Как мы провожали Артавазда Арзуманяна

К нам приехал миф из Москвы. Освободился из Сети, выплыл из путины имэйловских сообщений. Артавазд Арзуманян собственной грубоватой персоной, парень с косой и большими черными глазами тоскующего по родине армянина. С непривычной скороговоркой Подмосковья. Для нашего провинциального клуба – это настоящие святки. Двухнедельное пребывание на земле предков: каждодневные встречи с читкой и пивом, с обсуждением и просвещением. Книг мы почти не читаем (сами пишем), а его книги даже держали в руках, настоящие, неинтернетовские. Этот получше Б. Акунина и В. Пелевина.
И все-таки что-то нам не совсем по душе. С его приездами мы ощущаем собственное невежество, затхлую провинциальность и тупиковую безнадежность. Как жуки в банке в сорокаградусную жару. Друг другом давимся в нашем литературном мирке. Над каждым из нас висит бремя русскоязычного писателя Армении. Живые, мы числимся мертвыми душами в реестрах литературы. Наши собственные имена довольно-таки хвостатые и курчавые. Кое-кто их скрывает обтекающей формой англосаксонских псевдонимов, понятными каждому недоумку в любой дыре мира. Мы разрываемся между мечтой о славе (или относительно сносной жизнью литератора в Москве) и роковой любовью к родине с ее нищетой и пустотой.
– Друзья мои, это все чепуха, – говорил Арто в ответ на наши уныло-радостные лица. – Работать приходится за троих. Я работаю в двух местах, пишу статьи для интернетовских агентств. Чтобы за свой счет опубликовать книгу. А теперь ищу спонсоров.
Получается, что у нас лучше. Отсутствие работы – условие философического вакуума и межзвездного парения. Минимум зависимости от хлеба насущного, главное, чтобы кислород не перекрывали.
– Ах, как все перемешано в нашем мире, – вздыхает после третьей бутылки пива тонкий лирический поэт Лева Тер-Терьян. Это Арто нас научил начинать сразу с трех бутылок, раскрыв наши узкие представления до необъятности. После трех мы обычно заканчиваем переговоры о мире. Так же меланхолично поэт продолжал свою длинную мысль:
–  Ты, армянин, живешь в Москве и пишешь подчеркнуто русские вещи, а вот наш Славик Пухов здесь прозябает и при этом очень доволен, переводит западноармянских поэтов. И у нас  всех, заметь, имена русские, а фамилии что ни на есть армянские: Радик Восканян, Степа Ишханян, Петя Почеянц. А у Огана наоборот, фамилия русифицированная: Оганес Антонов, бывший Антонян. Все не к месту. Где наша родина? Европейский дом, в котором у каждого из нас какая-то бабушка проживает? Или сайт "Свободная книга" (Libera Libra)? Живем ради себя, а себя собрать не умеем. Одна нога здесь, а другая – глядишь, в Америке приземлилась. Руками пишем книги, а в голове всякая дрянь.
– Ты еще забыл Риджи Хоу. Он тоже армянин, но телом только. А душой давно уже Риджи Хоу. – напомнил Радик. Упоминание еще об одном нашем брате всех развеселило.
– Кто такой Риджи Хоу? – полюбопытствовал Арто. – Я, кажется, читал его в "Prosa.ru".  Что-то очень грустное. Не думал, что он армянин.
Вот как интересно сложилось. Какая судьба, однако. Нас бы Артавазд никогда не нашел, не прочел бы без наводки. А Риджи Хоу – нашел, прочел и что-то запомнил. Выудил из обилия текстов каким-то виртуальным нюхом. Или кто подсказал. Но все равно – угадал одного из ста тысяч пользователей сайта. А каждый писатель меньше читателя – пишем мы, естественно, больше, чем читаем друг друга. У виртуальной литературы, пожалуй, такая же логика, как и у макулатурной. Такое впечатление, что весь мир пишет.
И вновь закрутились деньки с появлением московского светилы. Он наезжал в Ереван каждый год, в конце августа, и все никак не удавалось свести Артавазда с Риджи Хоу. Это тоже было как-то странно. Петя, его близкий друг, взялся соединить эти два плавающие в виртуальности конца разомкнутого провода. И кое в чем добился успеха. Риджи прочел мелкую вещицу Артавазда в Интернете. Но тут же встал в позу. Негоже, говорит, неуезжающему, то бишь хозяину, челом бить у порога уехавшего и приехавшего, сиречь гостя. Конечно, не так выразился мастер слова. Но в таком духе передавал нам запыхавшийся курьер. На этом дело остановилось. Оба знали, что находятся в одном городе, и были наслышаны друг о друге, но это добавляло обоим национальной гордости за свои творения, и никто не решался первым выйти на связь. Но и нас злая судьба завлекла в свою игру. Петя, раздосадованный петушиным поведением одного мэтра, потерял интерес ко второму. "А что если их не соединять" – подумал, вероятно, каждый из нас на своем литературном языке. Ведь, судьба, познакомившая писателей на арене виртуала, могла бы, при желании, устроить встречу и на воздухе, под крышей неба. Эта была разумная мысль. Не сговариваясь, мы одними пьяными улыбочками поверх бутылок пива, информировали друг друга о заговоре против Риджи.
Жизнь шла своим ходом. Август подходил к концу. Стояла жара, от которой умирали люди во Франции, а нас радовали эти наши законные сорок градусов, – наша обычная летняя доза. Подступающий сентябрь тревожил древним напоминанием о новом годе, о конце Лета. Через четыре месяца будет рождество, католическое, затем Новый год, потом еще рождество, армянское, 6 января, и, наконец, старый Новый год. То есть не позже чем через три месяца наступит зима. В это трудно верится, и об этом почти никто не думает. Осень стремительнее, чем весна, и в этой урбанистической скорости человек  испытывает космические морально-физические нагрузки, торопясь к вечности. А в Ереване осень изумительна и неповторима, хотя и коротка – с лета шагаем прямо в зиму. Но это падение начнется не сейчас, а вот-вот, завтра или послезавтра, с первым похолоданием. А пока жара, табло на Опере показывает плюс сорок два. Наши головы заняты делом, и между делами мы встречаемся с Артаваздом, в кафе-ветерок, глушим пиво, и разговариваем о Риджи Хоу, который в это время в десяти минутах ходьбы, сидит за своим компьютером на работе, несмотря на отпуск, и болтает в Ай–сик–ю.
– Риджи Хоу… Хм. И смех и грех. Облачко реальности, некий миф,  игра в прятки с самим собой.  Риджи Хоу, конечно, не настоящее имя. Это один из любимых его героев, наиболее удавшихся, писатель, лауреат Нобелевской премии, прозябающий в каком-то европейском маленьком городке, – метафора нашему Еревану. А как мы мечтали о Нобелевских премиях! Имя нам понравилось, потому что в нем мы узнаем собственную мечту о славе. И так оно осталось за ним. И хорошо, что нашелся хоть один человек, кто простодушно об этом написал. И этим самым подставил себя под удар. Гений местного значенья, добывает сам огонь, колесо изобретает или гонит самогон. Это я о нем написал. Но и он о нас написал. О том, как мы любим себя и свое дело. Литература, доведенная до графомании, – вот наше кредо. Но куда нам с нашими именами, посуди сам. Они не помещаются в европейский стиль. От нас разит историческим пессимизмом…
– А стиль у него хорош?
– Смесь фарси с литовским на фоне русского. Неисправимый набор грамматических ошибок. Хотя интересные вещи случаются. Кстати, к нашему разговору о родине – видел я одного студента: сирийца, учившегося в Кишиневе. А теперь он здесь диплом получает: ни армянского, ни английского. Говорит скороговоркой, вроде по-русски, но с румынским снобизмом. Черт знает что такое…


…Вот и лето прошло. Артавазд уезжал, чтобы провести часть отпуска в Вологодской губернии, у родителей своей жены. Свои дела с публикацией в нашем Единственном Литературном Журнале (Едлижур) он уладил. О собственных публикациях мы и не мечтаем. Все мы прекратили все сношения с официальной литературой и ушли в подполье. Но подполье наше никому не нужно. А мне даже немного смешно и жалко всех нас. Что из нас будет? Кем мы станем лет через десять? Образумимся? Или поглупеем? Но, скорее всего, писать бросим и посмеемся над юношескими забавами пера. Как знать? Или же настолько процедим свои досуги, что перестанем встречаться, и, тиснув, например, раз в год какую-то вещицу в полторы страницы в интернетовском журнале, дав прочитать десятку читателей, почувствуем пустоту. И вознесемся на высоту бессмертной славы, часть которой уйдет навеки в воспоминания, как айсберг, под воду нашей главной жизни.
На прощальную вечеринку Риджи Хоу не пришел. Хотя обещал.
Мы ехали в "шестерке" одного нашего общего друга провожать Артавазда Арзуманяна в международный аэропорт "Армения". Раньше он назывался "Звартноц" и был гордостью нашей авиации, а авиация была гордостью нашего народа. А еще раньше аэропорт "Звартноц" был советским чудом и мы помним, как он строился, рос, а я особенно помню и люблю "Звартноц", потому что раньше летал по два раза в год на протяжении шестнадцати лет. А потом перестал летать, и ездил туда, чтобы встретить и провести, как сейчас. Как я люблю глядеть на них, серебристых птиц! С тех пор много ломалось в нашей стране и мало строилось. И аэропорт как лакмусовая бумажка нашего благополучия, нашей экономики выдает уродливые следы развала и неурядицы. Летать для меня дорого. И с каждым разом, бывая в аэропорту, – а за эти двенадцать лет независимости я приезжал сюда всего пять или шесть раз, – мне верится, что когда-нибудь я окажусь здесь в неописуемой полноте своего чувства, словно бы я приехал сюда в последний раз, словно бы я уезжал навсегда, вырывался бы из тесного кольца блокады и войны, переходного времени и хреновой демократии, уезжал бы из страны, в которой взлетная полоса и любимые мной самолеты были единственными армянскими, – то есть и моими, – самыми свободными птицами или снами, когда-либо сочиненными человеком. И тогда я подумал бы с грустью о возвращении, как о нереальной мечте, вот как мы сейчас думаем об отъезде.
Быстрее бы закончилась регистрация, и мы высыпали бы на балкон любоваться далью. Но балконы закрыты, кафе разбомблены, стульев не хватает для отъезжающих, базар, теснота и душно в международном аэропорту "Армения". Тогда не стоит здесь задерживаться. Да-да, прощай, Артавазд, мы, конечно, спишемся через пару дней, но об этом не думается. Не будем умалять значение, которое наполнило этот маленький час проводов. В нашей маленькой стране все делается так, как будто бы перед зеркалом вечности. И ты сейчас в наших глазах превратишься в точку удаляющегося звука. И  почувствуешь это в какой-нибудь своей книге, позже. Ты живешь уже своим будущим, вологодской холодной зеленью, московскими шумами, пьесами о виртуальном сознании. Последние шутки в адрес Риджи Хоу. Да, он ничего не подозревал и распухал в своем самомнении. Но мы сейчас возвратимся к его грустным глазам и скажем, что ты уехал, скажем, что в машине не нашлось места и Артавазд передавал тебе "привет". И нам жить потом с этим.


пятница, 22 августа 2003 г.