Метро

Шумный город. Жаркое пыльное лето. Суета. Лица. Ты спешишь в толпе, считая, что знаешь, куда тебе нужно. Все спешат. И все считают, что знают, куда им нужно. Очень часто, когда выходим, то лучше знаем, откуда вышли. И, лишь образно, представляем – куда придём. Жизнь – шумный город. Всегда две жизни. Как у тебя. Как у меня. Минимум – две. Внешняя и внутренняя.
Скользишь взглядом по вспухшему от жары асфальту. Задерживаешься на перекрёстке, ожидая смены цвета. В какой-то момент лёгкий ветерок, случайно потерявшийся между стенами душного города, пробежался, коснувшись твоих волос, лица и понёсся дальше искать между домами выход на волю.
Человечек на синем знаке, спускающийся по ступенькам вниз. Буква «М». Людской поток ведёт тебя в метро. Снаружи – внутрь. Прячешься от пропаленного и крикливого города в прохладную подземку. Можно снять очки. Здесь не нужны тёмные стёкла.
Перон. Схема движения на стене. Ты ждёшь своего поезда. Все ждут своего поезда. Шумно, толкая перед собой массу тяжёлого воздуха, подходит состав. Выбираешь вагон. Тот, что будет ближе к твоему следующему выходу. Так удобней. Выбираешь вагон так, чтобы потом, в конце, было удобно выйти. Радостно-рекламный, никогда не устающий голос, записанный на плёнку где-то, кем-то, когда-то, монотонно-одинаковый, объявляет станцию. Эту, следующую. Всегда и все. Объявляет. Чтобы кто-то из пассажиров, слишком уйдя в себя, или уснув просто от усталости, не проехал мимо своей остановки.
Поезд отправляется, быстро набирая скорость, срывается в тёмном туннеле и уступив место следующему за ним.

Ты сидишь на случайно оказавшемся не занятым месте и смотришь на пассажиров своего вагона. Разные. Все разные. Но все в одном. В одном поезде, в одном направлении, в одной жизни. И в похожем. В похожем настроении, в похожих мыслях, в похожей одежде, в похожих позах, с похожими взглядами.
Двое наркоманов отсутствующими взглядами скользят по вагону, лицам, одежде, телам, рекламе на стенах. Они могли сесть не в тот поезд. Или им могло быть не нужно вообще сюда. Но где-то наверху людской поток направил их сюда, именно в этот вагон, и на это направление. В тот вагон – где ты. А, вообще, они уже давно сели не в тот поезд. Когда-то. Когда стоял выбор: куда и как. И не было рядом кого-то, кто мог бы рассказать о дороге. О том, как добраться туда, или ещё куда-нибудь. Теперь же они, где-то в глубине исколотой души, по инерции, ищут свой поезд. Часто не понимая того, что поиск в них продолжается уже независимо от их внешних желаний. Диссонанс внешнего и внутреннего. Хотя, обманутые вымышленным счастьем и сиюминутными ценностями, они все равно доберутся до своей станции. Каждый до своей.
Ты задерживаешь свой взгляд на пожилой женщине.
Напротив, ближе к двери, восседает тучная пенсионерка. Капельки пота на лице. Помада, смазанная выше края губ, и давно уже потерявшая цвет и, видимо, срок годности. Старое, застиранное платье. Рука, сжимающая ручку тележки для сумок. Сумка, набитая не понятным содержимым. Как станции за окном вагона, где-то в её мозгу, проносятся её годы, и её сегодняшние проблемы. Кто-то, из-за того, что качнулся вагон, оступившись, толкает пенсионерку. Она возвращается из себя – сюда. Её нечаянно вернули. Никакие извинения для неё в этот момент не играют роли. Крик, возмущение нынешней молодёжью, плавно переходящее в возмущение по поводу «обманутых государством». Ближнее «пенсионное» крыло вагона, проснувшись и вернувшись, бубнит себе под нос, поддерживая «выступающую».
Ты удивляешься. Как у того, кто толкнул старуху, хватает ума и терпения промолчать и не вступить в словесную перестрелку. Ответить – хворост в огонь… Его станция, и он вышел из поезда, оставив «возмущённую-просто-так». А ведь обманули стариков. Да и сами они, когда молодыми были – обманулись. Вспоминаешь своих родителей. Не представляешь свою мать такой сварливой. И себя не представляешь. Мы всегда уверенно говорим о том, какими мы точно не будем.   
Надоевшая реклама на стенах. «Супер дешёвые» туры к морям, Испанская Ривьера!!!, «супер дешёвая» бытовая техника, «купите себе жильё в кредит», «новые акции UMC», стоп-кран, курить запрещено и… «мы сами не местные-е-е-е…». Хотят денег. Грязные, оборванные, ползающие по полу, цепляясь за ноги пассажиров, дети. Кто бы и чьи бы они ни были. Дети. Достаешь мелочь. Протягиваешь им. Берут. Чувствуешь какую-то неловкость. Часть вагона глядит на тебя. Часть отворачивает лицо в другую сторону. Контраст. Испанская Ривьера, на стенах – оборванные дети, на полу… 
Ты всегда, когда отдаёшь, чувствуешь себя не ловко за то, что у тебя есть, что отдать.
Двое, внешне беззаботных, студентов. Он и она. Улыбаются, разговаривая. Оборачиваются, время от времени. Смотрят на то, что происходит в вагоне. Видимо, комментируют друг другу происходящее. Прячут внутри себя свои проблемы. Под улыбкой. За словами о пустяках. Учёба – деньги. Знания – может быть. Работа – ноль. Старый преподаватель, очкарик – по жизни. Очкарик – не только потому, что он носит очки. И вспомнивший, вдруг, в своих 50-60 и больше лет о том, что у него между ногами не только для того, чтобы писать – ставит хорошую отметку в зачётку девочке-студентке, давшей добро на доступ к телу. Маразм. Скотство. Факт.
Поезд несётся по темным «коридорам» подземелья от станции к станции. Метро – вены большого города. В метро, как в жизни: только до конечной станции можно доехать на поезде. Потом, на конечной, чтобы обратно, нужно пересесть в другой поезд. В тот же –никак. Ты смотришь на тёмные стекла вагона. Отражение в стекле. Ловишь на себе взгляд какого-то человека в вагоне. Какой-то до боли знакомый взгляд. Неприятный холодок внутри, в тебе. Пытаешься «вырвать» из толпы лицо смотрящего. Не получается. В тебя закрадывается страх потерять этот взгляд. Очередная станция. Толпа вышла – толпа зашла. Чувство потери чего-то главного. Где-то там, с теми, кто вышел. Мимолетная грусть. Неуютно. Слишком мало одного взгляда мозгу и глазам, чтобы оценить и понять.
Нам все, как правило, даже то, что мы понимаем, нужно «разжевать» и положить в рот. Ты ведь знаешь как это? Правда? В чём-то уверен, но все равно ищешь своей уверенности реального подтверждения. И потом, или отвергаешь что-то, не приняв, и потому что это что-то не так, или принимаешь в себя, то, что уже есть в тебе давно, и гордишься тем, что думалось-то тебе правильно с самого начала. Верим в то, что можем увидеть или потрогать. Синтезируем пищу, как для души, так и для тела… 
Гурьба, ребятишек заскочивших в вагон перед самым закрытием дверей, напоминает тебе стайку воробьёв, копошащихся и купающихся в пыли, в солнечный день, в ямке оставшейся от лужи. Беззаботно, чирикая, бегая не смышлеными глазками вокруг себя. В ожидании своей остановки. Многие говорят, вздыхая: «Мне бы их проблемы…». Не в силах вспомнить себя в этом возрасте. Почувствуешь разницу возраста и проблемы? Отсутствие нескольких купюр для похода в компьютерный клуб, при наличии тех же купюр у соседа по двору – отсутствие купюр на безбедную поездку в отпуск, при наличии тех же купюр у соседа по этажу… Учитывая возраст – сила угнетения проблемой – равная… К слову, а когда последний раз у тебя был отпуск? Где? Как? У моря?… Я тоже люблю море. Ты знаешь. Мы об этом уже говорили.
Новая станция на пути к конечной. Дедок, с шляпой в морщинистой руке, с длинной седой бородой, в смятой одежде и с походкой моряка на качающейся палубе, опираясь на не стандартную палку, мямлит что то слышное больше ему, чем кому-то, тянется по вагону, успевая пройти вагон, медленно, до следующей остановки, чтобы там перейти в другой вагон, и пойти дальше... Не находишь мелочи, крупную купюру отдать жаль. Отворачиваешься к чёрному стеклу окна, в ожидании. Стыдно, внутри. После станции, смотришь из вагона в вагон. Видишь силуэт деда, идущего так же там, у них. Ничего не меняется.
Замечаешь приятную женщину. Молоденький парень уступил ей место. Мужчина. А она с уставшим, но действительно приятным лицом. Куда-то торопится. Домой? Кто знает?… Тебе интересно, как она смотрит на окружающее.
Человек тебе симпатичен, поэтому тебе интересно.
Какая-то пьянь рядом, держась за поручень и шатаясь, дышит на всех ещё не успевшей перегореть в прожжённом желудке, водкой. Смрад. Зато – мобильный телефон. И костюмчик, бывший чистым до того, как он, видимо, присел где-то на землю, по дороге к знаку с человечком, спускающимся   по ступенькам вниз. Эта «радость» заявится сейчас куда-то в дом, и будет нудить кому-то о том, какой он молодец, и как у него все успешно. До тех пор пока ему не оденут кастрюлю с борщом на голову, и не успокоят геройско-значимые излияния по поводу его состоятельности. А сейчас, идущий быстро по рельсам поезд, колышет вагон с «костюмом в галстуке», в то время как это туловище делает вид, что что-то видит в табло своего мобильного телефона, и за сим «серьёзным» занятием пытается спрятать себя упившегося. И ему кажется, что у него получается. По крайней мере в данный момент, извиняющаяся улыбка и взгляд, не имеющий возможности задержаться хоть на чём-нибудь, говорят о том, что многочисленные комбинации в его голове сменяют друг друга быстрее, чем он может запомнить хоть одну из них. Не свежая женщина, рядом с «костюмом», морщит нос, лоб, все лицо сразу, явно показывая, что такое временное соседство доставляет ей массу недовольства. Молча-возмущенно-стойко ожидает своей или его остановки.
Ты любишь хорошее спиртное. Немного и в удовольствие. Оно тебя расслабляет, под разговор, немного отвлекая от суеты. Но ты не любишь, когда это спиртное в ком-то изменяет личность, причем, если ещё и личность это совершенно гадко-противоположная известной тебе, и все это заправлено полным отсутствием памяти на завтра. Поэтому ты не пьёшь много. И поэтому ты не любишь тех, кто не умеет пить в меру. Ты любишь коньяк, чёрный молотый и заваренный без сахара кофе и, к этому, минеральную воду с кусочком лимона и большим количеством льда. Я тоже так люблю…
Парень обнимает девушку. Шепчет ей, улыбающейся, что-то на ухо. Тайна от всех. Или слова для неё. Она не плохо сложена. Он это тоже видит, знает и хочет её опять. Снова. Несколько остановок у них до секса. До их секса. Их желание друг друга настолько явно, что это тревожит сидящую рядом тётку, не старую, но объемно-безобразную, которая теперь уже, наверное, только по своему фотоальбому может вспомнить себя в том времени, когда была желанной. А сейчас: внутри все те же желания, а снаружи, как расплата за свое обжорство и последствия образа жизни – раздражение при виде тех, у кого все мысли, возможности, и желания имеют реально выполнимую форму. Жаль, что её раздражение не имеет силы вовнутрь неё, чтобы сжечь до первоначального размера её вспотевшее целюлитно-складочное тело. Зато она находит свое нарисованное счастье в другом: «У меня муж, и двое детей, и все у нас хорошо…» Как бы… И с мужем – как бы. И соседка врёт, что он ходит в первый подъезд к вдовушке. И то, что детки не влазят ни в одну одежёнку, тоже не проблема. Как бы. Вырастут. Перерастут. Как бы. Свинство: внутри и снаружи.
Во всём, что у нас не сложилось, всегда, для себя и окружающих, ищем и придумываем элементы компенсации. Врём сами себе, уцепляясь за песчинки чего-то, может хорошего. Врём всем вокруг. Сживаемся с враньем настолько, что теряем правду, и то место в себе, в котором она была, в котором когда-то она хранилась.
Ты хочешь похудеть? Каждый сам для себя точно знает насколько ему это нужно. Хочешь – худей. Быть в форме внешне – чем плохо?
Парочка вышла из вагона на своей станции. За руку. Вместе. Счастливы. Тебе на миг радостно за них.
Ты любишь секс? Знаю ответ. Безусловно – это максимальное, что может существовать при наличии чувств, в настоящих отношениях. Отдать себя и взять себе. Достаточных слов нет, чтобы описать все чувствуемое и ощущаемое в моменты близости с ТВОИМ ЧЕЛОВЕКОМ. Я тоже люблю. И я знаю, о чём ты. И я знаю, что я  хочу тебя всегда. И я чувствую твоё желание, даже когда это просто разговор по телефону…
Трое. Мужчина и две женщины. Явно – из села. Безвкусно и ярко одетые, приехавшие в большой город. Средний возраст, мозолистые руки, грязные ногти, сумки, сумки ,сумки…
Он – руль. По клочку бумажки, нарисованной вчера вечером соседом под самогонку, выбирает и определяется, как добраться куда-то там, куда им нужно. Верзила спортсмен, сбоку от селян, уверенный в своем, непонятном тебе, превосходстве, басит на весь вагон что-то по поводу «быков» и «лохов», совершенно не понимая при этом главного. Селяне озираются, не понимая, что происходит. «Совдеповская», как бы стирающаяся грань между селом и городом так и не стёрлась. И не стёрлась бы. И не сотрётся. У села своя жизнь. Свои мерки. Свои смысл внешней жизни и благополучия. Ты же знаешь, что чистый, породистый селянин никогда не был и не будет ни «быком», ни «лохом». «Породистый» боится огромного города. Для него город больше напоминает большой оптовый магазин. Другое дело, когда мы говорим о «не породистых» селянах. Тех, кто, оторвавшись от села, и оторвав где-то и на чем-то денег, рванул в город. И началось – большая  скупка. А, скупив всю атрибутику, определяющую для многих понятие «городской», но при этом, забыв подкупить культуры, воспитанности и мозгов, они ломятся в жизнь большого города. Не став ещё «городским», но оторвавшись уже от села, и став – «не породистыми». Их дети лучше замаскируют и спрячут свои корни. Город –перерождается. Теперь же, верзила спортсмен умничает, под одобрительные комментарии сверстников и не только, а селяне ждут своей остановки, чтобы сойти, закончить там, наверху, свои покупки, и уехать к себе, где за ужином, под очередную бутылку «бурячанки», спокойно, в кругу таких же «породистых», поговорить об ужасном городе и плохих людях в нём.
Каменный город, убивающий живое, плохо принимает в себя тех, кто ближе к природе, зелени, и земле. Помнишь, как говорят и гордятся горожане, если у них получается вырастить большой и зелёный парк? И ещё вспомни: вся основная зелёная масса твоего города, начинала расти ещё тогда, когда город не был таким монстром, как сейчас. У нас лучше получается портить. Когда что-то портишь – не нужно долго ждать результата. Вырастить – намного труднее. На это у нас всегда не хватает времени. Впопыхах и потом мы вспоминаем, что мало вложили труда и терпения в то, чтобы вырастить.
Парни. Бесполые, как бы. Как бы парни. Двое, улыбающихся друг другу. «Голубые», геи, педерасты – это уже кто как увидит и как назовёт. Они, видимо, счастливы. ЭТО – ИХ. Интересно кто из них «мальчик», а кто «девочка». Ты улыбаешься. Кому-то противно и они это показывают всем своим видом. Лучшая позиция – быть терпимым. Кто может определить жёсткие рамки того, как нужно себя вести и каким быть? Их жизнь, их желания, их смысл. Главное чтобы это «их» ни коим образом не навязывалось, и не сказывалось отрицательно на окружающих.
Поезд мчит во тьме. Ты созерцаешь. Себя в себе, себя снаружи, и всех и всё, что вокруг. Ждёшь своей станции. Выйдешь из вагона, эскалатор доставит тебя в безразличный к тебе город. Или по ступеням того белого человечка на синем фоне, только в обратную сторону – наверх. Итог – один. Ты ещё долго будешь проводить параллели между метро и жизнью, между жизнью и метро, между всем, что ещё увидишь, что ещё почувствуешь, что ещё поймешь, чему научишься на своём пути. Пути, который, как говорят, тебе дан свыше. И только от тебя зависит, насколько согласованно ты сможешь ужиться с тем, что определено и дано, в своей внешней и внутренней жизни.
Пассажиры выходят и заходят на своих станциях, монотонный голос в динамиках сообщает о том где, и куда. Твоё отражение в чёрном стекле вагона сменяет очередную, ярко освещённую станцию. Встретимся в метро. В следующий раз. Ты назовёшь место. Выберем совершенно другую ветку, и поедим в другую сторону. Посмотрим, как там.
Душно. Жду дождя и свежести.


06.07.02
10:45
Киев