Многие...

Многие иголочки, сотни толстеньких иголочек и чуть-чуть серенькой шерстки. Иголочки уложены как-то упорядоченно, плотно и плоско и не страшны они ни трактору, ни велосипеду.
А присмотревшись, можно разглядеть и лапку мозолистую с коготками. Этакая подорожная аппликация. Не знал ли он ПДД или слишком горька была его ежовая жизнь? Кто знает. Скорее просто тесным стало ему это серое тело. Просто пора.
Художник подумал: хорошо подобраны цвета - серое на сером, неброско и присутствует некая недосказанность.
Пришел домой, а там на турничке возле вешалки батя висит. Невзрачно, обычно, как пальто какое-нибудь. Ёкнуло сердце, метнулось в голову, в ноги, взвыло, зашлось от отчаяния. Не сказать что были близки, нет, отношений как таковых и не было, но всё ж отец таки! Мы хоть друг другом порою и брезгуем, презираем, но так чтобы уж совсем друг друга не чувствовать - так не умеем. Умер человек - как-то в нас да отзовётся.
Сел на стул, из-под него упавший, плачет и смотрит. Смотрит и думает вдруг: рубашка синяя и штаны спортивные синие с коленями отвислыми, лицо вот тоже с синевой теперь, язык наоборот - бледный, а глаза совсем белые, глупые. Если объективно, то тоже гамма любопытная, вкус некий чувствуется. "Во всём, однако, - думает, - вкус чувствуется..."