Dj и парикмахер

(посвящается всем погибшим DJ-ям)

1. Мокрой спиной к прохладному мрамору колонны на гулкой станции метро. Поезд словно чудовище, выползая из драконьей тьмы, смотрит тремя глазами как Шива. Положенное жертвоприношение: он поглощает потных и потенциально простуженных пассажиров, чтоб увезти их в черную мглу, порционно отрыгивая на других станциях. В замкнутом, белесом чреве не слышны голоса наивных, все накрыл грохот его колес. За окнами его желудка мелькают бесконечные переплетения кабельных кишок, размазанных и прикрепленных к стенкам пещеры тоннеля.
Первая лестница вверх. Успешно миную двери-мышеловки. Вторая лестница. Поворот и, в подземный переход по-кошачьи робко вкрадывается солнечный свет. Третья лестница нагрета и отражает солнце слюдяными полосками в черной плитке. Ступаю на нее и, пройдя половину останавливаюсь, сбитый потоком жара. Раскаленный воздух застревает в легких, прожигая свой собственный, новый путь в гортани. Прошагиваю оставшиеся мраморные ступени и оказываюсь на улице.

2. "Каждый хоть раз в жизни чувствовал себя одиноко. Не ты ли, окруженный на вечеринке приятелями и знакомыми, забившись в угол, тихо плачешь от-того, что никто не понимает тебя, не разделяет твоих взглядов и некому доверить тайну? Ты душа компании и в то же время самый несчастный человек? Одиночество в обществе - безумно страшно. Ты потерял друга? Улыбнувшаяся тебе девушка забыла оставить номер телефона? Может, ты ищешь единомышленников? Сделай шаг! И мы протянем в ответ руку, чтобы поддержать тебя. Возьми трубку телефона и набери номер нашей студии. Добрый вечер, мой одинокий друг! Сегодня, в этот вечер, я, RJ Credence, буду с тобой на волне радио Generation ."

3. Надо стричься. Через неделю выступление, и поэтому нужно время, чтобы скрыть свежий срез и обрасти. Волосы словно напоминание, что еще один этап жизни пройден. Верно ли сданы экзамены? Какой балл я заслужил? Правильно ли выполнил задание.
Помню, еще в детстве парикмахерская была для меня чем-то вроде сборища инквизиторов. Эти изверги сразу же кидались в мою сторону и окружив размахивали щелкающими ножницами и иными страшными приспособлениями для святотатства. Они бессовестно начинали обсуждение, кому выпадет честь изуродовать мою внешность. Затем, выбрав особо вульгарную тварь, у которой блестят глаза в предвкушении, а ярко-красный рот хищно извивается в улыбке. Меня, стоически ревущего и сопротивляющегося, усаживают в хитрый механизм, который они называют парикмахерским креслом. Этот название они придумали, дабы не волновать тех наивных, что забрели в их ужасную обитель. Мне в руки впихивают брызгалку, похожую на механического утенка, чтоб я не орал так громко и отчаянно и не отпугивал потенциальных жертв их глумления. Нелюдь, пряча за милой улыбкой алчность и нетерпение, приговаривает елейным голосом: Слышишь, как гудит самолетик? -  и жужжит адским механизмом ( машинкой для стрижки волос) над моим красным от возмущения ухом. Я вижу свое ревущее отражение в зеркале и то, как прядь за прядью падают волосы на лиловое покрывало, а череп обнажается до неприличия, как у столетнего старца.
Пару десятилетий спустя в этот содом меня подманивают другие, крутя обтянутыми джинсами задами, кокетливо хихикая и жеманно прикладывая расчески к выбритым до блеска щекам. Если у той, первой, пол был ярко выраженный - женский, то эти бесстыдно и вовсе не камуфлируя, выставляют свою бесполую сущность напоказ, находясь меж тем в Мужском Зале. Каждый месяц я прохожу этот мучительный, постыдный обряд посвящения в ряды стриженых. Успокаивая нас, они говорили, что их зовут парикмахерами. Ныне они осознавая свою власть, не прячутся и называют свое истинное мерзкое имя - имиджмейкеры. Сидя в кресле, я чувствую, как дрожат мои колени. Похожее ощущение испытываешь только у кабинета еще более гнусного создания - зубного врача. Они (парикмахеры и дантисты) вышли из одного чрева. И у тех, и у этих достаточно в наборе блестящих и жужжащих приспособлений. Общат их и белые, якобы стерильные халаты с сомнительными пятнами.
Ко мне подплывает один из парикмахеров, и в его голосе столько меда, что начинает подташнивать: "Добрый день! Какую стрижку делать?"
Сквозь зубы отвечаю, что то же самое, но покороче. Наконец, все кончено. С облегчением вдыхаю чистый воздух, не загаженный смердением их препаратов и дешевых одеколонов. Плюнув через плечо, в двери этого варварского бардака, иду в ателье за костюмом.

4. За кулисами все не так, как на сцене. Сидя в зале на бархатных багряных креслах, даже не можешь представить, что скрыто за занавесом. Там снуют полуголые модели, подгоняемые кутюрье и режиссером. Артисты начесывают остатки своих волос и парики, рисуют красивые глаза на увядших от грима лицах. Не стесняясь в выражениях, нервно переругиваются ведущие и суетливо учат текст, договариваясь, где будет та или иная реплика и кто ее скажет. Кричат животные, летают голуби, вырвавшиеся из плена иллюзионистов. На сцене все это будет упорядоченно и красиво, но не здесь, в этом хаосе наполненном плевками, грязными словами и густым туманом сигаретного дыма. Последний звонок!
Все приходит в норму: звукорежиссеры готовы - их пальцы дрожат от нетерпения над микшерским пультом, как у ковбоев над кобурой. Девицы выстроились, приняв приветливое выражение лица и растянув безразмерно-резиновые улыбки, готовы к дефиле. У фокусника голуби запрятаны в складки фрака. Ведущие вытянулись по струнке, повторяя слова приветствия в отключенную (пока) гарнитуру. Артисты спешно докуривают сигареты, толпясь у пепельниц, и последний раз отхлебывают из горлышка. Show Let’s Go! Вспыхнули огни, разъехались боковые кулисы, поднят центральный занавес, ведущие стоят у тумбы, играет вальс и: «Добрый вечер, дамы и господа! Мы рады приветствовать вас в нашем зале!»
Зрители, затаив дыхание, ждут выхода любимых звезд эстрады. Они ради этого весь вечер провели у зеркал и шифоньеров, перетряхивая костюмы по случаю, занимая аксессуары у родственников и знакомых, договариваясь с друзьями о присмотре за детьми, обещая последним подарки-откупы. В последний раз «на дорожку» заглянули в ванные, обулись в лодочки и выходные туфли, ступили за порог, поймали такси или включили зажигание в личных авто, вошли в холл, угостились шампанским и мороженым, сдали пальто в гардероб, проверили места на билетах, шумно расселись, косясь на соседей: "Во что они одеты? А мы не хуже?" и устремили взгляды на сцену, где в свете рампы начинает твориться священнодействие. По окончании шоу они потолпятся у гардероба, вызовут такси или вновь включат зажигание, заберут спящих детей от соседей, разуют уставшие отекшие ноги, снимут наряды, выпьют чай и лягут спать. Билеты будут выброшены или сложены в шкатулки и бюро, где станут храниться, чтобы быть извлеченными в минуту грусти и подарить тепло воспоминаний о счастливом времени.

5. "… - Добрый вечер! Вы в эфире. Расскажите о себе. Как вас зовут?
- Мика.
- Очень приятно. Мика, скажите, что заставило вас позвонить и обратиться к нам?
- Я недавно в этом городе и у меня пока еще нет друзей. Однажды я встретил человека, которому мог бы стать другом.
- И как же зовут этого человека?
- К сожалению, мы виделись всего один раз и я не смог с ним познакомиться.
- Где вы его видели?
- Я стриг его в салоне.
- У него есть отличительные приметы? Или, может быть, это фраза, по которой он мог бы узнать себя? Опишите его.
- Он время от времени держит себя за мочку уха. Внешность у него обычная: симпатичный, блондин, короткая стрижка с длинной челкой, которая падает на глаза, невысокий, худощавый. Он очень замкнутый и молчаливый. Напряженный какой-то. И еще, у него такая тоска в глазах, что мне стало не по себе. Наверное, он тоже одинок, как и я.
- Спасибо, Мика. Вы очень подробно описали объект вашего поиска. Если он сейчас слышит вас, я думаю, вы можете назначить ему встречу в кафе Ностальжи по адресу..."
Надо же, парикмахер кого-то ищет? Это бесчувственное существо может кого угодно обмануть, но не меня.

6. В воскресенье я не эфирю, у меня еженедельное интервью в кафе, где я встречаюсь с нашедшими друг друга единомышленниками. Будет рекламная съемка на TV.
Ностальжи - обычная, фест-футовская, турецкая забегаловка, где растут пластиковые ивы и пальмы в таких же пластиковых кадках. Светят маленькие фонарики, развешанные на растянутых под потолком шнурах, и сияют звезды из стереобумаги на джинсовом небе. Со стен смотрят актеры второсортных голливудских фильмов, улыбаясь из деревянных багетов. Здесь ноги скользят по линолеуму, имитирующему паркетную мозаику. Неуклюжие официантки натыкаются на легкие столики и стулья из алюминия, теряют тапочки и обильно поливают посетителей содовой и дождем из картофельной соломки, извиняются, собирают тряпками объедки и возят швабрами по полу, норовя удачно сбить вас с ног, после чего, неловко и вульгарно качая бедрами, удаляются под свирепым взглядом заведующей залом, похожей на политрука. У бедняжек вычитают из зарплаты все их промахи в штрафном порядке. Официантки (почти все несовершеннолетние) умоляюще смотрят на заказчиков, пытающихся разгрызть гамбургеры и биг-маки, ища у них поддержки и защиты, словно те могут оправдать их перед начальством. В Ностальжи, вопреки всему, звучат хиты современной низкопробной попсы.
Побеседовав со счастливыми влюбленными, заполучившими друг друга спустя два года после встречи в магазине, попозировав телекамерам, нафотографировавшись с поклонниками передачи и поболтав с журналисткой какой-то молодежной газеты, я наконец-то поднялся на верхний ярус и сел.
- Привет! Ты все-таки пришел. - У моего столика нерешительно переминался какой-то парень.
- Не понял, - слишком резко ответил я.
- Я - Мика, не помнишь? - стеснительно заулыбался он.
- Не помню, - признался я.
«Еще один радиофанат» - подумал я и сказал:
- Ну, присаживайся, назначатель.
- Ты устал. Может, перенесем встречу?
На это предложение я с радостью согласился, надеясь отделаться от этого сумасшедшего.

7. Сидя за микшерским пультом, чувствуешь себя Господом Богом. Эфирка словно центр управления миром. Никто тебя не видит, но ты в каждом сердце, и в твоей власти посеять в душе те или иные семена: сомнения, радости, грусти, ненависти. Все, что угодно! Люди - марионетки, подвластные твоему голосу и твоей музыкальной подборке. Эфирная студия - это твой, недосягаемый для простых смертных, Олимп. Ты можешь принять любую личину: светский лев; томная, все испытавшая дама; тинэйджер; бродяга; извращенец; тиран; проповедник; да хоть космический пират или Красная Шапочка. Но отключив микрофон и взяв очередную сигарету, ты можешь позволить себе роскошь стать самим собой. Закрыв за собой дверь и сдав смену другому ведущему, словно теряешь иммунитет, и проблемы наваливаются, с наслаждением вгрызаясь в душу и тело. Сразу вспоминаются и нелады с начальством, и безденежье, и гастрит. В сериалах богатых и пресыщенных играют простые неудачники, которые, сняв роскошные наряды, возвращаются не на роллс-ройсах и не в шикарные апартаменты.
Никто не знает, что у RJ Credens, которому плачется в жилетку весь город, нет ни одного друга и, придя в пустой дом, он запирается в ванной и с тоски дерет глотку, распевая блатные песни, глотая слезы, мешающиеся со струями душа. RJ Credens никому не верит, не потому, что никому не доверяет, все намного проще. RJ Credens ни с кем не дружит, потому что никто не осмеливается дружить с героем, считая, что у звезды нет места в жизни для них - недостойных. Все заняты собой, думая, что у такого гения больше чем достаточно НАСТОЯЩИХ ДРУЗЕЙ. А RJ Credens на самом деле зовут Жора. И об этом тоже никто не знает, кроме вороватого бухгалтера, в чьей ведомости он ежемесячно расписывается за мифический оклад. По вечерам Жора смотрит положенный вечерний фильм и пьет положенный вечерний чай, один.

8. Что такое Night Club, знает каждый. Для меня это не веселый Party, а работа. Здесь я DJ и MC, стою за вертушкой и веселю пьяных бездельников. Их развязные девицы считают, что я один из тех, кто спит и видит, как бы их трахнуть. Поцелуй с ними все равно, что поцелуй со всей дискотекой. Они прячут свои отвисшие животы и грудь в майки на три размера меньше, чем надо и под их потными подмышками трещат швы, а телеса вываливаются снизу и торчат жировой складкой выбившись из-под ремня джинсов. Их мужчины, обрюзгшие боровы, все еще косящие под тинэйджеров, трясут мощными задами и оглушительно гогочут, заглушая колонки. Мне часто хочется, уцепившись за осветительную раму под потолком, обоссать всю толпу в зале, но они этого не заметят или сочтут новым стильным введением, что еще хуже. В бесплатные дни или по флаерам в это грязное место забредают малолетки и, стесняясь своей целомудренности, ведут себя как самки во время течки, принимая происходящее за норму поведения. После реплики: «Веселее танцуем!» хочется добавить – «…Вонючки». Кажется, они никогда не выходят на улицу днем, оживая под вечер словно вампиры, греясь не ультрафиолетом, а люминесцетом и неоном. Их конечности не приспособлены ни для чего, кроме танца. Они не думают о завтрашнем дне и о заработке на хлеб насущный, деньги дают им родители, родственники или содержатели. Эти зомби живут в ритме танца, впадая в летаргию едва утихает музыка. Четыре часа утра. Они расползаются по своим комфортабельным норам, садятся в иномарки, не видя нежный розовый рассвет за тонированными стеклами очков и окон. Словно летучие мыши, потягивая через соломинку коктейли, пьют кровь. Я вижу ее следы на их розовых телах и влажных ртах. В сортире после них пахнет развратом, рвотой и формалином, в котором они хранят себя днем.
Десять минут шестого. Солнце оторвалось от горизонта и уже ходят поезда метро. У двери меня окликают по имени. Оборачиваюсь и вижу того парня из кафе.
- Ты не пришел на встречу. Что случилось?
Он что - дурак? Не понимает, что я не пришел бы в любом случае?
- Иди в жопу! - Я показываю средний палец и, пятясь, смотрю ему в глаза: - Отстань от меня, пидор!
- Я тебе нужен! - он в отчаянии кричит мне вслед.
- Да нет, мне никто на хрен не упал! - я поворачиваюсь, звезды вспыхивают у меня перед глазами. И тишина.

9. Тишина. Я открываю глаза и вновь их закрываю. Свет больно ударил по ним, пронзив голову тупыми спицами.
- Пить хочешь? - откуда-то издалека слышится знакомый голос. Слегка приоткрываю глаза и сквозь ресницы, старясь не делать резких и лишних движений, вижу, кто это произносит.
- Где я? - говорю, но губы не слушаются меня, словно кора дерева пересохли и потрескались.
Придурок из кафе склоняется надо мной: «Ты в больнице. Тебя сбила машина. Для них это шутка, а у тебя сломаны два ребра и рука. Не шевелись. Хочешь пить?»
 Вместо ответа я пытаюсь выяснить, могу ли я встать. Стакан у моих губ. Парень приподнимает мне голову. Как его зовут? Муха? Маки? Тика?
- Мика. Мое имя - Мика, - говорит парень, и я опускаюсь затылком на раскаленную подушку. Неужели я вспоминал вслух?
- Я давно здесь?
- Через полчаса будут сутки. Ты не беспокойся - я позвонил на Generation и объяснил все. - Он взмахнул крылом, и я провалился в жарко оранжевое облако.
Утром Мика заставил меня съесть гречневую кашу и котлеты. Вот уж не думал, что в больницах стали так хорошо готовить.
- Я сам приготовил тебе завтрак. Ешь. Тебе нужны силы.
- С чего это вдруг такая забота? - мой сарказм, казалось, не задел его.
- Тебе нужен друг. Вот он. Я рассказал о тебе Папе и он послал меня к тебе, чтоб я был рядом с тобой.
- Папа сказал, и ты прицепился ко мне? Ты не псих? Или, может, педик?.. Ладно.. Фигня…Спасибо за котлеты.
Мика отвез меня домой на следующий день и остался в гостях. Мы проболтали почти всю ночь, а утром я понял, что рассказал о себе практически все, не узнав о новом знакомом ничего.

10. Мой новый приятель часто приезжал за мной на радио и в клуб, словно боясь, что меня похитят инопланетяне. Он постоянно был встревожен и вел себя, как мой личный телохранитель. Меня это забавляло. Приятно прийти домой, где тебя ждет горячий ужин и твои майки выстираны и поглажены. Сначала я заподозрил Мику в потере ориентации, проще говоря, в гомосексуальном влечении к моей персоне. Первое время я на всякий случай запирал дверь в спальню. Но потом убедился, что Мика славный малый, которому нужен кто-то, кого можно поставить на пьедестал, и великое счастье для него - это протирать пыль со своего идола. Рядом с Микой было легко и удобно. Наконец-то я стал приходить домой и не отрубаться, рухнув в постель. Дом стал домом. Вроде ничего не изменилось, но он стал уютным: под чашкой всегда было блюдце, а рядом чайная ложка; на моих коленях во время трапезы лежала салфетка; по утрам пакет с завтраком волшебным образом появлялся в рюкзаке, а свежая майка на стуле; в ванной и на кухне пахло лимонами, носки перестали теряться и вонять; мир стал казаться цветным и не таким враждебным.
 Я смотрел телевизор, когда сзади подошел Мика и, положив мне на плечо руку, другой провел по моим волосам:
- Окантовку подправить надо. У меня инструмент с собой. Хочешь, приведу твою голову в порядок?
Я оцепенел, не веря своим ушам. Медленно повернувшись, посмотрев ему в глаза (не разыгрывает ли?) спросил:
- Ты парикмахер?
- Да. Ведущий имиджмейкер сезона. На прошлой неделе была презентация моих работ в Империале, - он сказал это так обыденно, словно само собой разумеющееся, так непосредственно улыбаясь.
- Ты - парикмахер! - я не сразу понял, что это я кричу, задыхаясь от возмущения от такой бессовестной наглости:
- Чудовище прокралось в мой дом! Вам мало моей ежемесячной муки? Вы решили хитро внедриться, чтобы творить свои бесчестья надо мной ежедневно, ежечасно! Гнусная тварь!
Он ошарашено смотрел на меня, будто не в силах вымолвить и слова. Растерянно моргая своими лживыми глазами, демонстрируя полное непонимание.
- Вы не проведете меня! - мой кулак мягко вошел в его переносицу. Мика пошатнулся и завалился на бок, не удержавшись на ногах.
- Пощади, - тихо побулькало порождение парикмахерского бедлама, пока я не в силах, да и не желая остановиться, месил его как виноград для вина. Я давил его брезгливо как таракана. Он, пару раз дернув руками  защищая голову, захрипел и, затихнув, разом обмяк. Я отошел, ожидая атаки подлого создания. Не веря, что с ним все кончено я выждал немного времени, затем обессилено опустился на корточки и привалившись к стене спиной, закрыл лицо руками.

11. Проснулся от того, что затекла рука. Я лежал на кровати. Осторожно встав и стараясь не шуметь, заглянул в гостиную. Трупа на полу не было, как не было и следов вчерашнего боя.
- Мне все это приснилось, - облегченно засмеялся я. - не было никакого Мики.
Все еще под впечатлением от наваждения, пошел на работу. Там я узнал, что в Империале никогда не проводились мерзкие презентации. Я успокоился и обругал себя за мнительность. Слава Богу, что все это был лишь дурной сон и не более. Наташа передала мне пачку писем: «На, держи своих одиноких.»
 Вскрыв очередной конверт, вынул письмо. Вместе с листком выпало сизое перо какой-то крупной птицы.
«Прости. Я не справился с задачей. Я хотел быть твоим другом и избавить тебя от страха. Быть может, попробую еще раз, но это будет нескоро. Береги себя.
Твой Микал Фаришта»


то я не пришел бы в любом случае?
- Иди в жопу! - Я показываю средний палец и, пятясь, смотрю ему в глаза: - Отстань от меня, пидор!
- Я тебе нужен! - он в отчаянии кричит мне вслед.
- Да нет, мне никто на хрен не упал! - я поворачиваюсь, звезды вспыхивают у меня перед глазами. И тишина.

9. Тишина. Я открываю глаза и вновь их закрываю. Свет больно ударил по ним, пронзив голову тупыми спицами.
- Пить хочешь? - откуда-то издалека слышится знакомый голос. Слегка приоткрываю глаза и сквозь ресницы, старясь не делать резких и лишних движений, вижу, кто это произносит.
- Где я? - говорю, но губы не слушаются меня, словно кора дерева, пересохли и потрескались.
Придурок из кафе склоняется надо мной:  Ты в больнице. Тебя сбила машина. Для них это шутка, а у тебя сломаны два ребра и рука. Не шевелись. Хочешь пить?  Вместо ответа я пытаюсь выяснить, могу ли я встать. Стакан у моих губ. Парень приподнимает мне голову. Как его зовут? Муха? Маки? Тика?
- Мика. Мое имя - Мика, - говорит парень, и я опускаюсь затылком на раскаленную подушку. Неужели я вспоминал вслух?
- Я давно здесь?
- Через полчаса будут сутки. Ты не беспокойся - я позвонил на  Generation  и объяснил все. - Он взмахнул крылом, и я провалился в жарко оранжевое облако.
Утром Мика заставил меня съесть гречневую кашу и котлеты. Вот уж не думал, что в больницах стали так хорошо готовить.
- Я сам приготовил тебе завтрак. Ешь. Тебе нужны силы.
- С чего это вдруг такая забота? - мой сарказм, казалось, не задел его.
- Тебе нужен друг. Вот он. Я рассказал о тебе Папе и он послал меня к тебе, чтоб я был рядом с тобой.
- Папа сказал, и ты прицепился ко мне? Ты не псих? Или, может, педик?.. Ладно+ Фигня+ Спасибо за котлеты.
Мика отвез меня домой на следующий день и остался в гостях. Мы проболтали почти всю ночь, а утром я понял, что рассказал о себе практически все, не узнав о новом знакомом ничего.

10. Мой новый приятель часто приезжал за мной на радио и в клуб, словно боясь, что меня похитят инопланетяне. Он постоянно был встревожен и вел себя, как мой личный телохранитель. Меня это забавляло. Приятно прийти домой, где тебя ждет горячий ужин и твои майки выстираны и поглажены. Сначала я заподозрил Мику в потере ориентации, проще говоря, в гомосексуальном влечении к моей персоне. Первое время я на всякий случай запирал дверь в спальню. Но потом убедился, что Мика славный малый, которому нужен кто-то, кого можно поставить на пьедестал, и великое счастье для него - это протирать пыль со своего идола. Рядом с Микой было легко и удобно. Наконец-то я стал приходить домой и не отрубаться, рухнув в постель. Дом стал домом. Вроде ничего не изменилось, но он стал уютным: под чашкой всегда было блюдце, а рядом чайная ложка, на моих коленях во время трапезы лежала салфетка, по утрам пакет с завтраком волшебным образом появлялся в рюкзаке, а свежая майка на стуле; в ванной и на кухне пахло лимонами, носки перестали теряться и вонять; мир стал казаться цветным и не таким враждебным. Я смотрел телевизор, когда сзади подошел Мика, и, положив мне на плечо руку, другой провел по моим волосам.
- Окантовку подправить надо. У меня инструмент с собой. Хочешь, приведу твою голову в порядок?
Я оцепенел, не веря своим ушам. Медленно повернувшись, посмотрев ему в глаза (не разыгрывает ли?) спросил:
- Ты парикмахер?
- Да. Ведущий имиджмейкер сезона. На прошлой неделе была презентация моих работ в  Империале , - он сказал это так обыденно, словно само собой разумеющееся, так непосредственно улыбаясь.
- Ты - парикмахер! - я не сразу понял, что это я кричу, задыхаясь от возмущения от такой бессовестной наглости: - Чудовище прокралось в мой дом! Вам мало моей еже месячной муки? Вы решили хитро внедриться, чтобы творить свои бесчестья надо мной ежедневно, ежечасно! Гнусная тварь!
Он ошарашенно смотрел на меня, будто не в силах вымолвить и слова. Растерянно моргая своими лживыми глазами, демонстрируя полное непонимание.
- Вы не проведете меня! - мой кулак мягко вошел в его переносицу. Мика пошатнулся и завалился на бок, не удержавшись на ногах.
- Пощади, - тихо пробулькало порождение парикмахерского бедлама, пока я, не в силах, да и не желая остановиться, месил его, как виноград для вина. Я давил его брезгливо, как таракана. Он, пару раз дернув руками, защищая голову, захрипел, затих и разом обмяк. Я, не доверяя ему, отошел, ожидая атаки подлого создания. Выждав немного времени, не веря, что с ним все кончено, я обессилено опустился на корточки и, привалившись к стене спиной, закрыл лицо руками.

11. Проснулся от того, что затекла рука. Я лежал на кровати. Осторожно встав и стараясь не шуметь, заглянул в зал. Трупа на полу не было, как не было и следов вчерашнего боя.
- Мне все это приснилось, - облегченно засмеялся я. - не было никакого Мики.
Все еще под впечатлением от наваждения, пошел на работу. Там я узнал, что в  Империале  никогда не проводились мерзкие презентации. Я успокоился и обругал себя за мнительность. Слава Богу, что все это был лишь дурной сон и не более. Наташа передала мне пачку писем:  На, держи своих одиноких . Вскрыв очередной конверт, вынул письмо. Вместе с листком выпало сизое перо какой-то крупной птицы.
 "Прости. Я не справился с задачей. Я хотел быть твоим другом и избавить тебя от страха. Быть может, попробую еще раз, но это будет нескоро. Береги себя.
Твой Микал Фаришта. "