Игорь Карпов. Человек творящий Чехов

Игорь Карпов

ЧЕЛОВЕК ТВОРЯЩИЙ
(“СТУДЕНТ” А. П. ЧЕХОВА)

Что есть человек? По-разному отвечают на этот вопрос: верящий, любящий, разумный, играющий… Но есть одно условие, которое обязательно для жизни человека, обозначаемое словом “деятельность”. С прекращением деятельностных функций человека  физиологических и духовных  прекращается его земная жизнь. Любой человек  субъект деятельности, даже если он просто дышит и ни о чем не думает, даже если он просто сидит в кресле и смотрит телевизор. Высшая форма деятельности  творчество, создание материальных и нематериальных  духовных!  ценностей. Труд писателя  словесное творчество, создание особого литературного  художественного  образного мира, словесно-художественной “картины мира”.
Обратимся к рассказу Чехова “Студент” (1894), размышляя над тем, как и из чего, из каких “кирпичиков” создано это произведение, кто его автора как творец особой  словесной  реальности.

Бунин вспоминал отношение Чехова к своему  “самый любимый”  произведению, но обратим внимание, в связи с чем была дана Чеховым такая оценка  в связи с критиками, с тем, как они неверно понимали эмоциональный комплекс писателя.
«Читали, Антон Павлович?  скажешь ему, увидав где-нибудь статью о нем.
 Покорно вас благодарю! Напишут о ком-нибудь тысячу строк, а внизу прибавят: “…а то вот еще есть писатель Чехов: нытик…” А какой я нытик? Какой я “хмурый человек”, какая я “холодная кровь”, как называют меня критики? Какой я “пессимист”? Ведь из моих вещей самый любимый мой рассказ “Студент”…» (1).
Есть и другое свидетельство, И. П. Чехова, ответ на вопрос анкеты “Какую свою вещь Чехов ценил больше других?”: «“Студент”. Считал наиболее отделанной» (2).
В этих самооценках, как видим,  два момента: утверждение положительного эмоционального комплекса и “отделка”, мастерство.
В четырех страничках рассказа важно всё  каждая деталь, каждое сопоставление или противопоставление, соотношение описаний и действия, речи повествователя и персонажей, того, что сказано, о чем сообщено  и того, на что намекается, что в подтексте.
«Чехов в январе (1894 года.  И. К.) чувствовал себя в Мелихове неважно: кашель его усилился. Вероятно, из-за нездоровья и чтобы перебить настроение, уехал он в начале марта в Ялту.
Там поселился в гостинице “Россия”, вел жизнь тихую и довольно скучную, хотя ялтинский март оказался совсем теплым, светлым, все в зелени. Белые коридоры “России”, мягкие красные ковры, по которым бесшумно проходят  то официант, несущий на серебряном подносе кофе Антону Чехову, то дама с собачкой, то болезненного вида господин, приехавший лечиться. Из окна, в сиреневом тумане, видна гора, к ней подъем в беленьких дачках и домиках.
В этой тишине, в номере гостиницы “Россия” с бархатной зеленой мебелью, написал он прелестный рассказ “Студент” (в пятницу на Страстной студент Духовной академии рассказывает бабам, у костра, что происходило две тысячи лет тому назад в этот вечер в Иерусалиме, во дворе Первосвященника  отречение Петра, петух, “трищи” возглашающий, слезы Апостола…).
Позже сам говорил, что это любимая его вещь,  в ней сказано и нечто самое его затаенное, драгоценное, чего не найдешь в письмах (в них иной раз противоположное, но это на словах, “для разума”). Когда простые бабы, слушая рассказ о Спасителе и апостоле Петре, заплакали, то с ними плакало и сердце самого Чехова  этой весной 1894 года ему открылось (явно), что “правда и красота, направляющие человеческую жизнь там, в саду и во дворце первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле”. Христова правда составляла главное!  это мало подходило к духу времени. “Студент” был напечатан 16 апреля 1894 года в “Русских ведомостях”, либеральной газете нашего детства  по ней мы учились читать. Вероятно, с недоумением читали этот рассказ интеллигенты с бородками клинушком, честные курсистки и благородные статистики в земствах матушки России»  (Б. К. Зайцев) (3).
Прямых свидетельств того, что “Студент” был написан именно в гостинице “Россия” в Ялте нет, но интересна эта, воображаемая Борисом Зайцевым, картина условий, в которых создавалось произведение, как важно для нас и такое понимание рассказа, и оценка его главной идеи в свете Христовой правды. Примечательно и последнее замечание  об интеллигентах с бородками клинышком.
Старые, советского времени, учебники по литературе второй половины XIX века снабжались картинами И. Репина  “Арест пропагандиста” (обзорная глава), “Отказ от исповеди” (конечно, глава о Базарове), “Под конвоем. По грязной дороге” (конечно, глава о Некрасове), Н. Ярошенко “Студент” (глава о Раскольникове) и подобными, призванными наглядно показать ученику, какой плохой была жизнь в царской России и какими хорошими (смелыми, гордыми, умными) были разночинцы (нигилисты) пропагандисты, атеисты, студенты.
Главный персонаж в рассказе Чехова  тоже студент, но необычайный (и для своего времени: откликов на рассказ почти не было, и для советского: рассказ, конечно, был вне программ).
“Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка”, т. е. человек, получающий высшее духовное образование. Сын дьячка, вспомним: как Ионыч, – но не к врачебной деятельности себя готовящий, а к духовной, пастырской. Хотя… почему же он все-таки “студент”? Почему назван “светским” словом, больше указывающим на студента с картины Н. Ярошенко, нежели на слушателя духовной академии? Не потому ли, что в начале рассказа “ему не хотелось домой”, а в конце он стремится к “родной деревне”? В нем произошла какая-то перемена.
Иван Великопольский возвращается с охоты (с тяги), вечером в пятницу Страстной недели.
Это сообщение, вроде бы нейтрально-повествовательное, имеет глубокий подтекстовый смысл, вполне ясный современному читателю и сегодняшнему читателю, верующему или знакомому с церковными обрядами, с годичным кругом церковных праздников.
Великий пост, предшествующий Пасхе, состоит из собственного сорокадневного поста (Четыредесятницы) и поста Страстной седмицы “ради спасительных страстей” Христовых. Пост на Страстной неделе  особый, строгий.
Страстная неделя посвящена воспоминанию последних дней земной жизни Иисуса Христа, Его страдания на Кресте, смерти и погребению. Каждый день этой недели именуется святым и великим.
Иван Великопольский встречает у костра двух вдов, рассказывает им историю Петра.
“ Небось, была на двенадцати евангелиях?”  спрашивает он одну из женщин, Василису.
Что же совершается в церкви в то время, когда Иван, ученик духовной академии, бродит по лесам, и вечером, когда он разговаривает с женщинами у костра?
День Великого пятницы посвящен воспоминанию осуждения на смерть, Крестных страданий и смерти Спасителя.
На утрени Великой пятницы (обычно она служится в четверг вечером) читаются 12 Евангелий Завета Святых Страстей (о чем и спрашивает Иван Василису).
12 Евангелий Завета Святых Страстей  двенадцать отрывков из четырех канонических Евангелий. Начинается чтение с тринадцатой главы Евангелия от Иоанн, стих. 31: “Иисус сказал: ныне прославился Сын человеческий, и Бог прославился в Нем”  и последующие, один из эпизодов которых: заверение Петра: “я душу мою положу за тебя”  и слова Спасителя:
“Иисус отвечал Ему: душу твою за меня положишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды“ (Евангелие от Иоанна, 13: 38).
Трижды Петр и отрекся от Иисуса. Это событие  событие отречения, а главное: переживание Петра  в центре внутренних раздумий Ивана Великопольского и его рассказа женщинам.
В конце вечери Великой пятницы совершается обряд выноса Плащаницы Христовой с изображением положения Его во гроб, после чего бывает чтение канона о распятии Господни и на плач Пресвятой Богородицы, затем следует отпуск вечернего богослужения и совершается прикладывание к Плащанице (лобызания Плащаницы).
Верующий православный человека, тем более священник или слушатель духовной академии, всю Страстную неделю, последнюю неделю перед Пасхой  Воскресением Господним, проводит в церкви. Пасха  основной христианский праздник.
Таким образом, студент Иван пропускает службу с одним из великих православных таинств  выносом Плащаницы. Недопустимый для православного человека, тем более слушателя духовной академии, поступок. Иван, вероятно, делает это сознательно, тем самым обнаруживая свое отношение к вере  охлаждение, сомнении или вообще отречение.
Разговор с женщинами, их сердечный отклик на слова Ивана, порождают в нем ощущение связи времен, непрерывного движения времени.
“И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекающих одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой” (с. 309) (4).
Рассказ построен на описании переходных состояний  природы, внутренних чувств и раздумий персонажа, на сопоставлении ученика Спасителя Петра и ученика духовной академии Ивана Великопольского.
“Погода вначале была хорошая, тихая <…> подул с востока холодный пронизывающий ветер, всё стемнело” (с. 306).
“<…> студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, голод, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета,  и все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не хотелось домой” (с. 306).
Так в начале рассказа внутреннее состояние персонажа определяется чувством безысходности, видением социальной стороны жизни: нищета, гнет.
В конце рассказа:
“А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в лесу и во дворце первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы,  ему было только 22 года,  и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладели им мало- помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла” (с. 309).
Таков заключительный “аккорд” произведения, каждый “звук” которого может быть интерпретирован.
“Переправлялся на пароме через реку”  будто оставляя в прошлом свои сомнения.
“Поднимаясь на гору”: гора  постоянная чеховская деталь, говорящая о способности человека подняться на обыденной жизни и увидеть ее с духовной высоты (вспомним Липу и последнюю сцену повести “В овраге”).
“Узкою полоской светилась холодная багровая заря”  опять воспоминание о холоде и дня Ивана Великопольского, и дня Петра, но это и свет, начало просветления.
“Правда и красота”  какая правда? Социальной несправедливости, “чувства гнета”? Нет, это правда Иисуса Христа и красота этой правды, т. е. красота, гармония мира, обусловленная продолжением евангельских событий из века в век. Сравним, в начале рассказа:
“Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие <…>” (с. 306).
Теперь Ивану “казалось” иное: “жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла” (с. 309).
В настоящем времени повествования внутреннее состояние Ивана передается отдельными штрихами, но по тому, о чем и как он говорит о чувствах Петра, можно судить и о его душевных переживаниях.
“Ах, какая это была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!” (8: 307); “Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой”, “пошел со двора и горькогорько заплакал”; “Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания…” (с. 308).
Так сам Иван Великопольский пережил свое временное отступление от веры.
«Иван Великопольский  православный человек, но человек пути, а не итогового разрешения пути. Освобождение от “ветхого человека” и составляет сюжет этого рассказа» (5).
Обратим внимание и на то, что преображение Ивана произошло под влиянием непосредственной веры простых женщин. Прежде всего, они: Василиса и Лукерья  почувствовали страдания Петра и значимость всего того, что происходило тогда, девятнадцать веков назад. Это  живая вера и ее торжество над мудрствованием лукавым.
Сопоставление времен: огромного события прошлого  и вроде бы частного события настоящего; символичность всех деталей рассказа: холодная ночь и костер, у которого грелся Петр и греется Иван; нахождение Ивана в пути  и Петр идет за Иисусом Христом, потом “пошел со двора” и многих других  всё служит автору для того, чтобы создать повествование огромной силы обобщения.
Перемена в Иване Великопольском  это не только перемена в конкретно изображаемом “студенте”, но перемена в “студенчестве”, в молодежи, в детях дьячков, в поколении.
Три раза апостол Петр предал Иисуса Христа и раскаялся, и был прощен. Так и русская интеллигенция, и русская молодежь неоднократно отрекалась от Иисуса Христа, от православной веры, уходила в атеизм, прогресс, прельстясь идеей достижения социальной справедливости через революцию, но вновь и вновь возвращалась “домой”  в лоно веры и церкви.
Такие ли смыслы “закладывал” в рассказ сам Чехов? Верно ли мы понимаем замысел писателя? Трудно однозначно сказать: да. Несомненно другое: Чехов создал рассказ, пробуждающий в нас самые светлые чувства, рассказ милостивый, помогающий нам понять жизнь, полную восхитительного, чудесного, высокого смысла.
В этом рассказе Чехов высказал себя человеком творящим, способным в слове, в отборе материала, в подтексте, во временной организации повествования, в глубокой символичности деталей воплотить великую идею Божьей правды и красоты.
Незадолго до смерти Чехов все чаще обращался к духовной проблематике, к образам людей святой жизни (Липа в “В овраге”; “На святках”), к образам священников  “Архиеерей”.
«Повествования свои о духовенстве Чехов начинал отцом Христофором Сирийским в “Степи”, продолжал дьяконом в “Дуэли”, кончил обликом преосвященного Петра  сам, вероятно, не сознавая, что дает удивительную защиту и даже превознесение того самого духовенства, которому готовили уже буревестники мученический венец. Чехов превосходно знал жизнь и не склонен был к односторонности, приглаживанию. И вот оказалось, если взять его изображения духовного сословия, почти вовсе нет обликов отрицательных»;
«Рассказ этот, истинный шедевр, доходил медленно (до сознания читателей.  И. К.) и все же, как неторопливо создавался, так не спеша и завладевал, чем дальше, тем глубже. Как сказано о зерне горчичном: “...Хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его”» (6).
Вот какие “зерна” закладывал Чехов в души читателей.

Литература

1. Бунин И. А. О Чехове // Бунин И.А. Собр. соч.: В 6 т.  М., 1988.  Т. 6. – С. 162.

2. Цит. по: Чехов А. П.  Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. – М., 19751987. – Т. 8. – С. 507).
3. Зайцев Б. К. Жуковский; Жизнь Тургенева; Чехов.  М., 1992. – 440441.
4. Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. – М., 19751987. – Т. 8. Цитирую по этому издания, указывая страницы.
5. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе.  Петрозаводск, 1995. – С. 151.
6. Зайцев Б. К. Указ. соч. – С. 494.