Медвежонок

Продержится ли еще немного эта удивительная солнечная осень? Долго ли гореть пожару, взметая ветрами столбы рыжих искр с опаленных первой трогательной грустью стволов. Неожиданный ветер, внезапно прилетит и чуть погодя помчится дальше… Несет воздушные змеи листьев, подхватывает, срывает с привязи и, наигравшись, отпускает. Возможно уже этой ночью будут скованы лужи озябшими ладонями северных ветров, укрыты под хрустальной прозрачностью звонкого льда, надежно убраны до следующего лета. Погаснут лампы и блики пожара, закончится непредсказуемая  пантомима листьев подвластных музыке дуновений изгибами всех прожилок… Отдав себя целиком осенней симфонии, они будут тревожно вздрагивать на земле в ответ на резкие окрики не стреноженных ветров… Лишь одинокими зазевавшимися пассажирами изредка зеленые растерянные силуэты будут припадать к стеклу луж, высматривая за закрытыми дверями свои оставшиеся по ту сторону надежды…
Старая рыбацкая сеть пристроилась под защитой доброго, но уже порядком поредевшего куста… Он тянет к ней заботливые руки, осыпает золотом листвы, шуршит позабытые романсы волынками сухих листьев и пытается рассказать о том, как чудесен теплый летний день, как прекрасны капли первого дождя, столь долгожданного, пробуждающего, казалось бы, беспричинное счастье… Сеть изредка вздыхала и поеживалась от тычков неласкового ветра, задумчиво принимала подарки, вплетая алые, будто розы, еще живые облетевшие листья… Одиноким жертвоприношением пробуждала сеть воспоминания о лете в душах всего живого…
Такие знакомые запахи бередят тонкий нюх лохматого бурого медвежонка… Он притих на мгновение. Вот это задача! Аппетитная рыба выпрыгивает из водопада, плещется в ручьях, но эта… Нет, такой странной сухопутной «рыбины» мишка еще не встречал ни разу в жизни, это надо было исправлять и причем  немедленно… Наступление на неведомого доселе зверя началось: осторожно, неуверенно переставляя подокрепшие за летние дни лапы, мишка крался к незнакомой «рыбе» против ветра, глядел на нее во все широко открытые детские глаза и больше всего на свете боялся ее спугнуть… Зато ничего не боялась «рыбина», лежала, подставив бока еще гревшему солнышку, слегка подергивала жабрами в такт вдыхаемому воздуху и чего-то ждала… Правой лапой, левой – кто же ты неведомый зверь? А неведомый зверь становился все смелее.. Сперва незаметно ухватился за морду, повис на лопатках, демонстрируя запрещенные приемы, цеплялся за лапы и шерсть. Вот они уже барахтаются на земле, шуршат ворохом палой  листвы, борются изо всех сил, усыпанные кружевом семян и овеянные ореолом чудом уцелевшей пыльцы…
«Косолапый» - обрадовался охотник неожиданно легкой добыче… А добыча все возилась со своим противником и не замечала ничего вокруг себя… В слегка прищуренных глазах охотника маленький, но уютный дачный домик в пригороде, аккуратный садик с двумя можжевеловыми кустами у входа, увитая плющом арка над калиткой, причудливый узор дорожки провожающей к входу во всегда гостеприимный дом… Чудесные летние вечера… они часто вспоминались вдали от дома и от жены… Камин, что они так долго выбирали вдвоем, создавал атмосферу загадочности, склонял к мечтам и самым теплым видениям будущего, подхватывал воображение и кружил его в вальсе далеко за полночь… Нет, пожалуй он не станет говорить, что это шкура убитого им медведя, он просто принесет трофей домой… Жена будет дремать на заботливо подставленном плече, светлые волосы разметаются по бурой шкуре и будут еще прекрасней в этом контрасте… Нет, он точно ничего не станет говорить ей… Разве можно будет так же умиротворенно сидеть на веранде за вечерним чаем, однажды отчетливо представив, как наполнятся теплыми слезами глаза, те глаза, что неотрывно смотрели в окно долгими вечерами, так искренно ожидая его возвращения… Ведь даже если само море будет плакать каждый день, то и оно когда-то высохнет, станет лишь преданием, что будут помнить и хранить покуда время не смоет и его, а что уж говорить про эти милые, единственные на   всем свете глаза цвета морского прибоя с отблесками и переливами вкраплений всегда зеленых водорослей?
А сам предмет мыслей все возился  под тем же кустом… И не понять ему чужих потех, не знать,  что теплый мех согревающий в снежной берлоге принесет кому-то в и без того теплый дом дополнительную кроху уюта. Сеть затягивалась все туже, то обнимала, то сдавливала…Сквозь нее блестела в лучах заботливого солнышка коричневая шубка, мягкая – мягкая… Да, пожалуй, в этот день только солнышко могло смотреть на весь мир с любовью… А что ему для счастья надо? Видеть каждый день, что поваленная старая ель на своем месте, река течет и несет топляк, мишка проснулся и просит есть, озеро хрустально, а помыслы чисты, люди идут по свету и новый день принес мысли чуть ярче озаренные надеждой…  Мишка по прежнему боролся и доброе солнце давало ему силы.  Он должен был извлечь этот урок и запомнить его навсегда – все что дается судьбой, не просто… Уж  и походил  медвежонок больше всего на ком слепленный из разноцветных листьев, шуршал ими как полагается шуршать осенью, тыкался мокрым носом в ветки, изредка чихал и игриво дергал лапой, то вытягивался, то сжимался в комочек иногда устрашающе рычал и без сил валился на бок… А беззаботная осень кружила в своих ладонях хрупкие листья, что словно стройные балерины,  влекомые завораживающими созвучиями чутких человеческих душ и звуков,  словно лучи преломляющиеся после дождя, видны чудесным образом…
«Один, без матери» - удивленно взглянул охотник на подрастающего  хозяина леса через перекрестье прицела… «Как же он?..»  Снова сам себя спросил охотник немного удивленно… Отчего-то дернулась бровь… Взгляд, словно птица, взлетел ввысь к самым вершинам деревьев и задержался на их слегка корявившихся ветвях, как будто покалеченных сильными ветрами.  Сейчас больше всего хотелось отпустить свои мысли вскачь, ничем не сдерживая их… Нестись сквозь время, глядеть на редкие облака, стоять и стоять прислонившись к шершавому стволу, сливаясь, становясь с ним единым целым, ощущать прикосновение первозданных частиц космоса, что приносит и уносит ветер, чувствуя себя неотъемлимой частью этого удивительного мира… 
Сквозь перекрестье частых ячеек сетки детского манежа на него неотрывно смотрели глаза цвета, который напоминал о море, тихом, плавно укачивающем море… Неуклюжий человечек едва стоял на ножках прильнув к сетке, держась обеими руками, прижавшись, просунув сквозь веревочки маленький носик… А бывалая жизнь  не могла отвести взгляда… Свое собственное детство отыграло наконец хоть немножечко времени для воспоминаний и теперь не собиралось так просто его отпускать… Оно показывало кадры черно-белых хроник памяти, где он сам еще одного роста с так горячо любимым Арчи, огромной для него овчаркой… Где сидит на скамеечке в телеге, что катает пони по кругу в нереконструированном  еще зоопарке, где ныряет белый медведь со своего берега и получает в награду вкусное печенье…  Но пристальный детский взгляд вырывает его из нахлынувших горным стремительным ручьем воспоминаний пахнувших пирогом, что заботливо выпечен на бесконечно долго ожидаемый День Рождения… «Анастасия» – появилась мысль… Именно появилась, она родилась сама собой, внезапно, как налетает непредсказуемый штормовой ветер и в считанные мгновения сносит все на своем пути, расчищая место для новой жизни…  Просто в данный момент он ощутил: дочь, что вот-вот должна была родиться, зовут Анастасией… Впоследствии он так и не сможет понять откуда и почему в голове взялось это имя, что значило и был ли это какой либо знак… Но с этих пор он  точно знал одно: дочь будет Анастасией… Глаза цвета лазури засияли еще ярче, чуть-чуть сощурились озорно глядя сквозь паутинку сетки…
Бурый пленник своего любопытства устало посапывал спеленутый сильными объятьями… Лежал, пригревшись, нет-нет да и поведет легонько, едва заметно  ухом, прислушиваясь… Кажется, жизнь приподнесла еще один сюрприз… Он лежал и никак не мог понять,  что делать ?.. Их взгляды встретились…. Один родом из детства,  другой имея конечным пунктом назначения тоже детство, что манило теплом и давало несбыточным мечтам шанс во снах… Они неотрывно глядели друг на друга не в силах бояться или ненавидеть, не в силах следовать по извилистым тропам в мире ощущений, образов и опыта, просто ловили мгновения только что подаренной жизни…
Сквозь частую сетку, изредка моргая,  смотрело уже успевшее полюбиться личико… Смотрело почему-то жалобно, так же неотрывно… Неудержимая тоска сквозила в еще беспомощном взгляде, как будто самое прекрасное, самое чудесное и замечательное вдруг перестало существовать, и он один виновен в этом… В манеже сидела большая кукла со сбившейся прической и ничего больше, что могло бы быть причиной этой беспомощной тоски…  Все плотнее сгущался туман, ее глаза становились бледнее. Вот уже виден только маленький силуэт, угадываются неподвижные ножки и руки, что изо всех сил тянутся сквозь препятствие. Вот уже едва различимый крошечный детский палец в его руке… «Анастасия» - сквозь пелену крупных непривычных слез промолвил охотник…
Косолапый лежал неподвижно и ждал, протянув лапы в его сторону… Глаза наполнялись подлинно человеческой тоской, и тот лес, частью которого совсем недавно ощутил себя охотник упругими ветвями, надежной защитой, сомкнулся над пушистой мохнатой мордой, укрыл листьями, защитил внезапной тенью, отблесками засверкавшей от редких лучей паутиной… 
Медвежонок смотрел сквозь ветви с тоской и надеждой. Ему хотелось осторожно ступать по приглашающему в леса мягкому  зеленоватому мху и, конечно же, разорять пчел; хотелось лазать по поваленным стволам и кувыркаться в траве по колено; хотелось глядеть на загадочную геометрию сплетавшихся теней и потягивать носом воздух, что доносит ароматы молодой травы и  запах хвои вечно молодых сосен.
Глядел и охотник. То ли беспомощность, то ли огонек надежды в карих глазах будили, отчаянно тормошили что-то в уставшем сердце, которое так давно отрешилось от  этих слов… Нет, конечно, сами слова «надежда» и даже  «любовь» произносилось столь часто, что изначальный смысл заложенный в них  десятки десятков поколений назад стал формальным, не ощущаемым, едва уловимым… Да, он чувствовал как рушится привычная жизнь, словно плотина в половодье не выдержавшая натиска весенних вод, что-то почти неведомое, давно позабытое переворачивает привычный уклад… Все что было лишь черно-белый контур,  рисунок без цветов и оттенков…   Туман перед глазами постепенно рассеивался, лавина звуков обрушилась разом: тоскливо скрипнул старый дуб, поклонившись ветрам; простучал дятел раз другой и притих; неподалеку пронесся шелест веток сплетничавших о лесной жизни. Каскад красок и форм, многообразие и величие жизни набросилось на охотника как в уже дано позабытом детстве.  В широко открытых глазах проступает умиление и словно в сказочном зеркале – желтый маячок запоздалого одуванчика… Как борется он, как тянется к солнцу в недолгие часы света, как верит в тепло – думал охотник, держа на ладони озябшее желтое солнышко…