Кантарелла

   Вечерело. Силуэт-тростинка появился в проеме двери. Донна Элеонора никого не ждала в тот вечер и уже собиралась уходить.  Совсем юная девушка неуверенно прошла внутрь комнаты колдуньи, ее шагов не было слышно, а хрупкое тельце не создавало  даже колебаний воздуха. Девушка испуганно покосилась на огромные маски, явно языческие, висевшие на растрескавшейся стене. «Ничего не бойся, самое страшно у тебя в прошлом, деточка», - проворковала донна Элеонора, стараясь приветливо улыбнуться, при этом рукой под столом настойчиво отгоняя духа Времени в темный угол комнаты – он мог напугать посетителя. Тем временем, девушка остановилась посреди комнаты и в легком смущении оглянулась по сторонам: темные каменные своды были сплошь в паутине и трещинах, на отдельных камнях в стенах были начертаны странные знаки. В дальнем углу комнаты стоял покосившийся от времени шкаф с открытыми взору полками, книги стоящие на них изредка чихали, а соседние в тот же миг подпрыгивали и тихонько хихикали. Когда шкаф начинал ходить ходуном от тоненького тихого смеха, из угла подлетала взъерошенная метла и парой взмахов урезонивала весельчаков. В центре  комнаты стоял массивный стол из темного дерева, уставленный мелкими пузырьками и колбочками, в которых не прекращались ни на минуту взрываться и дымиться какие-то светящиеся субстанции. Повсюду на столе валялись пучки сухих трав, зерна и семена, издавая резкий пряный запах, наполнявший комнату. Из несколько плоских металлических ламп, висевших под потолком по углам, струился дым, именно он, скорее всего, заставлял посетителя расслабиться и привыкнуть к темноте и убранству комнаты. За столом, в высоком кресле, восседала донна Элеонора. Кресло имело два глаза, которые постоянно пытались высунуться из-за донны Элеоноры, чтобы разглядеть посетительницу. У кресла из этой затеи ничего не выходило, так как ведьма время от времени пинала ногой по боку кресла, чем успокаивало его минуты на две, не больше. На вид донне Элеоноре было не больше тридцати: длинные, струящиеся по плечам черные смоляные волосы, огромные черные глубокие глаза, искрящиеся  изнутри пугающим светом, белая изумительная кожа. Черное одеяние колдуньи не было бесформенным, а, скорее всего обтягивающим и, кроме того, с глубоким декольте, обнаруживающим у ведьмы упругие, пышные груди, которые прикрывали несколько амулетов, из которых по форме можно было угадать только разве пузырек с кровью, лапку како-то птицы и большой камень в оправе в виде паука.
- Уже осмотрелась, милая? – окликнула девушку донна Элеонора.
- О, да, конечно, извините мое любопытство. Здесь все так необычно, я слегка растерялась… - еле слышно пролепетала девушка и почти упала на подскочившую к ней табуретку (к слову, табуретка подставила подножку несчастной).
- Что же привело тебя сюда, дитя мое? – c улыбкой произнесла донна Элеонора – Хотя… - она щелкнула пальцами по магическому кристаллу на столе – Я и так понимаю: ты любишь его больше всего на свете. Но зачем тебе понадобилось убивать его жену?  - задумчиво произнесла колдунья.  – Конечно, я тебе помогу, мне, в сущности, все равно, кому жить, а кому умереть. У меня есть сила, у тебя есть желание. Наверное, я старею, - Кресло за донной Элеонорой недоуменно выпучило глаза на хозяйку, - но мне в последнее время все чаще становится интересно, почему именно такие, как ты, жаждут смерти своих соперниц.
- Я… мне… - от удивления у девушки не было  слов, - Вы все знаете.. Откуда?… - Метелка услужливо подскочила к девушке сзади и хлопнула по спине, чтобы привести в чувство бедняжку. – Я с детства была болезненным ребенком, – начала свой рассказ девушка. -  Когда я родилась, со слов матери, повитуха еле спасла меня  - я чуть не задохнулась опутанная пуповиной. Когда повитуха освободила меня из пут и обмыла, она протянула меня матери. В тот момент, когда мать наклонилась поцеловать меня, в глаза ей бросилось довольно крупное родимое пятно на правом плече в виде скаробея, она вскрикнула, словно увидев настоящего жука, я выскользнула у нее из рук и кубарем скатилась под кровать, при этом даже не пикнув. Все, кто находился в тот момент в комнате, бросились на помощь, но когда заглянули под кровать, никого не обнаружили: и только клок шерсти темнел на полу под ложем роженицы. По прошествии нескольких дней, когда убитые горем родители не находили себе места и уже приготовились хоронить пустой гробик потерянного ребенка, к воротам их дома прибежала белая волчица. В зубах она держала сверток из алого шелка. Волчица подошла к воротам дома, осторожно положила сверток на землю, села и протяжно завыла. Она завывала до тех пор, пока слуги в доме не заметили ее и не пошли к воротам, вооружившись ружьями. Когда они приблизились, волчицы уже не было, а на алой ткани лежал крохотный ребенок – это была я. Где я была, и что со мной было в эти дни, никто так и не узнал. Только старожилы утверждали, что белых волков в наших местах не водилось никогда. Я росла тихим и неразговорчивым ребенком, вздрагивающим от каждого шороха. Кроме того, я очень боялась солнечного света. Нет, я могла гулять днем и даже не подавать вида, но все же старалась забрести в такие дни подальше в лес, до вечера скрываясь в тени деревьев. Мне больше по сердцу были пасмурные дождливые дни, когда можно было полежать на полу библиотеки с книжкой в тишине, вдали от всех. Когда мне исполнилось двенадцать, мои родители всерьез озаботились моим здоровьем – ведь я была такая хрупкая и маленькая, как семилетняя девочка. Я как будто не хотела взрослеть. Кроме того, иногда меня мучили приступы удушья, особенно когда на обед подавали луковый суп или утку в специях – фирменные блюда нашего повара. Меня постоянно водили по докторам, гадалкам и знахарям: в моей комнате не переводились различные снадобья и коренья от найденных у меня хворей. Между тем, я себя чувствовала вполне нормально и старалась все настойки выливать в окно. Время шло, а я, к великому сожалению родителей, оставалась таким же тщедушным бледным ребенком, как и несколько лет назад.  А между тем мне уже исполнилось шестнадцать, а я от силы могла сойти за одиннадцатилетнего подростка. Мой возраст можно было обнаружить лишь, пожалуй, если бы я открыла рот – ведь к тому времени я была достаточно начитанна, чтобы в беседе со своими сверстниками показать себя образованной и умной леди.
Частенько мне казалось, что родители озабоченны моим здоровья не ради меня, а лишь ради моего удачного замужества в случае выздоровления, ведь не секрет, что их дела в последние годы шли все хуже, особенно после того, как отец проиграл почти четверть нашего состояния на скачках. Очень выгодным для семьи им виделся брак с влиятельным и богатым графом Жофреем  де Лесанри, давним другом семьи и дальним родственником моего отца. Мне же мужчины казались такими далекими и непонятными существами, что ни о каком браке я и не помышляла, а о любви читала только в книгах и понятия не имела, как вести себя с противоположным полом. Родители же стыдились меня и старались не брать с собой в свет, и никогда не приглашали выйти к гостям, в душе все же лелея надежду о моем скором выздоровлении. 
Прошлым летом родители привезли меня погостить к тетушке, в надежде на мягкий  климат, свежий воздух деревенской глуши, которые, несомненно, благоприятно повлияют на мое самочувствие. Домик сестры моей матери находится поистине в живописном уголке: вокруг зеленые луга, сменяющиеся густыми лесами, где можно бродить в поисках грибов и ягод, часами, наслаждаясь уединением. Мне очень нравилось у тетушки Марты  - здесь предстояло провести несколько месяцев вдали от родителей, докторов и вечной суеты вокруг меня и моего здоровья. Скоро я поняла, что предоставлена сама себе и могла уйти рано утром и прийти уже затемно – никто меня как будто не замечал. Однажды во время одной из таких прогулок я забрела особенно далеко, совсем забыв о времени, а между тем сумерки быстро опустили на лес. Я испугалась, что не найду обратной дороги и почти отчаялась, когда впереди увидела огонек. Я прибавила шагу, деревья стали редеть и вскоре расступились, я оказалась у подножия холма, густо поросшего кустарником. На холме возвышался замок, многие окна которого горели ярким светом, видимо, именно этот свет привлек меня и вывел из леса. Владения замка были обнесены высокой металлической оградой таким образом, что взобраться на холм было невозможно без пересечения этих решеток. Прутья были длинные, заплетающиеся в дивном узоре, изображающем, как мне показалось, дракона, ловящего себя за хвост.  К моему огорчению, прутья слишком тесно переплетались, чтобы пролезть между ними, а сам забор был так высок, что даже если бы я осмелилась, все равно бы не смогла его преодолеть. Сумерки, тем временем, превратились в пугающую темноту, и мне ничего не оставалось делать,  как пуститься на поиски ворот, чтобы попроситься на ночлег. Я почти выбилась из сил, когда увидела в бесконечной ограде небольшую калитку. Еще больше меня обрадовал тот факт, что калитка оказалась приоткрыта. Я проскользнула в нее и устремилась к вершине холма в замок. Не успела я пройти и нескольких шагов как увидела несколько собак, несущихся мне навстречу. Судя по их рычанию и оскаленным мордам, я не пришлась им по душе, но наверняка я была в их вкусе… Я встала, как вкопанная, боясь пошевелиться, псы были уже близко, они наверняка меня могли бы перекусить пополам  и не поперхнуться! Я зажмурилась, мысленно прощаясь с жизнью. Но ни через минуту, ни через две ничего не произошло, и я даже не слышала ни рычания, ни лая собак. Я приоткрыла глаза и ахнула от удивления – передо мной, на расстоянии вытянутой руки, стоял мужчина, поразительно красивый, высокий и статный, он покорил меня с первого взгляда. С виду он был явно аристократ: этот высокомерный  и пронзительный взгляд вряд ли мог принадлежать простолюдину. Собаки, подобострастно завиляв хвостами и прижав головы к земле, устремились к нему, очевидно узнав хозяина. Незнакомец как будто сошел со страниц книг, прочитанных мной в детстве: льдистые голубые глаза, длинный прямой нос, узкие губы, вытянутое лицо, светлые волосы до плеч, довольно высокий и худощавый , он, казалось, был высечен из скалы… Каждое движение было плавным и выдавало в нем светского льва и любимца женщин. Он подошел ко мне, спросив, как такое небесное создание оказалось в одиночестве посреди леса. Я попыталась вымолвить хоть слово, но не смогла, сознание покинуло меня – то ли от усталости, то ли от перенесенного ужаса при виде собак. Очнувшись, я обнаружила себя лежащей на широкой кровати посреди просторной комнаты, окна закрывали плотные темно-бордовые портьеры, и было непонятно день сейчас или ночь. Я попыталась пошевелиться, но я оказалась крепко связанной по рукам и ногам, а каждое движение причиняло боль. Во время одной из моих тщетных попыток освободиться от пут, дверь открылась, и вошел вчерашний незнакомец – в руках у него был поднос с темной пыльной бутылью и бокалом на высокой ножке. Он присел на краешек кровати, поставил поднос на пол, наклонился ко мне совсем близко и провел рукой по волосам. Я резко отдернулась и закричала, потребовав объяснений происходящему. Тогда он мне рассказал, что когда я потеряла сознание, ему пришлось взять меня на руки, и, отбросив все приличия, отнести в комнату для гостей, чтобы привести в чувство. С его слов, он положил меня на кровать и вышел, чтобы послать за доктором. Вернувшись, он, лишь открыв дверь в комнату, подвергся нападению: я бросилась на него из-за двери, обхватив со спины руками и ногами, кусалась и рычала. К его счастью он оказался достаточно сильным, и ему чудом удалось от меня избавиться, ударив по голове подвернувшимся канделябром. После чего ему пришлось связать меня и оставить в таком виде до утра, чтобы при дневном свете разобраться с моими причудами. Честно сказать, я не поверила, так как подобных припадков со мной не случалось никогда, и никакие обстоятельства не заставили бы меня тогда поверить этому мужчине. Тогда я искренне беспокоилась за свою честь, ведь моим телом в такой ситуации мог воспользоваться любой подлец на его месте. Удостоверившись, что я не проявляю никаких признаков агрессии, он освободил мои руки и ноги от веревок, и поспешил представиться. Его имя мне понравилось - Чарльз, виконт Чарльз де Валеньи. Я рассказала о себе, как оказалось, он хорошо знал мою тетушку, и поразился, что до сих пор не слышал, что у нее есть такая прелестная племянница. Он целовал мои руки и с жаром восхищался каждой моей черточкой. Я  впервые слышала от мужчины столь изысканные комплименты и потому сразу прониклась к нему доверием. Во избежание повторных приступов бешенства Чарльз предложил мне выпить редкого красного вина из его винного погреба. Я не успела скромно отказаться, как в моих руках уже был бокал с темно-красным, довольно густым, источающим необычный аромат, напитком. На вкус вино было терпким, обжигающим и слегка горьким или соленым на вкус, с трудом разливаясь внутри меня. Чарльз мне долго рассказывал о себе, как ему одиноко бывает в этих стенах, и что кроме собак его никто не понимает и не любит в целом мире. Если сначала мне было жаль его, и хотелось встать и уйти немедленно из этого странного места, то совсем скоро мне стало все равно. Окружающие меня предметы приобрели туманный ореол и происходящее не вызывало ничего, кроме равнодушия. Когда он прикоснулся ко мне, все было как во сне, я была отстранена от тела и видела происходящее со стороны – не было ни страха, ни интереса, ни ярости, ни мыслей. Его хищная улыбка, обнажающая длинные белые зубы, завораживала, вводя мое сознание в оцепенение. Меня мучила мысль, что я его вижу не в первый раз, и, наконец, я вспомнила…  На протяжении многих лет, мне часто снился один и тот же сон. Как сейчас помню этот навязчивый кошмар:  я одна среди ночного кладбища – темные кресты и надгробия окружают меня, на одной из могил я вижу сидящего белого волка – он воет на луну, словно оплакивая кого-то. Я стараюсь подобраться к нему поближе, меня тянет к нему как магнитом.  Когда я оказываюсь совсем близко, волк оборачивается и устремляет на меня свой взгляд. В свете полной луны его силуэт похож на статую, украшающую надгробную плиту, но горящие голубые глаза, устремленные на меня, делают его живым и опасным. Его лапы  и морда в крови, в ужасе я бросаюсь прочь. Я бегу по темной аллее в поисках выхода, кожей чувствуя приближение зверя. Вбегаю в какой-то склеп, там темно, слишком темно, чтобы понять, где спрятаться, ступеньки ведут вниз, и я оказываюсь в длинном коридоре, множество дверей сбивают меня с толку.  Я открываю первую попавшуюся дверь, вбегаю и оказываюсь по колено в вязкой жиже, она затягивает меня вниз, я опускаю вниз глаза и вижу, что это кровь, оглядываюсь по сторонам, а по стенам отовсюду льется багровая кровь. Легкие сжимаются, не давая крику вырваться наружу, руки тщетно ищут выступ, чтобы зацепиться и спастись… В этот момент я всегда просыпалась в холодном, липком поту. И теперь, глядя в глаза Чарльза, я с трепетом узнала глаза волка из моего кошмара. Но, странное дело, я не испытала никакого страха, мне хотелось полностью раствориться в глубине этих печальных глаз. От его страстных поцелуев мой рот наполнился кровью, видимо, десна у меня начали кровоточить. Я чувствовала вкус своей крови, ощущала, как он понемногу слизывает и всасывает ее в себя, чувство было противоречивым, но смутно приятным. Вспоминая это сейчас, понимаю, что именно в тот момент я полюбила его.  Когда все было кончено, я заплакала, слезы лились, и я не могла никак остановиться. Я будто раздвоилась: одна половина не мыслила жизни без Чарльза, а другая половина сжималась в трепете при одном воспоминании о ночных кошмарах. Чтобы прервать череду тревожных мыслей я попросила Чарльза показать мне замок. В целом владения производили угнетающее впечатление: многие из комнат были в запущенном состоянии: в углах и на мебели была видна густая пыль и паутина, некоторые витражи в окнах были лишены стекол, и в помещении стоял пробирающий до костей холод. В каминном зале стены были украшены картинами, на которых, как пояснил Чарльз, были изображены представители его древнего рода. На одной из картин я увидела портрет, где Чарльз стоял, держа за руку какую-то девушку. Она была изящна, как статуэтка и рядом с Чарльзом выглядела испуганным ребенком в тяжелых обручах драгоценностей и в пышном, с многочисленными  кружевными рюшами и воланами алом платье. Красный цвет атласа платья делал лицо девушки на портрете еще более бледным и неживым. Чарльз сказал, что там, на портрете его жена Эльза. Он  любил ее и лелеял, как экзотический, хрупкий цветок, но она угасала от неизлечимой болезни, пока через несколько лет жизнь не покинула ее прекрасное тело. Чарльз похоронил Эльзу в белом мраморном гробу со стеклянной крышкой внутри родового склепа, чтобы любоваться любимыми чертами и за гранью смерти. И каждую ночь, только тьма спускалась на землю, он приходил к ее телу и плакал, не находя объяснения своему горю и клялся, что все бы отдал, если она оживет снова. Так прошло пять  долгих лет, а горе Чарльза не стало меньше, а любовь  к жене – слабее. Однажды, Чарльз, придя в склеп, обнаружил, что каменный пол зала усеян осколками стекла, а гроб Эльзы пуст. До сих пор он не находил ответа, кому могло понадобиться бередить прах умершей и похищать мертвое тело, делая его жизнь еще более бессмысленной и безысходной.  Но теперь все изменится, ведь мы нашли друг друга, думалось мне. А ведь я так похожа на его жену, не без удовольствия отмечала я про себя. Безропотно подчинившись его просьбе остаться,  я  решила не возвращаться в родной дом никогда – ничто не дрогнуло в сердце при мысли о родных, лишенных вестей по моей милости. Семьей и вселенной отныне был только он. Впервые в жизни я встретила человека, который имел такие же привычки, что и я – необъяснимую любовь к прогулкам в сумерки или в дождливую погоду, предпочитая молчание долгим бессмысленным разговорам. Не без удовольствия, я обнаружила его страсть к черному и красному цвету: в моей одежде всегда преобладали именно такие оттенки. Чарльз не переставал повторять о моем сходстве с покойной Эльзой. Но, постепенно я начала понимать, что внешнее сходство с его покойной женой мне не на руку: все чаще я видела слезы на лице моего любимого, ведь каждая мой взгляд напоминал ему тихий взор Эльзы, и это причиняло невыносимую боль. Кроме того, мне стало казаться, что за нами постоянно кто-то наблюдает, хотя в замке мы были одни. Меня преследовала мысль, что его жена жива.  Как-то, когда Чарльз уехал в очередной раз на охоту, я бродила по окрестностям замка, и ноги привели меня в склеп.  Внутри веяло холодом и сыростью, казалось, что дыхание смерти окутывает каждого входящего сюда. Звук моих шагов гулко раздавался под мрачными сводами, свет еле пробивался сквозь узкие окна, украшенные замысловатой мозаикой, оскалившиеся гарпии смотрели на меня из углов зала. Посредине зала на возвышении, в окружении горящих факелов, стоял мраморно-белый гроб. Я подошла поближе  и заглянула внутрь – он был пуст, внутри него все было усыпано розами, высохшими и потерявшими свой цвет от времени. Между сухими цветками виднелся пожелтевший свиток, я достала его и, мучимая любопытством, осторожно развернула. Там были начертаны следующие слова:   
«Много дней и ночей
Ты тоскуешь о ней,
Ночью стихнут ветра,
И начнется игра;
Снова волк воет ввысь,
Тот, кто умер, проснись!»
Мне стало не по себе, я выронила пергамент, и со скоростью ветра выбежала из склепа. Чарльз по своему возвращению застал меня дрожащей, забившейся в самый дальний угол спальни. Я ничего не сказала ему в тот вечер, но его ласки привели меня в чувство, отодвинув страхи на задворки моей души, уступив место минутам наслаждения. Но таинственный свиток укрепил мои подозрения, и я была уверена, что кто-то пытался оживить Эльзу при помощи магии и наверняка ритуал увенчался успехом. Более того, я несколько раз слышала звонкий женский смех в дальних комнатах, но когда прибегала туда, там никого не было. Знаете, Чарльз стал все чаще уезжать из дома, то на охоту, то в город, улаживая какие-то дела. Я беспокоюсь, не к жене ли он ездит, скрывая ее где-нибудь в окрестностях замка или снимая для нее квартирку в городе. И если она действительно жива, я сделаю все, чтобы она ушла в страну мертвых навеки, не вставая зловещей тенью между мной и Чарльзом. При первой же возможности, как только мой милый Чарли отбыл на охоту, я спешно покинула поместье и поспешила в город. На рыночной площади, расспросив у нескольких праздных зевак, где бы я могла найти гадалку или стоящую ведьму, я узнала ваш адрес, донна Элеонора. Вас рекомендовали, как сильную потомственную колдунью, имеющую связь с духами, и обладающую мощной силой, способной творить многие чудеса. Кроме того, мне сказали, что у вас можно найти кантареллу. Говорят, это верное средство, способное отправить на тот свет мгновенно кого угодно. Помогите мне, донна Элеонора, прошу вас!
Девушка замолчала и с мольбой посмотрела на ведьму.
- Знаешь, дитя мое, не мое дело поучать тебя, но могу сказать, что такие крайние меры до добра не доводят. Хотя о каком добре может идти речь, когда ты хочешь отравить ее?  - вздохнула ведьма, но тут же опомнилась – Так, что ты принесла мне в качестве оплаты? – деловито поинтересовалась она.
- Я думаю, что вам этого хватит, потому что это очень дорогая и старинная вещь, она досталась мне от моей прабабушки. – Девушка положила на стол небольшой сверток и начала осторожно разворачивать ткань, высвободив довольно массивную золотую цепь красного золота с крупным кулоном в виде скаробея, выполненного из темно-бордового рубина, сидящего в скорлупке из белого золота, усыпанной мелкими топазами и сапфирами. – Моя мать говорила, что я должна носить ее при себе, иначе злые духи украдут мою душу, но я не очень-то верю в эти сказки. Она говорила, что это символ нашего рода – жук-скаробей, олицетворяет собой вечную жизнь, защищает от темных чар и приносит мудрость тому, кто носит его при себе. Но теперь, когда Чарльз со мной мне ничего не страшно. Я думаю, что наша любовь сможет искупить тот грех, который я совершаю, лишая жизни его жену. 
- Не мне решать, куда тебе отправиться после смерти, я просто могу тебе помочь здесь и сейчас,  - задумчиво произнесла колдунья, вертя в руках затейливый кулон. – И еще, мне понадобится несколько капель твоей крови, – донна Элеонора пододвинула к девушке листок бумаги.
- Что это? Договор?  - испуганно воскликнула девушка, да так пронзительно, что некоторые из колбочек на столе полопались и из них выскочили маленькие человечки, которые принялись бегать по столу, ехидно хихикать и повторять:  «Что это? Что это?» Ведьма нахмурилась и взмахом руки вызвала  сноп искр, заставивших человечков исчезнуть.
- Не бойся, душу я у тебя забрать не в силах, да мне это и не нужно. И ничего страшного, что ты не можешь разобрать ни слова, ведь договор написан на древнем языке шумеров. Подписывай, не читая, ты должна мне доверять. Поставь подпись кровью вот там, в нижнем правом углу… - Глаза ведьмы приобрели голубой цвет и заискрились еще сильнее.
- Главное, чтобы мое желание исполнилось, ведь вы – профессионал, все-таки… - произнесла девушка и протянула руку. Колдунья уколола ее указательный палец серебряной, длинной иглой и показались первые капли крови. Девушка поднесла кровоточащий палец к листку договора и прижала к бумаге в нижнем углу.
- Великолепно! Возьми свою кантареллу – самую сильную и ядовитую в королевстве! Одну каплю в еду или питье, либо можешь выплеснуть смесь прямо на нее, и мгновенная смерть твоей сопернице обеспечена. Вкус и запах отсутствуют, использовать зелье нужно в течение трех дней. - Ведьма протянула бутылочку с  темно-серой жидкостью, деловито встала и проводила девушку до двери.
Дверь глухо захлопнулась за посетительницей.
- Она догадалась?
- Я так не думаю, хозяйка, но очень скоро ей придется узнать правду. Мы потратили на нее столько лет, и было бы расточительным сейчас все испортить. Мне кажется, что теперь все складывается, как нельзя лучше, ей не сорваться с крючка. Я сделал все, как вы велели, она любит меня и боготворит. – По правую руку от кресла ведьмы в полупоклоне стоял юноша: тонкими пальцами он нервно перебирал полу  черного плаща, скрывавшего его до пят. Он был взволнован, и явно доволен: ноздри его тонкого носа хищно раздувались, на узких губах играла усмешка.
- Сейчас многое поставлено на карту. В том числе и твоя никчемная душонка, хотя проку от нее, безусловно, мало, больше суеты! Еще одна ошибка и ты отправишься обратно в преисподнюю! – донна Элеонора гневно сверкнула глазами в сторону молодого человека. – Я не для того сделала девчонку одной из нас еще в младенчестве. Чего только стоило мне выкрасть ее у матери, создав воронку-коридор в наше логово! А на обратном пути меня чуть не подстрелил крестьянин, с тех пор я опасаюсь появляться в их предместье в образе волчицы, – нахмурилась ведьма, вспоминая позорное бегство.
- Вы могли бы оставить тогда ее у нас… - вкрадчиво прошептал юноша.
- Да ты с ума сошел! Прекрасно знаешь, что я ненавижу детей, и воспитывать ее у меня не хватило терпения, я бы превратила ее в жабу в первый же день!  - возмущенно воскликнула ведьма, и ее глаза окрасились в зеленый цвет.
- Извините, моя госпожа, что разбередил ваши неприятные воспоминания. Да я сам пострадал от этой мерзавки: вы бы знали, как она свирепа, когда перерождается… Я действительно испугался, что не справлюсь с ней, хотя вы же наслышаны, что в битвах с демонами мне нет равных. На ее месте я принял бы действительность такой, какая она есть, и не стал бы строить ненужных иллюзий, – презрительно хмыкнул он.
- Она цепляется за прошлое изо всех сил, не хочет понять… - вздохнула колдунья. – Сегодня решающий день, не дай ей наделать глупостей.
- Так вы действительно дали ей контареллу?
- Да. Но ты ведь знаешь, что тебе состав не может причинить вреда, ты мертв почти  триста лет. Не бойся, гроза демонов! -  захохотала ведьма и, схватив со стола кинжал, с размаху воткнула его в живот юноше.
- Право, мне надоели ваши шуточки над моим положением, госпожа, - задумчиво произнес юноша, аккуратно вынимая из себя нож за рукоятку. - Я этот костюм и двух раз не надел, куда мне с такой дырой теперь?  - обижено проворчал он, разглядывая образовавшийся пикантный разрез на жилете.
- Ты должен терпеть меня, учитывая, сколько я для тебя сделала, – игриво проворковала колдунья, щелчком пальцев сменив расцветку плаща юноши: из черного он стал ярко-синим в белых ромашках.
- Да, вы вернули мне милую Эльзу, и я вам благодарен безмерно, но я так боюсь за мою девочку, она еще так слаба… - печально стряхивая ромашки с плаща, произнес он.
Донна Элеонора не успела и рта раскрыть в ответ, как дверь с треском распахнулась и в комнату влетела недавняя посетительница. Она была в ярости: волосы всклокочены, глаза горели недобрым огнем:
- Я все  слышала! Так вот куда ты так часто исчезал, Чарли? Эльза жива, и теперь понятно, чьих это рук дело! – девушка резко обернулась в сторону колдуньи. -  Я никогда не прощу вас обоих! А эта Эльза, которой на кладбище уже прогулы ставят, у меня еще попляшет! – она выхватила из-за пазухи пузырек и метнула его в сторону своих обидчиков.
Пузырек, описав дугу и не долетев до цели, с силой ударился о стол и разбился на мелкие кусочки, Выплеснувшаяся жидкость в большей своей части обрызгала донну Элеонору, отчасти попав и на Чарльза.
- Неужели ты не поняла, что Эльза – это ты, девочка… Я не смогла дать тебе память, прости, - прохрипела ведьма, умирая.
- Никогда не понимал этих ведьм, которые остаются людьми после стольких лет практики. Как можно быть такой беспечной? – брезгливо пошевелив ногой кучку одежды, оставшейся от колдуньи, сказал Чарльз. – Эльза, любимая, пойдем домой, поздно уже, скоро рассвет…
- Как такое может быть? Я не верю… - охнула девушка и попятилась назад. Ее руки соприкоснулись с краем стола. Капли кантареллы, оставшиеся на поверхности среди осколков стекла, мгновенно впитались в кожу. Лицо ее исказилось в судороге, глаза широко раскрылись, рот жадно ловил воздух, голова запрокинулась назад… Вдруг она резко выпрямилась, чихнула и спрыгнула со стола на пол. – Все-таки ядреная эта штука, контарелла! А для нас, вампиров – и от простуды – первейшее средство! – встряхнув головой, сказала Эльза.
- Память освежает и тонизирует плоть, - констатировал Чарльз. - А от свидетелей нам давно было пора избавиться! – засмеялся он, обнажив в улыбке длинные клыки.  – Эта надоедливая ведьмочка действовала мне на нервы, – поморщился вампир, вспоминая своеобразный юмор донны Элеоноры.  – Теперь мы вместе навеки и никто не разлучит нас, –  и он впился в губы любимой долгим поцелуем, рукой опрокидывая горящую свечу со стола.
Из окна полыхающего дома с вывеской «Донна Элеонора – гадания, предсказания, магия» вылетели две летучие мыши и упорхнули навстречу полной луне.