злиться Йоки.
--Это уже неважно! – равнодушно бросила Линни. За стеной зашуршали листья и, затихая, донесся полный презрения шепот:
--Бывайте! Это была хорошая шутка…
И совсем тихо:
--Боже, какая же я дура!
--Что ты молчишь? – услышал Йоки шепот Йохара.
В ответ он лишь махнул лапой. Бессмысленно говорить, если тебя не слышат. Чтобы он сейчас не сказал, всё будет истолковано неверно. Йоки повторил вслух старую истину:
--Когда слушает злоба, истина нема! – и криво улыбнулся:
--Сам нам это говорил.
Дядя Йохар, кряхтя и разминая спину, поднялся на ноги и пробормотал себе под нос:
--Интересно, кто обидел девочку? И чем?
Йоки равнодушно ответил:
--Никто. Просто хумансы ненавидят нас. Так слабые всегда ненавидят сильных. Из зависти, наверное.
Старик насмешливо улыбнулся и спросил:
--Ну и от кого ты услышал подобную глупость?
Молодой орк чуть смутился - не скажешь же, что об этом они как-то трепались со старшекурсниками, те делились с ними своими мыслями, приходящими лишь в мудрые головы выпускников, но все же упрямо бросил:
--Пример ненависти перед нами. Наверное, неплохая девчонка, - он замялся, но все же добавил, - для хумансийки…
Обида наконец-то прорвалась сквозь заслон положенного бойцу равнодушия и он, не замечая, что его вопрос звучит по-детски обиженно, поинтересовался:
--Дядя Йохар, ну что я ей плохого сделал? Мы с ней разговаривали просто… Она мне про студентов рассказывала, я ей про Школу… - и, испугавшись, что старик может его неправильно понять, добавил:
--Я ей много раз пытался рассказать, о том что я орк, но она слушать не хотела… А теперь… - Йоки вновь расстроено махнул лапой.
Старик протянул Йоки своё ведерко и, сдернул с курсанта форменный берет, начал перекладывать в эту импровизированную корзинку, вкусно пахнущие грибы.
--Йоки, а ты не думал, что мог просто понравиться девушке? – поинтересовался он.
--Дядь Йохар, мы просто разговаривали – ничего больше! – ещё раз уточнил Йоки.
--Мальчик мой, - подмигнул дядюшка, одной рукой забирая у него ведерко, а другой протягивая берет полный грибов, - женщины любят ушами!
И, улыбнувшись - видимо, сам поняв, какой афоризм может породить прозвучавшая фраза, добавил:
--Ну, любят они, положим, не только ушами, но вот для того, чтобы почувствовать интерес, ушей порой бывает довольно.
Старик, помахивая ведерком, пошел по направлению к дороге. Йокерит, зачем-то оглянувшись на нелепую заплатку в стене, поплелся за ним, сжимая в лапах берет, полный вызывающих одним своим видом обильное слюноотделение отборных грибов.
Под ногами привычно захрустели ракушки дорожки, а они всё так же молча шли – высокий старик в мятом сером комбезе, и подтянутый мастер-курсант сжимающий в обеих лапах нелепо раздувшийся головной убор.
Неожиданно старик остановился и будто закончил начавшуюся ещё на поляне беседу:
--А вот промолчал ты зря! Надо было говорить с ней, убеждать, спорить, доказывать, объяснять, что она не права!
--Что спорить, если они нас ненавидят?
--Йоки, не говори ерунды! – похоже, старик немного подзавелся, во всяком случае, раньше Йоки за ним не замечал стремления покрикивать на собеседника. Дядюшка горячо доказывал:
--В твоих жилах тоже есть часть хумансийской крови! И в моих! И, вообще, ты же знаешь, половина мужчин нашей расы берет в жены хумансиек, о какой ненависти ты тут рассказываешь?
Йоки сморщил нос и поинтересовался:
--Дядя Йохар, ты сам рассказывал, что приходилось вытерпеть некоторым девчонкам, которые хотели выйти за орков. Помнишь?
Йохар кивнул.
--Помню Йоки, конечно, помню… Но все же не в одной ненависти тут дело. Тут дело ещё и в тех, кто эту ненависть сеет. Взращивает, заставляя ненавидеть всё, что не попадает в их представления о правде! Вот где кендер порылся… Но не стоит об этом сейчас! – Йохар махнул лапой в сторону казарм:
--Лучше Энрике грибочками угости, я их для вас, собственно, собирал. – добрая улыбка вновь преобразила лицо старика.
Йокерит молча кивнул - слишком много мыслей теснилось в голове, требуя, чтобы их обдумали, рассортировали и слепили из них выводы. Он хотел было поблагодарить Йохара, но тот уже быстро шел по дорожке, в направлении пустых, по случаю Шестого дня, учебных корпусов. Орк, ещё раз вздохнув, побрел к казармам - впереди его ждала встреча с Рикки и ещё половина этого, так нелепо идущего, дня.
--А все же надо было спорить! В спорах рождается истина! – очередная мудрость дяди Йохара, эхом ударила в спину.
«В спорах рождаются папоротники», - хмуро подумал Йокерит.
Перехватив поудобнее левой лапой будущий обед, он вскинул правую вверх, сжав пальцы в кулак – салютуя старику древним жестом бойцов, уходящих на задание…
V
Осьминог был великолепен, Йокерит жадно допил очередную кружку темного эля и отрешенно уставился в распахнутый зев огромного очага. Запертый в серых закопченных камнях узник-огонь неторопливо доедал свою пищу, наполняя небольшой зал припортового кабачка вязкой духотой от которой снова и снова хотелось пить. В этот ранний час трактир уже жил своей привычной веселой жизнью – за соседним столом-бочонком громко шумела компания обряженных в какие-то диковинные пестрые тряпки хумансов. Несколько хмурых, усталого вида, гномов примостившись за бочонками в самом темном уголке, степенно мочили бороды в кружках, разбавляя эль неспешной беседой. Еще не успевшая устать девчонка-подавальщица выглядела румяной, свеженькой и аппетитной…
«Как булочка!» - нашел подходящее сравнение Йоки.
Он задумчиво достал из кожаного кошеля внушительно лежащего рядом с хлыстом и форменным беретом очередную монетку и слегка поскрипел ее ребром о темное дерево бочонка, одного из тех, что заменяли в этом заведении и столы и стулья.
--Повторить, - бросил он появившейся рядом подавальщице, и, увидев вопрос на остроносеньком личике девчонки, добавил:
--Два эля и порцию сушеных осьминогов…
--Слушаюсь, мой господин, - девушка изобразила нечто долженствующее напоминать книксен и ловко увернувшись от игривой руки здоровяка за соседним бочонком-столом стремительно пронеслась в затянутые дымноватым сумраком глубины зала.
На этот кабачок, по чьему-то замыслу (хозяина, наверно) стилизованный под пиратскую кают-компанию, Йокерит набрел случайно. В этой части города, в узких лабиринтах тесных «нехороших» улочек ведущих к старому порту, немудрено наткнуться на что-то необычное и любопытное. Будь то сувенирная лавка полная диковинных безделушек со всех четырех частей света или вот такой забравшийся в полуподвал огромного трехуровневого здания кабачок, в котором даже хозяин напоминал случайно избегшего имперской виселицы заслуженного пирата.
Йокерит усмехнулся собственным мыслям – время, когда пираты еще водились на окраинах Империи, ушли далеко в прошлое.
«А жаль, веселое было времечко…» - завистливо подумал орк, представляя себя в таинственных островных джунглях, крадущимся к лагерю пиратов.
«Имперские броненосцы бороздят волны океанов, обеспечивая на море стабильность и безопасность» - разгоняя вкусный запах мечтаний, долетел обрывок цитаты, пропахший казармой и нудными мыслями с уроков пропаганды.
«А где стабильность и безопасность нам поддержать не дают – пиратов вешают эльфы», - мрачно напомнил себе Йоки.
Он оглядел тучного хозяина за стойкой, тот неторопливо разливал эль, одновременно выговаривая что-то девчонке-подавальщице, и снова поморщился – кожаный морской жилет, морская полосатая рубаха, даже в ухе тускло блестит огромная морская сережка… Вот вроде бы и похож на моряка, но ощущение того, что это действительно моряк, хотя бы бывший, не приходило. Наоборот, чем дольше Йоки смотрел на него, тем сильнее становилось ощущение балагана – вроде того, что всегда появлялось у него на ярмарочной площади при виде хумансов-комедиантов пытающихся изобразить орков, намазав лица зелеными чернилами, да прицепив себе бутафорские клыки. Как говаривал дядюшка Йохар: «Клыки и у кабанов бывают…»
«А рога не только у маралов!» - Йок улыбнулся, славно было бы поболтать со стариной Йохаром, наверное, сейчас они с Рикки…
Знакомая иголка тоскливой боли опять кольнула изнутри… Гоня прочь тяжелые и ненужные мысли Йокерит в который раз бросил взгляд в уставленный разнокалиберными бочонками сумрачный зал. Диковинные круглые окошки-иллюминаторы в обшитых разнокалиберными досками стенах едва пропускали в полуподвал тусклый свет с улицы. То, что изначально обшивка стен была ящиками, Йокерит определил сразу – на одной из досок четко выделялось клеймо: ««Сын Сумрака», ИБФ». ИБФ - Имперский Боевой Флот. «Сын Сумрака» - тяжелый броненосец, флагман эскадры обычно базирующейся в Лоунвилле, гордость и гроза Имперского Флота. Собственно и на других досках надписей хватало, Йокериту даже показалось, что среди угловатого гномьего письма и строгой орочьей письменности мелькнули где-то хитрые эльфийские руны. Огромный, растопленный, несмотря на летний зной, камин бросал в зал мятущиеся тени. Под потолком ждали вечерней тьмы тяжелые литые фонари. Орку показалось, что даже эти диковинные светильники, болтающиеся на толстых слегка тронутых рыжиной ржавчины цепях, когда-то принадлежали кораблям. Может быть тем самым парусникам, что теснились тут, рядышком, в старом порту. После открытия современного имперского портового комплекса, старинной тесной гаванью запертой между двумя высокими утесами (на одном из которых возвышалась школьная крепость, а на втором старинный маяк), пользовались разве что рыбацкие галеры, да мелкие купеческие парусники.
Две огромные деревянные кружки с шапками слегка коричневатой пены возникли прямо перед его носом, заняв свое место в ряду трех уже опустевших товарок, огромная миска с тонкими ломтиками осьминога последовала вслед за ними.
--Приятного аппетита! – веселой птичкой прощебетал в ухо девичий голосок.
Йоки аккуратно, двумя пальцами, переложил монету в кармашек на белоснежном переднике, раскрасневшейся в духоте помещения подавальщицы, и почему-то спросил:
--А музыки здесь не бывает?
Невысокая девчонка (даже сидя на бочонке ему было удобно (и приятно) заглядывать в маняще зашнурованный как у легендарных наядок прошлого корсажик красного платья, что тесно облегало ладненькую пышную фигурку девушки) перехватила его взгляд и покраснев еще больше проворковала:
--Только вечером, мой господин – вечером у нас самое веселье! – и упорхнула на вопль очередного жаждущего:
--Эля!
Орк, проводив ее долгим взглядом, попытался избавиться от знакомого ощущения, что вызвали в нем две приятные женские выпуклости, два аппетитных «яблочка» по-прежнему стоящие у него перед глазами. Злобно обозвал себя «похотливым пусьмой», Йоки отхлебнул из тяжелой кружки густого хмельного напитка и снова уставился в огонь, тщетная надежда, что мысли залитые пивом наконец-то отпустят, и станет спокойно и хорошо как бывало когда-то, уже умерла. Эль мягким толчком ударил в глаза, душистые сладковатые ломтики моллюска вкусно таяли во рту, все было прекрасно, только тоска и не думала исчезать. Орк вздохнул, пытаясь сосредоточился на том, чем занимался с утра – на попытках не думать и не вспоминать. Безуспешных попытках. Непослушные, упрямые мысли все равно мельтешили в голове, обжигая болью, наверное, так обжигает огонь приговоренное к съедению бревно, заставляя его сначала чернеть, а потом рассыпаться седым пеплом.
Наполненная болезненным безумием седьмица неприятно отражалась в памяти как в зеркале. Рикки, такая же как всегда – веселая, остроумная Рикки ставшая вдруг далекой и чужой… Для него. Он вновь вспомнил ее слова, произнесенные почти седьмицу назад, единственные слова за долгой, молчаливой и странной трапезой из подаренных дядей Йохаром грибов:
--Все будет так, как ты решил, - и тоска льдинкой застывшая в ее глазах. Печально-тоскливых глазах цвета расплавленного лунного золота.
А дальше… Дальше началось безумие. Гладкое, в капельках влаги, бедро девушки, от которого не отвести глаз даже неимоверным усилием воли. Тяжелые прерванные скрежетом собственных клыков сны. Будто бы случайные прикосновения возле душевых боксов, наполняющие его жаром, слабостью и безумием…
«Брось! Ты веришь в такие случайности?» - горько съязвил Йоки, и сделал еще один глоток из почти опустевшей кружки.
И снова услышал стальной холод безразличия в голосе Энрике. Он все еще пытался, как-то удержать ускользающую нитку дружбы, доверия и…
«Угу», - горько оборвал сам себя орк, - «про любовь лучше заткнись!»
--Ты сам этого хотел, - Рикки произносила эти слова, как будто бросала тяжелые округлые камушки в свинцовую гладь воды зимнего канала, процедила и отошла, казалось, ей было неприятно даже просто находиться рядом с ним.
А ведь все верно. Он сам этого хотел. Желание исполнилось – Рикки отдалилась от него. Только вот с каждым новым днем терпеть это становилось все сложнее и сложнее. Какая же тяжелая пытка оказаться в одиночестве среди друзей, когда все вроде бы идет как обычно… Как обычно… Лишь незримая стена, которую он ощущает, с каждым днем становится крепче. Стена между ним и Рикки. Стена между ним и ребятами. Они слишком хорошо знают друг друга, чтобы не понять, что Рикки не желает общаться с ним. Не понимают, что случилось, но ощущают холодное равнодушие зимним зябким сквозняком гуляющее по казарме… Только дурак не догадается, что Рикки обижена на него, что он противен ей… Дурак, а еще разве что Доджет настолько погруженный в мир пыльных фолиантов, что похоже и не замечал прижившейся в казарме печали. Пожалуй только он и остался прежним в отношениях с мастер-курсантом Йокеритом, остальные же… Будто не могли простить ему того, что он обидел общую любимицу Энрике… Обидел и не раскаялся, не извинился, а продолжал делать вид, что все идет нормально, как всегда.
«А сам-то себе это простить можешь?» - хмуро подумал орк.
И, споря с самим собой, ответил:
«Могу. Я же прав!»
«Вот и радуйся своей правоте», - припечатал он себя и добавил, - «похоже, что группы больше нет, а есть девять и один», - Йоки швырнул опустевшую кружку на бочку.
Этим утром, когда он впервые за весь этот долгий, наполненный глупыми нелепостями и опасными глупостями, месяц получил увольнение, стена отчуждения ощущалась им крепче, чем когда-либо. Давящее безразличие можно было потрогать когтем, столь ощутимо висело неестественное молчанье, когда они покидали казарму. Он шел окруженный этой стеной, шел, привычно думая о Рикки. Рикки остававшейся в гулком одиночестве казармы готовится к бою с грязными клозетами. Рикки, как всегда нашедшую для каждого смешное или ехидственное наставление. Наставительно раздающую советы, как следует потратить драгоценное время вне надоевших школьных стен. Каждому нашлись дружеские поручения – каждому, но не ему. Он вновь ощутил глупое чувство, что его стерли из реальности, как будто он исчез, стал невидимкой – никому ненужным, мешающим всем жить невидимкой.
Когда их группа, смешавшись с остальными старшекурсниками, выбралась, наконец, на долгожданную свободу, Йоки пришло не очень смешное сравнение – «Удавы» островок молчания среди гомонливого озера остальных курсантов, весело размышляющих как бы получше оттянуться на выданное только что дежурным офицером имперское серебро. Чтобы избавиться от этого чувства Йокерит побыстрее отделился от основного потока несущегося бодрым шагом по направлению к городу – свернув на замощенную старым белым камнем дорожку ведущую к старому порту. Тогда же он в очередной раз испытал пресловутое чувство своего исчезновения из реальности; никто не окликнул его, как это бывало раньше, никто не предложил присоединиться к нему, никто даже и не подумал спросить, куда решил направить свои стопы мастер-курсант Йокерит.
Громоздкая туша здоровяка в полосатой бело-синей рубахе грузно плюхнулась на бочонок, за которым орк провел утро в тщетных попытках залить элем огонь тоски. С грохотом сметая с бочонка накопившиеся там за утро кружки и тарелку с недоеденным руконогим, морячок (въевшийся запах морской соли, подгнившей рыбы и еще чего-то неуловимо портового, подсказал Йоки, что это опившееся эля тело принадлежит совсем не бутафорскому моряку) тупо уставился на орка мутными бело-синими в красных прожилках хумансийскими глазками.
--Где тут гальюн? – печально изрекло тело, неуклюже стараясь принять вертикальное положение. От очередного мощного толчка пытающегося встать на ноги покорителя морей, с бочонка слетел тяжело звякнувший империалами кошелек, а следом спланировал и черный берет, теряя вложенные в него белые парадные перчатки.
Йоки осторожно помог морячку подняться и, убедившись, что тот выпрямился и подобно стойкому прибрежному баньяну под ураганным штормовым ветром, упрямо стоит, лишь слегка покачиваясь под натиском бури хмельных паров, аккуратно собрал свое имущество.
--Он спер мой кошелек! – трубный рев здоровяка неприятным гулом наполнил зал.
Йоки как раз надевал перчатки, собираясь покинуть эту забегаловку, так и не давшую ему спасение от самого себя. В голове слегка шумело от выпитого эля, но и опьянение ожидаемого облегчения ему не принесло. Хуже того симпатичная девочка-подавальщица напомнила ему о том самом, запретном, желании, что продолжало грызть его.
«Надо было «огненную воду» заказывать, может тогда бы проняло», - расстроено подумал орк и бросив на стол еще одну монетку, как заведено «девчонкам на чулочки», направился к выходу, неторопливо прикидывая чем бы заняться дальше.
Рядом испуганно взвизгнул девичий голосок, сзади шею захватила жесткая рука, в ухо ударил сиплый рык:
--Отдай мой кошелек, жабомордый! А не то…
Локоть, будто на тренировке ушел назад, заставляя замолчать противный голос, равнодушно добавив пяткой по опорной ноге пьянчуги, Йокерит аккуратно бросил через плечо завывающего от боли хуманса. Кабачок содрогнулся от грохота.
«Такой большой, а падать не умеет», - очередной раз изумился нелепостью хумансов орк и, перешагнув через вяло трепыхающегося покорителя морей, направился к двери.
--Эй, погодь! – заорали вслед сразу несколько глоток.
Йокерит обернулся – трое приятелей давешнего прощелыги, угрожающе размахивая руками, топали к нему. Хозяин испуганно взирал на все это из-за своей стойки, впрочем, орк отметил, что рядом с ним на стойке появилась внушительно выглядящая сучковатая дубина…
--Это вы мне? – уточнил Йоки, уже прикидывая кого следует нейтрализовать первым, а кому придется подождать своей очереди. Внутри приятно сжималась знакомая пружина ожидания боя. Тело ощущалось послушным инструментом, даже хмель исчез из головы, – мысли вновь стали четкими, ясными, понятными.
«Ваше главное оружие – вы сами», - к месту вспомнилось очередное наставление мастер-наставника Борхи.
«Уру-ру!» - мысленно проорал боевой клич своей группы Йокерит и сделал первый скользящий шаг навстречу обнаглевшей троице. Внутри зашевелился голос предков призывая не срывать злость на собственную нелепость, избиением ни в чем не повинных хумансов, напоминая о возможных неприятных последствиях, но и он тут же замолк – один из троицы достал из-за широкого голенища потертого кожаного ботфорта здоровенный рыбацкий тесак и проорав, что-то похожее на «имел я твою маму» бросился на орка.
Гнев взрывом метательной бомбы ударил в голову. Понимая, что плох боец позволяющий ненависти замутить разум, орк еще попытался выдавить из себя что-то примирительное, позволяющее завязать беседу, образумить, применить что-то из постоянно вдалбливаемого в их курсантские головы хитрого арсенала психологических штучек господина преподавателя Йоффа, но уже не смог – холодное бешенство инеем замутило разум. Помня принцип великих бойцов прошлого: «Не будь свирепым, ибо на более свирепого нарвешься», Йоки тем не менее уже не мог избавиться от чувства обиды и ненависти, захлестнувшего его.
«Что им сделала моя мама? Что им сделали орки? За что они ненавидят нас?!!» - злым холодом пульсировало в голове.
Впрочем, хорошо натренированный организм сам знал, что делать. Уход в стойку шицен-тай. Тело расслабилось будто ожидая удара наточенной стали, скользящий шаг назад (несущееся на него глупое животное кажется решило, что напугало его, на покрасневшей от выпитого морде успела появиться неприятная кривая ухмылка) и рубящий удар кистью левой лапы по сжимающей тесак волосатой руке, будто отрубая наглую конечность – шуто-уке. Тесак еще летит к полу из раздробленной ударом руки, а два пальца правой лапы орка уже бьют прямо между наполняющимися болью глазами хуманса, погружая это нелепое и злое созданье в сумрак беспамятства – нихон-нукитэ. И будто добивая противника, а на самом деле всего лишь отбрасывая тело в сторону – ура-цуки, левой лапой в лицо, несильно, просто убирая животное посмевшее оскорбить память его матери с дороги.
Легкий звяк беспомощного металла об грязноватый пол, теплые брызги крови в лицо (вот ведь слабые существа, несильный удар, а из носа фонтаном кровь), тонкий визг девчонки… Навстречу уже несется следующий «боец» (Йоки успел мысленно усмехнуться, настолько не подходил этот термин к размахивающему внушительными кулаками хумансу). Медленно (ну кто же так наносит удар) хуманс целит свой кулак в лицо орку. Аге-уки – лапа отбивает эту смешную пародию на удар вверх, быстрое движение под руку, локоть врезается прямо в морду несущемуся навстречу морячку. Татэ-емпи-учи – жестоко очень жестоко, но ведь справедливо? Отброшенный страшным ударом хуманс отлетает к стойке по пути опрокидывая некстати подвернувшиеся бочонки. А третий моряк уже летит в задымленный сумрак, куда-то под ноги невозмутимо обедающих здесь с раннего утра гномов, обычный удар ногой (мае-гери) даже не встретивший попытки блока. Йоки растеряно остановился – тело требовало боя, а враги вдруг как-то быстро кончились.
Тугая пружина ненависти по-прежнему сжимала разум, стараясь успокоиться и подавляя острый приступ желания попинать того из троицы, что еще был в сознании, со стонами копошась где-то возле ног спокойных как скалы гномов, Йоки шагнул к стойке за которым застыл памятником удивлению дородный хозяин.
«Интересно, чем же это он так удивлен? Неужели думал, что трое неумех-хулиганов смогут прирезать будущего имперского офицера?» - оттаивая и ощущая некую пародию на веселье, подумал Йокерит.
Как всегда, после боя, сознание подмечало глупые мелочи: красивый блеск стекляшки вделанной в дешевенькое колечко на пухлом пальчике прижимающей руки к побледневшим щекам девчонки-подавальщицы, несколько выбитых, похожих на маленькие айсберги с склизком океане лужицы крови, зубов, одобрительный взгляд седобородого гнома…
--Это за причиненный ущерб, - Йоки высыпал на стойку почти все содержимое кошеля, вышитый на казенном мешочке череп глумливо улыбался.
--Этого хватит? – уточнил орк.
--Здесь слишком много, - пискнул хозяин тоненьким голосом.
«Странно, на девчонку басом орал, а тут вдруг…», - слегка удивился Йоки.
--Остальное этим, - презрительно выплюнул он, - на лечение…
--Глупость неизлечима, - степенно пробасил один из гномов и будто вспомнив о чем-то важном рявкнул:
--Эля!
Йоки перехватил непонятный взгляд брошенный на него девчонкой – одобрительный что ли? Кто ж их разберет? Он растеряно улыбнулся ей и тут же получил в ответ белозубую улыбку. Она протянула ему какую-то светлую тряпочку и пискнув:
--У вас кровь на лице, - бросилась к стойке, где хозяин уже цедил в кружки злобно шипящий эль.
При ближайшем рассмотрении тряпочка оказалась дешевеньким шейным платком. Насухо обтерев лицо, Йоки положил напачканную кровью тряпочку на ближайший бочонок. Подумав, он бросил сверху оставшиеся в кошеле монетки, пусть девчонка купит себе новую косынку, взамен испорченной им.
Размышляя над странностью женщин – радостно улыбаться и помогать тому, кто только что напугал тебя до визга, он двинулся к выходу. Почему-то к нему вернулось хорошее настроение. В конце концов, жизнь продолжается, мир вокруг справедлив, а все неприятности…
«Победим», - уверенно решил орк, толкая тяжелую дверь трактирчика.
Несколько стертых ступенек наверх и он на узкой улочке. Вдохнув полной грудью просоленный морской ветерок, Йоки уверенно зашагал обратно, к городу. От неприятностей, так же как от врагов, не стоит бегать. А если в одиночку их победить не выходит, то значит нужно позвать друзей. Почему-то Йокериту захотелось поговорить с кем-то из ребят. И тут же пришло еще одно решение – вечером он извинится перед Рикки, и в сотый раз попытается объясниться с ней.
«А если не поможет?» - попытался омрачить хорошее настроение кто-то печальный внутри.
«Тогда попробуем в сто первый!» - бодро отрезал орк и широко зашагал по улице.
Щеки загорелись странным жаром, толи от свежего ветерка дующего по рукотворному ущелью улочки, толи от обычного отходняка боевого задора, но почему-то Йоки вспомнил старое поверье: «Когда горят щеки, это значит, что кто-то вспоминает о тебе».
--Пока тебя помнят, ты жив! – вслух пробормотал Йоки еще одну истину и ускорил шаг.
VI
Площадь Согласия, как всегда в Шестой день до отказа заполненная горожанами, неприятно шумела. После строгой тишины Школы, Йокерит чувствовал себя здесь маленькой одинокой каплей затерянной в огромном шумном море. Аналогию довершал памятник: над всем этим бурлящим и шумливым потоком разумных, возвышался темным утесом монумент – древний орк-боец и его возлюбленная. Йоки на миг замедлил шаг, мысленно салютуя настоящей любви. Не той уродской пародии на чувство, которой он умудрился сделать больно Рикки. Не той болезненной, но беспомощной и бессмысленной нежности, что он испытывал рядом с Мэльдис. И уж тем более, не того неприятного отголоска похоти, что родилась в нем не так давно, когда он, пуская слюни, заглядывал в корсаж пухленькой симпатяжки из трактирчика. А настоящего чувства – любви, для которой даже вечность не станет помехой. Сколько поколений помнят этих вот ставших легендой влюбленных, хранителями возвышающимися на главной площади, рождая веру в слабых сердцах – веру и надежду на обретение чего-то большего, чем простой смысл жизни.
Над городом проплыл, заставляя метаться обычно спокойных городских чаек, заунывный, тоскливый вой. Полдень. Гномы на станции парокатов, отправляют очередной состав в столицу. Подтверждающе грохнула пушка в порту, а часы на здании Городского Совета, начали неторопливо вызванивать мелодию имперского гимна.
Йоки замедлил шаг, переводя дух, легкая пробежка от старого порта до центра Лоунсвилля выветрила из него даже воспоминание о выпитом утром эле, а собственно сам бывший эль он цивилизованно отлил на станции парокатов, куда забегал в надежде найти кого-то из своей группы. В гномьем кабачке шумели наливаясь хмелем десяток курсантов, но в основном серые «нулевики». Похоже, на этот раз терпенья добраться до города хватило даже вечно мучимому жаждой Лурри. Ну что же, сколько времени прошло – парни уже разбрелись по городу. Хорошо хоть, что у Йоки не было сомнений в месте, где всегда можно найти Доджета – тот наверняка мотается где-то возле Университета.
«В библиотеку!» - скомандовал себе Йокерит и свернул на одну из широких улиц, что лучами морской звезды расходились от площади Согласия.
Шагая по выложенной шестиугольными желтенькими плиточками мостовой, он в очередной раз рассматривал давно ставшие знакомыми фасады старинных зданий, и в который раз, будто тогда, на первом своем увольнении в Лоунсвилль, поразился тем контрастам, что издревле стали лицом этого города.
Здесь покосившиеся от времени, но не потерявшие странной гордости нищеты древние домики стояли бок о бок с роскошными, современными особняками первых людей Лоунсвилля; дешевые мелочные лавки располагались дверь в дверь с пугающими дороговизной модными магазинами; забегаловки, где можно было перекусить на скорую руку, соседствовали с ресторанами для утонченных гурмэ. Словом, бедность и богатство обитали здесь рука об руку. У Серого Оазиса, считавшегося старейшим кварталом Лоунсвилля (поселок возник циклов на двадцать раньше самого города), было не одно, а несколько лиц, и каждое желало главенствовать. Именно здесь, в Сером Оазисе, город, будто многоликий Бог северных варваров, смотрел на тебя сразу всеми своими ликами: надменной улыбкой аристократа; жалкой тоской нищего бродяги; холодным взглядом имперского легионера... Здесь изысканность юных красавиц, соседствовала со скучной обрюзглостью почтенных матрон, а степенность мастеровитых гномов с навязчивой бесшабашностью хумансийских студентов... Серый Оазис – сердце Лоунсвилля. А может лицо, спрятанное за маской?
Йокерит шел, с интересом разглядывая прохожих, как всегда в увольнениях глаза приятно радовало обилие симпатичных девчонок и дам, слегка смешили их напыщенные кавалеры, немного раздражали пищащие не по делу набалованные дети…
Вот и сейчас один из них, писклявый маленький хуманс, с круглыми оттопыренными ушами, оглашал улицу оглушительным ревом. Йокерит поморщился – циклов пять-семь хумансенышу, а заливается как неразумный младенец. Уже отводя взгляд и стараясь отвлечься от неприятного визга: «Будто рептилоида колют» - подумалось ему. Он все же остановился, наверное, его задержало, то тоскливое отчаяние, что слезами застыло в грустных (будто на том самом, его любимом, изображении матери-возродительницы) глазах молоденькой хумансийки. В своем черно-белом форменном платьице гувернантки, она показалось орку хрупкой, незащищенной, нежным ласковым голосом пыталась что-то объяснить кривляющемуся возле нее мальчишке.
«Может это с ее пра-пра-прабабушки писал лик древний художник?» - подумалось Йоки.
Плохо сдерживаемые слезы в голосе, обреченность во взгляде. Скандалящий, заливающийся крупными (как у голодного крокодила) слезами, орущий, нелепо дрыгающий ногами мальчишка в синем матросском костюмчике, которого девушка с видимым трудом удерживала за руку, вызвал у Йоки сильное желание дать негоднику хорошую затрещину. Как говаривали мудрые – «где не помогают самые нежные убеждения, может помочь хороший удар».
--Хочууу!!! – звенел в воздухе оглушительный визг.
--Купиии!!! – не переставая вопил хумансеныш, тыкая пухлыми пальцами в витрину лавки игрушек.
Йоки, кинул взгляд на модель пароката, что гордо пускал колечки пушистого дыма из миниатюрной трубы. Цена этого чуда тоже впечатляла.
«Наверное, настоящий парокат не намного меньше стоит», - отметил Йоки.
Похоже, мысль успокоить разбушевавшегося плаксу пришли и еще кое-кому. Рядом с мальчишкой остановился странноватого вида, заросший курчавым волосом на лице, чем-то напоминая лысеющего гнома, хуманс и торжественно блестя круглыми стеклами очков, на сизом носу, успокаивающе обратился к карапузу.
--Не плачь, давай я лучше куплю тебе мороженое!
Плюнув прямо на бесформенный неопределенно-грязноватого цвета балахон своего утешителя, мальчик издал новую порцию криков, из которых окончательно заинтересовавшийся этим психологическим феноменом Йокерит, понял только два-три искаженных детским произношением ругательства.
--А хочешь вот эту игрушку, смотри, какая забавная!.. – вновь попробовала вмешаться гувернанточка показывая на ушастую заводную зверушку непонятной породы.
--Себе это покупай! – орал мальчишка, размазывая по лицу сопли и слюни.
--Парокат хочу!!! – не умолкал он.
--Не кричи, а то дяде-орку сдам!.. – отчаянно всхлипнула девушка, показывая на Йокерита.
--Своих детей оркам отдавай, тебя не для того маменька держит! – нагло проорал малыш и сделал попытку укусить девушку за руку.
--Не будешь слушаться - тебя эльфы в лес заберут!.. – крикнул кто-то из образовавшейся кучки сочувствующих.
«Такого уродца любые эльфы испугаются», - Йокерит подошел к измученной хумансиечке и, улыбнувшись, предложил:
--Вы знаете, нам преподают психологию... Давайте я немного поговорю с вашим воспитанником – может быть мне удастся его успокоить?..
Присев на корточки рядом с ребенком, Йоки тихо прошептал ему на ухо пару слов. Выпрямившись, он снова ободряюще улыбнулся гувернантке и показал глазами, на прекратившего орать и недоуменно хлопающего глазами ребенка.
Ласково и клыкасто улыбаясь малышу, Йоки поинтересовался:
--Ты ничего не хочешь сказать этой милой девушке?
--Мина, я больше не буду! Прости меня! Пожалуйста! – послушно затараторил малыш.
Йокерит, довольно улыбнулся и, вежливо козырнув изумленно смотрящей на него, как на диковинное чудо, девушке, ободряюще сказал:
--Когда он снова будет капризничать, спросите мастер-курсанта Йокерита…
--Я буду послушным мальчиком! – тут же вставил малыш и потянул растерянную девушку за руку, прочь от злополучной лавки.
Йоки вновь ощутив ободряющий прилив хорошего настроения и, улыбаясь прохожим, заспешил дальше по улице.
Когда сложенная из красного, блестящего в солнечных лучах, гномьего кирпича ажурная громада Университета, увенчанная высоким шпилем, была совсем рядом, его окликнули:
--Простите, господин курсант!
Йоки оглянулся. Давешний хуманс, со смешной бороденкой, что предлагал маленькому тирану мороженое, пробормотал, вертя в руках свои очки:
--Извините за любопытство, я в некотором роде э-э-э тоже имею отношение к психологии…
--И что? – удивился орк.
--Как?! Как вам удалось его успокоить?! – заинтересовано воскликнул хуманс.
«Студент наверно – вон как к новым знаниям стремится, чисто наш Кендер», - умилился Йоки и честно ответил:
--Очень просто: я сказал ему, что если он сейчас не заткнется и не перестанет издеваться над доброй девушкой, я ему башку к йольфовой матери откручу…
Оставив студента переваривать полученную информацию Йокерит заспешил к величественному храму науки, где по его предположениям и должен был толкаться Доджет, набираясь новых порций премудрости.
Главный коридор Университета, показался орку совсем знакомым, хотя здесь и было более шумно и тесно, чем у них в школе, а главное среди беспорядочного движения тянущихся к знаниям разумных частенько мелькали симпатичные женские мордашки, тут так же витал особый, вызывающий навязчивое желание подумать о чем-то важном, если не вечном, запах.
«Наверное, это дух науки», - решил Йокерит, старательно высматривая среди всклоченных причесок хумансийских студентов зеленую блестящую башку какого-нибудь орка.
Тщетно. Впрочем, что делать Доджету в коридоре? Он в библиотеке, надо только узнать где эта самая библиотека находится.
«А может, Доджета и в глаза знают? Думаешь много орков вместо того чтобы нормально отдыхать, бродят по хумансийским университетам?» - возникла логичная догадка.
«Меняем тактику», - принял решение Йокерит.
Отловив за шиворот какого-то тощего студентика нелепо размахивающего тонюсенькими, будто на детском рисунке «ручки, ножки, огуречек…» ручками человечка, Йокерит уточнил:
--Деканат в конце этого коридора?
--Да, - пробурчал человечек и угрожающе буркнул, - кстати, я и есть декан.
--Извините, - немножко смутился Йокерит.
В его представлении декан должен был выглядеть кем-то похожим на Рорха, ну не таким зловредным (в зловредности Рорха вряд ли кому дано переиграть), но и не настолько субтильным и молодым.
--Ничего, - заулыбался субъект и спросил, - чем могу помочь?
--Я друга ищу… - начал Йокерит.
--Друга или подругу? – хитро и неприятно прищурился декан.
--Я ищу курсанта Доджета! – пояснил Йокерит.
--Все ясно, - почему-то заулыбался человечек, - запоминайте дорогу.
Йокерит внимательно выслушал подробные разъяснения и вежливо раскланявшись с деканом, пошел на поиски Доджета, радуясь, что все так удачно складывается – с первого раза нарваться на декана, к тому же точно знающего, где засел Кендер.
«Везет», - довольно констатировал орк.
Дорога была указана удивительно точно, Йокерит легко нашел нужную лестницу направо. Спускаясь по ней он поймал на себе полный изумления взгляд двух подсушенных (наверное, высохли за учебой) девиц… Почему они глядели на него с таким удивлением он понял уже миг спустя, когда почти уперся лбом в дверь с изображением женского силуэта.
«Сортир», - растерянно оглянулся Йокерит.
--Позвольте, - еще одно изумленное существо женского пола проследовало мимо него.
Понимая, что вряд ли теперь найдет подлого шутника, но тем не менее мечтая о том, как он с наслаждением отвесит этому «декану» полноценного пинка под тощий зад, Йокерит побрел обратно.
И замер среди снующих вокруг студентов. Едва слышный среди шума голосов, скрипа дверей, шарканья ног, откуда-то раздавался знакомый голос:
Один был первым по праву меча,
И сам брал все, что желал…
«Линни», - решение он принял мгновенно. Спеша, пока звучит песня, он метался по запутанным коридорам, голосок то отдалялся, то приближался… И он несся на этот голос, как заблудшийся в тумане путник, на звон храмовых колоколов. Иногда на него рассерженно шипели, те, кого он неосторожно толкал, разбираясь в запутанных переходах незнакомого здания… Один раз его появление встретили овацией. Может быть ждали преподавателя, а в аудиториум влетел шумно пыхтящий орк… А голос все приближался и приближался – волшебный мостик между знакомой жизнью школьного сада и бестолковым толковищем хумансийского универа.
Он узнал ее сразу. Будто разрозненные кусочки мозаики заняли свои места. Будто они были знакомы с рождения и даже раньше. А может он всегда представлял ее такой? Глаза цвета летнего моря, слегка встрепанные пушистые волосы отливающие темной медью, полные слегка влажные губы… И печальный голосок допевающий последние слова песенки:
… И тот, кто был первым по праву судьбы
И тот, кто был первым по праву любви
А тот, кто был первым по праву мечты
Ее проиграть не мог...
На широком подоконнике огромного стрельчатого окна, посреди очередного, ведущего в прохладный сумрак, коридора, сидела девушка с которой они так много беседовали, девушка ненавидящая орков, девушка которая была обижена на него… Сидела в окружении трех своих подруг, сейчас весело защебетавших что-то неважное, рядом что-то солидно бурчали двое разодетых парней… Ненужные тени, досадная помеха. Если он решил наконец исправить все глупости, которые он успел навертеть в своей и чужих жизнях за столь короткое время, то почему бы не начать с Линни?
Он шагнул навстречу Алиене, стараясь не замечать больше ничего вокруг, навстречу солнечному лучу, бьющему сквозь чуть мутные от времени стекла, навстречу удивленному взгляду и тихо поздоровался:
--Доброго дня, Линни!
Тишина послужила ему ответом. Тишина, а еще растерянные, изумленные, непонимающие взгляды нескольких пар глаз.
А потом тень узнавания мелькнула в ее глазах.
--Ты? – чуть слышно спросила Алиена.
--Я, - подтвердил Йоки и почему-то заторопился, стараясь быстрее объяснить, как он оказался здесь:
--Я тут Кендера искал, а потом слышу ты поешь… Сразу узнал…
--Uvanimo tirmo,* - резануло ухо певучее эльфийское ругательство.
Невысокий крепыш в изысканной отделанной желтоватым, видимо, безумно дорогим кружевом, презрительно скривил тонкие губы и добавил:
--Mailea rundо.**
««Стражник поганый» - это еще куда ни шло, но вот обзывать его похотливым дендрофагом…», - знакомый лед надвигающегося гнева остро кольнул пальцы.
Глядя на этого хуманса в расфуфыренных кружавчиках, как на какой-нибудь наядке из Дома Удовольствий, на усыпанную блестящими камушками коротенькую шпажку символ принадлежности к первым семьям города, Йоки почувствовал злость.
Конечно, на уроках пропаганды курсантам объясняли, что среди хумансийской молодежи очень сильны проэльфийские настроения. Пропаганда эльфов, их лжепредставления о свободе, помыслы о анархии – как «огненная вода» кружили неокрепшие разумом головы хумансийсуких подростков. Но этот, со шпагой, подростка напоминал мало.
«Подросток-переросток», - глумливая мысль только усилила нарастающий гнев.
Отпрыск благородного семейства ругающийся на низком квэнья, что может быть более отвратительным? И прежде чем когти воли, взяли разум под свой контроль, губы Йоки выплюнули в ответ презрительное:
--Attalya!***
Этот расфуференный хуманс сейчас действительно казался ему чем-то сродни двуногому животному – ноздри толстого, крупного как у всех хумансов, носа зашевелились, встряхнув курчавой головой, крепыш хотел что-то сказать, но орк холодно оборвал его:
--Не стоит, продолжать! На таком уровне квэнья знают даже портовые шлюхи, - и мстительно улыбнувшись, все же бросил, гадкое обращение, - Faica**** Haccandil!*****
По тому, как закраснелись ушки подружек Алиены и побледнели губы свеженазванного Хаккандила, Йокерит понял, что его произношение грязных эльфийских ругательств, на вполне приличном уровне – во всяком случае «светочи учения» облаченные в штаны наперебой заорали что-то поганое… И невысокий курчавый крепыш и его приятель: длинный худой детина с распущенными «под эльфа» завитыми локонами.
«Одень на него юбку – за девку сошел бы», - не совсем объективно подумал Йокерит.
«А сам-то как базарная торговка разорался, Urco!******» - обругал себя Йокерит, досадуя на собственную глупую несдержанность.
По упрямому выражению странно знакомого лица Линни понимая, что испортил своим гневом возможное примирение с этой девушкой.
«Вы могли бы быть добрыми друзьями», - голос предков был грустен как никогда.
Он все же попытался еще раз:
--Алиена, нам нужно поговорить…
Коротенькая шпага со звоном вылетевшая из ножен курчавого крепыша-аристократа, не дала ему договорить. Звонко взвизгнула одна из подружек Линни…
«Эх, а сколько же вокруг красивых девчонок!» - Йокериту успел ощутить острый укол грусти, оттого что вместо друзей он снова приобретает…
«Хорошо если не врагов…», - подумалось, прежде чем чувство опасности привычной метлой изгнало из разума все лишнее.
Следя за острием шпажки, чертящей изящные руны в солнечном луче, он равнодушно бросил:
--С каких это пор аристократы бросаются с мечом на безоружного? – шпага тут же скользнула в ножны.
«Прав был господин преподаватель Йофф – хумансы-самцы легко предсказуемы, хумансы-аристократы вдвойне», - слова преподавателя психологии подтвердились очередной раз.
«Иногда обычное слово, способно нейтрализовать врага не хуже удара», - Йокерит вспомнил лекцию Йоффа за второй курс:
«Когда-то достаточно было разрешить одним хумансам носить оружие, чтобы эти хумансы стали презирать других, этого права лишенных. «Разделяй и властвуй» - мудрый имперский закон…»
Стараясь вернуть ситуацию вышедшую из-под контроля в результате его глупого раздражения, неосознанно копируя успокаивающую интонацию своего преподавателя, Йокерит церемонно произнес:
--Приношу свои извинения благородному отпрыску…
--Струсил? – неожиданно зло спросила Линни. И, легко спрыгнув с подоконника, пошла прочь в прохладный сумрак длинного коридора.
«Кто струсил я или он?» - удивился орк, уставившись на идущего розовыми пятнами студентика.
Второй, длинный, с изумленным видом смотрел вслед девушке, накручивая на тонкий палец с длинным острым ногтем (по эльфийской моде), льняной локон. Кажется, подобный вопрос посетил не только орка. Конечно же, Йокерит сориентировался первым, и, в два шага нагнав девушку, тихо попросил:
--Прости меня. Но нам нужно поговорить. Я не хотел обижать твоих друзей. Я тут случайно оказался…
Девушка остановилась так резко, что он по инерции сделал лишний шаг, и теперь развернувшись, чтобы поймать ее взгляд, снова стоял против солнца ярким потоком бьющего в окно. На миг орку показалось, что это сама девушка несет свет.
«Лучик», - улыбнулся он своей мысли.
--Это так смешно? – яростно воскликнула девушка, щеку орка обожгла ее ладонь.
Он попытался найти нужные, правильные слова, но те, будто назло, покинули голову. Впрочем, ничего сказать он просто бы не успел. Между девушкой и орком, потрясая своей шпажкой, вновь вырос давешний знаток эльфийской брани.
«Как же он мне надоел, этот… Хаккандил», - Йокерит усилием воли подавил в себе манящие желание отнять дурацкую игрушку у этого недоноска, разогнать по углам остальных, а потом утащить Линни куда-нибудь в спокойное место и заставить ее себя выслушать.
Стараясь не обращать на шум, который создавали пара хумансов и три подружки Линни, он вновь забормотал свою скороговорку, ощущая, что ему самому становится противно, от того, как бессильно и глупо звучат его слова:
--Линни, нам обязательно надо поговорить…
«Да очухайся ты, наконец! На что тебе сдалась эта хумансийка?!» - злость на собственную слабость нахлынула ледяным ветром.
И таким же холодом обдала его фраза чеканно произносимая студентом:
--Перед лицом твоих предков ушедших на Черную луну, перед лицом моих товарищей присутствующих здесь, я, графин Вайлд Буэнраки, вызываю тебя, неизвестного мне орка, на бой по правилам Серых кланов и пусть уклонившемуся от схватки не подаст лапы даже бродячий пес!
«Ха-ха-ха… А ведь он тебя вызвал на дуэль!» - залился хохотом голос предков.
По-прежнему шумел привычным гамом ученый термитник и тем страннее казалось осязаемая, густая тишина, что повисла между курчавым отпрыском одного из трех Первых домов Лоунсвилля и бритоголовым орком, чьи многочисленные предки на Черной Луне казалось замерли в ожидании очевидного ответа их потомка.
VII
Гном отправил в пасть огромный кусок пирожного увенчанный шапкой белопенного крема и, залив его огромной чашкой дымящегося, даже на вид страшно горячего отвара, принялся жевать, искоса поглядывая на Йоки маленькими, красными глазками. Рыжая, как пламя степного пожара, борода мерно ходила вверх-вниз, гном, аппетитно причмокивая, пережевывал лакомство. Внушительная горка разнокалиберных пирожных и прочих рогаликов-бубликов, даже на вид выглядящих липко-жирными, заставила Йокерита поспешно отвести глаза от пожирающего сладости гнома. Впрочем, поедающий такие же сладости, одновременно азартно пытаясь растолковывать тонкости древнего дуэльного кодекса, Доджет выглядел не намного лучше.
«Сладкая парочка», - мрачно подумал Йоки и с отвращением отхлебнул «фирменного напитка», холодного, шипящего, но тоже приторно-сладкого и противного на вкус.
На Доджета он набрел случайно, когда бродил, куда глаза глядят, по уютным улочкам Серого Оазиса. Гулял, пытаясь задавить в себе остатки гнева и осмыслить очередную совершенную им глупость. Разве может быть что-то глупее принятия вызова на дурацкую дуэль? А ведь вдвойне глупее устраивать дуэли в современном мире. Что может быть нелепей и архаичней дуэли сейчас, когда города давно уже связанны крепкими нитями парокатных трасс, океаны бороздят быстроходные пароходы, и даже в небе с птицами упорно спорят героические паролетчики и ливиафанавты? Однако и вызов он принял, и место сам назначил… И ушел гордо задрав башку, идиотически радуясь испуганным глазам Линни.
«Кретин!» - в очередной раз прервал спокойный поток мыслей, бушующий от гнева внутренний голос.
Так же он ругал себя выйдя из древних стен Университета. И потом продолжил ругать всеми известными ему, подходящими по смыслу, словами и словечками. Все время, что мастер-курсант Йокерит прошатался по заполненным народом улочкам, в ожидании им же самим назначенного часа дуэли, он пытался найти для себя подходящее определение, но не находил – кажется слово определяющие столь дурацкого и уродского идиота, коим он оказался, еще не придумали.
««Когда взойдет Луна», – как романтично!» - не унимался голос предков.
На одной из улочек, что вытянувшись подобно прилежному курсанту под взглядом офицера, вела прямо к закованной в каменную броню набережной, куда Йоки и направлялся в мимолетной надежде на просоленный морской ветерок, который мог бы немножко проветрить его больную голову, он и увидел Доджета.
Тот сидел за прозрачным витражом огромного окна новомодной кондитерской-стекляшки. Подобные заведеньица, ставшие неожиданно популярными среди горожан, как грибы после весенних ливней, вырастали в разных, порой самых неподходящих местах Лоунсвилля. Йокерит всегда считал эти заведения порождением хумансийской привычки излишне выставлять себя напоказ. Недаром эти хумансы так себя расфуфыривают, что иногда становятся похожи на глупых птиц-мавлинов. Даже благородное оружие и то умудряются испортить ненужными украшениями – разве не глупость? Или эти стекляшки –разве не бред есть на виду у гуляющих по улице? Это прямо какой-то зверинец выходит, когда-то в Ровендейле, их, желтоформенных «цыплят», водили в императорский зоосад, так там тоже толпы собирались, чтобы поглядеть на кормление какого-нибудь летающего мохноухого паука-рептилоеда. Поэтому, наверное, в подобные заведения чаще всего ходили недоросшие хумансы, да зловредные дамочки (последним, кажется, доставляло удовольствие мучить поклонников. Хмельное в кафешках отсутствовало как класс).
«Изощренная проверка на верность», - пришел запоздалый вывод.
В общем, неудивительно, что орки, гномы и наиболее разумные из хумансов в таких местах гостят редко. Потому-то бритая, зеленоватая башка Доджета сразу бросалась в глаза. Правда обрадоваться Йоки не успел – он увидел, за одним столиком с орком, рыжебородого гнома, довольно улыбающегося во весь свой зубастый рот. Доджету? А кому же еще? Собственно Доджет засевший в месте, где не подают эль это не самое странное – все же Кендер паренек своеобразный, но вот радостно лыбящийся гном неприятно поразил Йокерита, который сразу узнал эту обородевшую личность – Гиви из Дома Удовольствий!
«Кто еще из степенных гномов стал бы подвязывать бороду идиотской ленточкой?» - Йокериту захотелось сделать вид, что он не видит этого непотребства и уйти.
Он так бы и поступил, но…
«Тебе нужен секундант!» - напомнил голос предков.
«Мне нужно вправить мозги Доджету – я его командир, это мой долг», - безуспешно попытался схитрить Йоки.
С голосом предков такие фортеля никогда не проходят.
«Кто бы тебе мозги вправил?» - задал голос предков вопрос, на который у Йокерита не нашлось исчерпывающего ответа.
Поэтому он просто помянул про себя «бородатого хаккандила» и вошел в переполненную жующими посетителями кондитерскую. Дверь, издав мелодичный звон, гостеприимно распахнулась. Самооткрывающиеся двери – новинка гномьих технологий.
«Лучше бы ты все же прошел мимо!» - в который раз укорил себя Йоки, пытаясь вникнуть в ту лавину информации, которую продолжал изливать на него Доджет.
Эта лавина обрушилась в его уши сразу после первого, вполне невинного и долженствующего придать нужное направление разговору, вопроса, который задал Йокерит поздоровавшись с «парочкой»:
--Доджет, а что ты знаешь о дуэлях?
Доджет знал о дуэлях много.
--… Особенно широко дуэль распространилась по Империи в период Смутного периода и Пограничных войн, - вещал Кендер, умудряясь одновременно жевать свое пирожное.
--По завершении этих войн без определенных занятий осталось множество дворян и военных, склонных к агрессии и привыкших решать споры с помощью оружия. Из укромных мест дуэль перекочевала на улицы и площади городов и
в залы дворцов, включая Императорский, в городские предместья. Дуэль быстро вошла в моду, как в столице, так и в провинции. Дрались все – от профессиональных солдат-простолюдинов и студентов университетов до дворян и титулованных особ. Участие в поединке стали считать хорошим тоном, для молодых дворян он стал своего рода экстремальным спортом, опасным развлечением, способом обратить на себя внимание…
--Вот один дурачина и обратил! – прервал излияние товарища Йокерит.
И скомандовал:
--Подъем! Нам пора идти. Будешь моим секундантом на дуэли!
И залюбовался выражением неподдельного удивления на лице своего друга. Тот застыл с приоткрытым ртом, видимо, пытаясь понять, в чем шутка.
--Без шуток! – помог ему Йокерит. И объяснил коротко:
--Сегодня, когда взойдет Луна, у меня дуэль до первой крови! Встреча назначена возле школьной стены. Ты мой секундант! – продолжал радовать Доджета Йокерит.
Тот, наконец, захлопнул рот и выдавил:
--Так дуэли запрещены Императорским Эдиктом от…
--Знаю-знаю! – быстро прервал его Йоки – выслушивать новый поток информации, на этот раз об Императорских законах, его не прельщало.
--Так какого Фроса?! – неожиданно взорвался Доджет.
--Из-за женщины, конечно, - утверждающе буркнул гном до этого момента вежливо молчавший.
Впрочем, Йокерит сразу, как только возник перед столиком Доджета, стал ловить на себе явно неодобрительные взгляды красненьких глазок бородача. Наверное, он расстроил какие-то гномьи планы. Отогнав от себя тошнотворные мысли (ему сейчас совсем не хотелось думать, какие же это планы могут быть между этим развратным гномом и курсантом Доджетом) Йокерит возразил:
--Из-за женщины, наверное, тот студентик, а я… Потому что он вызвал меня на бой по правилам моего клана! Понимаешь? – Йоки одним глотком влил в себя остатки сладкой, шипящей острыми пузырьками гадости.
--В общем, нам пора, - повторил Йоки и встал.
Доджет странно поглядел на гнома.
«Интересно, а что ты сделаешь, если Кендер тебя пошлет к Рорху и всем командирам? Приказать быть своим секундантам ты не можешь…», - поинтересовался голос предков.
--Надо значит надо! – будто отвечая на невысказанную мысль, пробормотал гном. И пожелал:
--Удачи! Только зря вы все это – сначала драки, - он потешно потер глаз, который не так давно встречался с кулаком Йокерита, - теперь вот дуэли какие-то…
«Фрос, Фрос, Фрос!!!» - Йокерит едва не вылил содержимое желудка прямо на пол сверкающего чистотой, как добрый санитарный узел, заведения. Картинка гнома приподнявшегося на цыпочки, чтобы нежно поцеловать Доджета вызвала физическое желание, избить обоих извращенцев. Чувствуя кислый вкус отвращения во рту, он потеряно глядел на повисшего на шее Кендера гнома.
Письмо, которое гном передал для Доджета, Йоки, конечно, доставил адресату, но сейчас он об этом сильно пожалел. И еще больше ему было жаль, что он так и не успел подобрать нужные слова для разговора с Доджетом, который он когда-то планировал возвращаясь от Тигелинн, а теперь…
--Пошли, - как ни в чем ни бывало, будто это не он только что нежно прижимал к себе красноглазого бородача, бросил Доджет. И ласково, так что у Йокерита, клыки свело от отвращения, извинился перед гномом:
--Извини, малыш…
--Да ладно, - гном снова печально вздохнул, и, обнажая в широкой улыбке иголки зубов, пробасил, - дела мужские, а я тут посижу…, - хохотнул он, добивая Йокерита, - когда бедную девушку оставляют одну, что еще остается? – Гиви вгрызся в очередное пирожное.
Йоки выскочил из кафе так, будто за ним гнался целый отряд озабоченных эльфиек – вроде тех, из пошлой сказочки, которую он когда-то слышал от дядюшки Йохара. На самом деле обзывающий себя «девушкой» гном был на порядок противнее всего, о чем только был способен подумать Йокерит. Жадно глотая воздух, он подождал застрявшего в стекляшке Доджета.
«Только не думать о поцелуях!», - скомандовал себе мастер-курсант, отгоняя от себя тошнотворное воспоминание о утонувшей в рыжей бородище гнома довольно зажмурившейся башке друга.
--Итак, имею предложение – послать идиотских хумансов подальше вместе с дуэлью! Потому что, драться с кретинами гражданскими это дико и тупо, – подошедший, наконец, Доджет вел себя так, будто это не он только что обжимался на глазах у всех с гномом.
«Интересно, а можно считать подобное поведение дискредитацией мундира?» - заинтересовался Йоки.
«Дуэль – точно можно!» - оборвал его ехидствования справедливый голос предков.
--Итак, - передразнил бодрую интонацию друга Йоки, - может лучше, пока будем идти до места, обсудим, твоего нового друга?
--Невесту! – Доджет солнечно заулыбался, радостно скаля клыки.
--Чего?! – выдавил из себя Йокерит.
Ему показалось, что вокруг закончился воздух, а высокое небо над головой слегка закачалось, готовясь уронить солнце ему прямо по макушке.
--Ну не сейчас, конечно, - Доджет успокаивающе похлопал Йоки по плечу, - сначала окончу школу, а потом…
--Ты и… - снова попытался задать вопрос Йокерит.
Улыбка медленно сползла с довольной морды Доджета. Он нахмурил лоб и с непонятной обидой спросил:
--Ты тоже считаешь это глупостью? – и не дав Йокериту заорать уже вскочившее на язык «Еще какой!!!», грустно пояснил:
--Мы сами понимаем, что нас многие не одобрят, но… - в голосе Доджета сталью зазвенела упрямая струнка, - если нам хорошо вместе и мы уверены, что это не каприз, а по-настоящему, то какое нам дело до остальных?
Солнце удержалось на небе, а на Йокерита опустилось странное спокойствие, ощущение тошноты прошло, мысли перестали галопировать в голове.
«Кендер прав», - неожиданно согласился он с другом, - «какое нам дело?»
«И какое право, кто-то имеет судить о подобных делах? Это дело только двоих. Так справедливо», - строго добавил он.
Вслед за спокойствием объявилось, удивившее его самого чувство зависти, наверное, это здорово быть настолько уверенным в своих чувствах, пусть даже таких… необычных.
--Все правильно, - Йокерит тоже хлопнул по плечу Доджета, возвращая улыбку на его лицо, - это ваше дело!
Неторопливо обрисовывая Доджету сложившуюся ситуацию, рассказывая про их беседы с Линни, про ее нелепую ненависть к оркам, про то, как он случайно встретил ее в университете, Йоки больше не чувствовал неловкости. Крепнущие ощущение доверия, порожденного его пониманием странных (для Йокерита) чувств Доджета, помогало изложить все, не стесняясь собственной странности.
«Два странных орка шагают по мостовой», - ехидно прокомментировал ситуевину голос предков.
Доджет внимательно слушал, изредка задавая вопросы. Отвечая на один из них:
--А зачем ты меня в универе искал? – ему пришлось слукавить, говорить с Доджетом о Рикки не было времени, да и ситуация изменилась, поэтому, под укоризненные вопли совести, была изложена полуправда:
--Хотел денег занять – свои за утро умудрился просадить в кабаке…
К этому времени, они уже вышли из старинных кварталов Серого Оазиса, в Новый Лоунсвилль – район застроенный типовыми кирпичными домиками с черепичными крышами. Тут обитали обычные трудяги – рабочие фабрик и порта, приказчики магазинов, гномы из тех, что победнее…
Доджет, судя по одухотворенному выражению лица, усиленно думал о чем-то. Наверно вникал в сложившуюся ситуацию. Во всяком случае, уже продолжительное время они шли молча, наблюдая за неторопливым течением жизни за низенькими заборчиками. Жизнь вокруг них текла в своем привычном русле – дети играли в крикей на лужайках перед крыльцом, где-то вешали мокрое, похожее на утонувших чаек белье…
--Ты в нее влюблен? – неожиданно задал вопрос Доджет.
--В кого? – Йокерит не сразу понял, что Кендер у него спрашивает.
--В ту девчонку, из-за которой тебя на дуэль вызвали, - поясняюще буркнул Доджет.
--Нет, - честно ответил Йокерит.
--Тогда я не понимаю, какого Хафа, - мрачно констатировал Доджет.
--Если честно, я и сам это не очень понимаю, - вздохнул Йоки. И объяснил:
--Просто так вот вышло, а по-другому уже нельзя…
--Можно, но, похоже, ты все уже решил, - Доджет говорил задумчиво, снова погрузившись в свои мысли.
Йокерит не ответил. Какое-то время они опять шагали молча – два курсанта-орка посреди огромного, равнодушного мира.
Прерывая скучное, начинающее давить на нервы, молчание Йокерит все же решился задать давно вертящийся на языке вопрос. Понимая, что он прозвучит абсолютно по-дурацки, он, тем не менее, спросил друга:
--Кендер, слушай, а целоваться с бородой это как?
Доджет рядом довольно заухал, захехекал:
--Хе-хе… Мне самому иногда странно бывает и щекотно, - он вновь хохотнул и пояснил, - но все равно приятно…
«Любопытничать, так до конца», - ухмыльнулся про себя Йокерит и, слегка замявшись, спросил:
--А это… у вас уже было?
--Что это? – удивился Доджет и тут же опять радостно заулыбался:
--Конечно! Знаешь как здорово, когда понимаешь, что нашел свою половинку?
--А ты уверен… - начал Йоки.
--А почему нет? – вроде бы изумился Доджет.
Йоки вспомнил, как совсем недавно, он сам был уверен в твердости чувств, в простоте будущего, в ясности мира.
--Да я так… - решил Йокерит прекратить ненужный сейчас разговор, кто он такой, чтобы лезть в чужую жизнь.
«Умнеешь?» - залетела мыслишка.
«Учусь!» - ответил себе орк.
--Ну сам посуди, что такое красота? – Доджета рядом опять понесло. – Красота понятие относительное, проходящее – сегодня мы с тобой ого-го какие, а завтра станем похожи на Рорха…
--Мы ростом выше, - автоматически возразил Йоки, как обычно пропуская большую часть тирады Доджета мимо ушей.
--Дело не в росте, а в красоте, - загорячился Доджет, размахивая лапами, - понимаешь, для Гиви я тоже не образец красоты, и бороды у меня нет…
--Бороды Устав запрещает, как, например, ты на бороду защитную маску напялишь? - просто чтобы не молчать, возразил Йоки.
--Да не про то, я! – заорал прямо в ухо Йоки, рассердившийся Доджет.
--Ой, только не ори, и так в ушах звенит, - тоже начал сердиться Йокерит, - я же на тебя не ору? Твоя жизнь, тебе и шишки набивать?
--Какие шишки?! – вновь завопил Доджет.
--Например, что это за жизнь, если у вас не будет детей? – зло брякнул Йокерит, и тут же пожалел о своих словах.
Против ожидания, Доджет не обиделся, а странно удивился:
--А почему это у нас не будет детей? Гиви любит детей и совсем не против, да и вообще у гномов большие семьи! Или ты про другое? – осекся он, а потом продолжил еще экспрессивнее, - Тем более нам все равно, что наши мальчики будут бородатые, а девчонки наверняка клыками пойдут в меня…
Йоки растерянно остановился, уставившись на друга. Мысли одна нелепей другой сменяли друг друга – так сменяются осенью дождливые дни, приходя один за другим… Мастер-курсант вспоминал, что надо делать, если кто-то из подчиненных неопасно повредится разумом.
«Ой, похоже, он в буйство впадает!» - хладнокровно отметил разум.
Действительно, Доджет только что спокойно смотревший в глаза Йокерита чистым взглядом наивного дитя, сейчас, широко разинув клыкастую пасть, оглашал окрестности буйным хохотом. Когда же он продолжая хохотать так, что в палисадниках окрестных домишек начали осыпаться лепестки с цветов, еще и заколотил себя лапами по груди, Йокерит немного испугался.
--Все будет нормально, - растерянно забормотал он, вспомнив, что с сумасшедшими не спорят.
--Конечно будет! – хохоча орал Доджет.
И резко прекратив буйный хохот, глянул так, что у Йокерита мурашки пробежали по хребту.
--Песик, - игриво протянул Доджет, - Гиви де-вуш-ка! – по слогам проорал он.
--Конечно-конечно! – понимающе кивнул Йокерит.
--Не «конечно-конечно», вообще-то, - подмигнул ему Доджет, - но когда-то была.
--А теперь уже нет, - успокаивающе подтвердил Йокерит, - теперь она стала бородатым гномом, бывает-бывает… - он аккуратно взял переучившегося товарища за локоть, одновременно прикидывая, где должен находится ближайший патруль, который мог бы ему помочь доставить Доджета в руки светил медицины.
--А теперь уже нет! – подтвердил Доджет.
И снова закатился безумным хохотом убежавшего от разума существа.
«Отключить, связать, и доволочь до госпиталя» - принял решение Йокерит.
Наверное, Доджет что-то увидел в его глазах, быстро отступив на несколько шагов он затараторил:
--Йок, Гиви – гнома! А ты чего думал? – он вновь наполнил окрестности смехом.
--Что?! – Йоки будто в ухо ударили. – А борода? – глупо спросил он, уже поняв каким будет ответ.
--А ты когда-нибудь видел раньше девушек-гномов? – захлебывался хохотом Доджет.
--А там…, - понимая, что выглядит минимум кретином, не мог остановиться Йоки, - у него… у нее все как… - он окончательно смешался, почувствовал, как заполыхали от стыда уши и замолчал.
ТАМ!!! – заухал Доджет, но сквозь хохот все же смог выдавить из себя, - ТАМ у Гиви все как надо!
Бирюзовое вечереющее небо весело смотрело зрачком солнца на двух орков оглашающих окрестности диким, здоровым хохотом молодых самцов.
--А ты меня, значит, в извраты списал? – рычал хохотом один.
--Я тебя уж было лепилам собрался сдавать! – гыкал в ответ второй.
На освеженный морским ветром летний город уже падал стремительным коршуном еще один вечер.
VIII
Солнце, устав бороться с прохладным ветром, неспешно завалилось отдыхать в мягкую перину притихшего моря. Проводив на отдых вечного соперника, притих ветер, который весь этот день освежал утомленный жарой город. Молодой острый месяц завис на бархатистом лиловом небе вечным напоминанием о кривых мечах древних бойцов. А первые самые смелые из звезд уже открывали отдохнувшие за день глаза, готовясь наблюдать очередной спектакль надвигающейся на мир вечной актрисы-ночи.
Два слегка запыхавшихся от быстрого бега орка шумно выбрались на небольшой пятачок возле возвышающейся надежным утесом над пушистыми от свежей листвы деревьями школьной стены. Их уже ждали. Подчеркивая белоснежность гномьей заплатки в сером камне стен, ярким химическим пламенем горели, слегка фыркая, четыре фонаря. На уютно притулившейся под раскидистым деревом скамеечке тесным рядком сидели три фигуры, укутанные темными плащами с островерхими капюшонами. Со стороны дороги лужайку скрывали раскидистые деревья и кусты, среди которых терялась узенькая, еле заметная тропинка. А на гладком, как будто специально созданном для отдыха пятачке, трава была ровной, словно подстриженной хорошим садовником. Но больше всего Йокерита поразил, сбивая дыхание, открывавшийся с этого места вид на море. Огромная раскрытая ладонь темной воды слегка мерцала, вбирая в себя призрачный свет юного месяца, дежурное сияние сигнальных огней на башнях школьной крепости, бархатистый звездный свет… И здесь, среди сгущающегося сумрака, легко можно было ощутить себя частицей сущего растворенной в огромном и прекрасном мире. Каплей седого, впитавшего вечность моря, былинкой короткоживущей, но беспечно-веселой зелени, метеором на уходящем во мрак бесконечности мудром небе…
--Мы уж думали, что доблестный орк струсил, - неприятный голос длинноволосого студента вспугнул тихое очарование места.
Вернулось тянущее напряжением ожидание глупого поединка, отрезвляюще ударила в нос острая, забивающая терпкий запах моря, вонь химии в фонарях…
--Они всего лишь опоздали, - с непонятной интонацией сказал знакомый голос.
В одной из трех фигур, что ожидали их здесь, орк со ставшей привычной за весь этот неудачный день злостью узнал Линни. Узнал еще до того, как она откинула капюшон. Узнал каким-то дополнительным чувством и разозлился на себя – это же глупо радоваться при виде той, что пришла повеселиться глядя на подобное тупое зрелище.
«Пришла развлечься – подходящий поступок для хумансийки», - зло отметило сознание.
--Мы не опоздали, - Йокерит не узнавал свой голос, что спокойно выплевывал лживые слова, - встреча была назначена, в час, когда взойдет Луна.
--Она и взошла уже где-то с час, - неискренне хохотнул крепыш, которому вскорости предстояло сразиться с Йоки.
--Она восходит сейчас, - Йокерит указал когтем в сторону моря, над которым как раз величаво выплывал из-за далекого горизонта, невидимый для несовершенных хумансийский глаз, темный, как сама тьма, диск Черной Луны.
На самом деле они действительно опоздали. Йоки мысленно расхохотался, вспомнив, как тащили перебравшего веселья преподобного Лоэн-гуру к Школе. Они с Доджетом увидели мудрейшего на самом верху крутой лестницы. Залитая потоками света лестница причудливым каскадом спускалась от сверкающей «карусели» парокатной станции к дороге ведущей в школьную крепость. Увесистая личность святого отца, упорно выкручиваясь из лап Лурри и Йенса (которым в этот раз досталось сомнительное удовольствие возвращать опившегося свободы настоятеля под дарующую благодать отрезвляющего сна сень школьного Храма) непрестанно вопила, пугая шарахающихся от размахивающей лапами троицы орков прохожих:
--Вы меня уроните, скорпоидлы неразумные! Я сам!!!
С этими словами Лоэн-гуру, задирая полы парадного серебристого одеяния, мелко трясущимися от перепитого лапами (от чего становился похожим на обесчещенную даму с юбкой на голове), упорно пытался скатиться на пятой точке по крутым ступенькам. Увидев, как туго приходится друзьям, Йокерит с Доджетом просто обязаны были помочь братьям-курсантам в сложившейся ситуации. К тому же это безобразие стоило урегулировать как можно быстрее, чтобы лишний раз не «веселить» ни в чем не повинных пассажиров подобным непотребным зрелищем. Чувствуя за плечами одобряющие сопение Доджета, Йокерит быстро забежал на верхнюю площадку лестницы. В очередной раз обругав себя за явное отупение (как он мог забыть, что их группе дежурный офицер доверил сомнительную честь доставить домой преподобного), он на миг задумался. Напряженно глядя, как вывалившийся из лап нерасторопного Лурри Лоэн-гуру, с довольной улыбкой счастливейшего из существ, устраивался в пыли, примериваясь как бы сподручнее загреметь вниз по ступенькам, он судорожно искал выход.
Решение наконец-то пришло, Йоки проорал команду:
--Эвакуация тяжело раненного в живот с поля боя! – и первым схватился за ногу что-то невнятно мычащего настоятеля.
Йокерит надеялся, что это возвращение преподобного войдет в анналы школьных баек. Он, например, не помнил, чтобы Лоэн-гуру когда-нибудь раньше возвращался к воротам Школы так – волочимый за руки за ноги бегущими в походном ритме курсантами. Но сам «эвакуированный», похоже, никакого дискомфорта не испытал, довольно покачиваясь в такт мерной рыси курсантских ног, он умиротворенно выводил мощным басом, гремя на всю округу:
Как на гномьем на вокзале
два попа маячили -
три часа маячили,
а чемодан…
--Украли!!! – в четыре глотки перекрикивая непотребное слово соленого куплета орали курсанты, ускоряя темп бега.
--Олухи! – разозлено трепыхался на весу Лоэн-гуру и вновь заводил:
Из-за леса, из-за гор
показал нам гном топор.
И не просто показал,
а ручкой к уду привязал…
И снова в четыре глотки:
Опа, опа,
зеленая ограда…
--Молчать, залетные! – прерывал их рев Лоэн-гуру, мешая спеть непотребный куплетик про священника пойманного развратными эльфийскими девками.
Вот так, с песнями, преподобный и был доставлен в целом, лишь слегка помятом, виде к школьным воротам. Убедившись, что товарищи с помощью выскочивших на шум дежурных легко и бодро затаскивают любителя песен в Школу, Йоки с Доджетом поспешно бросились к зарослям, бушующим возле школьных стен.
А вслед несся мощный, поставленный годами проповедей перед неблагодарной курсантской аудиторией, глас:
--Открывайте, козлятушки, ваша папа пришла, просветлять вас пора!
Потом они искали тропинку среди густых зарослей. Опоздать было немудрено. Вот только хумансам об этом знать не надо. Как говорили мудрецы: «Не стоит даже маленькую победу дарить врагу».
Потому и указывал сейчас Йокерит на Черное Светило, с удовольствием ловя тусклый отблеск растерянности в сузившихся глазах длинноволосого.
--Хорошее оправдание, - насмешливо протянул крепыш, приходя на помощь своему секунданту, - Луна, существующая лишь в легендах отдельно взятых клыкастых, зеленомордых мечтателей.
«Вот этого тебе говорить не стоило», - радостно отметил Йокерит.
Подтверждая его ожидания, разом вспыхнувший как трут на походном огниве, Доджет, гордо задрав нос и учено завывая, уже обрушивал на головы хумансийской троицы всю мощь своего закаленного в привычных спорах интеллекта. Слушая краткий курс на тему: «Что есть Черная Луна», сопровождаемый всеми известными Доджету доказательствами ее существования, Йоки незаметно делал дыхательную гимнастику – все же пробежка с тушей Лоэн-гуру давала о себе знать, впрочем, как и весь этот бестолковый денек…
--А почему же ни наши, ни эльфийские ученые визуально не наблюдают… - обречено пытался спорить длинноволосый, но тут же смолкал под яростным натиском очередной волны доказательств Доджета:
--…очередность приливов-отливов вызванных этим небесным телом…, - довольно орал Доджет.
«И коронную фразу!» - мысленно потребовал Йоки, давно и наизусть изучивший все аргументы Доджета в этом вопросе – слишком часты были у них в казарме споры о загадках Черной Луны.
--А то, что кое-кто не может увидеть Черную Луну, может означать только одно, - наставительно поднял палец Доджет, - что предполагаемые создатели этого тела, не хотели, чтобы кое-чьи глаза ее видели!
--Ага, - вновь попытался съехидничать крепыш, - и видят эту вашу Луну почему-то исключительно орки…
--И гномы! – ликующе перебил его Доджет.
--Эльфы, тоже видят, - неожиданно вмешался Йоки, вспомнив Мэльдис, и тут же замолк - он ведь не знал, может быть, Луну Тигелинн видела, потому что была оркийкой.
--Эльфы Черной Луны не видят! – спокойно вмешалась в перепалку Линни, - Но что-то там есть, не стоит спорить с очевидным!
И просительно добавила, дернув за край плаща крепыша:
--Вайлди, давай уйдем! Не будьте вы такими дураками!..
--Вот это правильно! – тут же поддержал девушку Доджет, - Я тоже считаю все эти игрушки в дуэли редкой глупостью.
--А, кстати, ты то откуда взялся, трус? – насмешливо поинтересовался крепыш, слегка поводя задрапированными темным плащом широкими плечами.
«Буэнраки», - вспомнил фамилию соперника Йоки, и, чувствуя как требующий выхода гнев леденит кровь, представил Доджета:
--Мой секундант, курсант первого курса Высшей Военной Школы Оркеса, Доджет!
--Вайлд Буэнраки, - насмешливо поклонился орку курчавый крепыш.
--Паскаль Менди, - эхом выдавил из себя длинноволосый.
--Что из тех Буэнраки, предки которых сделали свое состояние, продавая живой товар работорговцам? – глумливо, по-граждански, приподняв двумя пальцами берет над головой, поинтересовался Доджет.
«Надо будет после узнать у Доджета эту историю подробнее», - Йокерит отметил, что слова друга задели курчавого.
Буэнраки слегка побледнел, а лицо будто заострилось в холодном свете разгоняющих густеющий сумрак фонарей.
«Чует кендер, чью рыбку съел», - в другое время показавшийся смешным каламбурчик сейчас не веселил.
--Из тех самых! – надменно подтвердил студент, и язвительно добавил:
--Может быть, и твою бабушку когда-то тоже продали твоему дедушке мои предки, чем же ты недоволен?
Тиски ледяного гнева по-прежнему крепко сжимали виски. Но разум жестко держал ярость гнева в кулаке воли.
Когда Йоки, незаметно осматриваясь, срисовывал в память место, где ему предстоит фехтовать плохо знакомыми шпагами (в том, что студенты притащат для боя шпаги он изначально не сомневался, а в Школе фехтование воспринималось атавизмом даже самими наставниками), он наткнулся на полный боли и тоски взгляд Линни. Странное это ощущение наполненные влагой и болью глаза, отдельно живущие на спокойном, невозмутимом лице.
«А ведь они чем-то похожи с Рикки», - отметил Йоки, пытаясь осмыслить, что же общего может быть в этих столь непохожих друг на друга существах.
«Красота? А может, вообще, все женщины похожи друг на друга? Хотя бы тем, что их не дано понять туповатому самцовому разумению», - стараясь растягивать мысли, чтобы очнуться от набирающего силу урагана ярости, думал орк. А между тем незримый ураган ненависти набирал силу. Вот он уже задел своим незримым крылом обычно миролюбивого Доджета, который, стараясь казаться равнодушным, процедил в ответ на слова Буэнраки что-то похожее на:
--Премного благодарен…
И замер, по уставному заложив лапы за спину, ожидая развития событий. Каменное выражение лица Доджета и явное отсутствие желание продолжить беседу, говорили сами за себя.
«Вот и Доджет решил, что зарвавшихся хумансенышей надо одернуть», - кольнула льдинка-мысль, - «этих щенков можно выучить лишь подпортив шкурку – вон, по эльфийски браниться перестали, как только получили сдачи, может на дуэлях перестанут фортелиться, когда я им чуть шкурку подправлю…»
Но тоска в глазах Линни, заставила Йокерита сделать еще одно усилие над собой, пусть он кругом прав, но делать больно этой девушке он не желает.
--Я не хочу драться с тобой, - тихо сказал Йокерит и, останавливая уже открывшего рот подпевалу Менди, пояснил, - при девушке не хочу, не подобает бойцам превращаться в актеришек.
--Оскорбить девушку при ее друзьях ты можешь, клыкастый, а ответить за это оскорбление не желаешь? – улыбка на лице курчавого напомнила орку о скучающем в небе месяце – такая же острая и кривая.
--Линни, я оскорбил тебя? – спокойно (один Фрос сейчас знал, чего стоит это спокойствие) спросил Йокерит.
Вдалеке тихонько зашептало море, зашумели хумансийские фонари, словно стараясь развеять тяжелый туман молчания, накрывший мир прохладным облаком.
--Ты принял вызов, - в голосе Буэнраки, орк услышал бешеное разочарование, страшную обиду – обиду существа, думающего, что у него отняли игрушку, существа жестокого и беспощадного. Хуманса.
Всплеск отвращения к этой пародии на разумного проломил последний барьер на пути бушующей метелью ненависти.
«Он, наверное, отличный фехтовальщик – этот Буэнраки, и заранее уверен в своей победе», - от холода мыслей заломило лоб, так бывает в детстве, когда заглотишь большой кусок гномьего льда, - «но он ошибся.»
--Я готов! – разрывая покрывало тишины, перебив начавшую что-то говорить девчонку, рявкнул Йокерит.
Засуетившийся длинноволосый протянул, гардами вперед, шпаги для выбора (и откуда он их только достал). Закусила губу, шагнув в тень Линни, блеснули злой яростью глаза молодого графина…
--Согласно кодексу Дворянской чести, равно как и традициям Вольных кланов, оружие выбирает вызванная сторона, - в голосе Доджета зазвенела сталь.
И точно такой же сталью отозвался голос Йокерита, боец должен принимать решение быстро, а в бою нет понятий: «честность», «благородство», «сострадание» – есть только два понятия: «победа» и «поражение»:
--Я выбираю для поединка с графином Буэнраки – хлыст.
Вырвав из-за пояса свой хлыст он перебросил его ловко поймавшему оружие Доджету, который шагнул навстречу все еще сжимающему шпаги секунданту хумансу. Теперь Доджет и Менди стояли друг напротив друга диким контрастом – растерянный длинноволосый студентик и твердо протягивающий хлысты для выбора орк.
--Но ведь… - забормотал было длинноволосый…
--Он прав, - мертвым голосом пробормотал курчавый, скидывая с себя знакомо затрещавший плащ, - выбор оружия за ними.
«Так вот чем шуршала Линни, когда узнала от дяди Йохара обидевшую ее правду», - догадался Йоки.
«О чем ты думаешь, глупец?!» - завопил голос предков.
«О жизни!» – зло отрезал Йокерит.
Его удивило выражение обреченности, которое не могла скрыть ухмылка равнодушия кривовато надетая его визави. Графин Вайлд, неуклюже крутил в руках хлыст…
«Начинать бой зная, что не можешь выиграть», - отметил орк, - «та самая глупость из-за которой хумансы проигрывали войны…»
Где-то за гранью слышимости охнул девичий голос. Или Йокериту показалось?
«Все верно, даже Линни понимает, что такое хлыст, а ее искаженное представление об орках подпитывает ее ужасом. Видно представляет сейчас как ее рыцарь будет валяться в пыли, корчась под ударами, словно жалкий воришка, которого порют на площади в назидание зевакам…», - мозг работал нечетко, отмечая совсем неважные детали, не имеющие никакого отношения к поединку, вместо того, чтобы отфильтровывать все маловажное.
Йокерит отметил, что студент одел под плащ ослепительно белую, всю изукрашенную кружевом рубаху – в этой рубашке, неумело сжимающий хлыст неправильным хватом, он выглядел полным чучелом. Рядом равнодушно бубнил Доджет, на память зачитывающий что-то про «первую кровь» и про «победит тот, за чьим плечом стоит справедливость», а Йокерит уже отсчитывал про себя:
«Десять, девять, восемь…» - боец должен быть спокоен, а это нехитрое упражнение всегда помогало.
--Прекратите это! – отчаянный крик девушки, прервал внутренний отсчет молодого орка.
Линни встрепанной фурией влетела в пятно света. И гнев отступил, Йоки шагнул к девчонке, собираясь бросить хлыст на землю в ритуальном жесте поражения – пусть идиот-хуманс насладится своей победой, в конце концов…
--Менди, убери эту дуру! – голос Буэнраки, привел мастер-курсанта в чувство.
Йокерит шагнул, опережая длинноволосого и рыкнул прямо в глаза замершей девчонке, первую пришедшую на ум гнусность:
--Твоего дружка, уже ничто не спасет! – скорчив для убедительности злобную гримасу, он с удовольствием отметил бледность страха на ее лице.
Все верно. Она заранее знала, что все орки чудовища, негодяи, подлецы, а раз так сейчас она получит доказательство. Он выдерет этого надменного студентика, как пастух дурного козлища – бой будет до первой крови, а если обращаться с хлыстом умеючи, то никакой крови и не будет… долго-долго не будет!
Орк повернулся к неуверенно переминающемуся с ноги на ногу сопернику. Тот, неумело держа хлыст, застыл в странной, кривой стойке…
«Шпага это не хлыст, ты похож сейчас на обпившегося пастуха, хумансеныш, а совсем не на героя идущего на заклание в честь прекрасной дамы, как ты думаешь», - голосом Рорха мысленно обратился он к сопернику.
--Готовы? – потерянный голос Менди, был едва слышен.
--Готов! – жизнерадостно подтвердил Йокерит.
Его соперник лишь молча кивнул.
--Начали! – скомандовал Доджет.
--Что же вы творите, идиоты! – обречено вскрикнула Линни.
Коротко свистнул хлыст, скорпионьим жалом выстреливая из лапы Йокерита прямо в лицо хуманса. Тот успел лишь, нелепо дернувшись, смешно поднять руку в глупом замахе, словно у него в руках, был не хлыст, но минимум боевой молот гномов, а потом тонкая полоска возникла на левой щеке вскрикнувшего Буэнраки – тонкая полоска из маленьких капелек крови.
--Бой окончен, ты проиграл, - утомленно бросил Йокерит бывшему противнику и, не оглядываясь, пошел прочь. Не разбирая дороги. Усталость сковала плечи, как неудобный тесный плащ, хотелось просто лечь и заснуть. Он искал взглядом тропинку, мечтая о своей койке, иногда дарующей забвенье глубокого сна-тьмы, когда за спиной дико завизжала Линни. Страшно заорал Доджет.
«Не поворачивайся к врагу спиной! Поверженный враг опасен вдвойне!» - успел вскрикнуть рассудок.
На плечи, обрушилась душная тяжесть, что-то больно кольнуло шею. Йокерит кувыркнулся, сбросил с себя навалившегося врага, попытался вскочить на ноги, но его собственное тело уже не подчинялось ему. Затуманивающимися от тошнотворной слабости глазами он еще успел увидеть кого-то высокого и длинноволосого, склоняющегося над ним, а потом холодная злая тьма окутала его своим плотным покрывалом.
IX
Сознание возвращалось толчками. Первым вернулось, болью отдавшись в затылке, ощущение собственного сердца истошно колотящегося где-то в горле. Потом пришли запахи: запах женского тела (теперь Йокерит никогда бы не перепутал этот манящий аромат ни с чем другим), удушливый запах пыли, кислое амбре сырости и…
«Эльфийское одуванчиковое» - он сразу узнал этот терпкий запах, вызвавший воспоминание о дожде и солнце, о Мэльдис и…
Йокерит, попытался открыть глаза, но не смог – дикое ощущение бессильной слабости и тяжелой усталости, делали веки неподъемными.
«Почти как рейд-рюкзак, после суточного марш-броска» - подвернулось орку подходящее сравнение.
Стараясь быстрее придти в себя, начал не спеша напрягать и расслаблять затекшие мышцы, одновременно старательно пытаясь вспомнить, где находится, и что с ним приключилось такого, отчего он чувствует себя трупом.
«Если дышишь, значит живой» - взбодрив себя старой истиной, Йоки вновь прислушался к собственным ощущениям.
Первое же из них всерьез озадачило Йокерита – у него замерзли пятки.
«Бутсы пропил?» - попытался вспомнить орк.
«А может…» - обнаженное плечо знакомо щекотало чье-то дыхание.
Он с трудом пошевелил лапой, ощупывая пространство рядом с собой.
«Шелк, что ли?» - мысли еще туманило, но ладонь уже все узнала, несмотря на разум возражающе кричащий:
«Откуда?!!»
Впрочем, любой, кто хоть раз ласкал предел совершенства природы – девичью грудь, уже не с чем не спутает это ощущение нежного прикосновения к неге. Под его пальцами нежная, упругая плоть знакомо набухала твердеющей ягодкой соска, подтверждая правильность сумасшедшей догадки.
«Хороший сон», - умиротворенно решил Йоки.
Пользуясь тем, что сон еще не сбежал, он сжал, лаская, нежное полушарие посильнее, чувствуя, как уже к его животу приливает сладкое тепло заставляющее набухать желанием мужское естество.
Острые зубы больно впились в кожу плеча, заставляя мышцы сократиться. Йокерит дернулся, стараясь сбежать от резкой боли. Боли которая наконец-то рассеяла вяжущую немощь полусна - орк рывком сел, открывая глаза, сбрасывая остатки морока и… Удивился.
Он сидел абсолютно нагим.
«Нагими мы приходим в этот мир…», - некстати всплыли из глубин памяти слова погребальной молитвы.
Рядом невнятно всхлипнул девичий голосок, а потом глаза ожег яркий поток света, сменив собой царящий только что сумрак.
--Ночь добрая, - сказал свет тихим, похожим на шорох ночных трав, голосом.
Йокерит судорожно огляделся: вокруг царила тьма, которую делал почти непроницаемой бьющий по глазам злой силой резкого света фонарь. Яркий, луч держал орка в своих объятиях, заставляя подслеповато щуриться…
«Погреб какой-то» - именно такую ассоциацию рождали окружающие его запахи.
Может быть, молитва вспомнилась именно поэтому? Печальный запах сырой земли все усиливался, ничем больше не напоминая волшебный аромат солнечного вина. Орк снова попытался понять, что же это за место, где в холоде он спал с женщиной… Но последние, что он помнил это полянку возле стены, дуэль, длинноволосого…
Йокерит прищурился сильнее, стараясь разглядеть того, кто говорил с ним, прячась за стеной режущего света.
«Лучше бы ты этого не делал», - спокойно констатировал голос предков, когда чуть привыкшие к слепящему блеску глаза орка, встретили взгляд чужих глаз – черных, как летняя ночь, огромных эльфийских глаз без зрачков.
Возле штабеля каких-то не то ящиков, не то коробок, на небольшом бочонке, вальяжно закинув одну длиннющую ногу на другую, сидел, сжимая в лапе яркую звезду фонаря, эльф. Точно такой, какими их обычно рисуют в учебниках – в пятнистом маскировочном комбезе эльфийского морского штурмовика… С густыми разводами грима на тонкогубом, равнодушном лице, с тугими узлами стянутых в косы волос вокруг острых ушей и равнодушными глазами, в которых бликами света от фонарика плескался старик-смерть.
«Может, я все же сплю?» - с надеждой подумал орк, тут же отбрасывая это успокаивающее предположение, - «таких бредовых снов не бывает».
Йоки еще раз огляделся, пытаясь выветрить из головы мешающее даже дышать потрясение. Сморгнул, как будто ожидая, что привидевшийся ему вражеский штурмовик растает, оказавшись всего лишь мрачной игрой теней… Жаль только эльф никуда не пропал, все так же не мигая глядели ледяной тьмой глаза, так же угрожающе поблескивал футляр автоматического огневика на поясе…
«Тридцать смертельных игл в магазине», - тут же вспомнились орку технические характеристики штатного оружия эльфийских штурмовых отрядов.
Орк бросил взгляд на рукав маскировочного костюма эльфа – футляр с метательными ножами тоже присутствовал на своем обычном месте, где рукав сливается с защитной перчаткой.
«Все как положено, только комбез отключен от режима маскировки, батареи экономит», - подмечал Йокерит, чтобы хоть о чем-то думать, забыв постыдный страх, заставивший жалко съежиться все внутри…
«И кое-что снаружи», - попытался он шуткой взбодрить себя.
Безуспешно. Разум, иглой музыкального автомата, что так доставал его резкими воплями хумансийских мелодий в «стекляшке», перескочил на новую мысль – как он мог забыть о женщине, которую только что ласкал в полусне, и чьими зубками был наказан за вольность. Укушенное плечо все еще дергало…
Он скосил глаза вправо – розовая, нежная кожа. Испуганные, как у пойманного в силки зверька, все еще затуманенные эльфийским дурманом глаза… Рядом, скованная с ним рука к руке толстыми стальными наручниками, скорчилась, сжавшись в комочек, Линни… Обнаженная Линни…
--Как тебе наш подарок, орк? - вновь прошелестел голос эльфа.
Йокерит прикинул расстояние между собой и остроухим уродом - можно было бы броситься на врага, если бы не оковы. На его правой руке скользил, щекотя холодным прикосновением кожу, наручник: короткая толстая цепь пропущенная через вбитое в каменный пол большое ржавое кольцо, соединяла этот браслет с точно таким же на запястье девушки. Похоже, девушка, старалась прийти в себя, осмыслить происходящее. Она растерянно моргала все еще затуманенными, словно пьяными, глазами мокрыми от слез, которые постепенно заполнял животный ужас.
Йокерит перевел взгляд на балующегося фонариком эльфа. Тот, нажимая кнопку на корпусе, менял цвет светового луча – с ярко-белого выжигающего глаза, будто пустынное солнце, на кроваво-красный, а потом на печально-зеленый…
«Этого не может быть, потому что так не бывает», - заев, пощелкивала в голове спасительная мыслишка, - «это сон, сон, сон…»
Правую лапу ощутимо дернуло – кажется, девушка хотела инстинктивно прикрыть обнаженную грудь, еще не заметив наручника.
--Можешь не дергаться так, милая, - на лице эльфа заиграла тонкая как ножевая рана улыбка, - я на тебя уже достаточно насмотрелся, а наш общий друг…
Эльф хмыкнул, глумливо прищурив один глаз, как бы приглядываясь к своим пленникам и продолжил:
--…Пес Дождя, тебя уже и пощупать успел!
Орк молчал, ни одной здравой мысли пока не приходило… Информации было ничтожно мало, а та, что была, больше всего напоминала страшный бред. Он в эльфийском плену? Эльфы в Лоусвилле?..
«Вторжение?» - всплыл вопрос.
--Тебе понравилось, Песик? – тем временем продолжал интересоваться эльф.
--Для тебя, мастер-лейтенант Йокерит, - стараясь говорить спокойно, бросил орк.
«Если ты не знаешь, что делать дальше, делай хоть что-нибудь!» - вспомнил Йоки старое, как мир, правило.
«Только делай осторожно!» - напомнил голос предков.
--А почему мастер-лейтенант? – заинтересовался эльф, но тут же картинно приложил обтянутую темной перчаткой руку ко лбу, - Как же я мог забыть? – зашелестел он, - В условиях военных действий курсантам старших курсов Высших Военных Школ присваивают полноценные воинские звания…
Эльф хлопнул себя ладонью по острому колену и довольно продолжил:
--Но вынужден тебя огорчить, дружище – ты по-прежнему всего лишь мастер-курсант. Кругом царит мир и порядок, столь любимый вами, орками. Просто один напившийся орк разорвал в клочки двух несчастных парнишек из очень хороших хумансийских семей, а другой свихнувшийся орк несколько дней истязал в подвале заброшенного дома невинную девушку, пока она не умерла прямо в его похабных объятиях! Правда, грустно? – поинтересовался эльф.
«Скорее страшно», - подумал Йокерит.
Рядом что-то тихо спросила девушка, но орк не услышал ее слов. Наверное, они растворились где-то среди меняющих цвет волн света из фонарика эльфа. Орка с головой накрыло странное ощущение незнакомое ему прежде. Ему показалось, что он распался сразу на несколько думающих и чувствующих отлично от остальных существ. Один из этих маленьких йокеритов мысленно визжал от нахлынувшего смертного ужаса, он будто заглядывал в холодную бездну вечности, которая, в ответ, презрительно смотрела на него. Второй поспешно искал выход из сложившейся ситуации, хоть какой-нибудь, пусть мало осуществимый (как настоящая мечта), крохотный, но шанс. Третий наблюдал за всем происходящим со стороны, спокойно вспоминая все, что ему было дорого в этой жизни – он перебирал свою память, будто картоны с дорогими сердцу рисунками на которых были и теплые мамины руки, и твердое рукопожатие деда, и вкус поцелуя Рикки… Все-все, чего ему будет не хватать ТАМ, если, конечно, это ТАМ существует… А четвертый йокерит, спокойно отвечал в это время веселящемуся своим странным весельем эльфу:
--Жизнь вообще печальная штука, йольф – от нее частенько умирают, - цитата одного из изречений дядюшки Йохара, похоже, понравилась эльфу, тот опять зашелестел своим тихим смехом, а Йокерит спокойно продолжил:
--И вообще, я тебе сразу поверил. Такой великолепный парень, как я, подходящая цель для банды штурмовиков, вы видимо специально приплыли сюда, только чтобы дать пощупать мне эту девочку, - Йоки ухмыльнулся, у него был только один шанс, совсем маленький, но он решил все поставить на него.
Потому он продолжил, выслушав невразумительную ответную шуточку эльфа, что-то про импровизацию, без которой не может существовать тонкая эльфийская фэа:
--А может вам шалунам захотелось поглядеть на то, как выглядят кое-какие органы у настоящих мужчин? – орк, звякнув браслетом наручника, дернул себя за тот самый орган, который только что имел ввиду.
Эльф зашелестел смехом сильнее. Сквозь этот неприятный, порой переходящий в змеиное шипение смех он все же пояснил:
--Да как бы смотреть пока не на что, без боевого шлема ничего и невидно, Песик, - съежилось все! – эльф еще посмеялся и успокоительно добавил:
--Но ты не бойся, Песик, когда придет время, мы тебе поможем – будешь эту самочку огуливать, пока не порвешь ее как…, - эльф опять в восторге хлопнул себя по колену, - … как песик грелку! – и снова змеиный смех.
Рядом яростно и напевно заговорила девчонка.
«На эльфийском», - узнал орк птичьи интонации языка. Он не стал переводить, не было времени, совсем не было – он даже не мог позволить себе думать о том, что сталось с Кендером, что он станет делать если выгорит его безумный, но все же исполнимый план… Обо всем этом он подумает после, а сейчас… Сейчас он судорожно просчитывал в уме каждый свой шаг.
Эльф сильнее кривя в ухмылке нитки перемазанных гримом губ, что-то шипел в ответ Линни.
«Ого, а она здорово ругается», - отметил про себя орк. Линни действительно выкрикивала в лицо насмешливо приподнявшему тонкую бровь эльфу страшную смесь из ругательств, большая часть которых звучала вполне по-эльфийски, но между солеными эльфийскими словечками проскакивали и гномьи обороты, сменясь оркийскими.
«Неужто, их в университете такому учат?» - изумился Йоки. Увидев, как улыбка пропала с тонких губ эльфа, а лапа вражеского штурмовика метнулась к поясу (уж не за десантным кинжалом ли) орк, не оглядываясь, наотмашь ударил девушку по лицу, разбивая в кровь губы, заставляя ее захлебнуться собственным жалобным криком.
--Заткнись, дырка! – рявкнул орк и добавил, - Когда разговаривают два бойца шлюхи молчат! Верно? – уточнил он у эльфа.
--Как сказать, - эльф выглядел слегка удивленным, но эльф это всегда эльф, без шуток не может, - в этом случае все верно, - штурмовик утверждающе кивнул головой и закончил мысль:
--Тем более, что мне, живому, негоже вмешиваться в дела мертвых, - от этой шутки орк почувствовал прилив льдистого, дающего силы гнева.
«Может быть, мы уже и мертвецы, но и ты пока не совсем живой, гад!», - орк искоса глянул на рыдающую рядом девушку с разбитым в кровь лицом.
Старательно придав своей морде туповатое, животное выражение он уставился на вздрагивающий животик девчонки, вернее, немного ниже… Он должен это сделать… А поэтому… Орк старательно представил, как это могло бы быть у них с Линни – нежно и чисто, совсем по-детски, как с Рикки или бурно, до стыдного изыскано, словно с Тигелинн… Йоки почувствовал, как напрягается орган, приходя в боевую готовность…
«Все же ты действительно… Пес», - мрачно констатировал он. И продолжил гнусновато обставленный спектакль, свой единственный шанс выжить.
«Или умереть», - пропищал внутри визжащий от ужаса йокеритик и подох, задушенный остальными, опять слившимися в единое целое.
«Если умирать, то в бою», - решительно проорал сам себе Йоки, и потирая свой орган, чтобы тот не обвис под грузом тяжелых мыслей, обратился к эльфу:
--Слушай, остроухий, скажи честно, как солдат солдату, мне конец?
--Конец, наверное, ей… - хмыкнул эльф.
--Что ты как гражданская сволочь изгаляешься, - рыкнул орк.
--Извини, парень, - эльф перестал улыбаться, пригасил фонарь и пояснил, - война есть война, даже если она мир. И, будто успокаивая, ободрил:
--Но ты ничего не почувствуешь, разум уйдет, ты превратишься в похотливое животное и умрешь от наслаждения, оседлав женщину…
--Не самая плохая смерть, - скривил губы орк, внутренне содрогаясь от отвращения.
Йокерит надеялся, что эльф действительно скучал. Он сделал это предположение, увидев нелепое баловство с фонариком, вывод подтвердила излишняя болтливость врага…
«Фрос, пусть его заинтересует эта гнусь!» - взмолился орк.
Йоки, протянул лапу и грубо схватил закричавшую девушку между сжатых ею в страхе ног. Она попыталась оттолкнуть орка слабыми руками, но он вновь отвесил пару затрещин закованной в сталь наручника лапой, жестко лаская другой мягкую сочную плоть…
--Йольф, можно напоследок? – выпустив струйку слюны из пасти, чтобы еще больше стать похожим на животное, спросил орк.
Девушка вновь попыталась ударить его в грудь.
--Все равно, конец скоро, так хоть напоследок! А?.. – выдохнул орк, неприятно чувствуя, что наигранное возбуждение переходит в настоящие – ему на самом деле захотелось этого нежного вкусно пахнущего женским страхом тела.
--Давай! Животное! – бросил эльф и демонстративно потушил фонарь.
«О девчонке что ль заботится, вражина?» - удивился голос предков.
Эльфы, как и орки отлично видят даже в полной темноте, те же фонарики в снаряжение входят, в основном, чтобы сигналы подавать… Это девчонку сейчас накрыла непроницаемая для хумансийских глаз тьма. Тьма и орк навалившийся на нее, мнущий и терзающий ее тело.
Ощущая бешеное сопротивление бьющейся под его весом девчонки, с трудом раздвигая коленом ее сжатые ноги, одновременно пытаясь увернуться от зубов клацающих в опасной близости от его носа, Йокерит бил ее по лицу, в надежде, что боль сломит ее сопротивление…
--Не ломайся, дура, - прорычал он, - все равно нас убьют, давай хоть напоследок…
Тело под ним на секунду перестало извиваться, обмякнув, но тут же острые зубы сомкнулись на его подбородке, заставив заорать от боли…
--Помочь? – хмыкнул эльф из темноты.
--Сам, - рявкнул Йокерит.
И коротко ударил стонущую под ним девчонку кулаком в грудь.
«Прости, маленькая», - взвыл он, и удобно распластавшись на переставшей трепыхаться девчонке, наконец, примостил свою скованную руку на камне. Нелепо выгнувшись (пусть эльф, даже если смотрит сейчас на них думает, что он просто удобнее мостится на жертве) орк коротко ударил себя по сложенной лодочкой ладони. Короткий хруст костей, заглушенный его собственным воплем.
--Вставил? – хохотнул, видимо по-своему расценив этот вопль, эльф.
Орк судорожным рывком выдернул сломанную кисть из браслета наручника.
Давно рассчитанный прыжок к сидящему на бочке эльфу, выверенный удар здоровой лапой в голову вражеского штурмовика и… Йоки почувствовал как беспомощно летит куда-то в груду ящиков, сопровождаемый спокойным голосом эльфа:
--Какой смелый малыш, чуть было не обманул дедушку эльфа! – и сразу жесткий пинок в копчик тяжелым подкованным ботинком.
Йоки, стремительно извернувшись, не вставая, ударил в направление голоса ногой, выпустив когти… И снова удар сотряс лишь пустоту.
«Ты всего лишь ученик, а он мастер-убийца…», - короткий обрывок мысли.
Мелькнуло заблудившейся во мраке чайкой бледное лицо врага, а потом последовал страшный удар в лицо грохотом и болью наполнивший голову. И следом еще один, пробивающий слабый блок сломанной руки. Хрустнув сломался левый клык, разрывая острым обломком губу. Новый удар тяжелого башмака, удар размозживший бы ему голову, Йокерит успел блокировать. Вскинув скрещенные, будто пыточный крест, лапы над головой, он отбросил ногу, и тут же контратаковал собственной ногой потерявшего равновесие врага… Грохотнув покатилась бочка сшибленная падающим эльфом, Йокерит успел вскочить, в надежде задавить уступающего ему в весе врага…
«Все», - спокойно отметил мозг, готовясь уйти во мрак. Вечный или нет, там видно будет.
Эльф сжимая свой короткий огневик, криво улыбнулся:
--Прощай, гаденыш! – орк увидел длинный палец нажимающий спусковую кнопку…
Грохот, белая вспышка. Изломанное тело орка отбросило в угол прямо на лежащую беспомощной куклой девушку… Усилием распадающейся на куски воли Йокерит еще держал ускользающее как утренний сон сознание. Держал, чтобы увидеть сотрясаемое, будто градом мелких ударов тело эльфа. Разорванное, распластанное на грязном полу у ног огромной фигуры закованной в боевую броню оркийского «хамелеона».
«Все же мне повезло увидеть смерть врага», - вздохнула мысль.
А потом сердце орка остановилось.
X
Нордвинг привольно раскинулся вокруг каменистой холодной бухты. Его дома, построенные в основном из серого местного камня, упрямыми уступами поднимались от гавани вверх по голым хмурым скалам. Единственным исключением была лишь сторона, обращенная к берегу, где бухта переходила в рыжеющую увядающей осенней зеленью долину.
Подчиняясь равнодушному течению неумолимого времени, небольшая рыбацкая деревушка постепенно выросла в городок средних размеров, уютно притулившийся на склоне горы, свесив лапы-улицы по краям прибрежной низины. Около десяти циклов назад здесь был построен консервный завод, что дало изрядный толчок к дальнейшему росту населения. Прибыли мастеровитые гномы без которых в Империи не работало ни одно серьезное производство, поднялся на одной из высоких скал монументом порядку Участок Сил Охраны… Потянулись к небу белоснежные корпуса имперского медицинского центра. «Лечебные ванны, целебные водоросли, лучшие массажисты – все, что нужно для скорейшего восстановления! МЫ ПОСТАВИМ ВАС НА НОГИ!» - подобные слоганы песком навязали на зубах. Похожее на опрокинутую чашу здание едва белело вдалеке, в самом начале хищно врезающегося в залив мыса Коготь.
Когда-то гавань была достаточно велика, чтобы удовлетворить все местные потребности, но с ростом судоходства в западной части гавани гномами был сооружен длинный волнолом, отгородивший водное пространство. Рыболовецкие суденышки (в основном, конечно, парусники) могли теперь разгружаться непосредственно у причала на волноломе; огромные рыжие мамонты с фигурно изогнутыми бивнями впряженные в вагонетки увозили рыбу по узким улочкам на консервный завод. Йокерит здесь впервые увидел этих величественных гигантов «вживе». Увидел и расстроился. Что может быть грустнее порабощенного величия? Впрочем, все течет, все развивается – в кабачках, где он изредка бывал, все чаще и чаще слышались разговоры о том, что мамонтов (символ Нордвинга) уже вот-вот заменят гномьи паровые вагонетки. Да и Линни возвращаясь с рынка, иногда баловала его свежими сплетнями. Судя по тому, что все чаще и чаще городские кумушки судачили о толпах озабоченных гномов-транспортников, которые наводнят город во время постройки новых узкоколеек, до этого момента осталось не так много. Йокерит уже неоднократно успел убедиться, что нет более скоростного вида связи, нежели женская болтовня, вот если бы еще не возиться с поправками на враки, то цены бы этой связи не было, а так…
Из гавани, в которой находился и рынок, где рыбаки продавали свой улов, донесся пронзительный обрывок вопля зазывалы, который шутник-ветер занес так далеко:
--Рыыыбааааа!..
«Интересно, кто покупает здесь рыбу, если почти все хумансы в округе рыбаки, да и остальные занимаются только рыбой, рыбой, рыбой…» - лениво подумал Йокерит.
Он стоял на Когте и смотрел на ясное, спокойное в своей тяжеловатой свинцовости море. Поверхность воды была испещрена танцующими бликами. Низкое осеннее солнце дарило свое последнее тепло, остывающему краю. Туповатые, бесшабашные морячки-чайки (может быть, это их изогнутые кожистые крылья вдохновили первопоселенцев на название поселка) без конца устремлялись вниз, захватывая полный клюв живой добычи, и глотали ее на лету, взмывая на восходящем потоке к вершинам скучающих скал. Потом (а некоторые из чаек парили столь близко, что можно было увидеть их глотательные движения) они вновь по спирали устремлялись вниз, снижаясь к маслянистым волнам, скользя столь низко, что их ласты иногда касались воды, пока они набирали новую порцию рыбы в свои клювы-мешки…
Сегодня он снова пришел сюда первым, собственно, в этом не было ничего удивительного, он бездельничал целыми днями в то время, как Линни работала. Все его попытки завести разговор о том, что его ветеранского пенсиона двоим, хватит с лихвой, падали в молчание, подобно камушкам, которые так любят швырять в море дети, загадывающие чей камушек будет дольше барахтаться, в отчаянии отталкиваясь от поверхности воды, прежде чем неминуемо утонуть, безвозвратно канув на дно. Но как раз за эту ее, пускай и немного смешную потребность быть самостоятельной, он ее и уважал. Поэтому он смирился с ее работой, хотя при мысли о липких взглядах, что преследовали ЕГО девушку, в пасти становилось кисло, а окрепшее тело жаждало хорошей драки… Но… «Всех мерзавцев не передушишь» - как говаривала Лин. Но как жалко, что и в этом она тоже была права.
Йокерит услышал знакомые шаги, похоже, Лин, его Линни, кралась на цыпочках, в надежде на сюрприз.
«Пусть девочка пошалит», - напомнил голос предков.
«Без тебя бы не обошелся», - привычно ругнулся Йоки, вдыхая ставший за эти месяцы дорогим и близким запах своей женщины – ваниль и что-то еще, может быть так пахнут солнечные зайчики, что столь часто гостят в ее глазищах… Делая вид, что он поглощен зрелищем пирующих чаек он ждал, когда девушка подкрадется к нему.
Теплые ладошки закрыли глаза.
--Кто? – шепнул знакомый голосок.
--Его превосходительство Главный Психиатр Центра господин магистр медицины Гур Скай, - бодро отрапортовал Йокерит, поворачиваясь и заключая девушку в объятия.
Какое-то время их губы жили отдельно от их разума – бесстыдные, разгоряченные, жадные губы…
--Пусти, - наконец высвободилась она из его объятий и хихикнула, многозначительно посмотрев на орка:
--А то погодка сегодня неподходящая, до дома не дотерпим, - она снова улыбнулась.
Орк еще раз нежно лизнул ее языком в нос и, вздохнув, отстранился.
--Что-то случилось? – они отлично чувствовали настроение друг друга и врать, успокаивая, не было никакого смысла.
--Да нет, - начал он, - просто ты сказала «дома», а я подумал, что наша комнатенка совсем не похожа на дом…
Девушка, с подозрением глядела на него.
«Ты бы еще что-нибудь понюнил!» - буркнул голос предков, - «Заешь же, что она тебя насквозь видит, почище гномьих лучей…»
--Лучик, я принял приглашение, - просто сказал орк.
--Почему-то я в этом не сомневалась, сразу же, как только ты мне здесь свидание назначил, поняла, что будет что-то подобное… - Линни теснее прижалась к нему, взяв под локоть.
--Наше место, - вздохнул он.
--Жаль, что сейчас холодно, а то показали бы мы этим скучным птицам, что есть вещи поинтереснее рыбы! – игриво хмыкнула девушка.
--Высший пилотаж?.. – засмеялся Йоки.
Парочка неспешно брела по рыжему, словно якорная ржа песку, вдоль шепчущего о вечном прибое. Думал ли он, глупый, самонадеянный орк, что случайная встреча с девчонкой-хумансийкой, начавшаяся с детских бесед и глупых обид окажется столь важной…
--Лин, - нарушил он молчание, - а тебе снится тот подвал, ну… тот?
--С тех пор, как мы вместе нет. Рядом с тобой мне только хорошие сны снятся, правда развратные немножко, - он, даже не видя ее лица, чувствовал, что она улыбается, - а почему ты спросил? – заинтересовалась девушка.
--Просто представил, что если бы все было чуть иначе… - честно признался Йокерит.
--Все было так, как было, зачем же об этом думать? – возразила она.
Действительно, зачем об этом думать?
Но не думать не выходило. Орк шел, слушая Линни, которая будто советуясь с ним, а на самом деле все давно решив, просто упорядочивала предстоящие им дела. Плывя в мягком потоке ее голоса, он искоса поглядывал на свою подругу, на насмешливый острый носик, слегка вспухшие от его поцелуев яркие губы, огромные зеленоватые глаза…
Подумалось: «Странно, мне всегда казалось, что я видел ее глаза даже до того, как увидел ее саму. Там… в гулких коридорах Универа».
«Гы…», - гыкнул ехидный голос предков, - «зато теперь ты и на другое внимание обратил – не менее пленительное, чем глазищи…»
--… приедем, и пока нам не дадут комнату, остановимся у моей тетки… - ухватил он обрывок ее фразы.
--Алли, мы едем в Столицу, - шепнул он в ухо девушке.
--В Столицу? – на этот раз ему удалось удивить ее по настоящему.
--В том-то и дело, - улыбнулся Йоки.
--Но МЫ? – выделив «мы», тихо спросила Линни.
Йокерит вновь притянул девушку к себе, а когда поцелуй, наконец, завершился, оставив сладкое послевкусие на губах, шутливо рыкнул:
--«Я» и «ты» больше нет, теперь есть только МЫ! – вдохнув запах ее волос, он неторопливо начал приготовленную заранее речь:
--Господин Рорх… помнишь, я тебе про него рассказывал? Мой препод из ВВШ, прислал сегодня письмо…
--А я его помню, - перебила девушка, - симпатичный такой толстячок, он к тебе в госпиталь заходил, - она улыбнулась, - кажется, это ему я истерику закатила и отняла какую-то бутылку?
--«Эльфийское одуванчиковое», - вспомнил Йоки тот далекий день.
Грустного, немного растерянного, так непохожего на себя Рорха, явно не знающего, что ответить разъяренной девице, справедливо требующей не отравлять слабый организм выздоравливающего хмельным…
--Ну… в общем, - чуть сбившись, начал Йокерит, - общий смысл письма такой:
--Прекращай инвалидствовать, давай-ка сынок учиться… И рекомендательное письмо магистру Йохару Йодо приложено.
--Йок, - Алиена всегда, когда хотела подчеркнуть серьезность разговора, произносила его имя твердо, на северный манер, - а нас не разлучат?
Орк внутренне сжался, все же разговор выходил не совсем таким, как планировался.
«Только вперед!» - скомандовал голос предков.
Он повернул девушку лицом к себе – теперь в ее глазах золотистыми искорками плескалось осеннее солнце и, положив руки на узенькие плечи, объяснил:
--Никто не в праве разлучать мужа с женой – это закон, - не давая ей опомниться, вытащил из кармана отделанное черным янтарем ожерелье – темные похожие на запекшиеся капельки крови камни скрепляла застежка в виде оскаленной морды пса.
Стараясь не морщиться от все еще сковывающей временами боли он опустился на колено и, согласно древней традиции глядя только на ее ступни, чувствуя себя полным дураком играющим в плохом представлении, попросил:
--Линни, прими меня в мужья!
--Так вроде приняла уже, - он вновь почувствовал ее улыбку.
Ожерелье соскользнуло с его раскрытой ладони. Но лишь, когда щелкнул замочек обручального ошейничка орк поднялся на ноги.
--Да и попробовала бы не принять! – продолжала веселиться девушка, - Снасильничал ты меня, бедняжку, господин Йокерит, - снова улыбнулась она.
На самом деле все случилось само собой. Да и не могло быть иначе… Слишком многое неожиданно связало их с этой девушкой, дикие узелки ниточки-судьбы, а сильнее всего одиночество… Они ведь даже жили в одной комнате. Линни, своей (так неподходящей ей), а потому особенно страшной яростью, даже вынудила помешанного на глупой морали господина Ская, выделить им общую комнату… Бедняга-Гур, попытался было прочитать свою лекцию о падении нравственности в Империи… Йокерит ухмыльнулся, вспоминая разнос устроенный Скаю взбешенной Алиеной, он сам не ожидал такого потока весомых аргументов в защиту чистой любви… Хотя у той развалины, которой он был прошлой осенью, на «грязную»любовь просто не было сил… А потом случилось то, что случилось. Он помнил тот день, словно все произошло лишь накануне…
Идея искупаться пришла ему. А может быть, уже тогда Йокерит знал, что последует дальше. Во всяком случае, все робкие отговорки девушки о том, что она не взяла купального костюма, Йоки отмел спокойно. Купаться он будет один, а она пусть не беспокоится. Впрочем, Йоки знал (а может догадывался или надеялся), что Лучик не пустит его одного в воду. Было самое начало лета, и раздробленная иглами из эльфийского огневика нога была в то время еще совсем слабой, гипертрофированно тонкой…
Вода встретила их обжигающим, выдавливающим дыхание холодом, они только лишь окунулись и тут же выбрались обратно, повизгивая, как обиженные щенята, стараясь быстрее добраться до спасительного, прожаренного солнцем, песка. Какое-то время они просто лежали на теплом пропахшем море песке, приходя в себя, пока ласковое солнце согревало озябшие тела. Искрившаяся кристалликами соли девушка неожиданно напомнила Йоки прекрасное творение ювелирного искусства – от нее не хотелось отводить глаз... А когда воспоминание о холоде морской воды окончательно были изглажены горячими солнечными лучами, им показалось излишним снова одеваться, в пределах видимости не было ни одной живой души, а стесняться парусов у далекого горизонта, казалось так же глупо, как и кружащихся в небе чаек. Так что они нагишом гуляли вдоль берега, стараясь делать друг перед другом вид, что все нормально… Впрочем, для Линни вид его обнаженного тела не был чем-то особенным – ведь это ее руки ухаживали за почти парализованным, чудом выжившим после действия эльфийского яда орком… Она ухаживала за ним самоотверженно, игнорируя его истерики и робкие попытки персонала выставить ее из палаты, вызывая удивление, а потом откровенное сочувствие лекарей, принимавших эту симпатичную хумансийку за невесту покалеченного курсанта…
Потом они набрели на выброшенную на берег лодчонку, наверное, растяпа-хозяин недостаточно крепко привязал ее перед отливом… В лодке нашелся сверток мокрой парусины, раскаленный песок уже немного жег кожу и они расстелили парусину на песке, сложив в несколько раз, словно постель. Неожиданно Линни рассмеялась и заключила его в объятия, и они дико, радостно обнимались, а с разгоряченных тел сыпались соляные кристаллы, и они хохотали, словно идиоты.
С тех пор Йоки часто думал о том, как им повезло, что они были уже достаточно близки, не физически, духовно, иначе они чувствовали бы себя страшно неловко. Они шутливо боролись в складках теплой влажной парусины, все еще хохоча, извиваясь, когда материя липла к влажным телам; им хотелось прикасаться друг к другу так долго и так плотно, как только можно.
И тут он поцеловал ее в соленые мягкие губы, впервые поцеловал по-настоящему, и разум окончательно покинул его. Изголодавшееся по женщине тело действовало само, он же будто наблюдал со стороны, как тогда, во время поединка с эльфом. Он просто чувствовал, что лежит на ней сверху, а она шевелится под ним, расставив ноги и соприкасаясь с ним упругими бедрами… А потом они впервые стали одним целым и он, увидев как ее лицо исказила гримаса, сжал себя в кулак и быстро остановился, проклиная себя, потому что причинял ей боль, платя похотливым злом за все ее терпение и доброту.
--Пожалуйста, Йок… продолжай, - прошептала она, улыбаясь сквозь выступившие на глазах слезы, и он продолжил, чувствуя как сведенное болью тело, в его руках становится мягким и теплым, и прекрасным, и трепетным...
Потом, позже, солнце было все там же, над головой, и невозможно было сказать, как долго они пролежали… Даже сейчас он ощущал сильное возбуждение – эхо того страстного дня.
Йокерит, чувствуя, общий подъем (причем не только душевный), угрожающе скомандовал:
--Бегом марш! А то снасильничаю прям тут, невзирая на погоду!
--Кто последний тот жирный Скай! – взвизгнула девчонка и бегом припустилась по песку, смешно оттопыривая локти.
Сзади делая вид, что никак не может угнаться за ней, рысил Йокерит. Чаша санатория медленно приближалась к ним, большая, белоснежная… Так похожая на свод вдавленного в прибрежный песок великанского черепа.
Ледяное стекло окна неприятно холодило лоб. После занятий любовью Йоки всегда чуть-чуть подзнабливало. Алиена как-то пошутила: это оттого, что все кровь приливает к известному месту… Орк еще раз поглядел в ночь, на плечах, прибавляя мурашек, высыхали последушевые дождинки.
За окном, выходящим прямо на бухту, загадочно мерцали разноцветные «светлячки». Вдоль берега двигались огоньки: с ночного лова возвращались баркасы, собрав с океана ежедневную дань. Огоньки горели на верхушках мачт, отражались в воде, качались и кружились в темноте, и по ним было видно, как суетятся суда, стремясь прорваться к причалу. Привычная суета жизни, находит свое отражение, как в малом, так и в повседневном.
Отвернувшись от окна, орк погладил взглядом свернувшуюся в комочек на их постели девушку. Сонная улыбка, ровное дыхание… Стараясь не потревожить ее сна, Йоки аккуратно прилег рядом. Ему, как обычно, не спалось. Наверное, мешали мысли – слишком много их теснилось в уставшей от бессонницы голове. Мыслей о будущем: встреча с дедом, свадьба, Столица… О прошлом… Йокерит, подавил вздох. Школа, в которой не место покалеченному эльфийским штурмовиком орку… Рикки…
«А ведь ты ее даже не узнал тогда, в госпитале», - напомнил он себе.
Действительно, поглощенный борьбой с грызущей болью, испуганный бессильной немощью и ужасающим чувством отсутствия тела, он не сразу узнал в бритоголовом, длинношеем мастер-курсанте, которого впустили в его палату «палачи-лекари» Рикки. А когда узнал…
«А все же так лучше», - в который раз убедил он себя, - «Рикки станет офицером, негоже виснуть на ее ногах обузой. У нее будет яркая жизнь, жизнь о которой нам когда-то мечталось… Мне там места нет… Надо быть там, где ты нужен…»
«А ты уверен…», - хотел занудить, по своему обыкновению, голос предков.
«Да», - коротко обрезал орк, и в который раз глянул в безмятежно-детское, такое беззащитное во сне личико Линн.
«Помнишь, какие слова я тогда говорил Алиене?» - додавливал он голос предков, - А разве Линни ушла?
«А может…», - снова занудил голос.
«Может», - согласился орк, - «когда, от тебя сначала терпят идиотские гнусности, потом вместе с тобой глядят в глаза смерти, потом возятся с твоей гниющей от пролежней тушкой, а потом без всяких условий едут за тобой в такую дыру как Нордвинг – это значит много!»
Йокерит прислушался к себе – голос предков молчал.
«Молчание – знак согласия», - вспомнился афоризм дядюшки Йохара.
Он запомнил старика таким, каким видел его перед отъездом Гиви из Лоунсвилля, серьезным, немножко хмурым… Серый, неуловимо напоминающий его привычный комбез, мундир Магистра Безопасности, бриллиантовый Крест Познания на груди… А ведь однажды, на секунду, Йокериту показалось, что лицо дяди Йохара что-то напоминает ему, но кто бы мог подумать такое… Одна из Легенд Империи, Магистр Йодо, годами живущий в какой-то Школе под видом чудаковатого старика… Этого не смог бы просчитать ни один эльфийский аналитик и ведь действительно не смогли…
В тот день они просто помолчали стоя вчетвером перед тяжелой гранитной плитой на Аллее Героев. С черного отражающего их лица гранита, на них насмешливо улыбаясь, улыбаясь как всегда, глядел Доджет… И там, в отраженном гранитном зазеркалье казалось, что они стоят рядом, все вместе – насмешливый Доджет, печальная Гиви, дядя Йохар в своем блистающем регалиями парадном мундире, скрюченный орк в госпитальной каталке и вцепившаяся в ручки кресла красивая девушка с огромными глазами.
--Он смотрел на нас из вечности, - сказала ему после Алиена.
Наверное, она права. Очень хотелось бы, чтобы она оказалась права…
Как всегда, в такие, наполненные картинами памяти ночи, вспомнилась Гиви. Вспомнилась ее печальная мордочка, фигурка в темном, траурном платьице… Там. На платформе парокатов. Перед тем как унестись из города тоже прошедшего своими кровавыми когтями, по ее душе. Унестись, наверное, навсегда. Помнится Йоки еще подумал, что она готова к новой жизни, но…
--Никто не знает, какая часть Гиви умерла вместе с Доджетом, - так сказал после отъезда Гиви Магистр Йохар (называть его «дядюшкой», как прежде у Йоки не поворачивался язык), перед тем как попрощаться и с ними.
Наверное, мудрый старик понимал, что они с Линни хотят остаться вдвоем… Больше он Йохара не видел – спустя несколько дней, Йоки отправили сюда, в мед.центр на реабилитацию…
«А ведь с Алиеной ты тогда тоже попрощался», - напомнил он себе и облегченно вздохнул, вспомнив, какое тепло обрушилось на него в один из дней бестолково занятый мучительными тренажерами, скучными прогулками по побережью и глотанием целебных водорослей.
В день, когда его глаза прикрыли теплые, пахнущие ванилью и солнцем ладошки, а знакомый голос прошептал в ухо:
--Кто?
Как странно изменилась жизнь. Все то, что казалось главным – Школа, Карьера офицера-десантника, Рикки, теперь стало недоступным. А впереди ждала полная неизвестность, неизвестность испугавшая бы его, если бы не Линни… Линни – единственный лучик в тумане неизвестности будущего.
Йоки снова вздохнул, а ведь даже этого, наполненного любовью и неизвестностью сегодня могло и не быть. Должно было бы не быть. Как же странно бывает – прошлое спасает настоящее и растворяется в будущем… На миг это самое «прошлое» глянуло на него сияющими, синими небесными глазами… Тигелинн. Привычное усилие воли, не помнить некоторые вещи так просто… Так же просто, как не думать о пегом мамонте. Перед глазами вновь встала картинка того, чего он никогда не видел… Не видел и тем не менее его сны часто тревожило видение истерзанного эльфийскими иглами тела Тигелинн… А если бы не она и не Гиви. Смешная гнома пожаловавшаяся подруге на идиота Йокерита утащившего ее Доджета на какую-то дуэль… Как сказал магистр Йохар Йодо:
--Мы уже никогда не узнаем, что было в голове у этой дамы. Резидент эльфийской разведки, хитрющая агентесса устроившая перевалочную базу для эльфийских штурмовиков казалось бы в невозможном месте, под самым носом у орков, в Школе где готовят будущих офицеров, явилась к начальнику Школы и сдала всю сеть, что несколько лет сама же и создавала… Так не бывает, но так случилось и этим она спасла твою жизнь…
«И потеряла свою», - вздрогнул от боли Йок.
--Двойных агентов не прощают… - донесла память холодный голос старика так похожего на добряка дядюшку Йохара и в то же время уже не являющегося им.
Голос легендарного и призрачного Хозяина Службы Безопасности Империи магистра Йохара Йодо…
Будто услышав эхо мыслей орка, девушка рядом сонно вздохнула, уютно завозилась, удобнее умащиваясь на нем. И снова затихла, тихонько посапывая…
«К хорошему быстро привыкаешь», - мысли не собирались засыпать, но он гнал от себя тяжелые воспоминания, рисуя на закрытых веках красочные картинки, напоминая ощущения пока еще короткой, но уже столь бестолковой жизни орка.
Запах мамы, силу отца, мудрость деда… Годы в Ровендейле закончившиеся кровью… Годы в Лоунсвилле принесшие смерть… Рикки – первая любовь… Тигелинн – горькая любовь… Линни – настоящая любовь?
«Ты еще сомневаешься удод?» - спросил он себя. И тут же ответил, стараясь быть убедительным:
--Нет!
--А может все же да? – сонно прошептала девушка…
--Да! – согласился орк.
Два тела слились в одно, две души растворились в сладкой тьме наслаждения…
Незримый диск Черной Луны гордо парил над миром. Наблюдая, защищая и… Любя?
-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
Комментарии:
*Uvanimo tirmo - «Стражник поганый», дословно «стражник не-дивный»(эльф.)
** Mailea rundо - похотливая деревяшка(эльф.)
*** Attalya – двуногое животное(эльф.)
**** Faica – презренный(эльф.)
*****Haccandil - особо утонченное издевательство, hacca – задница, окончание -ndil означает «любящий»(эльф)
*******Urco – (мн.ч. urqui) - древнее слово, обозначавшее все, что пугало эльфов во время Великого Похода; чудовище(эльф.)
Пес Дождя. Часть вторая
© Copyright: Злыдень Фея Inc., 2003
Свидетельство о публикации №203110100058
Свидетельство о публикации №203110100058
Рецензии
Ага, вот и вторую часть выложил! Нравится мне эта история. Отлично сделано! :)
Тиге 01.11.2003 13:11 • Заявить о нарушении
Тиге 01.11.2003 13:11 • Заявить о нарушении
издеваетесь...Новье выкладываете, обсуждаете....Ноги моей здесь больше не будет до защиты!!!!Злые вы, уйду от вас:)
Блики На Стекле 01.11.2003 16:11 Заявить о нарушении
Блики На Стекле 01.11.2003 16:11 Заявить о нарушении
Тиге - почту словил, но отвечу если только с работы. Чищу клыки, точу когти и на дежурство…:о)
Ален, конечно, мы злые!:о) Злыдень же я!:о) Только покидать нас не нужно! Потому как… А кто требовал продолжения "фильмы"?;о) Наоборот, можно сказать новое выкладываем, чтобы тебе было чем глазки занять в окошках написания диплома!:о) Так что ВЕЛКАМ!:о)))
А если серьезно, то Удачи с дипломом и вообще!
Я.
Злыдень Фея Inc. 01.11.2003 17:02 Заявить о нарушении
Ален, конечно, мы злые!:о) Злыдень же я!:о) Только покидать нас не нужно! Потому как… А кто требовал продолжения "фильмы"?;о) Наоборот, можно сказать новое выкладываем, чтобы тебе было чем глазки занять в окошках написания диплома!:о) Так что ВЕЛКАМ!:о)))
А если серьезно, то Удачи с дипломом и вообще!
Я.
Злыдень Фея Inc. 01.11.2003 17:02 Заявить о нарушении
Это "Вэкам" ручки заставляет еще больше чесаться;) и править, править мерзкую орфографию и т.д....:)
Блики На Стекле 01.11.2003 17:48 Заявить о нарушении
Блики На Стекле 01.11.2003 17:48 Заявить о нарушении