Пластилиновый гений

- Тя будут звать - Ини, - с детской серьезностью пробормотал четырехлетний ангелочек. - Ини Бу!, - добавил он после небольшой паузы.

  В просторной, современно обставленной кухне ничем неприметной новостройки горел свет. У стола на высоких резных ножках возвышался старый детский стул. Именно на нем - королевском троне квартиры номер сто двадцать семь - на пухлой, подаренной бабушкой подушке, сидел юный творец. Творец пластилиновой жизни.

  Казалось, что торчащие в стороны волосы цвета светлой глины, большие темно-карие глазки, надутые щечки и вытянутые вперед губы, - крохотная радость родителей, еще не научившаяся выговаривать "букву Р", из мира бешеной погони за новыми технологиями переселялась в мир безмятежной детской фантазии; мир, в котором пухленькие пальчики, с пластилином под ногтями, в каждый новый появлявшийся на столе предмет вкладывали Любовь.

  - А мия зовут Даником. Я буду тяим папой. Вот той домик. Я все купиль для тя. У тя есть каватка, телевизоль и весосипед.

  На отделанном под светло-серый мрамор столе, в промасленной крышке от коробки с пластилином стояли напоминающие перечисленную утварь предметы: перекошенная кроватка на маленьких ножках, кубик с выведенным по периметру экраном, и два шарика, соединенные сужающейся к краям перегородкой. Выпачканные спички заменяли телевизору антенну, а велосипеду - руль.

  Даник, как и любой другой ребенок, так преданно верил в выдуманную им же личность, что заражал ее истиной; его вера создавала вокруг него вакуум и обвязывала истиной каждого, кто, пусть даже случайно, подглядел за его игрой.

  - Сейчас я сделаю тебе ручки и ножки, и ты поедешь кататься на велосипеде, - обратился Даник к Ини - куску пластилина, состоящему всего лишь из двух частей: туловища и головы.

  - Уля! Уля! Касася на весосипеде! - возликовал Ини. - Я люблю касася на весосипеде!

  - Подожди, не кричи. Я еще должен сделать тебе ручки и ножки.

  - И не бу! И не буду ждать! - начал возмущаться Ини. - Я и так умею кататься. На велосипеде!

  Ини хотел броситься к велосипеду, но словно приклеенный к коробке не мог сдвинуться ни на сантиметр; пара отчаянных рывков - все, на что у него хватило сил. Слезами немощи ревел Ини - и если бы у него были ноги, он бы непременно бил ими о пол.

  - И не бу! И не бу!

  - Ини, успокойся. Сейчас я сделаю тебе ручки и ножки, и ты поедешь кататься на велосипеде.

  Даник неторопливо раскатал в ладонях две пластилиновые палочки; этого времени хватило Ини, чтобы смириться и согласиться с тем, что без ног ни кататься, ни даже подойти к велосипеду он не сможет. Видя, что громкие слезы на доброго папу не действуют, Ини успокоился и позволил создателю продолжить лепить из него человека. Даник умело прикрепил к туловищу Ини ноги и начал раскатывать руки. Но непослушный Ини Бу вскочил и забегал по столу. С криками радости на понятном только ему языке он запрыгнул на велосипед. Но так как рук у него еще не было, равновесие удержать не смог; прокатился пару сантиметров и рухнул на бок. Крохотный велосипед развалился на части. Ини взглядом проводил укатывающее в сторону шарик-колесо, а когда оно упало со стола, он опять недовольно разревелся.

  - И не бу! И не бу! - сквозь слезы кричал он, осознавая вину.

  - Ну вот. Доигрался, - начал Даник воспитательную речь. - Надо слушаться, что говорят родители. Теперь у тебя не будет велосипеда. Я сделаю из него компьютель. Тебе надо работать и зарабатывать на жизнь. Ты будешь пагаммистом.

  Помните, как исчезает струя воды, когда закрывают кран? Контраст между шумом разбивающейся струи и тишиной? Так же быстро смолки вопли Ини.

  - Пагаммистом??! - спросил он. - Ура! Ура! Я люблю быть пагаммистом.

  Пока Даник собирал остатки велосипеда, Ини тенью носился за ним и без умолку рассказывал о планах на будущее, карьере и высоких должностях; по-детски в деталях описывал программы, которые будет выпускать его корпорация; перечислял известных людей, с которыми сведет его жизнь.

  Даник слово сдержал и через пару минут в комнате Ини появился оригинальный пластилиновый столик, царственно загроможденный гигантским "жидкокристаллическим" монитором; а на "выдвижной" панельки столика - неровно расплющенный кусочек пластилина - беспроводная клавиатура. Вот только мышь куда-то спряталась.

  С выпученными от восторга глазами Ини кинулся к компьютеру и даже не заметил, как опрокинул телевизор. Будто боясь, что его место займут, он мгновенно уселся за столик и начал исследовать монитор.

  - Ну и что ты сел?? - сказал Даник. - Я же еще не приделал тебе ручки.

  - И не бу! - начал возмущаться Ини. - И не бу! Я и без ручек могу быть программистом.

  - Ну а как ты будешь печатать??!! - прозвучал удивленный голос Даника.

  - Бу! Я бу печатать - он задумался и надул губки, но через пару секунд продолжил - я буду печатать носом!!! Во!!! Не нужны мне ручки!!!

  И он печатал. Носом. Медленно и неуверенно. Нажимал одновременно несколько клавиш. Путался. Понимал, что нос не лучшее средство для набора символов, но перебороть упрямство не хотел. А Даник молча и терпеливо наблюдал, пока наконец-таки пластилиновый нос, в виде крохотного шарика, не прилип к клавиатуре.

  И опять в Даника полетели камни-упреки и возгласы недовольства.

  - Это ты меня назвал Ини, Ини Бу! Во всех моих бедах виноват только ты! Ты плохой! Ты не сделал мне ручки! - Рыдал Ини. - Ты обязан! А еще называешься ДаННиком. Никакой ты не Данник.

  А Даниил слушал. Слушал и мило улыбался.

  Когда слезы иссякли, а разум одержал победу над упрямством, Ини встал со стула, опустил голову и подошел к своему создателю. Тихо и нерешительно он пробормотал:

  - Я хочу быть таким же умным, как ты. Я хочу делать то, что ты мне говоришь. Я больше не бу.

  В этот момент в кухню вошла мама Даника.

  - А что это ты тут делаешь?! - спросила она. - Пойдем баиньки?!

  - Ма, познакомься. Это Ини, Ини Бу!

  - Ини Бу??! А что это значит?!

  - Его так зовут. Ини - значит гений, а Бу - пастилиновый!

  - Ну, конечно же. Как я сразу не догадалась, - сказала она. - А почему ты его так назвал?! Он какой-то известный человек??! Художник, писатель??! Президент??!

  - Нет. Он плёсто научилься слушаться того, кто его слепиль.

  - Хорошо, что это понимаешь ты, - сказала она и погладила сына по голове. - Пойдем спаточки.

  Даник слез со стула, подошел и обхватил маму за ногу. Потом задрал голову и, глядя ей в глаза, сказал:

  - Мам, халясо, когда тебя лепят любящие луки.

  А за окном, в холодной осенней темноте, по одному гасли огоньки дома напротив.