Фотомастерская Вадима Месяца

Вадим Месяц. Лечение электричеством: Роман из 84 фрагментов Востока и 73 фрагментов Запада. - М.: ТЕРРА, 2002. - 320 с.

http://magazines.russ.ru/ural/2002/2/mesiac.html
http://magazines.russ.ru/ural/2002/3/mec.html
Автор - человек из Сибири, минуя Европу, оказался на американском континенте и сделал попытку создать европейский роман - не то Джойс, не то Маркиз де Сад.
---
"Джойс и Маркиз - скучные. Я вообще мало читаю - в
основном пою песни. Джон Дос Пасос сыграл какую-то роль в весёлой юности.Слава Богу, что сводок с Югославской войны я почти не вставлял. Если бы приятели не
сказали - Джона не заметил бы".
---
Вышел роман-мистификация, и европейское письмо не спасло ни от русских проклятых вопросов, ни от американской наивности. Роман получился американско-русским. Русским - в своей платонической части, американский - в физиологической.
"Проклятые вопросы - наёбка, деление на "восток-запад" - не совсем. В Нью Йорке - женщины, во Фриско - девушки. Очередная пошлость, но так оно и есть. Про Сибирь скажу ещё, что это было трогательно почувствовать себя националным меньшинством. Думаешь: ёкарный бабай, я - русский. Потом думаешь: хохол. Потом - из Сибири я, хлопцы.
Валенок, бля. Это ход, пиар, если хотите. Кстати, ничего не знаю про американскую наивность. Если Вы имеете в виду, что их тоже можно обмануть, то правы".

Заметим, что это деление не соответствует авторскому делению на фрагменты и «запад-восток». Нет в романе-мистификации ничего случайнее и необоснованнее авторского деления, достаточно сказать, что востока в «западной» части романа больше, чем в «восточной», запада нет совсем, фрагменты не совпадают с фрагментами повествования, а страшное название - «Лечение электричеством» - всего лишь авторская шутка: герои лечатся... огнями города. Это, конечно, страшно: сибиряк в огромном американском городе, но не смертельно.
---
"Сибиряк в огромном городе - пятая колонна. Когда они начали
бомбить Косово, я был в Норфолке - и всё спорил с одним татарином из Новой Мексики, говорил-говорил: а сам смотрел в иллюминатор - "я список кораблей прочёл до середины". Хороший город, там я купил несколько книжек Тома
Роббинса. Да, еще рубашка белая у меня была, джинсы, я был нарядный парень.Ещё купил что-то про дзен, но читать не стал.

---
Недельное сочувствие Югославии
Разговоры о войне в насмешку, понарошку, на публику.
«Ваши вчера сбили наш. Самый секретный. Во цирк». Все это перемежается с разговорами об искусстве, неграх, которые «поют и потеют», зачитывается агитлистовка, из которой ясно, что главное, отправляясь воевать, взять с собой «герметичные пакеты с запасными хлопчатобумажными носками, а водка непременно должна быть отечественная. И у тех, кто слушает содержание листовки, складывается представление, что их на пьянку приглашают. Разумеется необходимо, отправляясь на войну, решить имущественные проблемы – написать завещание и заверить его у нотариуса. Цивилизация цинична. В рамках игры зарницы все всерьез – все всерьез как бы собираются идти добровольцами выступать на стороне, с которой воюет страна, их приютившая. И хотя ясно, что никто никуда не пойдет, позиция определена, сомнений нет (ментальность!) Различные мелочи как бы мешают как бы добровольцам:
« – У тебя есть резус-фактор?<…>
Не знаю <…> Надо к врачу сходить, дорого, наверное…»
И законное, на зарницах впитанное: раз ты не знаешь своего резус-фактора, на войну тебя не возьму , читай, в разведку с тобой не пойду. Как известно, для того, чтобы с тобой кто-нибудь согласился пойти в разведку, ты должен соответствовать многому и обладать обширным спектром положительных качеств.
Почему же мы все-таки не идем? «Нам не надо идти на войну, нам надо есть витамины» – обамериканенный вариант сказки «Война грибов» из собраний Афанасьева.
Вадим, неужели все эти разговоры действительно имели место быть?
---
"Конечно, в книжке 90 процентов вранья, документальность заключалась не в верном изложении фактов, а в остраненности какой-то. Для меня образцом был, наверное, "Мой друг Иван Лапшин", где звучат самые неожиданные нелепости иногда на заднем плане, а всю музыку и делают. Некоторые персоны, описанные в книжке, - похожи на своих прототипов. В России я таких людей не встречал.
Поп действительно не умеет читать, например. Вася, будучи неплохим мужиком, может засунуть пустую пивную бутылку в выхлопную трубу чужого автомобиля.
Я не знаю почему. Дикость всё это и к моей культуре мало имеет отношения. Я в то время в одном колледже служил, а соседи были такие вот. Я их полюбил даже в каком-то смысле, хотя и глаз подбивали, ногу один раз попортили - до сих пор болит. Когда Вы говорите о какой-то моей культуре (субкультуре? нарочитом безкультурии?), то по "Электричеству" наверное нельзя судить.
Дай Бог в начале года выйдет книжка рассказов - там совсем другой материал. И роман, за который я сейчас принимаюсь, будет выглядеть совсем по другому.
Кстати, крайне удивлён, что Вы заинтересовались "Электричеством", многие барышни считают это грубым (кстати, я вычистил из книжки почти весь мат - раньше было живее), или называют "черным юмором", хотя там по-моему всё весело и светло. И ещё подумал: если бы в России сидел, на странности русской речи не стал бы обращать такого внимания, там привыкаешь быстро к интонациям и их смыслам, а здесь всё-таки слух режет. И потом: Я же почти переехал в Россию, я там прожил почти год после десятилетнего отсутствия (с кратковременными набегами) и полюбил так называемый русский мир по-новой.
Всерьёз полюбил. А ведь было время полного отторжения. Меня угораздило даже креститься в лютеранской церкви. Ну и что изменилось? Поначалу в Москве мне казалось, что звон церквей - вторжение в личную жизнь. Теперь скучаю. Пост Великий соблюдал - почему бы и нет? Скоро Рождественский пост - это пьяницам полезно. Давайте, такими запсочками разговаривать. У меня сейчас на длинное и вразумительное просто нет времени. Я пришлю что-нибудь новое. Впрочем,
прямо сейчас что-нибудь пришлю.Слушайте, а почему Вам стало интересно чем
я
занимаюсь?"
---
Ага, спасибо. Мне кажется, следовало спросить: Вы по-прежнему фотограф?


Он - фотограф, она - фотомодель, повествование напоминает фотоснимки, где каждый фрагмент - предельно натуралистичное, а от этого искаженное изображение реальности, возможное только в фотографии.
----
"Фотографии я делаю в
чудовищных количествах - мне приятны деревья и обнаженные барышни. Океан,в
основном".
---
Фотография позволяет вглядываться гораздо глубже во внешнее, в то время как внутреннее сокрыто от взора наблюдателя. Объекты фиксации - фотомодель, героиня романа Лизонька (цветное изображение), и бабка Грабора (изображение черно-белое). Такое ощущение, что автор рассматривает семейный фотоальбом и вспоминает. Воспоминания случайны также, как случайно расположение фотоснимков в фотоальбоме: «Вот она кормит уток... Вот она пронзительно вчмокивает устрицу в свой соленый рот... Вот она проводит языком по губам и делает глазки... Вот она пьет из горлышка свой любимый коньяк и тянется губами поделиться...».
А вот беседы случайны по-Достоевскому.
---
"Подслушанные и записанные разговоры, там ведь не Вася говорит, а
Бродский-Генис-Толстая-и т.п. Обрывки фраз, кстати, можно включать в любую разумную беседу - Достоевского полюбил именно за это".
---
К случайным фотоснимкам добавляются случайные предметы: «Он еще раз повертел пачку в руках. Gauloises. Blondes. Filter. Табак серьезно вредит здоровью. 0,9 мг никотина. Сделано во Франции. Все чужое».
Взаимоотношение фотографии и времени непрямое. Фотография схватывает время, но в ее крепких кулачках время деформируется и предстает в виде гипервремени, гиперреальности. Можно было бы и роман назвать гиперобъективным. Но все, что превышает объективность - сверх, гипер - все может быть отнесено уже к категории субъективного.
---
"Сделано во Франции. Всё чужое". Я встретил Попа на Бродвее, где он продавал виды Нью_Йорка (огни "большого города"). Он подарил москвичам всё, что у него
оставалось, отвел в бар и напоил текилой. Книжку я ему подарил - но ведь
он,
бля, не умеет читать по русски.
Про нелинейные диалоги хочу рассказать.
Про объективность хочу рассказать.
Про гипер-субьективность хочу рассказать Вам, Ольга".
---
Рассказывайте, Вадим - я продолжу этот набросок в другом жанре. Я уже знаю - как он будет продолжен.
Но пока продолжим о случайности. Случайны ли эти случайные люди, может быть это лишние люди среди случайных вещей?
Сейчас лишние люди после "Андеграунда, или Героя нашего времени", написанного Маканиным - это самые правильные и прогрессивные люди. Они - настоящее нашей сегодняшней литературы. Если лет 15 тому назад ты не был лишним человеком, то ты лишний - сейчас. И это не только в литературе. Может быть, бытие лишнего человека 15 лет назад было особенно трагичным, а сам лишний человек наиболее обречен. Лишние люди пушкинско-лермонтовских времен имели хоть какую-то социальную опору, лишние люди прошлого десятилетия такой опоры не знали - рушилось вообще все! И на волне этого всеобщего разрушения они вдруг почувствовали себя такими, как все! Они сроднились со своей эпохой и почувствовали себя востребованными - именно поэтому они и состоялись! Ничего не сказано в романе о судьбе героев, но совершенно ясно, что, выйдя из своей личной трагедии, они обрели себя. В этом я вижу смысл заглавия "Лечение электричеством" - сама эпоха вылечила представителей андеграунда.
Они осознали себя случайностью среди случайностей и стали ближе друг другу, отсюда постулируемая современными поклонниками Тимура Кибирова пошловатость современного искусства. Оно стало более интимным, что ли. Это и спасает его, все как в картине Айвазовского "Девятый вал" - шаг в сторону - и ты погиб уже сейчас. А так, стоя на мостике, прижавшись к таким, как ты, в этом стихийном интиме ты выживешь возможно, и даже станешь героем, пусть и нашего времени (с иронией).