По ветру жизни

     Пальцы медленно гладили вороненую сталь. А мысли медленно плескались в штиле последних часов. От табачного дыма кружилась голова. Плавился мозг, изрыгая на свет одну мысль за другой, подобно матери роженице, выталкивающей на свет нового смертника. Точно также были обречены и мысли, которые могли существовать только в больном подсознании, кислород был для них как мышьяк для котенка. Вылетая из головы, они кружились и, теряя жизни, падали на пол, от чего было слышно монотонное тук, тук, тук. Глаза заплывали кровавым туманом, поэтому стало казаться, что это не мертвые мысли бьются об пол, а всего лишь кровь стучит в висках. Но это было не так. В комнате было душно и пыльно. Пыль кружилась и опускалась прямо на белесые тела мыслей, укрывая их вечным саваном. В невидящих зрачках мелькали видеофильмы прожитой недожизни. 

                ***
- Василий Петрович! Вас срочно вызывает Борис Евгеньевич.
Голос Марины звучал более чем убедительно, хотя можно было подумать, что произношение чужих имен и отчеств доставляет ей такое удовольствие, что при желании можно обойтись и без зарплаты.
Василий Петрович поднялся из-за стола. Догрызая карандаш, он пошел к двери палача.
- Садись! – кивнул на низенькое кресло Киселев, - надеюсь, ты понимаешь, зачем я тебя вызвал?
- Ммм, нет, Борис Евгеньевич, не очень.
- Ничего сложного! – улыбнулся директор, – ты уволен. Расчет возьмешь в бухгалтерии. 

                ***
- Странно – подумал Смерников, - а с утра светило солнце.
Он вышел на улицу, кутаясь в брезентовый плащ. Шел дождь. Капли из луж взлетали и кусали подбородок. Смерников стоял и прикидывал, что сделать с расчетом. Потом решил купить пистолет.

                ***
Киселев сидел в своем привезенном из Турции кресле, по крайней мере, ему это вбили в голову продавцы оного предмета. Жизнь явно издевалась над ним. Сначала крах на бирже. Потом этот остолоп Вася, а вот сейчас полный конец, тотальный и безоговорочный. Приехала теща. «Да, в принципе ничего страшного, это только анекдоты, если не брать во внимание, что старческий склероз оставил меня теперь без квартиры» - Киселева колотило, поэтому он налил себе водки. Учиненный тещей пожар настойчиво прививал Борису апатию к жизни. Налив еще водки, он открыл выдвижной ящик стола и достал пистолет.

                ***
Толя вздохнул, выключил телевизор, подумал о бессмысленно потраченном времени.
«Однако как затягивает, а! Завтра кто-нибудь из них точно пустит себе пулю в висок» - хмыкнул он и заснул. А на  прокуренной кухне, на полу которой лежали мертвые мысли, его отец делал свой каждодневно будничный выбор.  И это уже не поддавалось дрессировке. Просто медитация и уважение. Ответ приходит сам собой. Секретный шанс на спасение. Станцуй. Какой там космос? Какие звезды? А он сидел и не мог вспомнить свое лицо. Это не сложно. Это невозможно. Образ забыть трудно, но воссоздать все по черточкам. Одна ошибка и уже все. И если он кому-то скажет, что любит кого-то этот кто-то не поймет его.

                ***
Толя вздрогнул. Потянул ноздрями воздух, причмокнул, почесался, но так и не проснулся. Ему приснилось, что стреляли из пушки.   
Через тридцать лет Толя сидел в кожаном кресле, привезенном из Турции, и думал о жизни. Остекленевшие глаза вспоминали детство. Толя вышел из оцепенения и хлопнул по столешнице ладонями: «Однако как затягивает, а! Завтра точно пущу себе пулю в висок».