Lux feris

Вообще-то, все началось вечером. Но так как тем вечером ничего, хоть ты тресни, не происходило, то лучше всего будет продолжить повествование с утра. Итак...

Человек в неброской, но тем не менее достаточно опрятной одежде спрыгнул с подножки поезда на перрон.

Вокруг суетились пассажиры и встречающие, носильщики и таксисты, бомжи и проститутки. Когда приходил поезд, на полчаса оживал весь вокзал, независимо от места следования, независимо от того, прибывал поезд или отправлялся - вокзал кипел. Особенно, если поезд шел из Средней Азии - сразу же появлялись наркодилеры и следящие за ними оперативники.

Тот человек отточенным, видно давно привычным движением руки достал из кармана мятую пачку "Пегаса", "выщелкнул" оттуда сигарету, зажал в зубах и, немного щурясь, прикурил. Он, видимо, был либо беден, либо приехал ненадолго, так как никаких вещей кроме потрепанного кожаного портфеля у него не было. Поплевав на руку, он пригладил на макушке видимо, после ночи, проведенной в поезде встопорщившиеся, редеющие волосы и вошел в привокзальную столовую. По причине раннего утра, никаких свежих горячих блюд в прейскуранте цен им обнаружено не было, и ему, как и всем остальным посетителям, пришлось ограничиться вчерашними разогретыми пельменями со сметаной и чашечкой несвежего чая. Кроме этого человека чести вкушать пельмени с чаем удостоились три существа непонятного пола, но определенно без постоянного места жительства, а также еще кто-то, стоявший в темном углу, и по этой причине, оставшийся не узнанным. Одно из тех трех существ немедленно присоединилось к человеку с портфелем:

– Извини, братишка, не поможешь ли мне рублишком? Трубы горят, на стаканчик не хватает. Слушай, ты ведь не откажешь ветерану войны, инвалиду, в стаканчике портвешка?

– Вряд ли я сейчас смогу помочь тебе чем-нибудь, но если ты подождешь здесь еще пару часиков, то я несомненно изыщу какие-нибудь финансы на одну-другую бутылочку. Зовут-то тебя как?

- Как родители звали, не знаю - детдомовский я. А там все Костиком кликали. До сих пор во сне иногда слышу: "Костик, негодник этакой, ты зачем занавески подпалил? Вот я тебе поймаю, неделю на попе сидеть не сможешь! Я тебе ремнем отделаю!...

- Костик, значит... А меня Петром Марковичем величать. Ну как, дождешься меня? Я быстро.

- А што ж мы не дождемся, Маркыч, ты ж меня знаешь, куда ж я отсюдава? Мне идти некуда - я тут живу. Как говорится, вот моя деревня, вот мой дом родной, вот и я под лавкой в луже, на себя снизу вверх поглядываю, что-то я себе сегодня не нравлюсь, меня когда на философию тянет, так завсегда со мной какая-то гадость случается. А я шибко люблю пофилосохствовать, вот и намедни, весь день в голове прям мысли, мысли какие-то! Страсть!

- Ну тогда прощевайте, Костик, ждите, я скоро!

- Давай, братишка!

И Петр Маркович ушел, оставив Костика наедине с пельменями, что, впрочем, отнюдь не разочаровало последнего, а даже, скорей, наоборот подтвердило честность намерений Маркыча.

Костик понемногу уже начинал разочаровываться в себе и в мире, когда пошел третий день ожидания Маркыча. От пельменей пучило все сильнее и сильнее, да и вообще, хорошего вокруг было мало.

"Ну, как после этого людям доверять?!" - сокрушался Костик - "вот, казалось бы - честный человек, а так подло меня продинамил. Нет, чтобы сразу сказать: "Нет, не пойду я за бутылкой, ну нет у меня денег!" - и все. И искал бы я другого спонсора. Нет - парил мне мозги полтора часа, что твой окунь рыбаку - да я, мол, да все будет, да дай мне время, et cetera..."

"Я понял! Я понял, кто он!" - оживился собуты...собеседник, так сказать, коллега Костика - "Он - это засекреченный резидент НАТО в России, прибывший с целью разузнать, куда им еще раздвинуть свои границы влияния...Тьфу! Гады иноземные! Мондиалисты недоделанные! Ничего! Придет еще наше время! Наступит вам Конец Света!

- Wann endet die Zeit?

- Gott weiss es.

- Gott allein weiss es. Но после, вот тогда-то вот Мы и повеселимся. Как говорится, Deus disponit, а человеку там и делать нечего. Реальная и самая страшная война не оружием ведется. Она в мозгах наших - стало быть "информационной" называется. Истина борется с ложью, естественный интеллект с искусственным, дух с телом, даже, скорей уже не с телом, а с отходами жизнедеятельности оного. Но так и должно быть. Выход наверх всегда через Боль. Ничего нет прекраснее Смерти.

- Но как же, Костян, вы можете утверждать, что после Конца Света мы порадуемся, если все живое на Земле погибнет?

- Кто вам, дорогой мой, сказал такую чушь? Плюньте, пожалуйста, ему в лицо, причем два раза - за себя и за меня. Свет это есть Западный Мир, Новый мировой порядок, Либерализм и так далее. Старый свет - Европа, Новый свет - Америка. Вот именно они и кончатся с концом света. Finis Mundi - это просто смена эпох. Железный век (Кали-юга) со всеми его недостатками, с невероятно быстротечным временем сменяется Золотым веком (Крита-юга), в котором времени вообще нет, есть только пространство. Друг мой, если вы не знаете этого сами, без меня, то вам можно только посочувствовать и посоветовать основательно заняться индуизмом...

Так мило они могли бы беседовать сколь угодно долгое количество времени, если бы в этот момент в дверях не появился Маркыч.

- Вам мой бонжур, Маркыч! А мы тут вас ужо в Мондиалисты определили...Но согласитесь - нельзя же ведь так надолго исчезать! Сам виноват! Ладно, кто старое помянет, у того память хорошая, а мозгов нет ни грамма, а то прежде бы подумал, что, где и когда говорить надо. Как там наше дельце, живет?

- Несомненно! В наилучшем виде, так сказать! Пойдемте со мной, тут недалеко.

Они ушли. Костик даже не прощался. Он был скромен и уверен в себе и своем новом товарище.

***

- Я надеюсь, вас не напрягло мое такое долгое отсутствие?

- Да не-е, никоим образом, а вот однокашник мой Виталик, так он сильно осерчал. Он как-то, лет десять назад, в Америку хотел эмигрировать, так его не пустили - рожей, говорят, не вышел на фотографии - не зеленая, говорят, карточка. А как же ей зеленой-то быть, если он, ну чтоб уехать, месяц не пил, все медкомиссии проходил? Так ему теперь везде агенты влияния мерещатся. Как что-то не так, так сразу: Мондиалисты, русофобы... И пойди ему докажи что он не прав, он ведь глухой от рождения. Он когда рождался, ну то есть, непосредственно, когда вылазил, так сказать из чрева, то ушами там за что-то зацепился, а организм-то еще слабенький, за свои родные органы бороться не может, ну ушки его там и остались, только потом, с последом вышли. А он стеснительный, просто жуть! Так всю жизнь в ушанке и ходит, как полярник.

- Какое несчастье-то!

- Несчастье то, что он никак с женщинами отношения не наладит. Только казалось бы все пошло, познакомились, потанцевали, прилегли, он шапку снимает, а как снимет, то обязательно ненароком только-только зажившие раны на местах ушей сковырнет. Представьте себе, Маркыч, вы женщина, лежите так сказать готовая, а на вас сверху корка запекшаяся сыплется, кровь капает, да еще и этот олух мычит, головой машет - посмотри, мол, какой я без шапки-то красивый! Ну, ясное дело, еще ни одна не выдержала! И все сразу в туалет бегут, там, видать, им сподручней душу-то изливать.

- И что, никак? А покупать не пробовали?

- Уши? У него свои-то не прижились, вы думаете их пришивать не пробовали? Нет, что толку просто так деньги тратить.

- Да причем тут уши! Девушку ему покупать не пробовали?

- Да пробовали, конечно! Так они ведь кричат: "Не надо нам ваших денег, мы лучше так, поголодаем, оно и полезней!" Его уже весь город знает - за версту обходят. Он боится, что мальчиком умрет, по ночам плачет, а что я сделаю, ему ведь уже никак восьмидесятый годок пошел! Он как всхлипывать ночью начнет, и у меня слезы наворачиваются. Эх!...

- Да-а! Жалко мужика...Ну вот мы и пришли! Здесь вот я и обитаю, столовничаю, так сказать. Хозяйка у меня добрая - просто чудо! И гостям всегда рада! Она нам сейчас что-нибудь на закусочку сваяет, просто пальчики оближешь! Я перед сном когда вечерний моцион совершаю, традиция у меня такая, так вот, я после этого завсегда выхожу на кухню, так сказать, на променад, чайком себя побаловать, так она мне то тортик, то пирожное, то еще чего нибудь принесет - дескать, приятного аппетита, Петр Маркович, нате, откушайте на здоровье, что Бог послал!

С этими словами они вошли в кухню. Там на столе стояло несколько бутылок дорогого виски, который в городе купить то и нельзя, чтобы не потратить месячную зарплату и не попасть в поле зрения грабителей, которые прознав о столь "щедром" человеке, сразу же провожали его до ближайшей подворотни, где, собственно, их "сотрудничество" и жизненные пути расходились - довольные хорошим товаром и приличным уловом денег, грабители шли поджидать следующего клиента или, иногда, сразу в близлежащий кабак - обмывать новый успешно закончившийся рабочий день; пострадавший же, без покупки, денег и сознания оставался, обычно, лежать на тротуаре носом в асфальт, пока не приходил в себя. Тем не менее затем, из пострадавших все равно ни один не обращался в милицию, так как, в большинстве своем, все они эти деньги зарабатывали не намного более честным путем, чем те кто их "экспроприировал".

- Маркыч! Охренеть! Ты откель такого добра надыбал? Они же стоят больше, чем я за всю свою довольно долгую жизнь заработал!

- Расслабьтесь, Костян, и постарайтесь получить наслаждение, не думая о том, откуда все это появилось. Вам не все ли равно, что в глотку залить? Была у меня тут намедни халтурка - подработал маленько, вот и праздную, так сказать - аванс.

- А собственно, да. Вы правы. Мне то что? На халяву, как говорится и горчица уксусом покажется. Виски, так виски. Я их еще никогда не пил, этих вuсков, или висок, как их там?

- Как говорил Старик Хоттабыч, не столь важно название, как содержимое сосудов. Приступим! Я, правда, не пью, но чуть-чуть, с вами, за компанию, не побрезгую и пригублю. Добрая хозяюшка, Светлана Яковлевна, присоединяйтесь к нашей трапезе, небольшому сабантуйчику, посидим по-соседски так, по-доброму!

- Да ну что вы, Петр Маркыч, не стоит, вы сами посидите, а я вам огурчиков на закуску принесу. Огурчики хорошие, малосольные, домашние. Сама растила, отбирала, сама консервы делала. Все свое!

- Бросьте, Светик Мой, садитесь! Негоже вдвоем пить, хотя бы один человек еще, да нужен, так что и не отказывайтесь - и слушать не буду!

- Дык дайте ж я хоть приоденусь, накрашусь, чтоб все как надо - губки, глазки, щечки, другие органы чтоб не висели безжизненным грузом на теле Родины!

- Да не надо, Свет очей моих, никаких макияжей! Что вы прям как девочка маленькая! Вы и так просто супер-красивы! Садитесь за стол...

- Хорошо, уговорили, сейчас, только рюмки принесу.

- Не надо рюмок, виски пьют из стаканов, со льдом. У меня тут все уже приготовлено, все стоит в холодильнике, садитесь! Итак, начнем!

***

- Костян, как вы можете сравнивать творчество Велимира Хлебникова с, мягко говоря, стихами Михайло Ломоносова? Ведь это же все равно, что сравнивать...не знаю...например, иконы Рублева и иллюстрации к книжкам Бориса Заходера! Я не говорю о том, насколько они хороши или плохи, они могут нравиться или не нравиться, но это же несравнимо!

- Нет, Светлана Яковлевна, вот тут я с вами никак не могу согласиться. Их можно сравнить по технике, по выразительности, по палитре красок, наконец, по мастерству художников! Причем в таком, в принципе, абсолютно объективном сравнении перевес будет явно не в пользу Рублева. У него же никакой техники! Изображения плоские, двухмерные, так сказать, он, как будто знал только два-три цвета, или был дальтоником. Говоря же о художнике-иллюстраторе Бориса Заходера, можно только поразиться его технике рисунка! Какие четкие, выверенные линии! Можно не читая произведения сразу понять о чем оно и в чем там дело! Например, Винни-Пух. Так нарисовать всех героев может только истинно гениальный художник! И это в карандаше! А если бы ему еще дали краски! Он бы такого наворотил! Просто уму непостижимо!

- Именно! Просто уму непостижимо! Вы выдвигаете такие профанические теории, как будто вы человек с абсолютным отсутствием вкуса как такового! Вы идете против всего мирового искусства!

Тут вмешался Костян, находящийся в таком же изрядном подпитии, как и остальные участники беседы:

- Господа! Вашу мать! Вам что, поговорить больше не о чем! Вы уже который час треплетесь о какой-то дребедени! Неужели так мало более животрепещущих тем? Например, давайте поговорим о...

- Подождите секундочку, кто-то пришел. О, Кротов! Какими судьбами у нас? Сколько же мы не виделись? Три года? Пять?

- Светик! Кисуля! Прошло же только три недели!

- Три недели!?...О, простите мне мое невежество! Познакомьтесь - Василий Кротов - Микеланджело нашего времени! Видели бы вы его картины!

- Перестаньте, перестаньте, Светлана Яковлевна! Вы меня совсем захвалите! Да, возможно я неплох, но я отнюдь не Микеланджело. Добрый день!

- Здоровеньки булы! Присоединяйтесь, Василий, штрафную! Кстати, меня зовут Петр Маркович, а этого товарища - Костик.

- Ну что ж, не откажусь, как можно от такого отказаться? Так о чем вы, Костик, извините - не знаю как вас по отчеству, хотели поговорить?

- Я!?...А, ну да, я хотел поговорить о чем-либо более близком народу, так сказать, например, о музыке. Вот вы слышали последний концерт Рабиновича, тьфу, Ростроповича? Весь этот богоизбранный народ, блин, рожи одинаковые, голоса одинаковые, даже имена - и те похожи! Понарожали уродов - вся страна! Так вот, я тут сподобился, значит, побывать на его выступлении - просто кайф! Он на своем альте такие фортели выкаблукивает - просто Джимми Пэйдж собственной персоной! Он и смычок между ног зажмет и на ем скрыпкой "полет шмеля", и "Smoke on the water" из-за головы...я не говорю про Стравинского и Бетховена! О! "Лунная соната" - просто божественной красоты вещь! Там еще был один - скрипач тоже - Спиваков, кажется, (дал же Бог фамилию! - хотя, ладно, я своей вообще не знаю, может я вообще какой-нибудь Пердыев, Зелипукин, или даже Тошнов-Похмельный...) так вот, тот тоже дал жару! Они на пару как забацали "Турецкое рондо", так второй посреди игры в раж вошел, скрипку кинул, сюртук свой скинул и давай им над головой махать! А он, видать, тоже не дурак выпить-то (и фамилия евойная тут к слову опять же) - в кармане такую маленькую бутылочку коньяку держал, так она из ентого кармана да прям мне в руки! Я тогда еще с кресла-то со своего не нахлобучился, так вот, я эту бутылочку за его здоровье, значит, опростал, не удержался на ногах-то от счастья, вот и опустился, прямо где сидел. Меня сразу под руки, и вывели - за пьянство - не поверили, что мне эту чекушку сам артист дал.

- Я вот гляжу, вы, Костян ибн Папа, человек-то отнюдь не глупый, даже, скорей, умный. Так я вас вот о чем спросить хочу: "Вы наверняка знаете - тут недавно в Зимбабве выборы вождя происходили, так вы там кого поддерживали?

- Как это кого!? Тут вообще никаких вопросов возникнуть не может - только ультрарадикальный кандидат смог бы вывести страну из кризиса! Не имеет значения - правый или левый в этой точке они равны. Но к сожалению, к власти пришли опять проамериканские политики - расстрелять их всех надо, они уже везде - сидят, летают, плавают...

И Костян запел:

Лежит на грунте наша субмарина,
Зарывшись в ил по самый перископ.
Все от того, что часовая мина
Из лодки сделала подводный братский гроб.
Над нами ласковое море,
И с двух сторон полоски берегов.
Осталась песня на просторе,
И воздуха всего на семь часов.
Радист кричит: "Спасите наши души!",
Сквозь толщу вод летит последний стон,
А тишина все глуше давит в уши,
И как в молчании страшен Пентагон.
Над нами ласковое море,
И с двух сторон полоски берегов.
Осталась песня на просторе,
И воздуха всего на шесть часов.
Продуты полностью балластные цистерны,
Но субмарина с места ни на фут.
Ну все - конец! А на земле, наверное,
Давно забыли, как нас всех зовут!
Над нами ласковое море,
И с двух сторон полоски берегов.
Осталась песня на просторе,
И воздуха всего на пять часов.
Лежит на грунте наша субмарина,
Зарывшись в ил по самый перископ.
Кто виноват, что часовая мина
Из лодки сделала подводный братский гроб?...

Последние слова песни потонули во всхлипывании Костика, который всегда очень близко к сердцу принимал всякие катаклизмы и трагедии, тем более, такого масштаба. Насколько он был рад тому, что информационный монстр потонул в дыму и пламени - для Костика это был своего рода Катарсис, правда потом он был огорчен, что этот наркотик все же будет поступать в вену человечества - самым тяжело зависимым из наркоманов удалось спасти иглу, пускай ценой человеческих жизней, они спасли иглу, и тем самым спасли гораздо большее количество этих ушлых и конченых жизней.

Закончилось все это, естественно, как и должно было, дикой оргией с восхвалением Диавола, богохульством, черной мессой с убиением новорожденных младенцев и последующим омовением их кровью и другими ничуть не менее интересными и захватывающими ритуалами.

***

- Тьфу! Гадость какая! - Светлана стерла с лица что-то белое и липкое.

- Jo reggelt! Прекрасное утречко, ненасытная моя! - Маркыч очнулся ото сна и жизнеутверждающе потягивался.

- God morgon! - Кротов ограничился коротким приветствием, встал и пошел умываться.

- Мы, наверное, вчера хорошо посидели? - начинала приходить в себя хозяйка квартиры - Ничего не помню! Вы меня извините, я уснула у вас в постели.

- Да, ничего, с кем не бывает...Костик, тот вон, вообще, куда-то исчез, словно сквозь землю провалился...И где его искать?!

- Елоиаор шгпзщукп жщолап! I,mbynskjahb sfijkf d'liergm jefsos! - выругался Кротов - ничего не помню, хоть убей! Я вообще-то вчера заходил чтобы кое-что рассказать. Я тут только что сон видел. Роюсь я на помойке как обычно, холсты ищу, подрамники всякие...Вдруг, смотрю - идет какой-то грязнющий бомжина и несет картину неземной красоты. Ну, я, естественно, расспросил его что, как, откуда. Он мне и рассказал такую историю. Он, вообще, никогда изобразительным искусством не занимался до вчерашней ночи. Но вот, произошла удивительная вещь – он проснулся от дикого желания поесть. Но еды нет! Да и где ее в метро возьмешь-то? Хотя...в общем, подкрепился упитанным крысеночком, лег спать. Но, все равно не спится. Хочется чего-то и все тут! А под рукой оказались как раз краски, кисти и все такое - по случаю в магазине притырил намедни. Взял, помалярил маленько, подправил кое-что, и только тогда смог спокойно уснуть. А наутро посмотрел и ужаснулся - картина была идеальна в своей гениальности. Он не мог терпеть такую красоту рядом с собой, и пошел ее выбрасывать на свалку, где собственно и был мною встречен и обспрошен. Вот. А на картине той изображен Христос-в-Силах в день своего Второго Пришествия, но со странным лицом, искаженным жестокой гримасой наслаждения. Вещь неземной красоты! Притягивает и захватывает, засасывает в себя, и нет сил оторвать свой взор от глаз Спасителя - как живые, больше, чем живые - МЕРТВЫЕ! И в меч руках Его, и ползают, копошатся в ногах Его людишки смертные и греховные, и наравне с Ним стоят Человеки Божии! И не устает Он давить ногами червей тех грязных, кто меж ними пресмыкается!

Кротов продолжал: “И лица мне их сразу какими-то знакомыми показались (я имею ввиду Спасителя и бомжа этого моего). Я весь день мыслями мучался, кто такие, хотел вспомнить, но никак, всех вспомнил – знакомых и незнакомых, друзей, врагов, коллег по работе, соседей, просто прохожих, водителей такси, продавцов в магазинах – всех, даже тех людей, которых и не видел никогда – НЕ ОНИ! Я даже решил, что они инопланетяне, сходил в соответствующее место – и никого! Мой мозг начал распухать, как тыква, в которую под давлением протоплазму накачивают и при этом подогревают. Все мысли исчезли кроме одной: если Я не узнаю, кто они то в ближайшее время я скончаюсь как последний кролик после весенней случки, как бабочка-однодневка без нектара под вечер. Я решил напиться. Не помогало никак. Не берет алкоголь – Собака! Два литра портвейна теплого прошлогоднего навернул – ноль реакции. Хреново, думаю, мое дело, раз такая, казалось бы, простая ситуация, так западло стала. Вот. Ну к вам и зашел, весь в мыслe, как чай в желудке. И как рукой сняло: Спаситель – это Петр Маркыч, а одноразовый художник – Костян. И все сразу встало на свои места, и по мозгам накатило как шаром по лузе. В общем, ушел я напрочь, даже насквозь через Самсару и дальше. Не помню, чем мы тут занимались ночью, но, явно, времени на все хватило, так как я, видимо в несознании, написал вот какую вещь…”

С этими словами Кротов достал средних размеров холст, на которм была изображена следующая ситуация: художник сидит в позе лотоса и рисует открывающуюся перед ним действительность, а именно: ночь, на возвышении, в черном саване, стоит Спас, поставив правую ногу на камень и подняв левую руку вверх и вперед в приветственном жесте, а перед ним какая-то женщина в роскошных одеждах, с чертами лица, в которых нечетко прослеживается связь с кормилицей и хозяйкой квартиры. Эта женщина стоит перед алтарем, на котором лежит оборванец, у нее в руках жертвенный кинжал, по рукоятку вонзенный в тело оборванца на четыре пальца выше пупа. Также у него перерезаны вены на руках и шее, а в области сердца зияющая рана. Из ран вниз по алтарю струится кровь. На небе бледная, как Смерть, Луна в конце четвертой фазы, несколько звезд, сложившихся в восьмиконечную “розу ветров”, которую видно даже сквозь тучи, полностью затянувшие небо. Дует леденящий душу ветер, слышны раскаты грома. Вдалеке виден лес, темные кроны деревьев в котором сливаются в однообразную черную м?ссу.

- Вот такой вот у нас с Костиком на двоих диптих вышел – подвел итог Кротов. – Кстати, вы не видели виновника-то этой работы?

- Действительно, а где Костян? – Светлана безуспешно пыталась смыть с лица белую мерзость, которая все текла и текла по ней, как оскорбленная совесть. – Что ж это за пакость-то?

- Что? Где? – в один голос воскликнули Кротов и Маркыч.

- Да вот, изгваздалась я вся ночью в чем-то липком, белом и соленом – не отмывается никоим образом, хоть наждаком счищай! Чем мы ночью занимались? Может, мне голову чем прошибли и мозги вытекают… да нет, вроде, череп цел, что за неудача!?

- Не знаю, что мы ночью делали, но у меня ощущение… - Маркыч призадумался - …как будто я переселялся в другое тело, или в мою тушку вселялся… вселялось… в общем, что-то перепили мы, видимо, вчера… А Костик, похоже, свалил куда-то ночью – он человек свободный, дома на этой земле у него нет, да и неизвестно, есть ли в каком-нибудь другом мире. Кто его знает?

Кротов стоял у окна и направлял свое полное умиления лицо наружу, в город, живший своей обычной жизнью. Но это был не тот же город, который бы вчера. Что-то изменилось. Не внешне – те же номера домов, названия улиц – но внутренне: все стало как-то добрее, люди улыбчивей, исчезла тень страха с лиц прохожих, испарилось чувство всесторонней озадаченности и заботы. Никого не мучило похмелье! Все существовало как-то на раз, сейчас, единовременно. Солнце отдавало свои животворящие лучи все целиком, всем сразу. Как будто, время остановилось в своем самом лучшем моменте проявления. Не было потрескавшихся стен с осыпавшейся штукатуркой, потекших потолков, разбитых дорог, несчастливых людей – все реализовали свои мечты и потребности. Не было денег и не было нужды в их существовании, не было машин и некуда было ехать, все было здесь и сейчас, абсолютно все, что душе угодно. Вода стала чистой, исчезла радиация и закрытые города военно-промышленного комплекса. Не стало границ, контрабандистов и правителей деспотов. Наступило то самое, долгожданное, “Светлое Завтра”.

- Красота-то какая, смотри, Маркыч!

Маркыч вышел на балкон и долго, завороженным взглядом смотрел куда-то вверх, сквозь небеса, сквозь солнце. Казалось, что он заряжается энергией от кого-то невидимого и телепатически общается с ним. Затем он очнулся:

- Знаете, а я ведь сейчас уезжаю.

- Куда?

- Да пока еще не знаю. Куда позовут, где появится необходимость в моем присутствии.

- А здесь?… Ты нам нужен. Мне кажется, что мы стали каким-то образом родными друг другу. Мы через многое прошли вместе. Не уходи!

- Свет - это не в моих силах. Здесь свое задание я уже выполнил. Я должен вернуться.

Маркыч ушел в свою комнату собираться. Хотя, собственно, собирать у него было нечего, только портфель, но он решил совершить это как еще один ритуал. Собрался, соответственно, он быстро, попрощался и ушел. Он уже был внизу, на улице, когда Светлана выбежала на балкон:

- Петр Маркыч, вы что-то забыли! Тут какой-то сверток остался!

Но он ее не слышал. Он шел все дальше и дальше и медленно растворялся в воздухе пока не исчез совсем.

- А что хоть там? – спросил Кротов. – Давай посмотрим.

Светлана развернула мятую газетную бумагу. Внутри был окровавленный жертвенный кинжал..

                Январь/июль 2001