Игорь Карпов. Художествннный акт Пушкина

Игорь Карпов

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ АКТ ПУШКИНА


§ 1. Понятие творческого акта

Творческий акт – интереснейшее проявление человека как существа индивидуального и в то же время как носителя культуры.
Культура, т. е. то, что создается, что культивируется человеком, в определенном смысле есть результат объективации экзистенциальных сил человека и его творческого акта, будь то усилие технической мысли, или художественное озарение, или критическое размышление.

Литературно-художественное произведение – продукт определенной человеческой деятельности, объективации внутренней сферы человека (его мировидения и мирочувствования, его эмоционального комплекса, его религиозных представлений, рациональных и волевых способностей). Вместе с тем процесс создания литературно-художественного произведения (состояние вдохновения) является особым моментом творческой деятельности, отличающимся напряжением всех сил человека, концентрированным выражением его художественной одаренности. Этот процесс в его словесной выраженности и называется художественным актом.

«Каждый художник творит по-своему; по-своему созерцает (или не созерцает), по-своему вынашивает (или не вынашивает), по-своему находит образы, по-своему выбирает слова, звуки, линии и жесты. Этот самобытный способ творить искусство и есть его “художественный акт”, – гибко-изменчивый у гения и однообразный у творцов меньшего размера», – так писал И. А. Ильин, который наиболее полно и последовательно анализировал понятие “творческого акта” (Ильин 1993–1999. Т. 6. Кн. 1: 104).

Христианское понимание этого свойства человека, качественно определяющееся талантом, дает митрополит Анастасий в книге “Беседы с собственным сердцем”:

“Талант – это сверкающая искра Божия в человеке, это – помазание свыше, это – огонь и свет, согревающий и озаряющий нашу душу, это – незримая власть Божиею милостию.
Будучи аристократичен по природе, талант, подобно царственным особам, первый заговаривает с нами. Приближаясь к нему, мы испытываем некоторый трепет, но зато после соприкосновения с ним в нашем сердце ощущается праздничное настроение” (Анастасий 1998: 9).

Естественно начать рассмотрение истории русской литературы в теоретическом освещении с художественного акта Пушкина, делая акцент на представленности этого акта в культуре – в русской религиозной и философской критике.
Если “В начале было слово”, то в начале современной русской словесной культуры был художественный акт Пушкина.
§ 2. Основные черты творческого акта Пушкина

1. Художественный акт Пушкина необычайно глубок и разносторонен.

«Диапазон духовного слуха Пушкина был очень широк: он слышал и “дольней лозы прозябанье”, и “неба содраганье”, и “горний ангелов полет”», – писал митрополит Анастасий в большом исследовании “Пушкин в его отношении к религии и Православной Церкви” (Анастасий 1996: 124).

Сам Пушкин выразил эту особенность своего дара прекрасным поэтическим образом – “Эхо”:

На всякий звук
Свой отклик в воздухе пустом
Родишь ты вдруг.

О пушкинской всеотзывчивости писал Гоголь:

“На всё, что ни есть во внутреннем человеке, начиная от его высокой и великой черты до малейшего вздоха его слабости и ничтожной приметы, его смутившей, он откликнулся так же, как откликнулся на все, что ни есть в природе видимой и внешней” (Гоголь 1992: 233). Более того: “Зачем он дан был миру и что доказал собою? Пушкин дан был миру на то, чтобы доказать собою, что такое сам поэт <...>” (Гоголь 1992: 234).

2. В основе художественного акта Пушкина – особое вдохновение: “вдохновенность как боговдохновенность” (Ильин 1993–1999. Т. 6. Кн. 3: 38–39).

Разносторонность художественного акта Пушкина внутренне освещена христианским идеалом, сознанием высокой пророческой миссии поэта.
Гоголь – в рассуждениях о своеобразии русской поэзии (статьи-письма “О лиризме наших поэтов”, “В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность” – в “Выбранных местах из переписки с друзьями”) писал:

“Этот лиризм уже ни к чему не может возноситься, как только к одному верховному источнику своему – Богу” (Гоголь 1992: 86); «Он заботился только о том, чтобы сказать одним одаренным поэтическим чутьем: “Смотрите, как прекрасно творение Бога!” – и, не прибавляя ничего больше, перелетать к другому предмету затем, чтобы сказать также: “Смотрите, как прекрасно Божие творение!”» (Гоголь: 1992: 233); “Даже и в те поры, когда метался он сам в чаду страстей, поэзия была для него святыня – точно какой-то храм” (Гоголь 1992: 235).

«“Веленью Божий, о муза, будь послушна”, вот высший закон, коему он подчиняет свой гений и в исполнении коего хотел бы найти для себя лучшую награду» (Анастасий 1956: 252). «Вдохновение, посещавшее его в минуты поэтического озарения, приводило его в священный трепет и даже “ужас”, он видел в нем “признак Бога”, озарявший, очищавший и возвышавший его душу. Внемля “сладким звукам” Небес и созерцая сияние вечной божественной красоты, он подлинно в эти минуты “молился” сердцем и, свободный и счастливый, радовался своему духовному полету, возносившему его над всем миром» (Анастасий 1996: 68), –

так писал митрополит Анастасий, подтверждая свои наблюдения и выводы интерпретацией стихотворения “Пророк”, исходящей из понимания “характера истинной поэзии”.

“Поэт, по мысли Пушкина, как и пророк, получает свое помазание свыше, и очищается, и как бы посвящается на свое служение тем же небесным огнем. Столь же высоки и нравственные обязательства, возлагаемые на него его исключительным дарованием: он должен быть орудием воли Божией (“исполнись волею Моей”) и своим вдохновенным глаголом жечь сердца людей. На такую высоту религиозного созерцания вознес Пушкина его светлый гений. Таков, впрочем, искони характер истинной поэзии: она всегда была “религии небесной сестра земная”, как сказал некогда Жуковский. Родившаяся из религиозных гимнов, она продолжает звучать высокими небесными мелодиями и тогда, когда перестала служить непосредственно религиозным целям. Ее сфера – это идеальный мир, полного воплощения которого нельзя найти на земле; здесь нам сияют только его отдаленные отблески. Устремление к горним высотам и вечному солнцу истины и красоты и составляет подлинную душу поэзии: это есть “божественный пафос”, по слову Белинского, в котором наше сердце бьется в один лад со вселенной, в котором земное сияет небесным, а небесное сочетается с земным” (Анастасий 1996: 69).

3. Художественный акт Пушкина – это акт вдохновенного молитвенного созерцания.

В духовной критике отмечается непосредственная связь между понятиями и явлениями: творчество – молитва, творческий акт – молитвенный акт.
“Насколько идеал отрешенного созерцательного настроения был духовно сроден Пушкину, об этом можно судить по тому, что самый образ поэта запечатлен у него своеобразными аскетическими чертами”, – утверждал митрополит Анастасий (Анастасий 1996: 122).

Всю жизнь, с юности, нас пленяют и завораживают стихи Пушкина:

Служенье муз не терпит суеты
Прекрасное должно быть величаво...

Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Именно данное свойство пушкинского творческого акта позволило поэту не просто “переложить” в стихотворение одну из основных православных молитв – молитву преподобного Ефрема Сирина, но и выполнить это переложение (“Отцы пустынники и девы непорочны...”) индивидуально поэтически и вместе с тем “без какого-либо искажения священного текста” (См: Лепахин 1996: 243–259).

4. Художественный акт Пушкина глубоко национален.

“Пушкин был живым средоточением русского духа, его истории, его путей, его проблем, его здоровых сил и его больных узлов. Это надо понимать – и исторически, и метафизически” (Ильин 1993–199. Т. 6. Кн. 2: 42).

Национальность пушкинского творческого акта включает и “всемирную отзывчивость” – чуткость к жизни и национальному бытию других народов, о чем первым наиболее убедительно сказал в своей знаменитой речи о Пушкине Ф. М. Достоевский.
И. А. Ильин, как и многие другие исследователи, указывал, что русскость Пушкина “всемирной отзывчивостью” не определяется и не исчерпывается (Ильин 1993–1999. Т. 6. Кн. 2: 43). Отзывчивость русского характера происходит не только от непосредственного сочувствия, внимания, доброты, но от признания Божественности мира.

«Ибо “мир” не есть только человеческий мир других народов. Он есть и сверхчеловеческий мир божественных и адских состояний, и еще не человеческий мир природных тайн, и человеческий мир родного народа» (Ильин 1993–1999. Т. 6. Кн. 2: 43).

И. А. Ильин всегда подчеркивал связь Пушкина с народом, приписывая русскому характеру и русскому общественному укладу такие черты, как душевный простор, созерцательность, творческая легкость, страстная сила, склонность к дерзновению, опьянению мечтой, щедрость и расточительность, “искусство прожигать быт смехом и побеждать страдания юмором” (Ильин 1993–1999. Т. 6. Кн. 2: 57).

5. Художественный акт Пушкина – это акт соборного видения народной жизни, акт видения человека в его внутренней противоречивости – при сочувствии и сострадании к человеку.

Соборность – особое свойство православного мирочувствования, когда отдельный человек мыслится в его неразрывной связи со всеми, так как все едины в Боге, когда чувствуется единство живых и умерших, так как у “Бога все живы”.
Наиболее полно это свойство пушкинского гения проявилось в трагедии “Борис Годунов”, в повести “Капитанская дочка” (См.: Есаулов 1995; Касатонов 1991).
Митрополит Анастасий, как никто из пишущих о Пушкине, выразил это свойство поэта, на языке литературоведа называемое отношением автора к герою.

“<...> здесь мы видим живого цельного человека, хотя и подвергнутого какой-нибудь страсти, а иногда и подавленного ею, но все-таки в ней не исчерпывающегося, желающего с нею бороться и во всяком случае испытывающего тяжкие мучения совести. Вот почему все его герои, как бы они ни были порочны, возбуждают в читателе не презрение, а сострадание. Таковы его – Скупой рыцарь, и Анджело, и Борис Годунов, и его счастливый соперник Дмитрий Самозванец. Таков же и его Евгений Онегин – самолюбивый и праздный человек, но все же преследуемый своею совестью, постоянно напоминающей ему об убитом друге” (Анастасий 1996: 132).

6. Художественный акт Пушкина гармоничен, светел, непосредственен.

“Солнце русской поэзии” – в контексте духовной критики это определение Пушкина наполняется новым содержанием: светел Пушкин, потому что чувствовал и выражал свет вечный, духовное предназначение человека.
Митрополит Анастасий, затрагивая одну из самых важных литературоведческих тем – отношение автора к изображаемому миру, отмечал:

«Пушкин ко всему подходил просто и естественно, как это искони свойственно русскому сердцу. У него нет предвзятых тенденций, как у Толстого и Достоевского, стремящихся подчинить им своего читателя. Он не пытался насиловать свой талант и не “мудрствовал лукаво”: поэтому ему открыто было более, чем кому-либо из других наших поэтов. Он берет всю действительность такою, “какою Бог ее дал”. Он созерцает и зарисовывает ее картины спокойно и объективно, как истинный художник. Отсюда какая-то детская непосредственность, ясность и чистота его созерцания, акварельная легкость и прозрачность его рисунка, делающие его творения одинаково доступными всем возрастам. Мы воспринимаем его образы также просто и непосредственно, как саму природу. Это и есть та простота гениальности или гениальность простоты, какая особенно свойственна нашему поэту» (Анастасий 1996: 68).

7. Художественный акт Пушкина отличался напряженностью, длительностью, мощью.

Это особое вдохновение, полное чистой энергии, что проявилось в способности к длительному душевному напряжению, к созданию за относительно короткий промежуток времени огромного числа превосходных произведений.
Михайловское (1824–1925): “Борис Годунов”, “Граф Нулин”, центральные главы “Евгения Онегина”, “Сцена из Фауста”, свыше 90 стихотворений (“Разговор книгопродавца с поэтом”, “Подражание Корану”, “Андрей Шенье”, “19 октября”)...
Болдинская осень (три месяца осени 1830 года): “Бесы” (“Мчатся тучи, вьются тучи...”), “Элегия” (“Безумных лет угасшее веселье...”), “Гробовщик”, “Сказка о попе и работнике его Балде”... “Станционный смотритель”, “Путешествие Онегина”, “Барышня-крестьянка”, “Евгений Онегин. Песнь IX”... “Метель”, “Скупой рыцарь”... “Моцарт и Сальери”... “Каменный гость”... “Пир о время чумы”... (Пушкин 1974).

8. Художественный акт Пушкина – явление особое даже по отношению к самому Пушкину, Пушкину-человеку.

Разносторонность отклика Пушкина на жизнь, своеобразие лирики как вида искусства, наиболее близкого к непосредственному выражению человека, приводят к постоянному смешению “лирического героя” поэзии Пушкина и Пушкина-человека.
Одним из первых это почувствовал тот же Гоголь:

“Все наши русские поэты: Державин, Жуковский, Батюшков удержали свою личность. У одного Пушкина ее нет. Что схватишь из его сочинений о нем самом? Поди улови его характер как человека! Наместо его предстанет тот же чудный образ, на всё откликающийся и одному себе не находящий отклика” (Гоголь 1992: 235).

Само по себе вдохновение как состояние наивысшего напряжения душевных сил, художественный акт как материализованное в слове концентрированное выражение творческой способности не гарантируют народного признания и вхождения в культуру на правах ее неотъемлемой части. Для последнего необходимы духовные основы, родственные национальному и религиозному бытию народа.
Поняв духовные основы художественного акта Пушкина, мы поймем, развивалась ли русская литература (и шире – русская культура) в русле пушкинских традиций или удалялась от них (См: Пушкин 1999).


Литература

Анастасий 1956: Анастасий, митр. Нравственный облик Пушкина // Архипастырские послания, слова и речи Высокопреосвященнейшего Митрополита Анастасия, Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Юбилейный сборник ко дню 50-летия Архиерейского служения. 1906–1956. – N.Y., Jordanville, 1956.
Анастасий 1996: Анастасий (Грибановский), митрополит. Пушкин в его отношении к религии и Православной Церкви // А. С. Пушкин: путь к Православию. – М., 1996.
Анастасий 1998: Анастасий, митр. Беседы с собственным сердцем (Размышления и заметки). – 3-е изд. – N.Y., Jordanville, 1998.
Гоголь 1992: Гоголь Н.В. Духовная проза / Сост. и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова; Вступ. ст. В. А. Воропаева. – М., 1992.
Есаулов 1995: Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. – Петрозаводск, 1995.
Ильин 1993–1999: Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. – М., 1993–1999.
Касатонов 1991: Касатонов В. Н. Тема чести и милосердия в повести А. С. Пушкина “Капитанская дочка” (Религиозно-нравственный смысл “Капитанской дочки” А. С. Пушкина) // Литература в школе. – М., 1991. – № 6.
Лепахин 1996: Лепахин Валерий. “Отцы пустынники и девы непорочно...” (Опыт построчного комментария) // А. С. Пушкин: путь к Православию. – М, 1996.
Пушкин 1974: Болдинская осень. Стихотворения, поэмы, маленькие трагедии, повести, письма, критические статьи, написанные А. С. Пушкиным в селе Болдино Лукьяновского уезда Нижегородской губернии осенью 1830 года. – М., 1974.
Пушкин 1999: А. С. Пушкин. Борис Годунов: Тексты, комментарии, материалы, моделирование урок / Под ред. Н. Н. Старыгиной, И. П. Карпова. – М., 1999.