правда о маяковском

137

ратно развернув губами, пожелтевший треугольник письма, Алексина, сквозь изменившие фокусировку мира слезы, с трудом разобрал буквы знакомого почерка: «Маяковский Владимир Владимирович (1893- 1961) Самый известный и публикуемый поэт ХХ века. Мотивы «желтого цыпленка»  в творчестве М. проявились с раннего возраста. «Ничего важнее, Лялечка, чем проблема «желтого цыпленка», существовать не может!» – из письма М. к Л. Брик. Многие стихи М. полны агрессией, направленной, то в скорлупу; то, в депрессивные периоды, - в желток, на самого себя. «А сердце ждет рассвета, когда же закричу\А грудь покрыта перьями, пою – Ку-ка-ре-чу!»
Л. Брик писала: «Неотступная мысль о «желтом цыпленке» была хронической болезнью М., и как всякая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях. Впервые я услышала от Володи  о «желтом цыпленке» вскоре после его возвращения из спецлагеря, где он с группой товарищей практиковался в искусстве сдвига. Как-то они сидели за столом с Юркой Гагариным и Володей-2 Высоцким. Разговор, как это часто у них бывало шел обо всем и ни о чем: о новых препаратах, о ценах на продукт, о веселых деньках, проведенных вместе...\мягкое\НЗ\010.jpg «А знаешь, Володя, - заговорил Высоцкий, после того, как поданные на десерт пирожные с травой были съедены, - Я ведь прекрасно помню ту нашу зимнюю встречу в больничном дворике. Я тебя не осуждаю, только вот одного понять не могу, – как мне было бы лучше; оставаться таким, какой я был, или жить измененным?» Володька мой побелел, и что-то пробормотал про приказ, про поиски утраченных инструкций, про обстановку на внутренних любовных фронтах. Высоцкий перебил его: «Ты скажи мне, Вова, кто должность петуха тогда занимал? У меня к нему несколько вопросов есть!» «Оставь это, Владимир! – закричал Маяковский и выбежал в сад. Юра Гагарин грустно улыбнулся ему в след и сказал Высоцкому: « Он не при чем». Больше ни Высоцкий, ни Гагарин, к нам не заходили, а Володя ушел в трехмесячный запой».
В молодости, по собственным словам, дважды играл в «цыплячью рулетку»: бил куриные яйца себе о лоб, не проверяя, сырые они, или вареные. Есть предположение, что в эту же игру, но на этот раз с трагическим исходом, М. сыграл и 12 апреля 1961 года. Исследователи находят более чем достаточно причин для трансформации «поэта революции»: признаки надвигающегося окрутнения, злобные выпады со стороны критики и «прогрессивной» молодежи, отказ в продлении контракта на рекламу Coca-Cola, тяжелый творческий кризис (будучи астральным двойником Гагарина, чувствовал, что «исписался» и «скоро прокричу – Поехали!»), физическое и психическое нездоровье и т. д.
В конце концов, М. ухитрился приманить собственной кровью и изловить желтого цыпленка, все это время находящегося в непосредственной близости – за левым плечом. Далее, он жестоко надругался над ним: оборвал крылышки, высосал глаза и скудное содержимое черепной коробки. Ощипанную тушку засунул через разрез в брюшной полости внутрь себя. Цыпленок, естественно, там прижился, дорос до взрослой курицы-несушки и отложил яйца. Этот факт стал «последней каплей, милосердной пулей,\что берегу как ****у – для себя».   
Осознав, насколько далеко все зашло, М.  извлек из живота всю кладку, (данные о количестве яиц расходятся: одни маяковеды называют цифру 13, другие утверждают, что яиц было ровно 28, причем три из них были неоплодотворенными, пустыми.) и               
«Недрогнувшей рукою
С размаху – точно в рог
С гнилою скорлупою
Пролью горячий грог
Наполовину с кровью
Напополам с желтком
По дружески – с тобою
По вражески – с говном!»

Есенин Серега (1895 – 1925) Много пил, курил, водил дружбу с отбросами общества и чекистскими начальниками. Принимал наркотики, вследствие чего, оставил богатое литературное наследие. Встрече с «желтым цыпленком», (Е. называл его «желтоперая страсть») предшествовал длительный период творческого подъема: запои, душевное нездоровье. По свидетельству А. Мариенгофа, было и несколько попыток «найти цыпленка в себе»: Е. искал его под колесами поезда, ловил в отражение осколков стекла, приманивал кровью из вен, вырезал под левым сосцом профиль цыпленка. Перед роковой поездкой в Ленинград, Е. месяц находился на птицефабрике, однако по выходу оттуда, снова начал кукарекать. В ночь с 27 на 28 декабря, в гостинице «Интернационал» (бывш. «Англитер») он решился: схватил и запихал желтого цыпленка себе во влагалище, где тот и защекотал бедного Серегу.
В 90-е годы появилась версия о том, что Е. защекотали чекисты, однако, это представляется маловероятным.
Защекотание Е. повлекло за собой волну самозащекотаний среди поклонниц поэта…»
На этом письмо обрывалось.
 Начав с нижнего края, Алексина аккуратно стал отщипывать небольшие кусочки, засовывать себе в рот, тщательно жевать. Проглатывать.
Истинный ответ на последнее письмо, должно было дать чудотворное тело, до краев наполненное волшебными странностями: начиная с ребристой трубки пищевода, проходя через преддверие и малую кривизну, стучась в загогулины тонкого и толстого кишечника, ответ рос и множился, усиливался, прорастал кристальной чистотой и первозданностью, данной самом Телом.
Алексина грустно посмотрел на труп Магомедова, лежащий посередине комнаты. Голое, изъеденное червями тело, вызывало у нее   какое-то трепещущее чувство материнской ревности к Ленке Земле, навсегда забравшей его жениха. Она заботливо поправил измазанные грязью волосы, кончиком языка прощально провел по остаткам ***.
Чувствуя, что ответ совсем рядом, Алексина суетливо задрал юбку, спустил заляпанные трусики, присев на корточки над измененным лицом боевого товарища, и представил перед глазами *** Магомедова, как он **** ее попочку - до крови, до усеру.
Анус тот час же услужливо расслабился, готовясь принять в себя могучую кукурузину. Алексина стал помогать себе руками, широко разводя ягодицы.
 На выходе было немного неприятно – как после трехдневного воздержания от дефекации, ..\мягкое\НЗ\01.jpgсначала шли одни газы. В животе бурлило, журчало и постанывало.
Алексина, наморщившись, стала помогать «почтальону» - давить и массировать низ живота, перегонять содержимое внутренних колбас поближе к выходу.
Первые слова вышли прерывистой плоской ленточкой – неразборчивые и неоформившиеся, похожие на осенних червей. Затем бурно, сравнивая себя с нефтью,  полезла кульминация, и совсем тихо – упал волшебной розочкой, застенчивый, органично органический финал:
- Я тобой заболел – пердела и разбрызгивала ответ жопа -
Эта странная боль
Разъедает меня изнутри
Не достигнут предел
Не рассыпана соль
И не важно, что ждет впереди
Я в тебе, ты во мне
Темно-синяя ночь
Нарисует на теле огни
И звезда не Луне
Мне шепнет, чтоб помочь:
«Мы с тобой не вдвоем
мы – одни…”
кусочки счастья
лоскутки любви
гладкие камушки
всякая другая
знакомая и незнакомая
добрая и злая
но всегда постоянная
***ня
ничего хорошего не будет
плохое только приснится
безразличное разбудит
реальность нежно усыпит:
«Спи, усни, закрой глаза
чтоб не убежала
нежная слеза
чтобы не увидеть
                слипшиеся дни
чтобы не поверить,
                что всегда одни
все всегда одни…
Не отдыхающая ни минуты реальность, внесла определенные коррективы в облик бойца, проделала в его теле дополнительные отверстия, облегчающие выход души на волю – сгнили щеки, провалился нос, вытекли глаза. Жидкая фракция Алексинского ответа густо заполняла эти пустоты, отвечая на все вопросы сразу. Говноответ  с шелестящим звуком, равномерно, миллиметр за миллиметром,  покрывал лицо спящего мертвого, и поэтому равнодушного ко всему, Магомедова, проникал во все естественные отверстия – уши, ноздри, в разорванный предсмертным вопросом рот.
Внимательно изучив  ответ, Алексина пошарил вокруг, ища бумажку. Рука натолкнулась на висевший на стене отрывной календа13ты ставишь укол мне.doc