Галлюцинации снов

Галлюцинации снов

/Комната.
Стены обклеены выцветшими, чем-то облитыми, потертыми и во многих местах ободранными обоями. У стены стоит облупившаяся ржавчиной железная кровать. На ней скомканный и изуродованный матрац, небрежно прикрытый бесформенной грязно-серой, когда-то бывшей простыней, тряпкой. На полу – грязь, окурки, пустые бутылки и банки из-под пива. В разбитое окно клочками врывается  промозглая осень, разбрасывая и закручивая маленькими смерчами чахлые листья. Посреди комнаты – обшарпанное, засаленное, с выдранными и торчащими наружу внутренностями, когда-то зеленного цвета, кресло с высокой спинкой. Как будто выросший из него и намертво спаянный с ним, как с сиамским близнецом, сидит человек с закрытыми глазами, высохший и костлявый, с несуразно длинными руками и ногами. Болезнь и наркотики мучают болью и бредом, отражаясь тяжелым беспокойством на изможденном и разбитом лице.
Возможно, когда-то он был поэтом./
Душа осыпается пеплом твоих непрочитанных писем…
Как хорошо забыться… забыться воспоминаниями…
Когда-то…
Ты помнишь?..
Детство…
Летний солнечный до боли в глазах день,
тёплые руки матери, нежностью будящие тебя по утрам,
запах парного молока, хранящего в себе звенящее жаворонком небо
и
сонные, покрытые одеялом тумана, луга. Мы играли с тобой во дворе. Иногда, вырываясь на свободу, тайком от родителей мы бежали босяком по песчаной дороге, приятно утопая ногами в бархатной пыли, в загадочную манящую синеву, чтобы полной грудью вдыхать её волшебство и мечтать о радостном будущем…
…Ты была отчаянной девчонкой. С тобой можно было всё. Ты дразнила меня, злила. Я ненавидел тебя. Но тебе доставляло удовольствие моё бешенство: оно забавляло тебя. И ты изобретала всё более изощрённые пытки…
 …Но я  тянулся к тебе. Наслаждался каждым мгновением, проведенным с тобой. Мне так не хватало ласки и тепла…
Боже, как всё это далеко…
Как по-детски мило и смешно…
Нет!
Глупо, глупо, глупо! Ужасно глупо!
Боль.
Боже, какая Боль!

/Крик разрывает лёгкие. Хватается рукою за рубашку на груди. Сгибается прямою спиной. И уставившись пустыми глазами в одну точку, так сидит некоторое время, немного раскачиваясь вперед-назад./
…Пусто. Ободранные стены. Грязь. Сыро. Холодно. Крик воронья за окном.
Гадко!..
Ничего не хочу… /С отвращением пытается отвернуться, но взгляд цепляется за шприц, валяющийся на полу. Делает укол./
С облегчением закрывает глаза и опять врастает в кресло.
Наркотик отравляет мозг…
Душа осыпается пеплом твоих неполученных писем…
Когда я снова увидел тебя…,
…Потом… Через много лет…Мы не виделись с тобой Вечность. Да, я помню… Прошла именно Вечность… Мы встретились взглядами в толпе какого-то несуществующего города в наших следующих жизнях…
…я понял, что всё время искал только тебя.
Я радовался тебе, как ребёнок. Я посвящал тебе стихи, благоухание дня и таинственность ночи. Моя душа обрела крылья. Ты была прекрасна. Я не мог не восхищаться тобой: изящная, тонкая, гибкая и надменная. Ты смеялась надо мной, над моими стихами, над моим вдохновением, как и в детстве. Ты говорила, что это глупо и что я похож на безмозглого Пьеро. Я прощал тебя. Нет. Не прощал, ибо я не чувствовал обиды. Я любил тебя. Я понимал, твоя душа смертельно ранена. Ты была слишком радостна и наивна для этого жестокого и алчного мира. И тогда я отдал тебе свою душу, чтобы вернуть из Небытия твою…
Потом…
Потом я метался в бреду. Ты всё время сидела рядом. Я чувствовал прохладу твоей маленькой жесткой ладони у себя на лбу. Ты тихим голосом говорила мне какие-то нежные слова, но я не понимал их смысла. Но теперь ты и я были навсегда…
Что было потом?.. Что… Нет, не помню…
Хотя постой…
Кажется, мы летали и купались в облаках. Мы бегали босиком под дождём и дёргали за хвост Радугу. Мы шептались со звёздами, и они открывали нам свои тайны.
Да, да… Конечно!..
Мы поклялись друг другу быть вместе. Ты стала мной, я стал тобой – с этого момента у нас была одна душа…
Нет… Нет!..
Не хочу!..
Всё ложь!..
Хватит!.. /Все тело сводит судорога. Неестественно согнутыми пальцами впивается в голову./
Бо-ольно-о-о… Ммммм… /Не осознавая себя и окружающий мир, продолжает стонать. На короткое мгновение приходит в себя, чтобы опять погрузиться в бред./

Я  нищ, гол и немощен. Я превратился в скелет. Скоро от меня ничего не останется…
Я презираем этими мерзкими, жалкими людишками, убившими тебя.
Впрочем, мне нет до них никакого дела.
Я их ненавижу!
Я ненавижу этот проклятый мир, забравший тебя у меня!
Я воспитал в себе свирепое животное: рычал, кидался на стены, крушил и ломал всё, что попадалось под руку.
Ненавижу! Ненавижу!!!
Я стал совсем диким и безумным. Я резал себе вены – их зашивали; затягивал на шее петлю – вытаскивали; выбрасывался из окна – но всего лишь переломал ноги. /с бессильно-ядовитой злобой/
Смешно. /прерывисто смеется мертвым злобным смехом/
Они считают меня сумасшедшим. Они меня боятся.
Глупцы…

/Открывает глаза. Тусклым взглядом обводит комнату, постепенно понимая, где находится./
…Устал…
Господи, как же я устал…
Хочу отдохнуть…
/С отвращением и бессилием закрывает глаза. Но, как будто вспомнив о чем-то, находит на полу грязный шприц и делает укол в вену. Вновь закрывает глаза, постепенно расслабляясь./
Это последняя капля – наконец-то усну…
Душа осыпается пеплом твоих ненаписанных писем…
Впрочем, их никогда и не было. Я их выдумал, когда тебя не стало, чтобы не сойти с ума. Каждый вечер, запираясь в этой комнате, я их читал, воскрешая частицу твоей души, чтобы окончательно не потерять свою…Я выдумал всё: эту историю, письма, тебя…
Тебя нет. Наверно никогда не было. Ты – всего лишь галлюцинация наркотического угара; всего лишь сон, прекрасное мгновение, подаренное мне Вечностью перед Забвением…
…Нет.
Нет, не правда!
Я уверен. Я точно знаю – ты была. В моей Памяти хранится твой образ: солнечный и прозрачный, как пробуждение весеннего дня в звоне восторженной капели. Ничто не заставит меня забыть его. Никто не сможет лишить меня радости воспоминания. Ибо это последнее убежище моей измученной души, где я могу ещё оставаться человеком…
…Забвение…
Кажется, я что-то говорил о Забвении…
…Бред…
Нет.
Я не могу. Не имею права! Иначе никто не узнает о ней… Ведь она – это я. У нас одна душа.
Прочь из этой комнаты! Прочь из этого города!
Вон из моей души!
Небо и Дорога ждут.
Предрешено!
Я сдеру с себя кожу, чтобы научиться чувствовать. Я стану бессмертным, чтобы познать Истину. Я сделаюсь поэтом, чтобы, вечно скитаясь по Земле, воспеть тебя!
/…Порывом ветра в комнату влетают снежинки. Они оседают на иссохшую руку, бледное лицо, чуть тронутое умиротворенной улыбкой, и не тают.
В комнату, сильно шатаясь и придерживаясь стены, заходит бомж. Он видит уходящую куда-то в стену дорогу света и идущую по ней высокую худую фигуру. Человек идет свободно и легко, жестикулируя руками, как при чтении стихов. Ветер едва касается длинных до плеч волос.
Видение длится мгновение и, обдав пьяницу легким дуновением, исчезает в никуда.
Тут же забыв увиденное, бомж начинает обыскивать комнату в поисках спиртного и вещей, которые можно было бы продать…/

Поэт умер или воскрес?