Watermelon

Я, как pacman, ползу брюхом по бахче, заглатывая один за другим целиковые арбузы. Брюху больно, комки земли, твердые искривленные стебли царапают, впиваются, оставляя синяки и царапины. Арбузы влезают с трудом. Нёбо вдавлено в мозг, пищевод разодран, легкие сплюснуты – все и без того несчастные-прокуренные легочные пузырьки полопались, как на упаковочной пленке с пупырышками. Дойдя до желудка, арбузы ложатся там тяжким грузом, один на другой, еще сильнее придавливая меня к земле. Я ползу, а за мной мой арбузный живот оставляет глубокое междурядье. Но ничего, они быстро перевариваются, так что междурядье обильно заполняется добротным арбузно пахнущим удобрением.
Солнце палит сверху, будто бы через лупу направляя на меня все свои лучи разом. Моя спина покрывается огромными красными волдырями, как если бы легочные пузырьки решили пойти погулять на спину вместо мурашек. Волдыри шипят, разрываются язвочками, края их обугливаются, спина разлагается – и мухи уже учуяли сладкий запах падали.
Совсем скоро я превращусь в печеный арбуз… А потом меня положат в большую миску на подставке, наподобие чашечки для яиц, разобьют меня небольшим, заостренным с одного конца, молоточком, и, смакуя и запивая сухим красным, выскоблят мои сладостные внутренности. И только производитель будет знать, что это негигиенично – мух-то никто не отгонял… Но так всегда, с любыми продуктами… Никогда не знаешь, где хранились сосиски, прежде чем они попали на обеденный стол…

Отличная штука – сублимация. Особенно приятно заменить внутреннее внешним. Расковырять маленькое внутреннее кровоизлияньице, чтобы оно вышло наружу, покрылось струпом и скорее зажило. Вылить на себя ведро холодной воды, если холодно внутри, – уравновеситься.

Мы шли по городу вдвоем. Мой беспечный спутник грыз арбузные семечки. Мне было хорошо. Где-то внутри росло глупое и ничего не значащее ощущение совместности.

Я шла по городу одна. Ветряные мельницы, построенные тут и там и запрограммированные, чтобы отделять зерна от плевел, не шевелили пластиковыми крыльями. Штиль. В городе уже полгода штиль. Засуха, воды нет, подземные воды ушли под землю ниже метрополитена. Вода в бутылках. «Святой источник» действительно стал чем-то сакральным. Жажда, доходящая до сумасшествия, овладевает душами, люди так крепко сжимают бутылки с водой в руках, что нередко раздавливают стекло, оно впивается им в ладони, и они слизывают стекающую по локтям розоватую вожделенную жидкость. Я подняла с земли осколок зеленого бутылочного стекла. Потрогала пальцем острие… Присев на корточки, оперлась левой рукой о пыльный асфальт, правой вонзила осколок в тыльную сторону ладони. Раздался неприятный скрежет стекла об асфальт. Меня передернуло.

Я возвращалась домой, сжимая осколок в правой руке. За мной тянулись две тоненьких кровавых дорожки, люди смотрели на меня покачивая головами: они видели во мне союзницу, так же страдающую от жажды.

Как они ошиблись! Дома меня всегда ждут сахарные водянистые арбузы. Когда я заглатываю их, они трескаются, и их, похожий на окрашенную кровью воду, сок стекает у меня по подбородку.