Две женщины одного дня

Как я люблю этот отрезок пути от Трускавца до Львова. Полупустые купе. Поток пассажиров наполнит этот  фирменный поезд  только в столице Галычины.

Раскланиваюсь со стройной проводницей, демонстрируя проездные документы. Ей определенно идет эта новая форма. Накрахмаленная блуза застегнута именно на ту пуговицу, которая сразу ставит мужчин на место. Пилотка кокетливо вздернута вверх, давая немножко свободы чудесным локонам, и придерживается заколкой-невидимкой. Глядя на  белые ажурные форменные перчатки, я начинаю понимать джентльменов XIX века, нежно целовавших ручку дамы чуть выше этих украшений. Как замечательно начинается мой путь! Сейчас расположусь в купе, достану «Игру в бисер» Гессе и…. 
Проход в купе от двери до самого откидного столика оказывается забаррикадированным огромным пластиковым чемоданом на колесиках, хозяйка которого кокетливо улыбается мне и привычным движением поправляет прическу. На мое предложение поместить габаритную поклажу в специально предусмотренное для нее место (прямо над входом в купе)  я получаю категоричный отказ, смягченный игривым блеском глаз из-под удивленно приподнятых бровей. Чемодан кажется своей хозяйке жутко роскошным и дорогим, посему попытка втиснуть его в ограниченное пространство багажной полки черевато, может испортить вещь, ну, поцарапать, например.   

Жаль, что в детстве я не посещал занятий акробатикой, представляю себе, как был смешон, при попытке преодолеть преграду. Преодолел!
Соседка, умело стрелявшая глазами, при ближайшем рассмотрении оказывается очень привлекательной.

Передо мной сидит ухоженная женщина средних лет. Ее лицо может служить рекламой эффекту всех чудесесных косметических средств. Моя спутница явно желает познакомиться. А я сердит на нее из-за этого огромного чемодана, один взгляд на который вызывает во мне приступ клаустрофобии. Соседка страдает в одиночестве лишь до тех пор, пока не замечает, что я достаю книгу. По-моему именно это выводит ее из себя, и молчание тут же нарушается. Десять минут ее нарочито мягкий голосок выясняет, что я женат, имею двоих детей …, где работаю и живу,  размер заработной платы, …. и еще столько, что я сам удивляюсь, откуда знаю все это. Последующие два часа  посвящаются автобиографии моей спутницы. С того момента, как в мои уши было вложено место ее работы – какое-то министерство (какое, точно не помню) – тон становится категоричным, высказывания безапелляционными. Еще через тридцать минут у меня начинает болеть голова, и женщина перестает мне казаться привлекательной.

А вот и Львов! Как я обожаю старые, узкие, пропитанные запахом кофе улочки этого города. Смотрю в окно. Где вы счастливчики-пассажиры, не ведающие до поры ничего об огромном чемодане, сожравшем пространство вашего купе?

Новые соседи оказываются не столь сговорчивы и мягкотелы, как ваш покорный слуга. Моей спутнице приходится включить всю бюрократическую мощь своего министерства в интонации своего голоса. Я давлюсь от попытки подавить смех, глядя как  два огромных мужика, матерясь, лезут с порога прямо на верхние полки, как злобно швыряют оттуда вниз свою обувь. Вы не поверите, но через пятнадцать минут они даже водку пьют там же, молча.

С чтением книги  не складывается. Засыпаю.
Ночью просыпаюсь оттого, что кто-то яростно трясет меня за плечо. Открываю глаза, вижу соседку, она что-то громко шепчет мне, снова и снова. Протираю глаза и понимаю, что меня просят помочь вынести этот клаустрофобный чемодан на следующей остановке. С каких это пор министерские чиновники выходят где-то на пол пути между Львовом и Киевом? Во мне нет сострадания  к этой особе. Но она женщина, да и сама возможность расширить пространство…. Тихо матерясь про себя, тащу неподъемный багаж. Стоянка поезда двадцать минут. И это становится причиной, по которой спутница просит меня донести чемодан до самого вокзала. Я как дурак соглашаюсь, продолжая тихо материться про себя. По пути вспоминаю, что чемодан-то с колесами! Моя радость обрывается сразу и резко, оказывается, эти колеса предназначены исключительно для евродорог, а тут…, ну вы понимаете.

С каким облегчением я возвращаюсь! На крыльях! Умываюсь.
Освободившееся место в купе оказывается занятым. В темноте удалется рассмотреть  женский силуэт.

Утром в лучах восходящего солнца, залившего окна вагона, вижу свою новую спутницу. Примерно тот же возраст, что и у предшественницы, лицо приятное, усталое только. Вдруг ее веки дрогнули, глаза открываются, взгляды встречаются. Есть что-то в этих глазах такое! Озорное что ли. Новая соседка улыбается мне и представляется. Называюсь и я. Говорим шепотом. С каждой минутой мои глаза раскрываются шире, шире.

Вот полулежит передо мной обыкновенная, чуть полноватая даже, еще не умывавшаяся женщина, говорит обыкновенным голосом обыкновенные слова, а все во мне замирает. Ее голос рассказывает мне что-то очень забавное про абсолютно незнакомых мне племянников. Еле сдерживаемый смех сжимает судорогами мое горло, ведь я боюсь разбудить соседей. Вскоре узнаю много разных мелочей из ее жизни. И знаете, что я замечаю? Быть может, впервые в жизни я СЛУШАЮ. Да-да не обдумываю, под мерный говорок собеседника, новую мысль, блеснуть которой вот-вот собираюсь, а именно СЛУШАЮ. И все, что она говорит, мне интересно….

Я люблю поезда, и любил бы их еще больше, если бы все эти красивые и стройные, одетые в новую форму проводницы не будили бы пассажиров по утрам так безцеремонно. И наша, так приятно удивившая меня вечером, не оправдывает моих радужных надежд.

Соседка идет умываться. Странно, но она уже не кажется мне полненькой. Мне почему-то не хватает ее голоса, взгляда. Что со мной?!
 Спутница возвращается, и я замираю. Как все-таки макияж преображает женщину. Передо мной неприступная красавица. Да нет, вот опять этот взгляд, а вот и голос. Все хорошо.
 
Спускаются с верхних полок огромные мужики, дыша перегаром, идут умываться, потом возвращаются. Все начинают готовиться к высадке, складывать сумки. Соседка извлекает откуда-то из недр своей полки невероятное количество сумок, пакетов. Начинает примеряться, как бы взять сразу и все. Я тут же вспоминаю свое ночное насильственное пробуждение. Неужели не попросит помощи? Борюсь с желанием поднять  эти сумки. Любопытно мне! Ведь не просит ни о чем. Почему?

Я решительно поднимаю самые тяжелые из ее вещей. Она не соглашается, говорит, что справится сама, что ей неудобно нагружать меня собой. На перроне история повторяется. Увидев мое движение в сторону северного выхода с вокзала, она заявляет, что ей на южный, и снова пытается забрать у меня сумки. Как мы не порвали в клочья ее поклажу и донесли до остановки маршрутки? Не знаю.

Перед посадкой в машину, она смотрит на меня своим долгим взглядом, и вдруг спрашивает с какой-то неожиданной хрипотой, не женат ли я. Получив утвердительный ответ, вздыхает, улыбается легко и говорит, что в таком случае нет смысла обмениваться телефонами. Маршрутка трогается, а ее влажный взгляд понемногу отпускает меня….

Все. Я приехал.