Волосы Final version

Инферно.
 Примерно к трем часам пополуночи к фасаду облезлого «викторианского» дома подъехала желтая автомашина. С парадной лестницы плавно спустилась фигура-тень взрослого высокого человека. В руке человек держал заостренный продолговатый предмет, точно опознать который сейчас в сущности было невозможно. ИЗ открытого на добрую половину окна ВЫСУНУЛСЯ ВОДИТЕЛЬ. Когда клиент подошел ближе, чем на два фута, он лаконично спросил:
 - Куда? – Изнутри звучал статический треск и тихие позывные центральной радиорубки таксопарка.
 - В Дельта-Сити, - прошелестел ответный шепот быстро приблизившегося человека.
 - Угу. Что это у вас, мистер? - Оглянувшись на заднее сиденье, куда сел пассажир, таксист глупо оскалился. Ответа не последовало.
- Далековато собрались, мистер.
Молчание.
Внезапно голос связиста и без того почти неуловимый оборвался на полуслове и пропал. Из динамиков теперь шли одни помехи.
- Черт!!! - выругался таксист и с силой ударил по приборной доске
кулаком, - Гребаный канал связи сделал на прощанье ручкой, в кои-то
веки, раньше за ним такого не водилось. Фххх.
Водитель нажал на газ и казенный автомобиль бодро рванул вперед.
 - Хоть движок еще не слетел и то хорошо, - с досадой пробубнил
шофер, но тут же весело сбанальничал: - С ветерком вас домчу, мистер,
Э-ээ, с вами все в порядке?
- А? – откликнулся наконец пассажир, - Конечно, в порядке, за меня можете не волноваться!
- Да нет. Угрюмый вы какой-то, все время молчите.
Шофер глянул в зеркало заднего вида. В нем отражался образ клиента: вытянутое лицо,
впалые скулы, глубоко посаженные в глазницы серые глаза, бледный цвет
кожи, свисающие до самых плеч сальными патлами волосы. Еле заметно в
глазах блестел изжелта-зеленый огонек. Подняв свой предмет (им оказались обычные канцелярские ножницы) до уровня губ, он – этот некто - занялся пустым щелканьем. Губы шептали какое-то заклинание. Потом его длинные ногти заскрябали по макушке дико заросшей головы, и губы сомкнулись.
- Стричься собрались?! - Водитель такси неловко пожал плечами. - Пожалуйста. Только не у меня в тачке. Не след, мистер, превращать салон моей любимой машины в грязный салон парикмахерской. Один хмырь мне однажды уже испортил обивку кресел своей гнусной блевотиной. Как илот потом горбатился. Тьфу ты, мать твою!

Ножницы незнакомца прикоснулись к одной из его прядей. Чик, чик - состригли ее. Прядь скатилась по гавайской рубашке парня и бесшумно, словно перышко, упала на резиновый коврик автомобиля.
Вдали, на горизонте, замерцал ослепительный свет автомобильных фар.
Тупой лысый водила вздорно крутанул баранку и машина вильнула в сторону. Проезжавший мимо по встречной полосе <субару> неожиданно засигналил и притормозил. Такси съехала в кювет.
- Эй, эй, эй!!! Мистер! Что это вы? Я же предупреждал!
- Гха! – лениво произнес некто.
- Господи, я же отвлекся от дороги. Смотрите, что вы на…
Чик-чик. Чик-чик. Щелк. Чик-чик.
Новые локоны сползли вниз.
- Откуда змеи?!! - Водитель такси обернулся и пристально начал
рассматривать неназвавшегося типа. В начале он чуть не обмер и голос
его срывался на крик. - Твою мать, что вы?.. эээ, - мясистая рука его
случайно вздрогнула, - Уберите их обратно, в клетку!
- 0! Они совсем ручные, шеф, - елейным голоском возразил некто.
- Что же насчет террариума, заметьте, не клетки, то его у меня не было
с самого начала, мои питомцы прекрасно меня слушаются! Извините.
- С вас сотня баксов сверх того, что набежит на счетчик. Извините… - передразнил шоферюга.
- О'кей.
- Что? - удивился таксист, прикинув в уме, сколько удастся содрать с очередного лоха, - Вы согласны?
- Да.
- Тогда по рукам, мой друг. Меня зовут Чет Бейли. А как ваше имя, мистер?
Опять молчание.
И шевеления лезвий: Чик-чик. Щелк-щелк. Чик-чик. Щелк.
- Попытаемся выбраться из этой ямы, сэр, и через минуту мы уже
будем в Дельта-Сити. Лысые покрышки протяжно забуксовали в грязи, резкий подъем по склону задним ходом не удался. Лысый Чет снова выругался и крепко стиснул руль обеими руками. По вспотевшему под футболкой телу и выделившемуся из надпочечников эпинефрину он определил - что-то не ладно! Поздно. Неладное стало свершаться. Его ноги, напрасно жавшие на акселератор и педаль сцепления, связало будто крепкими портовыми тросами. Жилистые руки потянуло за спину, шершаво-гладкие <наручники> сковали их по запястьям. Обомлевший, он попытался освободиться, но тщетно - живые кандалы были жестче и надежнее любых тисков в мире в сто крат. Попытка закричать осталась такой же никчемной и никудышной, как и первая, - освободиться.
Закричать помешал толстый ошейник, сдавивший горло.
- Меня зовут Смерть, - глухо прозвучало в ночной тиши.
Лик полной луны, ощерившейся свысока, незаметно исчез, в необозначенной точке, на которой пропадало шоссе, появились первые лучи солнца.
 ***
Милвилл, Нью-Джерси.
Гек Нейкоб оторвался от учебника по немецкой философии и коротко взглянул на настенные часы <Omax>. За кафедрой восседала дотошная миссис Бланш, бдительно и скрупулезно через удвоенные линзы очков с оправой следила она за порядком, обводя внимательным взором окрестности своей несокрушимой вотчины. Гек смахнул со лба обильный пот, расстегнул верхнюю пуговицу повседневного джемпера, заложил закладку на том месте, где остановился. За спиной кто-то громко страдальчески вздохнул, высморкался в платок (или гигиеническую салфетку?) и затих. Где-то слева шумно и возбужденно заперешептывались две девчонки-старшеклассницы; библиотекарша недовольно постучала чернильной ручкой об дерево конторки, сердито сощурив глаза на невыдержанных собеседниц, естественно, те пристыжено замолчали. А миссис Бланш принялась за чтение <Ридерз дайджест>, по-видимому, укрепившись в вере, что для того наконец выдалась свободная минутка. В некотором отдалении от нее, на табурете возвышалась приличная стопка известных изданий: <Вог>, <Эль>, <Бьюти>, <Роллинг Стон>… и тому подобное.
Роджер Бланш, десятилетний сынишка занудливой библиотекарши, был известен по всей школе как неисправимый задира и задавака, что ни перемена он забегал сюда, в библиотеку, полистать свежие или очень старые выпуски комиксов, а также повидаться со своей ненаглядной матушкой. <Спайдермена> и <Дика Трейси> он любил больше всего остального, поэтому зти комиксы на полках долго не залеживались и быстренько перекочевывали в детскую комнату Роджера. На веки вечные.
Гек мысленно обрадовался, что сегодня суббота (по субботам после ланча Роджер Бланш хаживал в школу боевых искусств и брал у тамошнего сенсея уроки рукопашного боя и тэквандо), сегодня мелкого паршивца здесь не было и в помине. Одной проблемой, как говорится, меньше.
Тут в двери библиотеки с шумом ввалился Пит Уотклифф. Красный от жары, запыхавшийся, он плюхнулся на стул рядом с Геком и вывел гневную тираду по поводу того, что полчаса назад с ними сделала команда <Линкольнских медведей>:

- Гектор, они нас обставили, эти сосунки сыграли с отрывом в два
очка прямо на девятом иннинге, можешь себе представить?
- Ну?
- Лесли Вонючка, их сраный питчер, ты в курсе, пустил свой знаменитый получетвертной крученый мяч. Биттером стоял Дэвид Борном, тот еще неудачник, обвазюкается весь раннером, а толку сам понимаешь! В общем, надрали нам задницу, Гек, как последней мелюзге, право слово!
- Ну?
- Э-ээ…
- Ну? Ближе к делу, Пит, ближе к делу.
Пит теребил в руках бейсбольную кепку, сосредоточенно о чем-то думая.
- Ну? - повторил Гек, теряя всякое терпение.
- Эй, что ты все «ну да ну»? Слушай лучше.
- Опомнился, некогда мне тебя слушать, Пит, да и не говоришь ты
ничего, экаешь только. Не видишь что ли, я готовлю реферат на послезавтра.
- Послезавтра будет после <завтра>, вот завтра и подготовишься.
Гек ошарашено нахмурился:
- Ты дебил или как, завтра воскресенье.
Пит разинул рот и сразу же его закрыл, чтобы не привлекать постороннего внимания.
- Да ты что, я пришел сказать, что нам помощь, твоя нужна, понимаешь? Без тебя нам точно каюк! Выручай.
- Сейчас?!
- Тебе надо сходить к старшему тренеру Стрэкеру записаться, ты же у нас в команде не значишься, ну, завтра будет тренировка.
- Завтра? А сегодня что - показательное выступление перед тренером, какой я отличный игрок? Нет уж, Пит, сегодня я работаю с первоисточниками, записываю цитаты и прочее в черновик, а завтра мне надо все скомпоновать и занести в чистовик. И к тому же, Пит, ты что хочешь, чтобы я в начале учебного года схлопотал пару? И тем более - по истории. Не выйдет.

Пит невинно пожал плечами и молча удалился. Скосив взгляд на удаляющегося ученика, миссис Бланш проворчала что-то на счет личного формуляра и умолкла, вернувшись к чтению <желтой прессы>.
Когда учительница по общей биологии - мисс Браун - вошла по звонку в класс, в классе стоял полный бардак. По началу она решила, что случайно ошиблась дверью (у нее такое уже бывало не раз, потому что перед уроком всегда жутко волновалась - без этого не обходится почти ни у одного стажера или стажерки), но нет - она с чувством собственного ДОСТОИНСТВА поправила на носу очки - зашла она туда, куда и следовало. Озадачило ее всего лишь одно обстоятельство - собственно, почему так шумно? Раньше, заходя в комнату точь-в-точь в назначенное по графику время, она видела за партами послушных и обязательных ребятишек, теперь же...
Мисс Анна Браун по мышиному быстро и неслышно прошмыгнула за свой учительский стол и, стиснув зубы, постучала по нему синей гелевой авторучкой.
- Класс, внимание! Наведите, пожалуйста, тишину! - ангельским голоском выпалила она и приосанилась на плюшевую спинку стула.
В классе, как ни странно, тотчас же наступило сакраментальное диминуэндо. Где-то на задних партах были еще слышны неугомонные шорохи и переговоры.
Ища глазами причину небывалого до настоящего момента <волнения в народе>, она пыталась найти то, с чего сейчас начнет урок, кого будет спрашивать и что задаст на следующее занятие.
- Ооо, - приятно и вместе с тем как-то вкрадчиво улыбнулась она,
сфокусировав взгляд на неопределенной точке. - У нас, оказывается, новая ученица. Иди сюда, деточка, представься нам, будь любезна.
К доске вышла обворожительная девчушка. Сомкнув руки в замок и потупив взор, она встала рядом с мисс Браун - сама скромность.
- Меня зовут Ребекка Освальдс, вместе со своими родителями я приехала из Милуоки, Висконсин. В той школе, где я училась, были чересчур серьезные порядки, а папу... ммм.,. ни с того ни с сего уволили с работы, точнее сократили. Здесь живет папин брат, мой дядя, вот мы сюда и переехали. Что мне еще добавить, не знаю. Надеюсь, мне здесь понравится.
- Спасибо, Бекки, можешь сесть на место. – Дождавшись достаточного внимания класса, она откашлялась и начала: - Темой нашего сегодняшнего урока будет – «Изменения кожного покрова высокоразвитых животных и человека с филогенетических позиций».
Откуда-то с галерки донеслись глупые смешки. Гек, сидевший в среднем ряду и в середине комнаты, с недовольной миной на лице повернулся на смех. "Ну конечно. Крис Мак-Кью и Джонатан Лэй. Кто же еще?! Два мелких ублюдка! Но с кем это села новенькая? Эдна Киркстон. Но почему не со мной?" В это время мисс Браун, похоже, заметила кривляющихся на задней парте плохишей и осекла их. Удовлетворившись результатом, начала урок.
Гек Нейкоб, перевоплотившись в марктвеновского Тома Сойера, давно уже прекратил ее слушать. Он смотрел на прелестные золотые волосы Бекки Освальдс и грустил.

На большой перемене ученики высыпали на школьный двор (В столовой находились любители плотно покушать, единицы, а в рекреациях - и того меньше). Старшие ребята увлеченно игрались в баскетбол, те, что помладше, к коим относился и Гек Нейкоб, - в прятки, ну а совсем уж маленькие детишки из начальных классов соревновались в «классиках», вертелись возле своих воспитательниц и бегали друг за дружкой.
Увидев около заборной сетки бейсбольной площадки Бекки, он тут же оставил игру и скорым шагом направился туда. Будучи от девочки в десяти шагах, Гек едва не упал - рядом с милашкой стояли Крис Мак-Кью, Джонатан Лэй и еще один какой-то незнакомый парень. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что эти хулиганы тут делают.
- Эй, вы, нимроды недоделанные! - пересилив испуг, вызывающе бросил Гектор Нейкоб, бросьте досаждать даме, пошли прочь!
Как по команде, к нему обратились три омерзительных рыла, одно хлеще другого.
- Чего надо, Нейкоб, - усмехнулся во всю харю Крис Мак-Кью. - Проваливай сам, пока кости целы!
Другого Гек Нейкоб и не ожидал услышать. Краем глаза он заметил, что к нему идет на подмогу Пит и внутренне успокоился.
- Какие-то малявки смеют мне угрожать?! - Левая рука Гека метнулась вперед, к вороту Криса, благо дело хулиганье не замедлило обступить его, Крис находился к нему ближе всех.
- Осторожнее, Гек! - Подоспевший на драку Пит. Гек замахнулся кулаком правой, тогда же Пит бросился в прыжке на двух остальных идиотов - Джонатана и высокого незнакомца. На десятые доли секунды ему удалось на них повиснуть, однако не удержался (противники были слишком уж не равны по росту) и свалился на грязный гравий. Падая, он ухватился за рубашки оболтусов, и тем самым повалил их за собой. Крис пытался вырваться из рук Гека, когда тот истерично тряс его за ворот цветастой рубашки. Все трое носили одинаковые, как вам это, а?
У Пита дела обстояли хуже. Две здоровые туши разом учуяли неладное и перекатились на оппонента, растянувшегося на подъездной дорожке. Невдалеке были припаркованы чьи-то машины.
С территории бейсбольного поля вылетел бейсбольный мяч из бычьей кожи и угодил точно в лобовое стекло <олдсмобиля> мистера Сноупа, учителя математики. Сработала сигнализация. Гек отвлекся на ее звуки, и поплатился за это. Крис ударил его в промежность. Со стороны послышались крики новенькой.
Толпа, собравшаяся вокруг дерущихся, неистово скандировала имена тех, кого хотела видеть победителями. Из-за ее разношерстности можно было различить все пять имен.
Подоспевшие воспитатели, учителя и директор школы, мистер Джеймс Келли, через пять-семь минут по зову совести и долга разняли драчунов, и шумиха прекратилась.

После урока физкультуры, который следовал за уроком по биологии, в тот злополучный день, Гек наконец-то познакомился с очаровательной Ребеккой Освальдс. Весь в синяках, ссадинах и прорвавшихся джинсах предстал он перед ее очами.

- Привет, - мило улыбнулась ему она, - Благодарю, что ты заступился за мою честь. - Щеки ее зарделись пунцово-красным цветом.
Гек, захлопывая свей шкафчик, оробел и ответил не сразу.
- Хочешь потрогать мои волосы?
"Тебе же нравятся ее волосы, - подбодрил его внутренний голос, похожий на скрипящую дверь, скажи <да>."
- Да, - ответил Гек, немного смутившись.
- Я слышала, ты - Гек Нейкоб. Мое имя ты знаешь.
"Откуда, - ворвалось сметающей волной в его сознание, - откуда она узнала, как меня зовут? Кто ей наболтал? В толпе звучали и другие имена. Пит? Училка какая-нибудь? Вслух Гек не произнес ни слова. И откуда она узнала, что мне полюбились ее шикарные светлые волосы? Заметила мой пристальный взгляд?"
- А можно?
Девочка с золотыми волосами от души расхохоталась. "Какая она хохотушка," - подумал Гек.
- Конечно.
Дрожащей рукой он притронулся к длинным пышным волосам.
Ему показалось или нет, ее дивная шевелюра: шевелилась. Гек резко убрал руку.
- Поцелуй меня.
- Как… куда?
- В губы, - пояснила Ребекка.
Мальчик посмотрел по сторонам. Рекреация абсолютно пустая. Еще бы - для многих окончившееся занятие было последним. Только они двое остались в школе. Даже мистера Риджуика, школьного смотрителя и заведующего хозинвентарем, не было поблизости ни слышно, ни видно.
Забывшийся, он поцеловал ее. Чувствуя себя словно в пьянящем сне, он не понимал, что происходит во внешнем мире, он полностью отключился от него, видя перед собой лишь любовь.
Она что-то говорила насчет его непомерной храбрости, что хулиганы, обидевшие его, будут наказаны, гладила по голове, обнимала и вновь говорила, говорила, говорила... Гек ее внимательно слушал и молчал. Ему было хорошо, зарывшись в прекрасных, отливающих золотом волосах, которые пахли миндальным орехом. Господи, как ему нравился этот запах. Всегда нравился.
- Ты мой, - говорила она. Он не отрицал. Восхитительный день.
- Я готов сделать для тебя все, что ты пожелаешь, Бекки, - то и дело повторял он.
***
Внезапно он вздрогнул.
Коснувшись кнопки настольной лампы (а она, к счастью, находилась как раз на расстоянии вытянутой руки, возле кровати, как и положено, на столе, там, где должен был располагаться ночной столик или тумбочка), он невольно сморщился – сработал зрачковый рефлекс, однако веки, отяжелевшие после продолжительного продуктивного дня и уже привыкшие к спасительной темноте, полностью разомкнуться не сподобились.
Комната, наполненная, как чашка черным кофе, тьмой, исчезла для него вовсе, и потому он сам чувствовал себя растворившимся в этой тьме, как сахар в кофе. Небывалые фантазии, нахлынувшие на него катарактами , вдавившие его голову в подушку, а члены побудившие объединиться в конгломерат «ноги вместе, руки по швам», не шибко-то и досаждали, напротив, от них источался такой мощный посыл, особенно такому жизненно важному органу, как сердце.
Звук, заставивший его вздрогнуть, мало того, что взбудоражил, еще и отвлек от ворожащих разум мыслей и привел тело в полную боевую готовность, за чем последовали абсолютно адекватные реакции прислушивания и приглядывания.
В образовавшемся полумраке, точно в чашку с кофе добавили среднюю порцию молока, послышался последующий – другой – звук. Если первый можно было поименовать шорохом, то сей – второй – напоминал не то поскребывание, не то шуршание, а возможно, и их совместное исполнение. В любом случае синусоидальными колебаниями (или тонами) их назвать было трудно.
Проморгавшись и стряхнув с себя сонное оцепенение, он присмотрелся получше, тем не менее ни месторасположения, ни явную причину шумов он уловить не смог. Он выключил свет и постарался расслабиться.
В ту же секунду тихо постучали.
- Дэнни, сынок, ты не спишь?
- Нет, мам.
Дверь слегка отворилась, без скрипа, клин света из коридора упал на ковер, в зазор просунулось встревоженное лицо матери.
- Почему ты не спишь? Может, тебе таблетку «Инсомниа» дать пососать? – Пауза. – Что с тобой, Дэнни?
Острая боль под мочкой правого уха. Не сильная, терпимая, такая скоро пройдет. Больше его заботило не это. Он задыхался. В горло что-то попало. Туда, в нижние дыхательные пути. Это не было похоже ни на асфиксию, ни на астму, ни на судорожные движения шеи в припадке бешенства, там, внутри, просто что-то сидело. Ком не ком, пища не пища, нечто вязкое и липкое, не харкота, нет, значительнее. Что? Точно не припухлость, не воспаление паращитовидных желез (как оно там называется, гиперпаратиреоз) и точно не что-то иное. Но что? Ангина? Где же тогда температура, как основной симптом? Головокружение есть, конечно. Куда без него?!
Вот в животе появилась обозначенная пульсация, и он свернулся калачиком.
Мать щелкнула настенным переключателем, и зажглась люстра. Клин света, лежавший на ковре от щели полуоткрытой двери, пропал, вместо него детскую залило всепоглощающей лучистой энергией, так, что всякий уголок стал заметен глазу. Всякое укромное местечко.
В животе у Дэна чудно забурлило и забулькало. Заурчало.
- Дэнни, ты опять забыл закрыть клетку, и зверь оказался на свободе! Ты из-за него так переволновался?
- Мама, не надо никакого снотворного.
Под ложечкой закололо.
И тут ему вспомнилось несколько строк одного стихотворения, прочитанного наизусть мистером Квизом, учителем литературы и английского языка, на уроке; забавно, не правда ли? В такое-то время. А еще забавнее было то, что оно приходилось к месту. Называлось творение «Ода к зубной боли», а написал его небезызвестный шотландский поэт Роберт Бернс. Строки: «Так много видим мы забот,/Когда нас лихорадка бьет,/Когда подагра нас грызет/Иль резь в желудке./А эта боль – предмет острот/И праздной шутки!» От последнего зарекаться не хотелось, что ж до предпоследнего, то его на своей шкуре он уже испытал, хуже того – до сих пор испытывает. И…
Час от часу не легче. Ему на ум пришли назидательные слова от учителя французского, месье Пьера Вальжана: "Assie-dois et ecoutes! " Слова на все времена и ситуации. Он сел и стал слушать.
- Я так и ЗНАЛА! – сокрушенно взвыла мать. – Я же тебе напоминала столько раз – защелкивай дверку, он выходит, а потом его и днем с огнем не сыщешь! Не дай Бог, натворит чего! – От избытка эмоций она уперла в бока кулаки, подняла очи горе и ритмически забила тапком по полу.
Животное, прятавшееся неизвестно где, шустро и бесшумно выскользнуло из укрытия, глядя вверх и стоя на задних лапках, изловчилось и прыгнуло на колени к Дэну. Это была всего лишь домашняя ручная крыса, и судя по семенникам под хвостом, мужеского пола.
- Помощник Снак! – обрадованно завопил мальчик. – Ну и напугал же ты меня. Мне стоило догадаться, что это ты. Проголодался, малыш? – В действительности он несколько кривил душой: испугало его совсем другое.
Мать замолчала, позволила себе улыбнуться.
- Укладывай-ка своего питомца на кроватку и ложись сам. Я тебе молока с крекерами принесу, хорошо?
- Мам, я не хочу. – Голос его дрожал. Причмокнув губами, он добавил: - Не понимаю…
- Ну, чего ты не понимаешь? – В голосе матери «прозвенели» металлические нотки. Сказав это, она вопрошающе нахмурилась.
Он не сразу нашелся с ответом.
- Ничего не понимаю.
Мама понимающе кивнула.
- Ложись-ка спать.Хмм, давай его сюда. – Пока он перебирал альтернативные варианты: признаться, сказать про кого-то постороннего, вроде как просто проснулся интерес, утаить, начать с окольного, спросить в лоб, будто спрашивает из праздного любопытства, вертел их и так и эдак, мать уже сцапала грызуна и посадила в клетку, вернулась к нему, уложила в разоренную постель, прежде пригладив простыню, накинула на него одеяла. – Спи. – И поцеловав в лоб, отступила на шаг назад. – Господи, ДЭННИ, - глаза ее округлились, - ты весь горишь! У тебя же жар!!
Снак, приватно развалившись на подстиленной полке, отстраненно наблюдал за ними. Его усы-вибриссы стояли двумя метелками, но временно не подергивались, мордочка покоилась на передних лапках, так, что их не было видно, длинный хитиновый хвост лежал рядом полукольцом вокруг тела, бока беспрестанно подрагивали. Вылизанный мех блестел. Маленькие глазки-бусинки с почти невидимыми зрачками, казалось, не смотрели никуда. Между тем следует, наверное, не забывать, что первое впечатление часто бывает обманчивым. А еще в них отражались грусть и усталость. Этого у них было не отнять.
***
Комната ничем не отличалась от прочих комнат четырехэтажных зданий, сдаваемых домовладельцами для жилья, если только не считать своеобразия ее меблировки и декора. Главным украшением и гордостью интерьера служил, вероятно, древний тотем, стоявший по середине помещения. Высеченный из красного дуба, он занимал в диаметре примерно 14 дюймов, а в высоту 6 с лишним футов, и представлял собой исписанный псевдоплеменными письменами и изборожденный вязью столп, на возвышении которого отмеченная красками сидела птица и держала в клюве цветок. На стенах без обоев висело с десяток различных картин, нарисованных маслом, сангиной, акварелью, карандашом. В промежутках между ними стояли гардероб с маркетри, развалюха-кровать и письменный стол. Обычная мебель. Больше никаких излишеств в комнате не было. Разве что маркиза над окном, предохранявшая квартиросъемщиков не только от солнца, но и от посторонних пристальных взглядов, несмотря на то, что в данный момент комната пустовала, а вообще находилась на третьем этаже.
Неподалеку от здания муниципалитета, выполненного в стиле барокко, наподобие библиотеки Сан-Лоренцо, и автобусной остановки, возле газетной лавки, где он постоянно брал «Милвилл Уик Ревью» и «Нью-Джерси Газетт», к нему прицепились Свидетели Иеговы (две полновозрастные женщины) и всучили пару брошюр и листовку. Листовку он тотчас же выкинул вместе с одной из брошюр («Сторожевая Башня»), а вот вторую приберег, сам не ведая почему. На неброской обложке с названием-призывом «Пробудитесь!» были изображены ребенок с матерью на обследовании у врача, осматривающего у ребенка (мальчика) ротовую полость.
Неожиданно у него перекрыло дыхание. Картинка была ему чем-то знакома.
Из состояния прострации его вытащил голос киоскера. Окруженный разбросанной и развешанной повсюду печатной продукцией, тот – старый дед под сраку лет – кое-как ютился на раскладном табурете и шурудил у себя в штанах, неусыпно следя за тем, чтобы его не застали за этим занятием. Голову его прикрывала вязаная шапочка.
Пальцами свободной руки он схватился за горло. В предыдущем месяце ему исполнилось ровно 26 лет, но было ли ему до того 25, 24, 23 года… он не знал. Он подозревал, что было, немного помнил что, но его ли то были воспоминания и с ним ли происходили те минувшие события, он не знал.
- Доброе утро, мистер Хелловилл, вам как обычно?
- Да, Генри. – Старик просил, чтобы его звали одним именем. Стоило Флоренсу приблизиться к лавке, как плутоватая левая рука старика уже возлегала вместе с правой на лотке.
- Как настроеньице? – поинтересовался торговец.
- Нормально, - солгал Флоренс. – Вся надежда, выходит, на меня, - пробубнил он как бы между прочим.
- Чего-чего? – не понял Генри.
- Ничего, мне как обычно.
- Не желаете ли спецвыпуск «Пентхауса» «Встанет даже у мертвого!»? – с лукавой ухмылкой произнес торгаш.
- Гее-енри! – протянул возмущенно Флоренс. – Как можно!?
- Жаль, - досадливо буркнул торговец прессой. – Вы могли бы получить столько удовольствия. – Флоренс небрежно отмахнулся и засунул полиграфию во внутренний карман пиджака.
Из-за угла близлежащего магазинчика вынырнуло двое подростков на велосипедах, а за ними - свистящий офицер полиции, несколько подотставший, на своих двоих. Запыхавшийся и измученный бегом, он кричал им вслед нечленораздельные фразы. Впрочем, ключевые слова Флоренс разобрать сумел: что-то вроде «ЛОВИ! ХВАТАЙ! ДЕРЖИ! ВОРЬЕ!». У мальчишки, вырвавшегося вперед, в руке, вздернутой кверху, сверкал некий предмет. Парнишка вертел им и так и сяк, задорно хохоча, глумясь над недотепой-полицейским. Второй, видимо, его приятель, ехавший чуть позади, пыхтел и отдувался; он налетел на пожарный гидрант. Вокруг упавшего моментально собрались прохожие. Первого поймал Флоренс. Вышло это совершенно случайно. Не заметив гвалта толпы и не расслышав криков, поднявшихся вокруг происшествия, он на что-то натолкнулся. Что-то оказалось кем-то. “Лови мальца!” – раздалось за плечом. Он поймал.
В автобусе от излишней вони, прения и духоты пассажиры потихоньку выпадали в осадок. С одутловатыми, ничего не выражающими лицами, они походили на зомби. Раскачиваясь из стороны в сторону, крепко сжавши поручень, Флоренс читал, а краем уха слушал чей-то проникновенный разговор, уж больно вкрадчиво объяснялся один из собеседников. На первой полосе “Милвилл Уик Ревью”, свернутой вдвое, красовалась фотография некоего Дэна Найса, мальчика тринадцати лет. В статье рассказывалось про загадучную скоропостижную смерть ребенка, а также о следствии, которое было поручено вести детективу Райфлу. Разговорчивый пассажир, тершийся где-то сбоку, вне поля зрения Фло, вещал:
- Иногда мне кажется, что они живут отдельной жизнью. 2-4 года – согласитесь, это же совсем мало. Посмотрите на них, какая красота. А сколько функций они выполняют! Ох. Вы не представляете! Помощь в выделении пота и защитный пигмент – ерунда! Есть и поважнее. Например, повышение поляризации ионных связей. А?! Как вам? Мой брат сведущ в науке, не дал бы соврать.
- И кто же ваш брат? – извиняющимся тоном промямлил молчаливый собеседник.
- Парикмахер. – Болтун зычно рассмеялся. – Шучу. Он селекционер. Выводит новые виды лишайников.