Тупые пусть сидят дома

Маша  опять!
Опять заглянула, несмотря на…
Маша опять заглянула в бездну, заглянула, несмотря на  обещания себе и другим больше этого не  делать.
Она  это называла без чванства -  упасть  в  яму. Потому что это  так  некрасиво. Неженственно, ни к  черту не годится, просто теряешь  человеческий облик и  все. Маша  тщательно готовилась к  грядущему  дню рождения.
Она  закупила  рыбу  красную, толстую, для бутербродов, потом решилась даже на  карбонад «Пикник».  Нашла две пластиковых  скатерти для большого раздвижного стола.  Сходила в  парикмахерскую, покрасила  волосы в  свежий, иссиня-черный цвет. Маша  захотела  быть яркой и общительной, но прически  для этого мало. Надо, чтобы все лицо, глаза, надо длинную  юбку, веселенький  джемпер. Она решила – все, хватит сидеть в  углу  и  покрываться  плесенью. Ну, почти сорок, ну и что? Можно же иногда  выйти  в люди, даже если это  будет у тебя  дома. Ну, кажется все  неинтересно, но интерес  придет в  процессе. Когда она  сделает  цыпленка в  духовке, в  яблочном  соусе, когда  после  десерта  сядет звонко  песни петь, люди удивятся и поймут, что это все  для них. И больше не  уйдут, никто…Они вместе  пойдут на это  удивительно  кино, о котором  все  теперь говорят, это,  конечно же, странно,  что к ним в  маленькую  губернию привезли этот шедевр Звягинцева,  и они  втроем пойдут, будут обсуждать…  Потом  сядут пить чай из нового  чайника «занусси» и доедать торт «графские развалины».  Не уйдут  больше Артем Андреевич  с  сынишкой,  останутся на  время, потому   что поздно, ночью ехать неохота, а потом и насовсем…

Но ее сбила с  толку деловая  Дана, которая  снова  прискакала на один  день из своих  невских далей.
О, опять надо было всех наших собирать.  У Маши все засосало под ложечкой,  и она  от гордости чуть не выпалила «у  меня гости намечаются», но вдруг скрепилась и  сказала:
- Да, конечно. Надо собраться, это так  редко. Раз в пять лет.
И как-то так  всегда получается, что хочет  Дана, а звонит Маша. Подруги с  десятилетним стажем недоверчиво  спрашивают:
- Что это ты,  какая  добрая? Что на  тебя  вдруг нашло?
- А то и нашло. Живем один раз, вот это  и нашло, -  беззастенчиво  врет  Маша.
Она в  это время воровским  глазом  шарит по кухне и собирает тряпочки-прихватки пожженные, в пятнах, чтобы  попрятать.
 - Но твоя тетя с гипертонией!! Она не любит шума и  водки.
        -  А ничего, она  может,  уйдет.
        - А что нести  выпить? Может  водки и сока  апельсинового?
        - Может и так.
        - Так ей!  А все-таки, что  случилось-то?
- Данка  вроде приехала, - нехотя  роняет  Маша.
         -А, такая –сякая! Что  сразу не говоришь?
Все очень возбудились, стали перезваниваться, и стало быть,  нагрянуть должна была компания  человек на пять.

Маша  распихала  разбросанные  вещи, немного подмела, почистила, переставила. С тоской нарезала дорогой  карбонад, вымыла  яблоки, сходила за сыром и водой. Сердце как-то непонятно дергалось и вжималось в  спину. «Ничего!» - дрожа, думала  себе  Машка,  подкрашивая  усталые, с кругами, глазки. – Это ничего, это один день, а  потом я  все  забуду. Я  сейчас найду  юбку, поглажу рубашечку  джинсовую и буду  такая  яркая  с  иссиня-черными  волосиками. Когда я  еще такая  симпатичная  была?»
И только она все это нашла и напялила, как  пришла  Дана.  Свалили  все хозяйство в  холодильник. И  сразу  побежали в  оптику, где у  Даны очки были в ремонте, потом  в  продуктовый и  обратно,  ведь  скоро могли прийти все. Машка так  волновалась, что не понимала, что  драгоценное существо говорит, и что надо  отвечать.  А, да.  Дело  было в тех фотографиях, которые они вывесили  в интернете  одновременно. Маша думала -  как  только Дана  увидит много своих фотографий, так и начнет  чаще ходить на  эту страницу. Да и  другие  могут  заглянуть. Ведь многие  знают    тексты Даны, а в лицо  знают  единицы. Ее  узкое, неповторимо нежное, мальчишески озорное лицо, смеющийся рот, короткий  ежик обесцвеченных  волос:  вот она  на  природе, вот у моря, вот  выступает, вот в  кресле,  а  вот в  баре с новыми друзьями. Это  же  бесценная  история в лицах! И пусть бы  тогда  все знали. Но когда  Дана сама  повесила  такую же  фотку  и без  ссылки, Машка просто  увяла. Она поняла,  что  честности  не  дождаться, а  выглядеть воровкой  тоже не  хотела. И тогда  сама все  фото  с Данкой  удалила! И как ей  было жалко. Но раз они чужие, пусть ими распоряжается  хозяйка. Ее  поразило, что хояйка так  ничего  и не  поняла. Вернее, считала  себя правой:
- Хватит ругаться, - твердила она, - Машка,  ты сентиментальная, ненормальная  дура. Разве можно так  тупить? Инет - это помойка. Там делай,  что хочешь, все можно. А тупые  должны  сидеть дома….
Именно это расстраивало Машу. Что все  можно, но  значит, внутреннее  понимание  должно быть, осторожность  друг  к другу. Зачем же друг  друга  опускать без  нужды?  Тем более когда  люди-то  друг  другу не  чужие…
С Машки слетела радостная  дрожь и она  как-то сразу  выключилась.
Она по инерции проговорила несколько фраз, но уже было ясно видно – они не понимают друг  друга, это безнадежно. Они  бежали по  улице,  был  ветер, но даже  солнце вышло, как  будто торопясь поднять кому-то настроение. Но  было  поздно, поздно!
- Ты пишешь  там  такие гадостные слова, как  будто тебя никто не  видит.  Ты как  будто обрадовалась, что у тебя  есть ник и ты, прикрывшись им, творишь не  пойми что. Но я-то знала тебя  другой. А ты  оказывается вон…
- Я пишу  то, что  считаю нужным! Откровенно. Ты  не смеешь  давить на  меня!
- Не  давлю я ни на кого. Просто  жутко это читать.  Я не знала  что  это теперь  ты  настоящая.
Вспыхнув, они  замолчали. Лица  у  них горели, головы навсегда  были отвернуты  друг от друга.
-Так что, стоит  ли готовить жаркое? – спросила  дрожащим голосом  Маша.
- Нет, наверно.
- Как  знаешь.
Маша начала  доставать из холодильника  Данины  пакеты и откладывать в  сторону. И  та, складывала, и вдруг  вернула  что-то.
-  Тебе.
Это  были  ароматические  чаи – с  мелиссой и с  корицей, и  еще с  чем-то, дорогущие, защипленные метллическими  изящными скрепочками. Боооже, какой запах… Маша  стояла, вдыхала, жмурилась, забыв  обо всем.
- Разрешаю делать  жаркое, -  услышала она издалека, -  если не  будешь  больше  кидаться на  людей.
Кто, это Машка, что-ли, кидается на  людей?

И Маша  сквозь сон стала  жарить  печень куры, это было  самое любимое  у  Даны  блюдо. Она  жарила, жарила, самой  ей было  жарко, она обливала  лицо холодной водой и тут все пришли, и не сговариваясь, принесли много  водки, и  еще  больше  апельсинового  сока, короче, того же  самого, что купили только что Маша  и Дана в  магазинчике, и  это  было так  заодно, так смешно, и по-домашнему, как будто заговор.
Народ бегал и хватал  сладкие  кусочки, но когда  все  загрузились за  стол, Маша облегченно поняла, что все, она  свое  дело  сделала. Пришла к  столу престарелая  тетя, она смешно отмахивалась  от шуток, и просила  налить нешипучего. Полетели разговоры про доллары, про  то, сколько стоит метр жилплощади в городе и пригороде, то  как  грамотно пишут резюме, почему  не  устроилась в Питере Ю.  Дану  хвалили за  хороший  заработок, за умение хранить себя в  джунглях мегаполиса, советовали  менять ее квартирку на  тамошний  пригород... А как она  хранит? Вовсе н не хранит, вон какая  стала… Маша  напряженно  думала, показать им  или нет. Она зашла за  занавеску и хладнокровно заклеила «моментом» несколько номеров собранного  ею литературного  журнала. Самодельного, конечно, а откуда ж у нее  ББК и  ISBNы. Она подала людям журнал и они, удивленно хмыкая, стали листать и смеяться.
- Машк. Пока мы  тут трескаем, ты  за занавесочкой – вон чего! Ах, паразитка.
- А тут  опечаток. У-у…И тут. А  Канада  у тебя  откуда?
- Ах, Машк, ну зачем  ты так  серьезно относишься  к жизни? Надо легче  относиться  ко всему.
- Чего молчишь-то? Наворотила тут  делов.
- Неинтересно – не  надо. Я не настаиваю.
И  само подумала – да, как-то неуместно. Люди водку  пьют с апельсиновым  соком, а я с  этой  ерундой.

И опять ушла в  себя. Сквозь  сон она  слышала  взрывы смеха, видела, как тетя  поднялась и ушла к  себе, а сама все думала – через полчаса  сеанс. Мне надо бы  успеть, ведь меня  там  ждет Антон  Андреевич, а что делать. Если все разгулялись не на  шутку.
Когда, наконец,  Маша,  осмелилась и показала компании  контрамарку, раздался  настоящий  рев. Кто-то правда,  орал, кто-то улюлюкал, кто-то возмутился. Почему  контрамарку  дали не  ему.
- Нет, я не против, вы  до ночи сидите… - промямлила  Машка. – Сколько  угодно, тетя ведь тут…
Никуда ее не  пустили. Она  насильно улыбнулась и  пошла резать торт. Она  кипятила  новый чайник  «занусси», делала  аккуратные треугольнички. Хорошо, что  Дана  упоена встречей и не обращает на нее  внимания. Главное  ведь  что?  Что ее просили всех позвать и она не  подвела.  Она конечно,  пыталась намекнуть Дане, что у нее  стоит  пустая  квартирка, почему  бы не позвать девчонок  туда… Но Дана только отмахнулась. Да, здесь как-то  удобнее. Маша  все  пожарит…Телефон, чтоб такси  вызвать.
Она  отнесла  чай в  комнату и опять вернулась на  кухню, где  ей  было  уютней.

Да в общем, все нормально. Хотелось бы  кое-кому  передать журнал, хотя бы знакомым, но Дана  вряд ли согласится. Опять  начнет насмехаться. Ну ладно. Жалко фильма, неповторимого  фильма, ужасно  пропускать такое. Что только подумал  Антон Андреевич, которого она  даже  предупредить не  смогла. Но гораздо ужаснее, что сама  Маша не  радовалась старым подружка, которых  тоже  очень редко  видела. Вчера она  хотела, чтоб они пришли, а  сегодня  ей  стало  скучно. Почему  это так?  Может, надо  еще выпить? 
Сколько, сколько нужно  выпить, чтобы  все плохое  казалось хорошим?
Чтобы  не замечать ухмылок. Не замечать враждебности  когда-то близкого  человека. Которому  она, Машка, до лампочки,  просто надо место, чтобы  время провести.
А  собственно, чем она, Данка,  близкий  человек? Да ничем. Гордится , что в текстах мат и  непотребный  мусор, но чем же  тут гордиться? И при этом говорит, что тупые  должны  сидеть дома. Ну – да, да, конечно.

Потом  гости   вспомнили, что надо  поискать  Машу. Деее-очки! Где  Марья у нас? Иссс-кусст-твенница.
Маш, спооой-ка!
- Не  буду. Голова  болит.
- Фу, как нехорошо. Ты  на-ка, выпей, и запоешь.
- Не  буду, не могу.
Маше стыдно было вспоминать, но она правда  не могла  петь, не  могла она, потому что здесь никто не  любил ее, и она никого. Это раньше, когда  она  любила  Дану, то могла ей песни  сочинять на  ходу, тащила  за руку – сиди и слушай… Это  с тех пор, как  однажды  Машка нашла песню про Аленький  цветочек, про пьяниц, а  Дана сказала, что это дерьмо. И Маша  уговорила Дану  купить гитару, а гитара  эта теперь валяется, ненужная. Маша  думала, что горловая  чакра  открывается, но оказалось, нет, ничего подобного… Да  что там! Машка  могла  помочь подруге  во многих отношениях.  Не могла  только одного – поскорее  понять, что она сама  на  фиг кому  нужна.  Ее  уже  сколько лет назад бросили, а она все  сидит, как сова.  Дожидается  чего-то.

У Маши была  хорошая  подружка  в инете. Она  всегда  ее  утешала во всякие  страшные моменты. Она  тоже  пережила, причем то же  самое, что и Маша  пережила. Только у  подружки  еще  были возможны  возвраты, а у Маши  - нет. Им  легко  было понимать друг  друга, ведь  они друг друга не обманывали, все говорили, как  есть. Но  сейчас  были  праздники, а подружка  выходила   в инет по рабочим дням. Надо  было  сидеть и  смирно  ждать. Правда, было одно  «НО» - подружка не  любила  Машкиных  рассказов и считала  это нудятиной. Но  зато сама  она  была сияние  очей и распорядок жизни по минутам. И она после того, как ее бросили, не  лезла на  стенку, а  других  утешала. И Маша  думала – я  расскажу  ей  все, она хмыкнет, какая я  размазня. И расскажет, как там  все у нее… И на душе  у  Маши немного потеплело. Иллюзорно, но все же, все же…

Был  еще  один  приятель, но тот быстро просек  Машкины  тематические  замашки  и был таков. Он  этим давал понять, что хоть Машка и  умная  женщина, но он таких  презирает. Ну, это было типичное  поведение мужчины. А Маша  все же  погоревала. Все –таки он послал  ей  модем,  а главное столько рецензий! Он обещал  приехать на  машине и  подарить настоящие  цветы. Правда,  еще  неизвестно, как отнесется  к этой  теме  милый  Антон Андреевич, но все –таки он, кажется  более  гуманный.

Гости шумно  уходили. Машка  мыла  посуду. Дана  деловито носила  тарелки, потом велела – иди, скажи мне «до свидания».
- Ты  почему  опять в  слезах? Опять? Как тебе не  стыдно. Что  ты  все жертву  из  себя  строишь?  Все же  хорошо, ну? – требовала  она.
- Да…Хорошо…
- Подарки понравились?
- Да…Понравились… очень…
- Очень-очень?
- Да. Очень-очень.
- Опять хочешь ругаться про журнал?
- Нет.
- А что опять?
- А ничего.
Маша  встала с  кресла, ушла к  окну. Там никто не  ехал ан  машине, ни кто не нес  ей  цветы, настоящие  или  искусственные,  никто не  шел к ней, все – от нее. Подружка  из инета – и та прежде  убедилась, что Машка «не в поиске», дабы не обнадеживать ее зря. Нет, Машка  больше не в  поиске.
- Очень трудно без  тебя, Дана, понимаешь. Жить не хочется просто. Жизнь идет, но   как это все насильно происходит. Вот как я тебя  люблю. Так сильно, так  безумно,  так  тупо, что  дальше и некуда. И нет тебя больше – ни рядом, ни далеко. Письма  ты мне не  пишешь, да и  вообще ты  стала  другим  человеком…
- Маша! – вскрикнула  Данка. – Да  разве  плохо, что я приехала?! А я же – вот!
- Нет, это не ты. Я не могу тебя  узнать. Прости.
После  чего Дана, тихо одевши свою щегольскую стеганку, подобрав стильные  сумки, погладила  Машку по плечу и  осторожно  вышла. Она  шла и качала головой, недоуменно  хлопая себя  по  бокам – это Маша  видела в  окно. А больше ничего не  видела.


Она  с трудом  вставала по  утрам. Тело болело, как  побитое  ногами в живот. Машка  во  сне ощущала, как  появляются  на ней синяки и кровоподтеки. Она гладила эти места, желая  чтоб синяки разошлись, такое  было плотное под пальцами.  Кисти и ступни жестоко немели, кровь не докачивалась. На другой день после  отъезда Даны  она  сильно заболела – сопротивляемость инфекциям  была  равна  нулю. Пошли в  ход  колеса -  сначала антигриппины, потом посильнее – циклогексаны,  ампициллины. Сердце  моталось  внутри как  требуха, совершенно  без привязи. Валокордин. Вдруг  температура – пришлось пить эфералган, много. Пробовала молиться по  утрам -  молитвенник  падал из рук. Так прошла  неделя, в бешеной борьбе. Все шло на то, чтоб лечь и покориться  смерти. И это было очень заманчиво. Но сначала пришла  смс-ка от инетной  подружки:  "чего расклеилась?" Потом ее рассказ, искренний, жаркий. Потом  позвонил приятель с  модемом. Потом пришел  Антон Андреевич и предложил  еще  одну контрамарку…

В то  день у  Машки с утра не болело  сердце. К ней на работу почему -то зашел дистрибьютор по духам, и она купила   у него  любимое  полынное масло. А потом пришла тетенька  из  Аvon и предложила слабенький  кремок для  увлажнения лица.
- Вы не смотрите, не смотрите, что он дешевый, у него просто фасовка  мелкая, а  витаминный  набор ввоон какой…  У  вас  кожа как – больше  сухая или жирная?
- Она в основном  сухая, да... Давайте.
Когда тетенька  ушла, Маша отодвинула  отчеты в сторону, достала  зеркальце и стала краситься. Это было  забытое  чувство, тем более  после  влажной  подводки остро глянули глаза. «Вот она  меня  не  видит, когда  я такая   бываю, не видит!» Стоп. Неужели – опять? Неужели оно подкрадывается,  душит так, что вылезают глаза? И катишься, катишься  в пропасть? В  яму? Из которой   выбираться неделями, месяцами..

День рождения  Антон Андреевич  предложить сделать в баре. Она смущалась, что там нечего  есть, а  он сказал –«зато вы не  устанете у плиты». Натащили подарков, в том  числе  долгожданный  постельный набор, вечно бьющиеся  чешские  высокие  стаканы, даже  книжку нашли, о которой  мечтала  Маша  целый  год – «Грешная  машина  святой  любви»,  да еще насочиняли  всяких стихов.  Особенно старались две ее  старые подружки, недавно пировавшие у нее  дома. И она  уже  удивлялась про  себя. Почему  же  теперь ей  хочется петь? И она совершенно хорошо  к ним относится, а дома не  хотелось петь, ну  никак. Но в  баре  играла  плавлено-электронная  музыка , и петь было ни к  чему. Можно было только танцевать в длинной  юбке и темном  джемперочке с  вышитой атласной розой. Мальчик Антона тоже  там  сидел, уплетал горячие  бутеры.  Потом  подошел, набычившись, молча вручил  желтые, такие любимые  Машкины  хризантемы. Большой  такой букет в хрустально хрустящем  кульке. Она  даже  забылась от перехлеста  чувств.
- Ой! – закричала  Маша. - Ребята, да вы  что?  Зачем?
Подружки  испугались  пронзительного крика в галдеже и вздрогнули.
- Мария Кондратьевна, надо ли  объяснять? – и  Антон Андреевич, худощавый немолодой  человек в очках и большом  лохматом свитере, медленно  поднял  свой бокал.