Игорь Карпов. Утренние сны Марицы
Утренние сны Марицы
Марица, а порой еще ласковее – Мариица – так жители окружных деревенек, а вслед за ними и пляжные люди, отдыхающие, называют большое лесное озеро.
Днем озеро спокойно, прозрачно, в отсветах солнечных лучей. Загорают, купаются пляжные люди. Кто помоложе и побойчей, играют в мяч. Кто постарше, а из молодых постепеннее, посемей-нее, собираются кружками, смеются над карапуза-ми, бороздящими голыми попками теплый песок.
Вроде бы беззаботной жизнью живет пляж. Кто-никто из людей заметит красоту легкого обла-чка, проплывающего над вершинами сосен, да и тот тут же отдастся блаженному ощущению горя-чего воздуха, приятной усталости мышц после дальнего заплыва. Молодые мамочки обсудят послеобеденный сон детей, их городские болезни, и шипуче осудят уже немолодую парочку, что скоро по приезде сюда стала парочкой.
Вечером люди устремятся в столовую, по-том в бильярдную или маленький кинозал, или на танцы. Позже – в свои деревянные домики, чтобы спокойно заснуть и спокойно проснуться к завтраку – и опять прийти сюда, на озеро.
А Марица к вечеру стихнет, затаится. Сначала будут скрежетать по озерной глади хриплые голоса, дребезжащие звуки, всплески воды, смех любителей ночных купаний. Но скоро все смол-кнет. Покроется Марица звездным отражением. А далеко за полночь медленно поплывет над озером молодой чистый девичий голос.
Из-за леса, из-за леса солнце красное встает,
А с низин туман белесый, словно облако…
Но и этот счастливый голос оборвется на полуслове-полузвуке, замкнутый поцелуем.
Когда чуть пробьются рассветные лучи сквозь сосны, заколышет ветерок туманное одеяние Ма-рицы. В мгновения эти приоткроется душе челове-ческой сокровенное: утренние сны Марицы – рас-плывающиеся образы, неясные звуки, причудли-вые очертания.
Только приди в этот час сюда, к Марице. Толь-ко не отмахнись, прими в душу необъятность и мудрость всего, что вокруг. Может быть, тогда и усомнишься – где твои дневные впечатления, вечерние прозрения, ночные думы, а где просто – утренние сны Марицы.
Он приплывал с другого берега. Медленно, устало вышагивал из воды, высокий, худой, с седеющими черными волосами до плеч, неболь-шой бородой, которую забирал в кулак, отжимая воду. Борода так и оставалась влажно поблески-вающим клинышком.
Он проходил в середину пляжа, в самую гущу народа, и опускался на песок. Здесь он был чу-жим. Многие отдыхающие знали друг друга как друзья, сослуживцы, как городские соседи. Но никто не знал его по городской жизни. Для пляжных людей он был Тот, Из-за Озера. Так они и звали его между собой. И родители ребенка, с которым он, бывало, начинал играть в песочный домик, озабоченно переглядывались.
В жаркие дни озеро клубило легким маревом. Становилось зыбко, как даль в окне, залитая дож-дем. В такое время он мог часами сидеть непод-вижно и смотреть в расплывающиеся берега, охваченный какими-то предчувствиями. Тогда, если какой-нибудь пляжный новичок подходил с вопросов, то получал в ответ только медленный оборот головы и невидящий взгляд. Он отходил к своей компании, растерянно улыбаясь. А окружающие улыбались над ним. И шептали ему что-то глухое, скорбное.
В такое время незримо, безмолвно шел по воде человек, похожий на Того, Из-за Озера. Такой же высокий, с седеющими длинными воло-сами. Только шел он по озеру, одетый в длинный белый балахон. Переступал грань воды и тверди, не оставляя на песке следов ног. И полы балахона его были сухи. Взгляд во взгляд проходил он сквозь Того, Из-За Озера и молча удалялся, погружаясь в покатый берег, как в воду. Тот, Из-За Озера оборачивался и шептал:
– Что же ты так? Мимо? Молча?
Но получал в ответ только оборот головы и возвращение своего взгляда.
Такое вот наваждение – средь бела дня – в легком дурмане Марицы.
Рядом с Тем, Из-За Озера женщина всем своим большим телом обмякла в песок, распалась миллиардами песчинок. И представился ей князь, о котором она только что читала в романе. Но что-то тревожное вернуло ей плоть и явь. Она подня-лась на локтях, ища взглядом, что пробудило в ней смуту. И внешне неподвижная, вскочила и метнулась вслед парню и девушке, что проходили вдалеке, взявшись за руки. Она проникла их чувственным прикосновением, вопросительным “да?” парня и игривым “нет” девушки. И замерла в недоумении. Но кроме недоумения было и другое в ней: будто не стало этой постоянной слабости в ногах, этих дряблых складок по всему телу, этой несгибаемости поясницы. А была молодость и легкость. И навстречу ей шагнул из тени сосен тот, чья дочь шла сейчас за руку с парнем. Женщина устыдилась своей пляжной обнажен-ности, мучительно пытаясь понять, какой видит ее мужчина: этой – старой, ревниво следящей за его дочерью, или – молодой, прежней. Но промчался мимо женщины мальчишка, обдав ее брызгами песка – видение погасло. Женщина запланирова-ла на вечер разговор со своей дочерью и вновь раскрыла книгу, чтобы теперь уже забыться не только от городской жизни, но и от пляжной.
Марица, Марица! Как откликаешься ты на неосознанное человеком начало жизни, на быстро мелькнувшую молодость, на… доживание.
Презрительно строго повела взглядом другая женщина. И закрыла себя от людей, обнажив солнцу. Не смотря, увидела она молодому мужчину, загорающего невдалеке с женщиной. В первый день приезда сюда на его тяжелый требующий взгляд она ответила согласием. И вдруг рядом с ним оказалось это создание, с нулевым бюстгальтером, и узеньким бедрами. Закипела ненавистью женщина и пошла в озеро. В походке – легкость, плечи подняты и чуть отведены назад. Гордо несла она свои большие груди над тонкой талией и крепкими бедрами. И молодой мужчина покорно пошел за ней. Озеро скрыло негодование женщины и вороватый страх, нерешительность и желание мужчины. Взгляды их по глади озера поплыли навстречу друг друга. И что-то тяжелое вошло в глазницы мужчины, ослеп он от солнечных бликов и возвратился, вышел на берег, сутулясь, испуганно озираясь. А женщина уплыла далеко в озеро. И чем дальше плыла она, чем больше уставала, тем скорее восстанавлива-лись в ней силы для новых надежд и ожиданий.
Ты ли тому причина, Марица, или так уж устроены мы, люди!
На склоне пляжа, в отдалении ото всех, прохо-дили двое мужчин. Один высок и тучен, другой маленький и худой. Шли, тихо беседовали. Маленький осторожно, двумя пальцами левой руки поддерживал высокого за красный рубцева-тый обрубок, торчащий из-под короткого рукава рубашки. Лицо высокого было неподвижно и сле-по. Лицо маленького тоже было исковеркано сле-потой, но он, вероятно, что-то видел и руководил движением. Они садились в тень сосен и вслуши-вались в шумную жизнь пляжа.
Одни из пляжных людей улыбались спокой-ствию и достоинству слепых , другие уважали их за это спокойствие и достоинство. Но место, где усаживались слепые, всегда постепенно пустело. Всем казалось несовместимым беззаботность, обнаженность, раскованность и веселость – с неподвижность, скованностью, уродством.
Было невидимое мгновение, когда лица слепых светлели, и пляж… тягуче втягивался в их невидящие взгляды. И пропадало с пляжа все, кроме молодой женщины, величаво идущей краем берега, по грани воды и песка. Она пахла водной прохладой и солнечным теплом. И с каждым шагом прекраснее становилась она, озаряемая невидимыми лучами.
Тот, Из-За Озера видел, как дрогнули лица слепых – в надежде и отчаянии, когда в грани света и тени сосен исчезло видение.
И тогда обернулся он к тому, уходящему, вступающему в пологий берег, закричал резко, надменно:
– Что же ты так? Мимо? Молча? Когда же мы будем счастливы?
И услышал в ответ:
– Не мимо. Не молча. Но сквозь тебя и сквозь землю. И сквозь воду. А разве ты уже не счастлив – в этом мареве Марицы?
И в спокойствии и умиротворении пошел Тот, Из-За Озера к озеру и поплыл в растворяющуюся даль берегов.
Возвратятся люди в пыль городов, стенность квартир. Шум цехов и духоту кабинетов. Будут вспоминать блаженство бездумности, беззабот-ности, безмятежности: приятную усталость мышц после дальнего заплыва. И кто-то вспомнит красоту облачка, плывущего над высокими сосна-ми, как лежал он на горячем песке у прохладной воды, смотрел на это облако и… ни о чем не думал.
А для Марицы скоро наступит своя, совсем невидимая нам, людям, жизнь. Ранним утром, когда тучи загасят рассвет, выйдет из леса краса-вец олень, окунет в воду ветви рогов – и огласит даль и близь повелительным криком. Взволнуется Марица и…
Июль 1983
Оз. Яльчик
Свидетельство о публикации №203111300015