Цена Вдохновения

Альберт Е. Каудри
“Цена Вдохновения”
(Авторы перевода: Д. ГОЛОВАЧ и А. КОНДЮРЕВ)

Весь вчерашний день я бился с фантастическим рассказом, но тщетно: лишние линии сюжета множились как головы гидры. Скомканная бумага падала с моего стола как листья с засохшего фикуса.

В пять я сдался и уселся смотреть вечерние новости. Не заметив, как уснул, я проснулся от блеяния телефона.

Происходило что-то странное: из трубки доносился до боли знакомый, скрипучий голос моего племянника Джоша Булларда, одновременно с этим его лицо возникло на экране телевизора.

“Я в розыске”, – задыхаясь, произнес Джош, “Не знаю, что делать. Надо поговорить, дядя Берт”.

Все еще не понимая, что происходит, я предложил ему встретиться в баре “Цирк”, Джош сразу же согласился.

“Ты куда?” – Элис – моя жена - спросила, когда я проходил через гостиную.

“Джош Буллард просит встретиться”.

“То есть просит денег. Дашь ему хоть цент – домой можешь не приходить! Никогда!”

“С твоим талантом угрожать, дорогая, можно было бы заниматься вымогательством”.

“Ты бы лучше идиотский рассказ свой писал”, – пригрозила она, “деньги на счету кончаются. И ни цента Джошу!”

Я захлопнул за собой входную дверь.

От истеричного автомобильного движения на Декатур стрит, во Французском квартале, бар “Цирк”, мой любимый оазис, отделяло двадцать три этажа высоты. Меня встретил бармен, импрессионистское оформление из нарисованных клоунов, слонов, акробатов и танцующих медведей и вращающийся бар.

“Как писательские успехи?” – спросил Джимми.

“Никак. Иногда мне кажется, что пора это прекращать. Все равно никому фантастика не нужна. Я бы лучше вел какую-нибудь колонку о бадминтоне в местной “Таймс””.

Что мне нужно в таком настроении, Джимми знает лучше, чем жена или психолог. Он открыл бутылку крепкого мексиканского пива “XX”, поставил прохладный стакан и настроил приемник на радиостанцию, где Грейтфул Дэд играли песню “Темная Звезда”.

Фигурки, словно в ритм, вращались, приближаясь и удаляясь. Кружилась стойка бара, кружился Джимми, кружился я сам – как планеты вокруг Солнца. Казалось, что я смотрю на мир с огромной высоты. По крайней мере, с высоты стула.

“Привет, дядя Берт”, –проскрипел кто-то за плечом.

“ О, привет, Джош.”

Небольшого роста, костлявый, плохо одетый и, очевидно, окончательно обезумевший, племянник залез на стул рядом со мной. Мы поздоровались, и я заказал ему пива.

Джош обычно начинает разговор издалека, и не легко сразу понять, о чем он думает. Сегодня он начал со слов: “Трудно не быть никем”.

“Мальчик мой, если ты кем-то и являешься, то, как раз, никем.”

“Ну, спасибо, хотел бы я, чтобы все было так хорошо. Я говорил, что меня уволили из “Вкусных пончиков”? Открыв у себя дар, я решил, что теперь жизнь наладится, но она только окончательно испохабилась”.

Это оказалось для меня новостью. “У тебя, Джош? Дар? Какой?”

“Я могу проходить через стены”.

Пиво было хорошим. Бар - прямо как бальзам на душу. Что меня ждет дома? Битва с расползающимися линиями сюжета в рассказе? Телевизор? Жалобы Элис по поводу денег?

“Рассказывай, Джошуа.”

Джош не знал, когда у него появился дар. Наверное, он был всегда.

“Меня мама неправильно воспитывала. Говорила, типа: ”Так не бывает”. И я верил. Хоть ты бы мне помог”, – добавил он обвиняюще. – “Ты пишешь фантастику или как там ее, и всякую такую чушь. А вместо этого мне приходится все узнавать самому”. Джош объяснил, что несколько недель назад он безнадежно влюбился в шикарную женщину двадцати четырех лет. Хизер Кром обладала необыкновенной красотой, впечатляющими буферами и холодно-недоступным невинным обликом.

“Когда я увидел ее первый раз, она была похожа на огромный флакон антиперспиранта”, – вспоминал Джош, тяжело дыша. – “Мне даже показалось, что даже в августовскую жару она не потеет”.

Но Хизер его обломала. “Сказала, типа: ”У меня крутые парни, которые дарят мне дорогие вещи. Так что отвали, заморыш”. Хотя Хизер и сказала это очень мило, все равно, ее слова меня обескуражили”.

Джош начал изучать ее привычки, подкрадываясь к ней, не как полный решимости насильник, а как бродяга, полный надежды найти себе дом. Хизер жила во Французском Квартале и ее любимым баром был “Блюзовый Рай”. После работы Джош околачивался вокруг ее дома, следовал за ней в бар и прятался в темных подворотнях, напуганный приставучими нищими, мокнущий под ливнями. Затем шел за ней домой и представлял, как она приглашает его войти.

Но, когда Хизер возвращалась домой, с ней всегда кто-то был. Ей нравились люди определенного типа – амбалы с заметными выпуклостями в подмышечных впадинах и на бедрах. Должно быть, это и были те парни, которые дарят ей красивые вещи. Всех их Джош называл одним и тем же именем - Конг.

Джош пытался сохранить первое впечатление о Хизер, как холодной и невинной, но у него появились сомнения. Мысли о том, что Конг du jour мог с ней делать, приводили его в бешенство. Мучимый ревностью, он направлялся в какую-нибудь забегаловку и топил свою безнадежную любовь в пиве, пока не кончались деньги.

В пятницу вечером, потеряв работу во “Вкусных Пончиках”, Джош получил последнюю выплату и, потратив все деньги, напился сильнее, чем обычно. Около двух часов, с карманами, пустыми даже по его меркам, вывалившись из клуба на Бурбон-Стрит, Джош кое-как добрался до широкой, мокрой от росы, освещенной фонарями пустоты Канал Стрит.

Его манила блестящая витрина ювелирного магазина. Внутри стояла свинья из папье-маше, украшенная ожерельем. Свинья не стоит такой вещи, гласила скромная табличка. Отдайте ее тому, кого любите.

Отчаянно желая сделать это, Джош качнулся вперед, его красный блестящий нос коснулся отражения в стекле. Он оперся на стекло, рука проскользнула внутрь, и его короткие пальцы схватили ожерелье.

Джош отдернул руку, как от огня. Ожерелье ударилось о витрину изнутри и упало. Джош уставился на свою руку. Некоторое время пальцы еще покалывало. Осторожно он постучал костяшками пальцев по стеклу; оно было плотным и холодным.

Сзади группа нетрезвых туристов, шатаясь, пела “Луи, Луи”. Поливальная машина проехала мимо с ревом прибоя. Ожерелье горкой лежало в витрине. Без него свинья выглядела обнаженной.

Джош медленно опустился на колени и затем, почувствовав невыносимую усталость, растянулся на тротуаре. Он закрыл глаза и тихо, мирно, как уставший ребенок, отключился. Проснувшись, он увидел безбрежный багрянец рассвета, заполняющий небо над Канал стрит.

Такова была суть его истории.

Конечно, я передал ее на английском, а не на языке Джоша. С повторениями, иносказаниями и отвратительной грамматикой, то, что я кратко изложил выше, заняло бы более часа.

Я не жалуюсь. Знать, что такую фантастическую историю произвел мозг Джоша равносильно тому, чтобы найти пион, растущий среди горы пепла.

Отпрыск моей сестры Нэт, – очаровательной, вечно пьяной грязнули – Джош рос в трейлерных парках разбросанных по окрестностям Нового Орлеана. Кормила его Нэт редко, а ее неряшливые любовники использовали его вместо боксерской груши.

Жизнь у Джоша была паршивая, и он прятался от нее в нелепую ложь. В шесть лет у него была воображаемая собака, в десять он наслаждался близкой личной дружбой с Бэтменом, в восемнадцать его приняли в Морские Котики, в двадцать его похищали пришельцы. Обычная чушь – полный вздор.

Несмотря на крайнюю нищету его воображения, Джош мне всегда нравился. В конце концов, у нас общие гены. Ген Выдумки, благодаря которому я начал писать фантастику, проявился у него в уходе от жалкого существования в красивую ложь.

И вот теперь, эта история о свинье с жемчугом. Мои писательские инстинкты пробудились. Во мне сидело четыре-пять бутылок пива, и я блаженно улыбался.

Приняв мою улыбку за насмешку, Джош обиделся: “Ты мне не веришь, дядя. Но – но это – правда”.

Неестественная, отчаянная честность сквозила в его голосе. Наверное, это самый лучший способ излагать чудовищную ложь. Да, он обнаружил у себя талант – врать. После двадцати одного года бестолкового трепа – он, наконец, готов перейти от глупости к фантастике, от дрянного обмана к лучшей реальности.

Заказав еще пива, я тепло сказал: “Рассказывай. Я хочу знать все”.

Джош сказал, что пробуждение на колотом мраморе тротуара Канал Стрит было еще хуже, чем большинство пробуждений.

Хрустнув суставами, он поднялся на ноги. Во рту стоял вкус плесени, а мочевой пузырь надулся как футбольный мяч.

Все же, Джош проверил витрину. Ожерелье все еще лежало там, где он его уронил. Это был не сон.

“Охренеть”, - пробормотал он не своим голосом.

Доковыляв до угла Бурбон Стрит, он отлил на стену и, стоя в розовых лучах рассвета, почувствовал, что начинается новый день, во всех смыслах этого слова.

После многих лет скитаний и метаний, никудышных работ, бедности и презрения, он обнаружил уникальный дар, своего конька, то, что может делать только он один во всем мире. Застегнув ширинку и отправившись в четырехмильную прогулку к трущобе в центре города, где он жил, Джош был абсолютно счастлив.

“Боже,” - думал он, “я могу попасть к ней домой, и узнать, чем они там с Конгом занимаются. И еще, она хочет получать красивые вещи – я могу пробираться в магазины после закрытия и доставать ей самые лучшие безделушки, надо только попрактиковаться”.

В квартире, которую Джош, небезосновательно, называл “Дыра”, он закрыл глаза, сконцентрировался на образе Хизер, – не для нее ли он и развивал свой дар? – протянул руку сквозь стену его маленькой, душной спальни и вытащил обратно.

Затем попробовал то же с правой ногой, и был потрясен, когда его ботинок упал, грохнув по полу. Тогда Джош вспомнил ожерелье. Ботинок не был частью тела, и его власть над телом на него не распространялась.

К полудню он достаточно осмелел, чтобы пройти сквозь стену. Было страшно, Джош боялся, что у него остановится сердце. Но штукатурка прошла сквозь его одежду с сухим, нежным, скребущим, щекочущим ощущением. Он стоял голышом на линолеуме в маленькой зловонной ванной комнате, лицом к ржавой душевой кабинке.

Джош оделся и вернулся в гостиную весь в раздумьях. Он все еще вынашивал план, когда пришел его сосед по квартире Арчи Досс, помощник какого-то плотника.

Бросив свои обитые железом ботинки в угол, Досс пробормотал: “Ну, чё, курнем?”, и завалился на убитую софу.

Джош угостил его травой. Дым лентами распространялся по комнате, они добили косяк, и Джош заговорил.

“Слушай, Досс. Сегодня, ну, рано утром, да… Со мной, типа, что-то такое произошло!”

“Господи, неужели ты наконец-то трахнул Хизер?”

“Нет. Не это…”

“Ну, если ты вздрочнул, как обычно, то в этом нет ничего особенного, если ты только не пробовал набрать в руку теплой лапши, как я тебе говорил, Вот это – действительно что-то!”

“Смотри.”

Мгновение спустя Джош появился из ванной, с обмотанным вокруг талии полотенцем. Выражение лица Досса было первой настоящей наградой с тех пор, как он открыл этот дар.

***

Искать еду дома в холодильнике было бесполезно, поэтому они отправились в “Тарантеллу” за большой пиццей, которая называлась “Император Нерон”. Карманы Джоша были пусты, но в этот раз Досс расплатился за еду без вопросов.

“Чувак”, сказал он со ртом полным красного перца, анчоусов, моццареллы и хрустящей корочки, “ну у тебя и дар! И куда сначала двинешь? В тот ювелирный?”

Джош покраснел.

“Не-а. Сначала к Хизер. Надо кое-что узнать. Ты мне поможешь”, сказал он. “А потом, когда я начну красть, я с тобой поделюсь”.

“Заметано”, ответил Досс, и два представителя американской молодежи пожали друг другу вымазанные пиццей руки.

В древнем фургоне – колымаге Досса – в сумерках они прибыли на небольшую Таллейранд Стрит во Французском Квартале. По обочинам стояли припаркованные машины, а на тротуарах – высокие заборы, вверху заканчивавшиеся колючей проволокой и битым стеклом. Жители квартала были согласны с Робертом Фростом: хороший забор – залог хорошего соседства.

Единственный фонарь освещал дальний конец улицы. Досс втиснул машину в единственное свободное место – около пожарного гидранта.

“Вот, это ее”, сказал он, указывая на дверь между каменными колоннами, под железной лампой. “Она наверху живет или внизу?”

“Внизу”.

“Ну, и чё делаем?”

“Ждем”.

Досс отлепил от рулевой колонки кусок жвачки, положил в рот и начал надувать и лопать пузыри. Затем дверь открылась и появилась Хизер. Досс проглотил жвачку.

После небольшого удушья ему удалось произнести: “Боже, какие у нее буфера!”

Две пары жадных глаз следили за упругими формами шикарной молодой женщины, пока она не завернула за угол и не исчезла в направлении “Блюзового Рая”.

“Так”. - сказал Джош. “Знаешь, что делать?”

“Ты пройдешь сквозь дверь. Когда твои тряпки упадут, я их подберу и кину в фургон”. Ты спрячешься внутри, и когда я увижу, что Хизер возвращается, я предупрежу тебя стуком в дверь”.

Дождавшись темноты, друзья вылезли из фургона. Весенняя ночь источала аромат таинственных садов. Из соседних домов доносились приглушенные звуки попойки, была Суббота, и вечеринки еще только набирали обороты. Где-то неподалеку лаяла собака, на реке корабль издавал предупредительный сигнал.

Закрыв глаза, Джош подошел к освещенной двери. Глаза закрыты, руки вытянуты вперед – как ребенок, играющий в прятки. Плотная древесина дуба не поддавалась, и ему пришлось податься вперед, чтобы протолкнуться. Снова, щекоча, одежда прошла сквозь него. Он оказался внутри дома Хизер.

Джош прокрался через арку в гостиную, чувствуя босыми ногами, как прохладные полированные половицы сменились на щекочущее ворсяное белое ковровое покрытие. Розовая лампа окутывала обитые полосатой кожей кушетки приглушенным светом. На огромной конструкции из полок находились: шестидесятидюймовый телевизор, квадрафоническая музыкальная система с колонками размером с гроб и всяческие элегантные безделушки - статуэтки, китайские фарфоровые птички, японские куклы. Более великолепной квартиры Джош еще не видел.

“Чёрт возьми”, пробормотал он – “Как в Букингемском дворце.”

Джош прошел в ванную комнату с бледно-лиловым кафелем и маленькими золотыми звездочками, нарисованными на темно-синем потолке и теплым влажным воздухом, еще сохранившем аромат шампуня Хизер. На занавеске были изображены синие и розовые сношающиеся кролики. Джош вылил бутылочку масла для ванны на ладонь и жадно вдохнул его запах. Затем, как прихожанин в святая святых - он вошел в ее спальню.

Белый шкаф с ручками в виде золотых единорогов. Книжный шкаф с классической литературой. Огромная кровать с оборками и кружевами и на шелковой подушке белый персидский кот с широко открытыми глазами, как будто готовящийся к прыжку. Джош заговорил с котом и понял, что он механический, из тех, что ходят, мурлычут и не просятся в туалет. Взглянув наверх, Джош вздрогнул, увидев себя, кота и кровать, отражающихся в глубине зеркального потолка.

Он открыл дверь шкафа, включил свет и замер, увидев одежду всех цветов радуги и обувь, которой хватило бы даже Имельде Маркос. Он выдвинул небольшой ящичек из высокого белого комода и покраснел, увидев “сокровищницу” белья Хизер. Даже не зная большинства названий, он касался предметов одежды и те проскальзывали между его грубых красных пальцев с легкостью шелковых подвязок.

Он все еще не мог оторваться от этих странных и элегантных вещей, когда услышал, как щелкнул замок, и открылась входная дверь.

“События ускоряются”, - пробормотал я.

Битлз пели “Lucy in the Sky with Diamonds”.

Непонятно как, но мой стакан вновь наполнился янтарным пивом. Я был как Вольтеровский Юпитерианец, прыгающий между планетами, как доктор Ханс Пфааль у По, или Уэллсовский мистер Кэйвор на Луне. Этот вечер напоминал фантастический рассказ. Джош вздохнул: “Ни за что бы не подумал, что она так скоро вернется. Свидание с Конгом, наверное, закончилось раньше времени”.

“А о чем твой дозорный-то думал? Почему Досс их не заметил и не постучал?”

“Ну, мне это, типа, тоже интересно было. Но он потом объяснил. Он сказал…”

Всё это время Досс сидел в фургоне. Он собрал вещи друга и свалил их сзади среди своих грязных инструментов, и теперь сидел за баранкой, жуя свеженайденную жвачку. Автомобильный приемник давно умер, так что Досс развлекался тем, что пытался жевать и свистеть одновременно.

Вдруг появилась Она. Фонарь на углу улицы выхватил из темноты Хизер и её спутника. Досс замер.

Боже мой, подумал он, этот парень как платяной шкаф. Если он найдет Джоша, он вывернет его наизнанку через его собственную задницу.

Рука Досса была на двери фургона – замка на ней больше не было; дверь он открыл ударом плеча, и уже собирался бежать к дому, чтобы опередить Хизер и Конга, как что-то зарычало, зашипело, и свет брызнул ему в глаза. Это был полицейский на мотоцикле. Досс прищурился, и натянуто улыбнулся ему.

“Добрый вечер, офицер”.

“Права и техпаспорт”.

Отчаянно шаря, он нашел две бумажки. Полицейский посмотрел документы в свете фонарика, затем вернул их и вынес приговор.

“Возле гидранта парковка запрещена”, сказал он.

“Да я и не паркуюсь”, запротестовал Досс. “Да я просто друга жду”.

“Хочешь поспорить, могу устроить тебе увлекательную экскурсию по КПЗ”.

“Понял, уезжаю”.

“А ты, случайно, не один из этих долбаных студентов?” - степень враждебности полицейского внезапно повысилась.

“Нет, сэр, я рабочий”.

“Дерьмовая у тебя жизнь, да?” сказал полицейский и с грохотом уехал.

К этому времени Хизер с другом спутник исчезли в ее жилище. Досс завел машину и начал медленно

объезжать квартал. Медленно, так как везде кроме Таллейранд стрит машин было как зубов во рту.

“А ты, Джош, тем временем…”

“Ну, я говорю, Дядя Берт, я слышал, как они вошли. Они не остановились в дверях. Хизер отправилась прямо в спальню, а Конг зашел в туалет отлить. Боже, это надо слышать! Он грохотал как Виагрский водопад.

“Я спрятался в гардеробной, и догадайся, куда Хизер сначала направилась? А там я, как в ловушке… Как только она открыла дверь, я прыгнул сквозь стену, без понятия, где я окажусь”.

Под штукатуркой перевязанная кирпичная кладка стены девятнадцатого века оказалась плотной и прочной. На мгновение Джош испугался, что он застрянет внутри и задохнется. Он бешено дернулся и внезапно оказался в самом центре дурдома.

Люди с лошадиными головами, в кринолинах, в доспехах, с сетями и трезубцами; раскрашенные золотом и серебром мужчины и женщины, на которых одежды немногим более чем на Джоше. Множество разноцветных ламп и оглушающий рок.

Высокая костлявая женщина, в костюме Мортиции, незаметно подойдя, взяла Джоша за руку. Под тонкой маской скрывались малиновые губы и огромные ослепительные зубы. В ее дыхании чувствовалось изрядное количество Южного Комфорта.

“Эй! Это – костюм,” - восхищенно сказала она, “но в приглашении написано – в масках. Пошли”.

Она провела его – как во сне, он шел, в чем мать родила, сквозь толпу незнакомых людей, которые уделяли ему не более одного мимолетного взгляда – в маленькую комнату с кучей масок на столе.

“Некоторые забывают” - сказала она, примеряя маску на его лицо. Затем она вытолкнула Джоша обратно к людям.

“Эй, Сибил, твой?” - спросила она у женщины в маске Хиллари Клинтон.

“Не-а. Наверное, Чери – она любит сморчков. Сынок, тебе надо поработать над собой”.

“Будь снисходительней”, - сказала хозяйка, “Не каждый сможет выставить себя достойно”.

“Свое достоинство, ты хотела сказать”.

“Не обращай внимания, дорогой”, - “Мне нравятся мужчины, не стесняющиеся своей неполноценности. Потанцуем?”

Джош пробормотал, что он не танцует.

“Тогда, пойдем уединимся и поцелуемся”, - произнесла она, увлекая его назад в раздевалку с масками. Пока она закрывала дверь на засов, Джош ринулся прочь сквозь стену.

Снова кирпичная кладка сопротивлялась ему. Маска прошла через мозг, оставив ноющую головную боль, и исчезла. Он стоял в полутьме посреди ритмично извивающейся толпы незнакомцев. Музыка играла еще громче, если такое вообще возможно.

Кто-то обнял его и утянул внутрь пульсирующей толпы. И только сейчас Джош понял, что здесь он ничем не выделялся: вокруг него были только голые мужчины.

“Ч-что происходит?” - все, что он сумел произнести.

“Оргия, милый, оргия”, - сказал кто-то позади него. “Не мог бы ты встать пошире?”

Запах пота и благовоний висел в воздухе. Все были обильно умащены, так что Джошу без труда удалось пробраться через толпу до другой стены, в которую он и нырнул вперед головой. Когда он наполовину пролез, сильные руки обхватили его за талию.

Долгое время он барахтался, тщетно болтая руками и ногами с разных сторон стены, как вдруг невидимые пальцы начали его ощупывать. Отчаянным рывком Джош кубарем влетел в каменное патио, где немного отдохнул, жадно глотая воздух.

Далеко в вышине иронично сияли холодные звезды, а здесь внизу Джош только добрался до места, где он мог бы разумно оценить свое положение, когда плотный силуэт выделился из тени и тихим рыком известил его, что ночные приключения еще не закончились.

В патио находился ротвейлер.

“Ну-ну, продолжай”, - торопил я Джоша.

“Дядя Берт?”

“Что?”

“Просто интересно, ты мне веришь, правда, веришь? Первый раз в жизни я говорю чистую правду”.

Я приложил правую руку к сердцу.

“Верю, Джош, так как я верю в глубинную правду вымысла. Скрытую, подводную, подземную истину. Истину, которая не лежит на поверхности, но прячется под ней, как аллигатор, создающий зыбь на ковре из ряски. Давай я тебе еще пива куплю”, - добавил я, махнув Джимми.

Джош глазел на меня в полнейшем замешательстве. Он наверное наслаждался моим добродушием, никоим образом не понимая, чем оно вызвано.

“Итак,” - важно сказал я, “вернемся к твоему ротвейлеру”.

Собака смотрела на него в тусклом свете как обросший шерстью зубастый таран. Джош понял, что приласкать собачку не удастся.

Вместо этого он подобрал под себя усталые ноги и внезапно вскочив, метнулся к ближайшей стене. Он нырнул вперед головой, оставив позади неистовый скрежет когтей разъяренного животного.

Опять он кувыркнулся, но на этот раз сжался в клубок, прикрыв голову плечами и коленями. Джош остановился на полуобороте, влетев в пальму, которая затряслась от его удара. Глянув вверх, он увидел очертания своих ног на фоне неба.

Осторожно он опустил ноги и выпрямился. После всех этих оргий и ротвейлеров, Джош, должно быть, оказался в месте на порядок лучше. Просторный дворик, незаметные фонари освещают заросли белых азалий. Около дюжины довольно немолодых парочек сидят за маленькими столиками с дрожащими огоньками свечей.

Тут и там приглушенными голосами велись вежливые беседы. Струнный квартет исполнял какую-то классику. Прячась за деревьями, Джош начал боком продвигаться вдоль стены. Затем застыл: одна из пар уставилась на него.

“Она пошевелилась”.

“Что, черт возьми, пошевелилось?”

“Вон та статуя Давида, или как его там. Точно говорю – она пошевелилась”.

“Ты либо слишком много выпила, либо слишком мало. Скорее – мало. Официант!”

Женщина продолжала глазеть.

“Абсолютная халтура”, произнесла она. “С ее деньгами, Даллас могла бы и достать что-нибудь получше”.

Появился официант с очередной бутылкой и начал ритуал откупоривания. Джош раздумывал, безопасно ли продолжать движение, когда пробка вылетела из бутылки прямо ему в левый глаз.

“Ой!” вскрикнул Джош, но квартет как раз опять начал пиликать, и его крик боли остался незамеченным.

Как только все забыли обо всем кроме разговоров, выпивки, и, может быть, музыки, у Джоша снова появилась надежда, что он сможет, наконец-таки, завершить это ночное приключение.

Затем он нашел выход. Пока все находятся здесь в патио, он войдет в дом через ближайшую стену и поищет мужскую одежду – она позволит ему выйти на улицу и найти фургон Досса.

Появление хоть какого-то плана так обрадовало Джоша, что он чуть не рассмеялся вслух. Квартет дошел уже до неистовства, гости были поглощены разговором, официанты тоже занимались своим делом. Джош опять двинулся вдоль стены, замирая, когда кто-нибудь смотрел в его сторону.

На пути в главную часть дома, среди батареи бутылок, стоял бармен в смокинге. Но была еще и пристройка – раньше там были комнаты рабов или кухни – Джош глубоко вдохнул и пролез через очередную толстую стену в узкое и темное помещение.

Что-то сильно ударило его по голени, а когда он пошевелился, пихнуло в бок.

“Ой!”, снова сказал он.

Он был в кладовке, заваленной мебелью. Кругом громоздились стулья и столы. Медленно он пробирался по лабиринту. Вещи, которых Джош даже не видел, проходили сквозь него, задевая внутренние органы, оставляя в легких пыль, от которой он кашлял. Он обнаружил узкую лестницу, влез наверх, проскользнул через запертую дверь и оказался в прихожей с кремовыми стенами.

Он был в главной части дома, Персидский ковер ласкал его ступни, кислые лица людей с масляных портретов неодобрительно смотрели на маленькое голое костлявое чмо, стоящее посреди них. Чувствуя, что скоро его проблемы окончатся, Джош газелью проскочил сквозь стену в плюшевый будуар, где сидела старушка, читая Vogue и попыхивая травой.

Она повернула к Джошу гладкое неподвижное лицо с курносым носом и вывернутыми ноздрями. Такого лица Джош никогда не видел и замер, разинув рот.

“Оцерапия”, пояснил я.

“Что?”

“Операция”, исправился я, понимая, что, в конце концов, я принял уже достаточно пива к этому моменту. “Некоторые слишком сильно подтягивают кожу, и их лица так выглядят”

“А-а”, сказал Джош. “Страшилище”

“Так что эта ящерица сделала, увидев тебя?”

“Ну, она типа, “Откуда ты вылез, сынок?”. А я тогда, “С вечеринки снизу”. И она ти…”

Не могу я больше рассказывать, как Джош.

Она сказала: “А, точно. Я так и вижу, как ты сидишь с голой задницей среди этих зануд, и слушаешь Моцарта”.

И добавила: “Наверное, они думают, что его зовут Мо”.

Джош принял традиционную позу обнаженного мужчины, прикрыв небольшими руками еще меньшие интимные органы.

“Кстати меня зовут Даллас Дулиттл”, продолжала женщина, “Я развлекаю эту кучку высокопоставленных кретинов, так как я их начальница. Но время от времени мне просто необходимо перетянуться. Сядь, ради Бога”.

Она погладила подушку около себя на блестящем диване с сотней шелковых пуговиц. Джош смущенно сел подальше от нее.

“Не думай, что если на тебе нет одежды, и ты у меня в спальне, ты можешь делать все, что пожелаешь”, предупредила его Даллас. “Легко я не дамся. Хочешь дунуть?”

“О-о-о-о да-а-а, мэм” - Джош вспомнил фразу, слышанную в фильме Чича и Чонга.

Она передала косяк, и Джош глубоко затянулся. Трава, сделанная из бутончиков, была отличной, выращенной на секретном чердаке какого-то гения-коноплевода.

“Уухххх-тыыы” пробормотал он. Даллас забрала обратно косяк и резко выдохнула.

“Теперь”, сказала она. “Колись, сынок, рассказывай, как ты остался без одежды, и как попал сюда”.

“Сквозь стену”.

“Что?”

“Вот что”, сказал Джош, и, повернувшись, сунул руку в стену позади себя. Затем вытащил обратно, покрытую белесой известковой пылью, и небрежно отряхнул.

“Боже!” - разинула рот Даллас – “Боже мой. Едет моя старая крыша. Много же я этой дури выкурила.”

“Нет”, сказал Джош. “Дар у меня такой. Сквозь стены ходить. Дай-ка мне косячок обратно”.

Даллас отдала его со словами: “Добивай. А я до вторника не курю. А-то и больше”.

“Мощщщщщщщщно”, пробормотал Джош затягиваясь. “Слышь, я тут в одном доме только что был где-то рядом. Хозяйку Хизер зовут. Я к ней подкатить собрался, а она такая: “Эй – да кому это надо?”, и я тут: “Ну, мне, типа…”, и она… а она…”

Джош потерял нить разговора. Даллас пришла к нему на помощь.

“Хизер Кром? Она моя соседка”.

Даллас указала на противоположную стену.

“Я с ней пыталась говорить. Говорю: “Дорогая, совсем не плохо быть шлюхой. Памеле Харриман подошло, значит, и тебе тоже должно, но ты шляешься с подонками, потом пожалеешь”.

Без косяка ее длинная худая правая рука была свободна, и Даллас провела ей по его костям, которые он называл грудью. Пот выступил у него на лбу.

“Эээ, мэм?” сказал Джош. “Я – я думаю не – я – ”.

“Чё такое, дорогой? Дай-ка мне”, сказала она, потянувшись к нему. “Боже, как ты его достаешь? Пинцетом? Но, вообще, миленько, на самом деле. Напоминает, как я внука пеленала”.

“Уаа!” вскрикнул Джош, сбрасывая ее руку и вскакивая на ноги.

Голова кружилась от травы. Он дико оглядел комнату, заставленную шелковой мебелью и змееподобное лицо Даллас.

Затем, тремя несуразными гигантскими прыжками он добрался до дальней стены и нырнул вперед головой.

“Знаешь, что, Джош?”

“Что?”

“Сегодня я в первый раз по-настоящему почувствовал, что мы родственники. Ты придумал настоящую Тысяча Вторую Сказку Шахерезады. Такая изобретательность, поддержанная таким многословным описанием практически убедительных деталей!”

Платтерс пели “Великого Притворщика”, некоторое время я пел вместе с ними, к очевидному замешательству Джоша. Чтобы остановить мое импровизированное караоке, он спешно сказал: “Прекрасно, что ты мне веришь, дядя Берт. А многие бы нет”.

Моё лицо растянулось в счастливой улыбке.

“Продолжай, племянничек. Ты нырнул в стену, и…”

Квартира этажом выше Хизер показалась Джошу только краткой вспышкой света перед тем, как он провалился вниз головой сквозь ее полированный пол.

Он прошел внутрь только наполовину и теперь свисал из зеркального потолка в спальне Хизер, прямо над ее огромной белой кроватью. Зад Хизер поднятый кверху также был большим и белым, и пока Джош в ужасе наблюдал, Конг, одетый только в собственную шерсть, неторопливо размахнулся широким черным ремнем и хлестнул ее дрожащую плоть.

Хизер дернулась от боли и с ее губ сорвалось что-то вроде безнадежного мычания, не более, поскольку рот был заткнут кляпом из ее собственного белья, а руки и ноги были связаны шелковыми веревками.

“ПРЕКРАТИ!” зарычал Джош не своим голосом.

Мучитель глянул вверх и увидел свисающего из зеркала Джоша, как осьминога, причудливо окруженного отражениями головы и рук. Рот Конга открылся так широко, что было видно два золотых коренных зуба в самой глубине. Затем Джош окончательно выскользнул из потолка и свалился, вытянув руки вперед и сжав кулаки. Нос Конга от удара хрустнул и брызнул кровью.

Вместе они рухнули на пол. Джош вскочил первым, схватил ремень и начал охаживать им Конга, который был ослеплён кровью и держась за разбитое лицо руками, начал носиться по комнате, круша всё вокруг, раздавив механического кота, который погиб издав последний отчаянный крик.

Затем Конг кинулся в прихожую, влетел во входную дверь, распахнул её и выбежал на улицу, где по случайному совпадению, которые так часто случаются в жизни, и никогда в любой приличной фантастике, фургон Досса расплющил его как броненосца на Техасском шоссе.

Джош захлопнул входную дверь, и надежно запер её. Он бросил ремень, вернулся к Хизер и осторожно развязал её. Когда он вытащил кляп, она обратилась к нему голосом сладкозвучным как мелодии того самого Мо.

“Боже, Дорогой”, пробормотала она ошарашено, “козявка вроде тебя способна уделать такого здорового засранца?!”

Позже, когда Джош краснея, смазал раненую попу Хизер бензокаином, и она принесла им по порции виски из шкафчика с алкоголем, спрятанного за книгами Классиков, и они вместе отдыхали на её кровати – Джош полулежа, а она на животике – у неё появились новые вопросы.

“Где ты прятался?” хотела знать она. “И где твоя одежда? Скажи, не тот ли ты самый извращенец, который следил за мной, когда я с ним гуляла?”

Джош сознался.

“А была бы ты со мной,” уточнил он, “тебе было бы лучше, чем с К… с тем парнем”.

“Я знаю,” вздохнула она. “Вот почему мне не нравится быть шлюхой. Иногда встречаются такие отморозки”.

Поморщившись от боли, она села на кровать. Джош был очарован буферами, о которых так красноречиво высказался Досс. Один из них, казалось, уставился прямо на него своим влажным коричневато-розовым глазом, в то время как другой, опустившись, казался опечаленным и полным грез.

“Так и чё ты сделал?” продолжила она. “Прокрался сюда и спрятался?”

“Ну, типа, да” пробормотал он.

“Зачем? Хател увидить миня голой?”

Уставившись в янтарные глубины виски, который наполнял его сознание, не очистившееся ещё от травы Даллас, Джош пробормотал правду.

“Не-а. Я хотел увидеть, чем ты занимаешься здесь с теми парнями. Я ревновал, так как я люблю тебя”.

“Любишь?” переспросила она, будто я говорил о каком-то экзотическом минерале с планеты Криптон.

“Да, мэм”.

“Тогда, милый” - ее голос звучал как “поющий ветер” во Французском Квартале, на балконе, украшенном папоротниками и цветами. – “Я не очень готова, но ты просто откинься назад, расслабься, и я тебе гарантирую настоящий кайф”.

Джош повиновался, и она его не обманула.

“На самом деле?” спросил я. “Не гонишь?”

“Не-а,” ответил Джош со сдержанной гордостью. “Правда, длилось это всего минуту, но, все равно, это было на самом деле здорово”.

“Высший класс,” пробормотал я. “Просто высший класс. Фантазия достигает кульминации в момент сексуального… сексуального… неважно. Завершения. Ah! M’extase et mon amour! Изобразительная палитра теперь полна. Сынок, я глубоко потрясен”, обратился я к Джошу. К моему удивлению он начал плакать. Конечно, на некоторых пиво и так влияет.

“Ну, а теперь-то что?”

“Отведав её любви, я захотел еще больше”, всхлипывал Джош. “И после того, как она тем утром сходила на ближайший рынок и притащила мне кое-какую одежду, я поинтересовался, может ещё разок”.

“А она?”

“Она сказала, что она будет моим другом до гроба и никогда, никогда не забудет, что я для нее сделал. Еще она не против моего, ну, размера, так как большие делают ей больно, а она любит щекотку. Но, что касается секса, то тут у нее твердые принципы: всякий, кто хочет ее, должен дать ей денег или чего-нибудь хорошенькое. На чем я и пролетел”.

Он вытер глаза салфеткой.

“А когда я пришел домой, Досс собирал вещи. Полицейские не обвинили его в наезде, так как они были рады избавиться от Конга. Но предупредили, что у Конга опасные друзья и Доссу наверно следовало бы покинуть город ненадолго, например, навсегда”.

“Итак, соседа я потерял, работы тоже не было, и я не мог позволить себе оплачивать мою Дыру. Я хотел перебраться во “дворец” Хизер и продолжать щекотать её, только она мне не даст, потому что у меня нет денег обеспечивать её достойными вещами”.

“А украсть ожерелье?” спросил я. Да, я признаю: я уже был достаточно пьян, чтобы поддержать его игру.

“Прошлой ночью, до того как Досс уехал, мы с ним попытались”, грустно сказал Джош. “Я чуть не нажил приключений себе на задницу. В магазине были камеры видеонаблюдения, и коробочки с красными огоньками, которые, увидев тебя, мигают, включают беззвучную сигнализацию и приезжает полиция. Я схватил ожерелье и выпихнул его через щель для почты, только там уже были копы, и я его не смог взять. Мне пришлось опять прыгать сквозь стену, чтобы убраться оттуда, а Досс должен был меня ждать, но он свалил, как только услышал сирену, и мне пришлось голым бежать четыре мили до дома. Полнейшая задница! В общем, дядя Берт, теперь у них моё фото и отпечатки пальцев из магазина. Я же не мог одеть перчатки или маску когда проходил через стену, и когда я увидел себя по телевизору, я сразу же позвонил тебе, поскольку ты единственный из моих родственников, кто меня выносит. И что я хотел спросить: можешь дать мне четыре–пять тысяч долларов убежать и начать новую жизнь?”

Виноват ли я в том, что было дальше? Да. Но я был пьян, и как я мог подумать, откуда мне было знать? Я на самом деле желал ему добра.

“Джош,” сказал я, “ни состояние моего счета, ни жена не позволят дать тебе ни цента. Но я готов сделать тебе предложение, какого я еще не делал ни одному живому существу”.

Он уставился на меня затуманенным взором - он тоже выпил много пива, тем более для его небольшого веса – едва смея надеяться на что-либо.

“В последнее время”, признался я, “мое воображение уже не такое витиеватое и красочное как это было раньше. Да и пишу я уже не так хорошо. Мои демоны не внушают ужас, пришельцы не приходят, изобретенные мной миры все больше похожи на Хьюстон в самый непогожий день. Понимаешь?”

“Нет”.

“Что я хочу, мой мальчик, так это чтобы ты продолжал придумывать свои великолепные сказки, а я воплощу их в достойное чтиво, а гонорары поделим. Могу гарантировать – скажем, в первый год… ”

“Джош с ужасом глазел на меня”.

“Дядя Берт,” прошептал он голосом человека, которого предал весь мир, “ты мне не веришь!!”

“Да верю я,” заверил я его. “Я всегда верил во сверхпространственную правду вымысла. Ты, Джошуа, будучи в здравом уме, но отгороженным от человеческой жизни, представь, ты нашел способ проходить сквозь преграды, окружающие тебя! Правда ли это? Да! Тысячу раз да!” Я вскричал, ударив по стойке кулаком, “Твое воображение истиннее обыденности – истиннее банальности – истиннее истины!!”

Джош не отводил глаз. От его взгляда мне сделалось неуютно, серо-зеленые глаза похожи на несвежие устрицы, и как устрицы внушают чувство полного разоблачения: когда раковина открывается, видно все, что находится внутри.

“О нет”, произнес Джош, слезая с вращающегося стула, едва не упав. “Нет, нет, нет. Дядя Берт, это правда. Единственное, что случилось со мной на самом деле. Я покажу. Смотри”.

“Джош - ” начал я. Но Джош опустив голову и вытянув руки ринулся на нарисованных на стене цирковых наездников.

“Нет!” закричал я. Джимми тоже что-то вскрикнул, я не понял, что.

На моих глазах Джош нырнул – другого слова не подобрать – в стену, как пловец в вертикальную реку.

Зыбучие пески не засасывают беспечного путешественника быстрее, цунами не поглощает пляж полнее. Не прошло и секунды, как только наездники и акробаты – вот и все, что от него осталось, за исключением грязной одежды, сваленной кучкой около глухой стены “Цирка”.

Я спустился со стула, покачнулся, упал, Джимми мне помог, и мы оба уставились на то, что осталось от моего племянника – футболка с ярлычком CONFEDERATE COTTON COMPANY, пара рваных джинсов, ботинки без пяток, самые грязные белые носки, что я когда-либо видел, худой кошелек из тонкой кожи,36 центов и медный ключ, наверное, от Дыры.

“Куда он, на хрен, провалился?” спросил Джимми, ошарашено оглядываясь по сторонам.

А я думал о Французском квартале, задыхающемся от истеричного дорожного движения двадцатью тремя этажами ниже нас. Развернувшись, я не без труда направился к ближайшему лифту.

В ту же ночь, когда я пробирался к кровати, Элис во сне пошевелилась и открыла глаза.

“Ты от племянника избавился?” спросила она.

“Увы, да”.

“Слава Богу. Тем лучше”.

“Не говори так. Он умер”.

Она окончательно проснулась. “Умер? В его возрасте? От чего?”

“От нехватки воображения. От чрезмерного буквализма. От привязанности к обыденности, когда он мог подняться до высшей правды вымысла. Если говорить более приземленно, то он умер, упав с двадцать третьего этажа, пролетев сквозь автобус - несколько пассажиров в истерике рассказывали полицейскому, когда я подошел туда – Бог знает, как глубоко в глинистую землю Декатур Стрит”.

“Там он и лежит сейчас”, скорбно закончил я “погребенный в плейстоцидные отложения, среди костей вымерших морских существ. Вот такой вот финал у фантастики”.

“Что? Ты пьян, что ли?” Она принюхалась. “Да еще как пьян. Иди спать. Утром разберемся”.

Вместо этого я снова поднялся.

“А сейчас-то ты куда?”

“Рассказ писать”, ответил я.

“В два ночи? Так куда ты на самом деле?”

“Рассказ писать”, гордо ответил я. “Наконец-то у меня есть, что написать”.



оригинал опубликован в журнале "Fantasy & Science Fiction" под названием "The Boy's Got Talent".