ДЫМ

Дым.

Ветка боярышника со всего маха хлестнула Соню по лицу, вернув ей чуточку здравого смысла. Ещё немного, и девушка упала бы без сил на сухую хвою и островки мха. Она остановилась, тяжело душа и перепуганно оглядываясь. Но вокруг — только толстые стволы сосен, подлесок, да тот самый подсыхающий боярышник, куда она и влетела, не разбирая дороги. Звенящая тишина, осколками падала вместе с солнечными лучами сквозь замершие в вышине кроны. Обострившейся слух улавливал только гулкие удары собственного Сонькиного сердца да сорочий стрекот, сообщавший всем заинтересованным лицам о том, что по лесу, сломя голову, носится посторонняя девица. Остальная лесная братия затаилась, перестав шебуршать и чирикать, и казалось, что во всем бору не было больше никого — только Соня и сорока.
Но это было не так. Совсем не так. Только что… нет, десять минут назад, или полчаса — Соня не могла точно уже сообразить, сколько прошло времени, им с Ариной навстречу вышел зверь. Серая шерсть, оскаленные в злобной усмешке сахарные клыки и янтарные глаза, в которых светилась уверенность в том, что им не уйти от него. Такого страха, такого панического ужаса Соня не испытывала никогда, даже во время прошлогодней аварии, когда летела вместе с кувыркающейся машиной под откос, считая боками каждый удар и ожидая, какой из них станет последним. Тогда была просто обреченность и боль, а в этот раз… В этот раз один вид мощных лап, примявших листья папоротника, загривка, вздыбливающегося бурой волной и, главное, почти неслышное низкое рычание заставили Соню вначале полностью потерять присутствие духа, а затем нестись среди деревьев, словно ошалелая дичь, загоняемая охотником. Как она могла?… Арина осталась там, одна, глаза в глаза со зверем.
У Сони подкосились ноги, и она некрасиво плюхнулась боком на гнилые ветки. Ветки почти беззвучно осели под ней, рассыпаясь сырой трухой. Хотелось горестно плакать, уткнувшись в кулаки, рыдать от бессилия, оттого, что она смогла бросить подругу и кинулась спасать собственную шкурку. Предательница, жалкая трусиха, гадина… Соня шмыгнула носом и вздохнула. Надежды на то, что всё обошлось и Арине тоже удалось убежать, не было. Ведь на самом деле, зверь не бросился за Соней, она не слышала позади топота его лап и хриплого дыхания, она мчалась преследуемая только своим страхом. Это может значить только одно…  И думать об этом было очень страшно. Сразу вспоминался их первый день у Алатырь-озера.
***
В утреннем лесу пела птица.
Серая невзрачная птаха покачивалась на тонкой ветке среди пронизанной солнечными лучами зелени и то захлебывалась трелями, то отчаянно, по-мальчишески свистела, то замирала, взъерошив перышки на шейке. Тени под деревом постепенно отступали, сдвигаясь и укорачиваясь. Вот блеснуло что-то алой искрой, и птица замерла, уставившись круглым глазом на красные бусины, усеявшие яркими каплями траву. Это было похоже на ягоды, но для ягод ещё не настало время, и она удивилась. А потом раздались быстрые шаги и шорох травы. Птица перелетела повыше и настороженно затихла. А через мгновение уже панически летела прочь, вспугнутая пронзительным криком.
Под деревом, на тропинке, почти незаметной в густой траве, замерла, прижав к груди стиснутые кулачки, девушка в коротких, до колен брючках и белой майке. На мгновение замолкнув, она рискнула приоткрыть зажмуренные глаза и тут же снова громко завизжала. Вторая девчонка, в шортах и рубашке выскочила из-за кустов:
— Арина, прекрати орать! Что случилось?
Но ответом было только судорожное всхлипывание и взмах руки куда-то вперед.
— Да уж, тут определенно кого-то съели, — хладнокровно покачала головой вторая девушка, миниатюрная, с копной темных вьющихся волос. Потом она подняла с травы полотенце и зубную пасту, выроненные подругой, и добавила: — А ты что хотела? Природа жестока, тут колбасой и чипсами не питаются. Тут кого-то обязательно убивают на завтрак.
— Сонька, — промычала вторая, блондинка с короткой стрижкой, — но там столько крови… Столько….
— Сколько? — её подруга ещё раз обозрела алые уже подсыхающие брызги на траве и скопившиеся в листьях придорожного лопуха лужицы темного вишневого цвета. — Не так уж и много. Хищник настиг жертву на опушке, загрыз её и утащил в лес. Думаю, что это была дикая коза или крупный заяц. Прекрати трястись, и уясни, что общества защиты животных тут нет, тут только закон джунглей и этот… естественный отбор.
— Я так испугалась, — уже почти нормальным голосом пробормотала Арина. — Шла себе, утру радовалась, птичек слушала… И наткнулась на следы побоища. Бедная зверушка! Ладно, пошли умываться. Только нужно зубную щетку найти, посмотри там, пожалуйста, я боюсь.
— Держи, — Соня протянула ей щетку. — Иди, я тебя догоню.
Оставшись одна, она подошла поближе к лопуху, наклонилась и осторожно вытащила из-под него оторванный воротник голубой мужской сорочки. На воротнике алели пятна.
Пробормотав: — Бедная зверушка, — она снова сунула находку в глубину лопушиных зарослей и в глубокой задумчивости побрела к сверкающему неподалеку озеру. Арина уже сбросила тапочки и плескалась, зайдя почти по колено в воду.

***
Зачем они приехали сюда? Какие ветра, какие сквозняки судьбы заставили их, горожанок и отнюдь не искательниц приключений, тащиться за тридевять земель в лесную глушь. И хоть бы смысл был… Привыкли бездумно подчиняться приказам, вот и не нашлись, что возразить, когда вызвал их декан и предложил поехать на практику с группой, собирающейся обследовать часовню в Осолонках. Дескать, уникальный объект, по данным Грабаря часовенка сия была построена не позднее двенадцатого века, а уже потом её обезобразили переделками. И вроде как росписи там должны быть самого Феофана Грека «со ученики» — мастер частенько подхалтуривал по селам и городишкам. Так что надо поковырять стены и узнать, что там под поздними росписями прячется, а заодно и обмеры часовни сделать — для специалистов из Минкультуры.
Соня с Ариной удивились, с чего это их, студенток, хотят послать на такое важное дело. И  только приехав на место, поняли — желающих ехать в тьмутаракань к Алатырь-озеру и Осолонкам среди нормальных людей быть не могло.
Часовня, небольшая, кирпичная, стояла на высоком берегу, заросшем высоченной травой. А вокруг было… В общем, вокруг почти ничего и не было: глухомань, леса на сотни километров, выморочные деревеньки, крупнейший населенный пункт — поселок при электростанции в сорока верстах. Говорят, раньше были тут скиты, раскольничьи заимки, да их уже лесом затянуло. А ближайший когда-то городишко Пыхов затопили с полвека назад, когда плотину строили, вот и осталась одна часовня на горушке.
Купол её давно прогнил и провалился, от дверей и оконных стекол и следа не осталось. Да и стены часовни, хоть и ровно оштукатуренные снаружи и когда-то беленые, сейчас выглядели плачевно.
Аристарх Львович задумчиво походил кругами вокруг часовни и принялся ругаться с привезшим их на раздолбанном УАЗике мужиком. Паша и Саша поскидывали с подкатившего следом грузовика кучу досок и пару рулонов рубероида, выгрузили тюки и ящики, и машины, кряхтя и раскачиваясь на рытвинах, покатили в поселок. Договорились, что через пару недель ещё стройматериалы привезут, чтобы хоть как-то часовню залатать до нормальной реставрации.
— А где тут что? — растерянно спросила Соня, озираясь.
— Что — что? — не понял Аристарх Львович, а Луиза громко и ехидно вздохнула.
— Ну, где тут мы будем спать и питаться? — Соня уже поняла, что сморозила глупость, но пока не поняла, какую.
— Спать — в палатках, питаться кашей с тушенкой, что непонятного? — осклабился Паша. А Саша громко загоготал и подмигнул растерянным студенткам.
Они-то считали, что раз их куда-то везут, то и условия должны обеспечить. А оно вон как — палатки, тушенка.
— Но тут же, вроде, есть какая-то деревня рядом? — поддержала подругу Арина. — Можно ведь там на постой устроиться.
— Не советую, — веско сказал Илья и сверкнул стеклами очков.
— Почему?
— Просто — не советую. Потом поймете, почему, а объяснять долго.
— И все-таки мы сходим туда, — упрямо заявила Соня. — Только покажите, где она.
— Сходите, почему не сходить. Осолонки вон в той стороне, — Луиза указала куда-то наискось от берега, в лес. — Там дорога была. — Она засмеялась, а Илья укоризненно покачал головой, но ничего не сказал, подхватил с земли здоровенный рюкзак и зашагал к кустам шиповника, выбирая место для лагеря.
Арина потянула за руку заколебавшуюся Соню. Всё равно от них никакого толку при установке армейских палаток не будет, так что лучше действительно сходить в деревню и познакомиться с аборигенами.

***
Дорогу, две заросшие колеи, они нашли без труда и скоро нырнули в чащу. Впрочем, чащей назвать этот лес было бы не совсем правильно. Старые огромные сосны создавали некий просторный мир, заполненный запахами и звуками, непривычными и будоражащими. Девушки притихли и только вертели головами, вздрагивая, когда с ветки неожиданно и шумно срывалась грузная птица или где-то поверху шуршал ветер, сыпля шишками и мертвыми иголками.
Наконец, привыкнув немного к лесу, Арина вздохнула:
— Ну и занесло нас. Просто Берендеево царство. Не то, что наши лесочки — хоженные-перехоженные.
— Ну, если дальше дачи носа не высовывать,  — улыбнулась Соня и остановилась. —  Смотри, там лось, на поляне!
Девушки замерли, пытаясь сообразить, опасен ли дикий лось, и куда им прятаться от него. Потом Арина засмеялась:
— Интересно, какой у этого лося надой? Пошли, это обыкновенная корова, только черная, пасется себе на привязи.
Хихикая, они прошли мимо буренки, проводившей их задумчивым взглядом. Если есть скотина, значит, недалеко должны быть и люди. Эта мысль приободрила подруг, заставляя идти быстрей, несмотря на постоянно путавшиеся в траве ноги. Но дорога все вилась и вилась между деревьев, и когда между ними появился просвет, это было настоящим облегчением.
— У меня голова кружится, — пожаловалась Арина.
— Это от избытка кислорода, — утешила её Соня. — После городского воздуха сразу привыкнуть к сосновому бору сложно. Но ещё хуже будет возвращаться опять к выхлопным газам.
— Успокоила, — хмыкнула действительно побледневшая Арина. — Смотри, вот и деревня.
— Это — деревня?!
Десяток почерневших изб, несколько покосившихся не то сараев, не то хлевов да огороженный жердями участок, на котором виднелись грядки и кучки низкорослых подсолнухов — вот все, что открылось им. Просто довольно большая прогалина в лесу, на которой когда-то поселились люди, вырубили деревья, построили из них дома, выкопали колодец — справа виднелся долговязый журавель — да так и обитают тут из века  в век. Даже улиц не было, избы стояли, как попало, врастая завалинками, а кое-где уже и нижними венцами стен в землю.
— И куда теперь идти? — растерянно спросила Соня, ожидавшая, что их появление вызовет если не ажиотаж, то хоть какую-то реакцию со стороны местного населения. А тут даже собак не видно, не то, что людей. Сбоку, наконец, мелькнуло что-то движущееся, оказавшееся здоровенным козлом с обломанным рогом. Козел внимательно рассматривал их дурными желтыми глазами и тряс бородой.
— Он бодается? — попятилась от козла Арина.
— Ну откуда мне знать? — Соне внезапно стало весело. — Ты лучше у него спроси.
— Очень смешно, — обиделась подруга. — У него, между прочим, рог, как пика, ткнет — мало не покажется.
Но козел бодаться не собирался. Иронически мекнув, он бодрым аллюром скрылся за длинным сараем, всем видом показывая, что пришелицы его интересовать перестали.
— Пошли к той избе, — предложила Соня, там из трубы дым идет.
— Пошли, нужно же людей найти. Зря, что ли, топали в такую даль.
Изба вблизи выглядела ещё довольно крепкой, с облупившимися голубыми наличниками на окошках. Соня вначале робко постучала в дверь, а потом, видя, что никто не спешит им открывать, загрохотала кулаком. Внезапно дверь сама собой отворилась, и стали видны сенцы, заставленные ведрами и увешенные по стенам березовыми вениками.
— Да заходите, не заперто, — внезапно послышался позади скрипучий голос.
Когда и откуда появилась высокая старуха в синем платье и подбитой серым кроличьим мехом безрукавке, они не заметили. Хозяйка спокойно рассматривала их, щурясь на солнце, в руках её была запотевшая кринка. «Наверное, из подвала вылезла» — решила Соня.
— А я как знала, что гости будут, за лесом моторы тарахтели, — сообщила старуха. — Вот и молока кстати достала, пойдемте, напою.

Они сидели в небольшой комнатке, бедной, но чистой, пили из кружек молоко и заедали его серым негородским хлебом. Рассматривали фотографии, натыканные в большую дешевую рамку: какие-то бравые усатые мужики в гимнастерках, девушки с косами, подростки, выстроившиеся шеренгой.
— А остановиться тут у нас негде, — качала головой бабка Валя, так она велела себя звать. — Тесно у всех. С тех пор, как крыша у Сергеича завалилась, он ко мне в светелку перебрался. Да Мишаня ещё ночует, когда прохладно. Так-то он на сеновале приспособился, но там ветром продувает.
— А у других? — допытывалась Арина.
— А у других то же самое. Анатольевна сама на ладан дышит, так  к ней Алевтина переехала, подруги они. Там вообще домишко с гулькин нос. В Алевтининой избе приезжие поселились, их черед настал.
— Какой черед? — удивилась Соня.
Старуха замолчала, словно не зная, что ответить. Потом пожала плечами: — Черед, и все. То нам неведомо. К дедам нашим вы и сами не пойдете — махру день и ночь смолят, пни старые. А остальные тоже по двое-трое ютятся.
— Колхоз какой-то, — удивленно пробормотала Арина.
— Не, колхозов у нас никогда не было. Тут отродясь одно старичье кукует на отшибе, какие с нас работники, — махнула рукой бабка. — Не место вам тут, девоньки, тоска одна. Вот за молочком приходите, да за медом. Вот я вам сейчас туесок принесу настоящего, лесного.
С этими словами старуха подхватилась и исчезла в сенцах.
— Странная она, — шепнула Соня.
— Да не странная, просто не хочет лишних хлопот. Наверное, боится, что мы начнем шуметь, музыку включать, парней водить.
— Каких парней? — удивилась Соня. — Пашу и Сашу? Не смеши! Могла бы хоть с соседями поговорить, вдруг кто-нибудь и согласился бы нас приютить.
Арина ей не ответила, она вдруг встала и  быстро заглянула под белую занавеску, вышитую узором «ришелье, висевшую в правом «красном» углу, там, где обычно в избах находится божница. Потом удивленно пожала плечами и вернулась за стол.
— Что там? Иконы?
— В том-то и дело, что нет… Я думала, бабка их от чужих глаз прячет, ворья боится, а там — только сушеные травы. То ли хозяйка ярая атеистка, то ли… — она замолчала.
— Атеистка, скорей всего, — пробормотала Соня, внезапно ощутив какое-то непонятное беспокойство. — Вон, на фотографиях, все пионеры и командиры. Безбожники.
— Знаешь, Сонь, я уже не хочу тут селиться. Лучше мы уж там, вместе со всеми. И не из-за икон, ты не думай. Просто не хочется каждый день в такую даль бегать.
— Уговорила, — с явным облегчением улыбнулась Соня. — Лучше занудство Аристарха терпеть, чем с бабками-дедками клопов кормить.
— А клопов у нас нет, — улыбнулась зашедшая в этот момент в комнату хозяйка. — Откуда бы им тут взяться? А в остальном правильно — молодость к молодости должна тянуться, нечего ей со старостью тосковать. Вот вам лесные гостинцы.
Она поставила на стол туесок, сплетенный из луба, и банку варенья. Потом предложила ещё молока, но гостьи уже напились им под завязку и стали прощаться. Соня хотела заплатить старухе, но та только руками замахала и ничего не взяла. Потом она проводила девушек до леса и, подхватив хворостину, пошла за сарай.
Арина обернулась на деревню и почесала в затылке: — Что за название странное — Осолонки?
— Наверное, старообрядческое, — ответила Соня, прижимая к груди банку с вареньем. — Ты под ноги смотри, а то мед на дорогу вывалишь.
— Осолонки… Осолонь, противусолонь — это вроде как про стороны света или про солнце?
— Не помню я, что-то знакомое, а откуда, кто его знает. Была бы библиотека, другое дело.
Соня внезапно замолчала. Из-за дерева навстречу им вышел мужик. Светлые, словно изо льда, глаза уставились на подруг настороженно, хотя мужик улыбался. Обычный такой человек, среднего роста, средних лет и незапоминающейся внешности, без бороды и усов, зато в форменной фуражке. В руках мужик нес косу.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Арина.
— И вам здоровья, девицы, — мужик усмехнулся, обнажив отборные белые зубы. — Откуда такие красавицы в наших богом забытых краях?
— Из экспедиции, — почему-то робко пробормотала Соня.
— А, ну знамо дело, к нам иначе и не ездят, только по надобности. А я лесник местный, Мишаней зовут. Ежели дров надо вам нарубить, обращайтесь.
Он ещё раз сверкнул улыбкой и холодом глаз, закинул косу на плечо и неспешно зашагал к деревне. И с каждым его шагом в ней словно прибавлялось движения и звуков: появились гонимые бабкой Валей овечки, на жердяную ограду взлетел и заголосил огненно-красный петух, заковыляла от избы к избе согбенная старушечья фигурка и кто-то, с дороги невидимый, задвигал колодезным журавлем. 
Подруги переглянулись. Желание у них было одно — поскорей вернуться в лагерь, к пусть не очень приятным, но хотя бы понятным людям.
К часовне они спешили, словно возвращались домой.

***
В двух палатках, в каждой из которых могло бы разместиться по десятку человек, устроились просторно и без затей, в одной — студентки и Луиза, в другой — мужчины. Аристарх Львович выгородил себе даже нечто вроде кабинетика. где установил раскладной стол и разложил бумаги. Бюрократ. Начальник.
Паша варил что-то в котелке, подвесив его над костром. Пахло подгорелым  салом. Луиза копошилась внутри часовни, раскладывая инструменты: острые шпатели, кисти, целый набор плоских ножей. Арина задумчиво осмотрела фрески. Ничего особенного, конец девятнадцатого века, библейские сюжеты, размноженные с образцов не очень старательными мазилами. Это были даже не фрески, а картины маслом по штукатурке. Краска кое-где покрылась белым налетом и трещинами, но отслоений, как ни странно, не было. Качественные краски. Сверху было намалевано несколько похабных слов и рисунков — творчество современных богохульников.
— Ну что, — обернулась Луиза и насмешливо прищурилась, — Сходили в Осолонки?
— Сходили, — вздохнула Арина. — Ну их в баню, эти Осолонки. Убогое место.
— Это верно, я там однажды побывала, — на лице Луизы появилось несвойственное ей серьезное выражение. — Идите, устраивайтесь. Сегодня работать поздно, а завтра начнем. — Она словно машинально потерла шею, которую постоянно прикрывала то воротником, то пестрой косынкой.
Соня уже надувала резиновые матрацы и раскладывала в палатке спальники. Ну что ж, не так уж плохо, на самом деле. Или не студентки они, в конце концов, чтобы ныть из-за перспективы всего лишь месяц ночевать в палатках? Зато озеро рядом — с синей шелковой водой, с зарослями камыша, перемежаемыми островками замечательной мягкой травы. Уж чего-чего, а пляжей тут вдоволь. Девушки переглянулись и принялись потрошить свои сумки в поисках купальников.
Потом, после купания и обещанной каши с тушенкой, наступил тихий звездный вечер. Сидеть у костра сил уже не было, и они забрались в спальники. Под унылые крики какой-то беспокойной болотной птицы уснули почти мгновенно.
***
В то первое, памятное неприятным приключением утро, Соня вернулась в лагерь хмурая. Арина, легкая душа, уже и забыла, как визжала от страха, а Сонька все нервничала.
Паша и Саша спозаранок стучали молотками, сколачивая примитивные леса, чтобы подобраться к куполу часовни, остальные пили чай с сушками и плавлеными сырками. Аристарх Львович за что-то выговаривал Илье. Соня взглянула на фотографа и обомлела. Его шея была обмотана вафельным полотенцем, на котором проступали пятна крови. В ответ на испуганный взгляд девушки, Илья пожал плечами:
— Вот что бывает, когда не умеешь обращаться с топором, хотел нарубить дров и поленом едва яремную вену себе не вспорол. Идиотизм, правда?
— Ты лучше не топором, а камерой поработай, — не поднимая глаз, сердито сказала Луиза. — Нужно зафиксировать состояние объекта до начала работ.
— Сейчас будет сделано, леди! — несмотря на желание казаться бодрым, выглядел Илья не блестяще — был бледен, а под глазами залегли синие тени.

***
Именно с этого момента и началась ежедневная рутинная работа. Пока Саша и Паша, переругиваясь, сколачивали временный купол, обтягивали его рубероидом и сооружали щиты размером с окна и дверной проем, чтобы установить их после обследования росписи, Арина и Соня лазали с рулеткой по часовне. Иногда к этому процессу привлекался и Илья — в качестве подсобной силы. Аристарх Львович, которому работы не нашлось вовсе, основную часть времени проводил в палатке. Соня подозревала — валял дурака, читая детективы и решая кроссворды. Поймать его за этим не удалось ни разу, и смысла в его сидении под душным брезентом не было никакого. Луиза колдовала с ножиками и дурно пахнущими склянками внутри часовни.
Хорошо было уже то, что не происходило ничего необычного. Только однажды, спустя пару дней, поднявшаяся ни свет, ни заря из-за налетевших в палатку комаров, Соня, заметила что-то яркое в серой золе потухшего костра. Поковырявшись палкой, достала небольшой кусок голубой ткани с оплавленной перламутровой пуговичкой. Завернув находку в лист подорожника, она отправилась к тому месту, где Арину в первое их утро напугала кровь на траве. Прошедший за это время дождик уже успел смыть всякое напоминание о том событии. И под лопухами, куда Соня сунула оторванный воротник рубашки, тоже ничего не было. Она порыскала вокруг, убедилась, что не перепутала место и глубоко задумалась. Была ли на том воротнике пуговичка, Соня не помнила. А если и была, то кому понадобилось сжигать его в костре? Или это сожгли саму рубашку? Но кто?
Арине она опять ничего не сказала. А если бы и сказала, что изменилось бы? Разве не отправились бы они в лес, услышав от Сергеича, что пошли грибы-колосовики, причем, не сыроежки с подберезовиками, а отборные боровички? Все равно пошли бы.

***
Но вначале они познакомились с Сергеичем и Анатольевной. Откомандировала их в Осолонки Луиза, заявившая, что каша с тушенкой за неделю ей уже поперек горла стала и хорошо бы добыть яиц, молока и творога. Идти не очень хотелось, но хоть какое-то развлечение. Деревня опять встретила их настороженной тишиной, даже однорогого козла не было видно.  И дым нигде не вился, и звуков никаких, словно вымерли Осолонки.
Они прошли мимо избы бабы Вали, заметив, что её дверь подперта березовым полешком. Означать это могло одно — хозяйки нет дома. Зато дверь соседнего домишки, вросшего в землю чуть ли не по окна, была нараспашку.
— Эй, хозяева, есть тут кто? — крикнула Арина в проем, из которого тянуло запахом кислого теста.
— А заходите! — ответил им глухой голос.
В комнате, на огромной железной кровати с ажурным подзором тонуло в подушках сморщенное старушечье личико. Тела под ватным одеялом не было заметно вовсе, словно лежал под ним ссохшийся лист, а не человек. Над выцветшим ковриком на стене в ряд висели, крашенный бумажными цветочками, портреты худощавого мужчины, трех парней и одной девочки лет десяти. Видно было, что портреты увеличивали с обычных маленьких фотографий.
— Добрый день, — поздоровались подруги.
— Здравствуйте, милые. Вот спасибо, что навестили. Ох, и радость, — зашамкала губами лежащая. — Хоть перед смертью на вас, молодых да красивых, полюбуюсь, а не на сморчков старых. Посидите рядом, детушки.
— Да мы только хотели  молока купить, — растерялась Арина. — А есть ещё кто-то?
— Есть, куда им деваться, вот-вот появятся.
Словно в подтверждение её слов, заскрипели половицы, и в избу вошел старик. Был он кудрявой седой бородой, розовыми щечками и яркими губами похож на сказочного гнома.
— Ну что, проведал? — бестелесная старушка внимательно взглянула на вошедшего из-под сморщенных век.
— Проведал, — подтвердил старичок-гном. — Тебе кланялись.
— Небось, ждут, не дождутся. Ничего, скоро встретимся… — она неожиданно улыбнулась, отчего лицо ещё больше сморщилось, а между впавших губ появился одинокий коричневый зуб. — А тут девочки за молочком пришли, ты уж дай им всего, что им надо. И бражки, бражки не забудь.
— Ладно, Анатольевна, все сделаю. Отдыхай, милая. — Гном обернулся и шаловливо подмигнул Соне. — Пошли-ка со мной, красавицы. Молока у нас нынче много, Красавкка да Рыжка с июньских трав доятся, хоть залейся.
Встреча с Сергеичем затянулась, был старичок болтлив, и отпускать гостей ему явно не хотелось. Пришлось и чай пить, и вареники с картошкой есть, и бесконечные рассказы про местных старух выслушивать. По словам Сергеича выходило, что собрались они тут, словно согнанные временем. Ни у кого уже почти и детей не осталось, а уж о мужьях и говорить нечего. У Анатольевны ещё в войну все сгинули, другим тоже лиха хватило. Алевтину Мишаня в городе на вокзале подобрал, куда её невестка спровадила с глаз долой. О себе Сергеич говорил мало, хотя выходило, что он тоже не местный. А потом старичок сообщил им, что ежели в течение трех дней будет ещё дождик, то пойдут первые белые грибы, из тех, что вырастают, когда рожь начинает колоситься. Колосовики, значит. Не пропустить бы.

***
— Странное дело, — удивлялась Соня на обратном пути. — Я-то думала, они тут все родились, а они, оказывается, приезжие. Дом престарелых какой-то.
— А ещё, — с трудом таща сумки, набитые банками, бутылками и крынками, пропыхтела Арина, — я одного не пойму, где тут у них кладбище?
— Что? — словно пораженная громом остановилась Соня. — Кладбище? При чем тут кладбище?.
— А при том, что раз обитают тут почти одни старики, то наверняка умирают. И куда их потом? Логично было бы, если бы кладбище около часовни устроили. Так? А его там нет. И лес вокруг деревни нетронутый, и дорог больше нет.
— Точно нет?
— Точно. Я у Сергеича спросила. Одна дорога, тупик.
— Ну не знаю, не в лесу же они их закапывают. Хотя всякое может быть. — Соня остановилась, потому что Арина опустила сумки на землю и простонала:
— Всё, теперь твоя очередь. Как раз полдороги.
Соня шагнула к сумкам и внезапно замерла. Арина проследила за её взглядом и тоже онемела. По поляне, где паслась все та же привязанная черная корова, бегали дети. Две маленькие девочки в коротких платьицах, носились друг за другом, то прячась за коровий бок, то неожиданно выскакивая и корча забавные рожицы. От остолбеневших в изумлении подруг до поляны было не больше полусотни метров, но ни одного звука, ни крика, ни смеха не было слышно. Вот одна из девчонок кувыркнулась в траву и вторая почти настигла её, но промахнулась и тоже шлепнулась, дрыгая босыми ногами. Крова лениво жевала, отмахиваясь хвостом от мух. Тишина.
— Откуда тут могут быть дети? — почему-то шепотом спросила Соня. — И почему они молчат?
— Не знаю, может быть, это внучки, к какой-нибудь бабушке в Осолонки на лето приехали, — так же шепотом отозвалась Арина. — А молчат… Спроси что полегче.
В этот момент одна из девочек, та, что была с виду помладше, лет восьми, вскочила на ноги и заметила стоящих на дороге девушек. Соне показалось, что она что-то сказала другой девочке, и та обернулась. А в следующую минуту дети уже сорвались с места и исчезли за деревьями. Словно их и не было.
— Феи, — выдохнула Соня.
— Что?
— Это были лесные феи.
— Так… Если уже до фей дошло, значит дело плохо, — разозлилась Арина. — А это всего лишь девчонки шастают по лесу, корову сторожат.
— Но почему молча, почему убежали?
Выражение лица Сони все меньше нравилось Арине.
— Потому что это не нормальные дети, а немые и дикие! — жестко отрезала она. — А теперь бери сумки и пошли домой, иначе нам тут и лешие, и русалки, и черт знает кто начнет мерещиться. Сонька, ты же современный человек, а веришь во всякую чушь!
— Я верю только своим глазам, — упрямо поджала губы Соня. — И я видела…
— Ни черта ты не видела! Я видела то же самое, двух местных девчонок, больше никого.
Лес шелестел им в спину, и Соня могла поклясться, что когда они, наконец, вышли на опушку, из зарослей ещё нераспустившегося иван-чая выглянула хитрая рожица и показала им вслед язык.
За ужином, уплетая деревенский творог со сметаной, Арина рассказала про встреченных в лесу девочек. Паша саркастически вздернул бровь, Аристарх Львович с сомнением покачал головой, а Илья, как ни в чем ни бывало, пробормотал:
— Лесовицы это были.
— Кто? — едва не подавилась Арина.
— Лесовицы. Местные лесные духи. Что-то вроде дриад, лешачихи мелкие. Я как-то читал сборник местного фольклора, там про них упоминают. Только странно, что они вас сразу же не заметили. Разве что заигрались…
— Ещё один ненормальный, — буркнула Арина.
— Ну, вы спросили, я ответил, — примирительно улыбнулся Илья. — Не исключено, что это были ученицы второго «Б» класса Осолонковской средней школы Маша Петрова и Таня Иванова.
— Нет в Осолонках никакой школы, там одни старики да лесник. Хотя странно, лесники обычно на собственных кордонах обитают, а этот в квартиранты к бабке Вале пошел.
— А у него изба со всем хозяйством в прошлом году сгорела, сейчас отстраивает помаленьку, — подала голос Луиза. — Я хотела с ним договориться, чтобы с куполом помог. Занят, говорит. Да и странный он какой-то, нелюдимый, улыбается,  а смотрит волком.
Тут Луиза поймала на себе внимательный взгляд Ильи и замолчала. Аристарх Львович швырнул в костер докуренную сигарету и встал. Скоро у тлеющих углей остались только Соня и Арина. Разговаривать не хотелось, а спать было ещё рано. В сгущающейся темноте пологий склон к лесу казался кручей, а внизу, среди  стволов и ветвей таились десятки изучающих, насмешливых или равнодушных глаз. Знать бы, чьих…

***
Ночью их разбудила барабанная дробь дождевых капель по брезенту. Закутываясь с головой в спальник, Арина подумала, что назавтра будет сыро, слякотно и хмуро. Но утро порадовало сияньем солнца, блеском влажной травы и хорошим клевом — Саша наловил целый кукан крупных карасей  и принялся варить уху.
А Соня вспомнила, что говорил им Сергеич насчет белых грибов-колосовиков. Но Арина покрутила пальцем у виска и объяснила, что за одну ночь грибы не вырастают и надо идти за ними завтра, а лучше послезавтра. Так что в лес они пошли спустя два дня, прихватив вместо корзин пластиковые ведра. Аристарх Львович отпустил их без звука — жареных грибов хотелось всем.
Они высматривали в лесу места, где сосны перемежались березами и осинами, и шарили там, как научил их старый гном Сергеич. Первый крепенький боровичок с коричневой бархатной шляпкой на толстенькой ножке вызвал восторженные вопли, и сразу появился азарт. Они старались держаться рядом, боясь потерять друг друга, аукали и запоминали дорогу.
Часа через полтора ведра заметно потяжелели, а лес стал казаться совсем глухим. По солнцу, светившему сквозь кроны и по компасу, прихваченному из запасов экспедиции, выходило, что они идут по дуге вокруг деревни, но никаких признаком того, что она рядом, не было. Наконец среди деревьев появился просвет, и они вышли на небольшую поляну.
— Ого… — Арина села на камень, которых тут было несколько, и огляделась. — Что это такое, по-твоему?
Соня обошла поляну по краю, постояла около плоского куска плитняка, на котором лежала краюха подсохшего хлеба, какие-то  листья и цветы, потом потрогала висящих на кустах деревянных кукол, украшенных ленточками, и пожала плечами. Вверху громко и сердито зацокала белка, что-то свистнуло и порскнуло в заросли, и снова наступила тишина.
— А ведь это похоже на капище, — Соня колупнула носком резинового сапога черные угли огромного костровища в центре поляны. — Только идолов не хватает. И камни лежат довольно равномерно по кругу, и жертвенник есть.
— Ну ни фига себе, — Арина словно приросла к своему камню и только головой во все стороны крутила. — И ведь тут постоянно кто-то бывает, хлеб принес.
— А костер давно жгли, я думаю, в прошлом году ещё, — Соня выдернула травинку, росшую между головешек, и показала её Арине. — И мы обе догадываемся, кто тут бывает.
— Сергеич?
— И Сергеич тоже. — Соня вздохнула. — Ну что, пошли дальше, не будем местных духов нервировать.
— Подожди, у меня ноги болят, и голова опять кружится. Я только немножко посижу. 
Арина сползла по камню на землю, села, прислонившись к нему спиной, и закрыла глаза. Она была снова бледна, и даже черты лица заострились. Неужели ей действительно плохо? Что делать? Соня озабоченно присела перед подругой на корточки и приложила ладонь ко лбу. Он был холодный и влажный.
— Аринка, да что с тобой?
— Погоди, я сейчас… — она замолчала, словно уснув на несколько долгих минут, потом внезапно открыла глаза. — Вроде, полегче стало. Пойдем отсюда, мне тут как-то не по себе.
Арина вскочила на ноги. С удивлением Соня увидела на ее щеках лихорадочный румянец.  И глаза вдруг заблестели, словно у неё начался жар. Подхватив ведро, она шагнула в заросли, старательно обходя поляну стороной. Соня бросилась вслед, боясь, что в таком состоянии она может и не заметить, что подруга отстала. Черт знает, что происходит… Они почти бежали по лесу, уже не обращая внимания ни на грибы, ни на то, что солнце оказалось совсем в другой стороне.

***
А потом из-за ствола дерева прямо на них вышел зверь. И всё превратилось в ужас…
Теперь Соня сидит одна и совершенно не знает, что ей делать. Куда она бежала и сколько времени? Пожалуй, все-таки не больше десяти-пятнадцати минут. А вот куда… Она помнила только мелькание бесконечных стволов. Кажется, несколько раз сворачивала, чтобы не налететь на них, и мчалась дальше. Как назло, солнце ушло за облака, и даже этот ориентир нельзя было использовать. А компас остался у Арины.
Но все равно, нужно идти, не сидеть же на одном месте.
Озеро никуда не денется, оно огромное, и находится на юге. Примерно на юге. Если выйти на берег, то часовню видно издалека. Теперь главное — найти Арину. Если удастся. И не встретить зверя. Потому что больше у неё не хватит сил от него убежать.
Мысли панически скакали, и Соня, стараясь действовать вопреки им, медленно встала и огляделась. Кажется, она бежала с этой стороны. Да, вот взрыхленная хвоя, словно по ней промчалась не она, а здоровенное парнокопытное с нарушенной ориентацией. Вздохнув, Соня поплелась по собственным следам. Сбилась она только однажды, в густой траве, и пришлось бродить кругами, отыскивая след. А солнце все не появлялось, и даже начал накрапывать мелкий дождик, почти весь застревающий где-то наверху и только редкими каплями остужающий её все ещё горящие щеки.
Когда она услышала голос Арины, решила, что это галлюцинации. Замерла, пытаясь определить, откуда доносится крик.
— Соня, Сонька, аууу! — надрывалась подруга.
Она побежала, спотыкаясь, налетела, хватая за плечи и не веря, что Арина цела и невредима, что чудеса случаются. И тут же принялась рыдать, просить прощения и снова трясти за плечи. Стараясь успокоить впавшую в истерику Соню, Арина обнимала её, утешая как маленькую, и, наконец, разозлилась. Да что же это такое, вначале удирает куда-то, а потом не верит в то, что подруга уцелела. А что случилось то? Скорее всего, это и не волк был, а деревенская собака. И не такой уж страшный. Хотя смотреть на оскаленную пасть было неприятно.
Когда Сонька, словно заяц, улепетнула, бросив её, Арина вначале растерялась. А этот волк, а может пес, всё стоял и смотрел на неё. И она смотрела на него. Он спрашивал глазами — боится она или нет. Она не боялась, хотя это было непривычно, все-таки обычно она была трусихой. Но сейчас у неё в сжатых ладонях было оружие, в каждом кулаке по упругому, покалывающему кожу шарику. Арина не задумывалась, откуда они взялись, были и всё.
Может быть, она принесла их оттуда, от камня, забравшего у неё усталость и давшего силу? Она не знала. Но если только этот волк-пес тронется с места, то получит сначала один шарик, она даже знала куда — в черный влажный нос, за которым морщится серая короткая шерсть. А второй — в грудь, в светлое беззащитное пятно. Но это лучше не надо, это может его убить.
Она смотрела на то место, где распрямлялись листья, где только что были лапы, готовые оттолкнуться от земли, бросая мощное тело вперед, к горлу жертвы. Волк ушел, исчез точно  так же бесшумно, как и появился. Она раскрыла ладони и подкинула шарики вверх, не глядя, куда они улетают, сшибая сухие ветки.
А потом Арина подобрала брошенное подругой ведро и просто бродила по лесу в поисках Сони.
А потом Соня набросилась на неё со слезами.
Нет, с ней-то точно всё в порядке. Зато Сонька, оказывается, жуткая трусиха.
И вообще, пора возвращаться.
Потому что хватит им на сегодня приключений.

***
Продолжением странного дня был странный вечер. Где-то вдалеке над лесом гуляла гроза, озеро потемнело и украсилось белыми бурунчиками, хотя ветра не было. Грибов они принесли гораздо меньше, чем собрали, поэтому решено было сварить из них суп. И когда Илья наклонялся, чтобы помешать его в котелке, Соня за воротом футболки отчетливо видела на его шее багровые рубцы. И это был не след от удара поленом, это были затягивающиеся раны от острых клыков.
Потом он оборачивался, и за отражением хмурого неба в стеклах его очков угадывался напряженный взгляд.
Саша и Паша молча тесали какие-то колья и вколачивали их в землю. Топоры в их ловких руках сверкали лезвиями.
Аристарх и Луиза о чем-то шептались в палатке.
И только Арина, как ни в чем ни бывало, напевала песенку и что-то вырезала из куска сосновой коры.
Чтобы хоть немного отвлечься, Соня полезла в свою дорожную сумку и достала сборник детективов, который начала читать ещё в поезде. Книга сама раскрылась на закладке — поляроидной фотографии, сделанной ею на вокзале перед отъездом. Группа улыбающихся в объектив людей: Паша и Саша, похожие как близнецы, хотя они даже не родственники, Луиза под руку с лохматым Ильей в голубой рубашке, Арина, Аристарх Львович. Соня долго смотрела на фотографию. Потом снова вложила её в книгу и вернулась к костру.
Илья протянул её ложку с грибным супом, чтобы попробовала и оценила. Суп был вкусным.

***
О том, что Анатольевна умерла, им сообщил Мишаня. Пришел рано утром, потоптался у входа в часовню, не решаясь войти внутрь, пробормотал несколько слов и ушел, старательно избегая Арининого взгляда.
Соня вздохнула.
— После завтрака сходим, простимся, — словно о решенном деле сказала Арина.
Хотелось отказаться, но отказаться было никак нельзя.
Лес сиял, словно не было вчера никакой грозы. Роса высыхала на расцветших за ночь крошечных мордочках львиного зева. Арина шла впереди, а Соня тащилась следом, размышляя, что изменилось в подруге, и изменилось ли. Вроде бы всё то же, вон пинает шишку и обходит стороной высоченный муравейник. Тогда откуда эти разговоры про какие-то упругие шарики, которых вчера испугался зверь?
Да ещё следы клыков на шее Ильи.
Фотограф с Луизой, ни слова не говоря, тоже собрались и ушли в лес ещё час назад. Аристарх Львович только взглядом их проводил и ушел в палатку.
Внезапно Арина свернула с дороги влево.
— Ты куда? — окликнула её Соня.
— Нам не в деревню, — не оборачиваясь, ответила подруга. — Разве ты не слышишь?
Но Соня ничего не слышала, только пенье птиц, писк комаров да шуршанье травы под ногами. Нет, вот ещё раскатилась звонкая дробь, наверное, дятел трудится. Затрещали ветки, и Арина едва не упала, споткнувшись о валежник, чертыхнулась и упрямо продолжила путь к одной ей известной точке. Соне ничего не оставалось, как идти за ней.
Конечно же, они пришли опять туда, на поляну с камнями и костровищем. Только теперь там были люди, много людей. Старики. Бабушки в нарядных белых платках, Сергеич в лоснящемся на локтях пиджаке, бабка Валя, чинная и торжественная. Увидев подходящих девушек, она заулыбалась и пошла им навстречу.
— Пришли, значит. Мишаня сказал, что придете. Анатольевна так хотела. — Она поправила выбившуюся из-под платка седую прядь. — Отстрадалась наша Аннушка, теперь все её тяготы позади.
С этими словами она подвела их к плоскому камню, на котором теперь лежала не хлебная краюха, а укутанное в голубое крохотное сухое тело. На лицо мертвой старухи Соня старалась не смотреть. Просто постояла молча рядом, положила в ноги собранный по дороге букетик желтых цветов и отошла. Арина тоже положила что-то. Приглядевшись, Соня поняла, что это вырезанная из коры игрушка. Кукла.
Защемило сердце, хотя кем ей была Анатольевна? Только случайной знакомой. Старухой, долго и тяжко вековавшей и почти никому не нужной, кроме таких, же, как она, стариков. Так что, может, и была смерть для неё действительно избавлением? Ответа Соня не знала.
Почему-то не уже не удивляло, что лежит покойная на камне просто так, без гроба. И то, что лица окружающих её старых людей совсем не печальны, а спокойны и даже радостны.
Мишаня, сосредоточенно укладывающий свеженарубленные дрова на старом костровище, даже не глянул в их сторону. Соне показалось, что за спинами старух мелькнула косынка Луизы. Ильи не было видно, но она чувствовала, что он тоже где-то рядом. Где же ему ещё быть?
Подошел Сергеич с бутылкой, точно такой же, в которой он им в прошлый раз брагу давал, налил из неё в граненую стопку темного вина. Протянул, хитро усмехаясь. Нет, это было не вино. То ли отвар из трав, то ли настой, густой и пахнущий слегка дегтем.
Соня глотнула, и горло приятно опалило душистым теплом.
Сергеич взял опустевшую стопку и направился к Арине. Та выпила, не задумываясь, улыбнулась. Да что они все улыбаются, словно не на похороны собрались!
Она случайно подняла глаза и заметила в ветвях старой березы девчонку, та сидела  в развилке ствола и болтала ногами. Та самая? Или другая? Девчонка почти беззвучно хихикнула и, словно белка, ловко вскарабкалась вверх, исчезнув из виду.
Из леса подошли ещё два старика, принесли цветы — озерные кувшинки, сложили к камню, За кустами мелькнул длинный приземистый силуэт, и Соня испугалась, что это вчерашний зверь. Но этот был другой — молодой, тощий. Робко прокрался стороной даже не повернув в её сторону морду, и скрылся.
Подошла Арина, взяла за руку.
— Не бойся.
— Да не боюсь я, просто странно всё…
— Скоро поймешь.
Придвинулся Сергеич, уже без бутылки, погладил бороду, достал из кармана трубку.
— Пора вам, девоньки. Дальше мы сами.
Арина молча кивнула и потащила Соню в лес. Сергеич помахал им рукой, закурил, выпуская клубы дыма. Кто-то чихнул прямо над его головой, фыркнул и ушуршал. Сергеич смутился и стал коричневым от табака пальцем гасить трубку.

***
Они сидели на старой поваленной сосне и молчали. Наконец Соня не выдержала:
— Что это было?
— Не было, а будет, — Арина все это время смотрела куда-то поверх деревьев, отделявших от них поляну. — Вот, смотри.
Но Соня увидела только растворяющийся в небе белый дым, причудливо извивающийся и словно танцующий над лесом. Она подумала, что должно пахнуть гарью, но был только дым, прозрачный и совсем не страшный. Легкие струи цеплялись за вершины сосен и кружили в них, а потом  улетали к редким облакам, сливаясь с ними.
Молчавший лес вдруг наполнился звуками, пробежала стайка детей, большей частью девочек, тащивших за руку самую маленькую, все время оглядывающуюся и спотыкающуюся. Три волка, не торопясь, прошли стороной, один обидчиво покосился янтарным глазом, но не остановился. Арина сплела венок из вьюнка и мелких лесных ромашек и надела Соне на голову.
— Всё, нам пора. Аристарх наверняка уж злится, что все работнички разбежались. А тут пусть пока без нас веселятся.
— А Илья и Луиза? — Соня в последний раз глянула на ставшим почти прозрачным дым и встала.
— Думаю, что к утру вернутся, не раньше, — усмехнулась Арина. — Сегодня праздник  в лесу — одной лесовицей больше стало.
— А вдруг не вернутся?
— Ну, тогда придется нам с тобой росписи ковырять! Хотя я сомневаюсь, что Луиза это допустит. А уж в то, что Илья оставит на произвол судьбы свою камеру и кассеты, не верю совершенно! И ещё…
— Что? — остановилась Соня и обернулась.
— Запомни, навсегда лес принимает только тех, кто улетает в небо белым дымом…