Убежище

         Я проснулся от какого-то неестественного чувства, одолевшего меня прямо посреди ночи. Мне почему-то казалось, что я нахожусь в огромной заснеженной пустыне в семейных трусах и дырявой майке. Чуть позже, выйдя из просоночного состояния, я догадался, что это был сон, а проснулся я вовсе не из-за него, просто меня бил сильный озноб. Сон в руку?
Я пошуровал рукой по тумбочке, надеясь найти на ней оставшуюся со вчерашнего дня 1/4 пачки "KENT-1", а заодно и зажигалку "ZIPPO", однако ни того, ни другого на тумбочке я не нашел, что, по сути, было весьма и весьма удивительно - никогда еще со мной такого не случалось, чтобы я ни с того ни с сего позабыл, куда положил ту или иную вещь. Все, что угодно, но только не это! Я мог забыть вечером почистить зубы, а утром побриться, взять из химчистки одежду или посмотреть девятичасовой фильм по СТС. Менять носки я вообще постоянно забываю. Слушайте, а какой сегодня день?

Поворочавшись и измяв окончательно постель, я принял позу эмбриона и попытался заснуть так. Нулевой эффект - теплее не стало, удобнее тоже. Тогда я полностью завернулся в одеяла (одно ватное, другое шерстяное сверху). Опять никакого результата - дрожь меня как била, так и продолжала бить. Правду говорят, когда холодно, - ЧЕРТОВСКИ ХОЛОДНО, - ни о чем, кроме тепла, как бы его найти, ты не думаешь. А тут я еще подумал, что выгляжу, небось, со стороны по-идиотски, как какая-то проклятая сосиска в тесте. Значит не настолько ЧЕРТОВСКИ было ХОЛОДНО. Хотя, наверное, у меня все еще было впереди.
Невольно пронеслась мысль, что женатому человеку ничего бы не стоило прижаться поплотнее к своей благоверной, и... СТОП! Я же и есть женатый человек. Лишь до недавнего времени мне приходилось влачить жалкое существование холостяка. Неужели печать безбрачия, которая лежала на мне долгие юношеские и зрелые годы, была столь глубокой, что стереть ее мне уже никогда не удастся?!
Но где же моя Женечка? Моя дорогая Евгения? Я перекатился на вторую - ЕЕ - половину постели; там, где должна была лежать она, моя супруга, моя спутница жизни, мой милый друг, там, там,.. Выпутавшись из одеял, я тщательно прохлопал всю ее сторону, как бы удостоверяясь в том, что грозное предчувствие меня не обмануло. Пусто. ПУ-СТО. Только сбитая набекрень подушка с овалом от ее головы и смятая простыня, выползшая по краям из-под матраса, и подушка, и простыня еще хранили остатки ее тепла, ее индивидуальных запахов.

ОНА УШЛА! - ОЙ-ЛЯ-ЛЯ!!!

Я бы добавил "бля".

ОНА УШЛА ОТ ТЕБЯ, ПАРЕНЬ!

Буквы зажглись перед моими заспанными глазами, словно гребаная надпись неоновых реклам. Она ушла от тебя, парень, так-то. Но вот несколько слов потухло, и осталось гореть, гореть и мигать -

ОТ ТЕБЯ

От тебя, от тебя, от тебя... Тьфу ты, пропасть! Пододвинувшись к самому изголовью кровати и опершись об него спиной, я кое-как нащупал шнур ночника, а на нем - и выключатель. Щелк.
Щелк-щелк.
Приехали! Вырубили свет. И за окнами, как назло, не рассвело. Что ж мне теперь впотьмах одеваться, по квартире рыскать, нужду справлять... Совсем, суки, оборзели! А может,..
А Будда с вами, у меня где-то свечечка была припасена. Обойдемси и без вашего-сь елекстричества. С этим добрым напутствием я вяло спустил ноги на пол и сел в позу кучера. Посидишь так вот, посидишь - и сонливости как не бывало. Вместо зарядки я обычно лазею в поисках исподнего, но если учесть, что еще только - я глянул на электронный радиобудильник "VITEK" на тумбочке – ну, конечно, пустое табло, хорошо еще мои “Casio” не гикнулись, они показали мне:
   
02:22,

то я обошелся одним потягиванием. Впрочем, искать одежду и облачаться в нее все равно потом придется. Почесав трехдневную щетину и протяжно зевнув, я наконец-то поднялся. Теперь на кухоньку за кофейком.
****ь! Ой, моя бедная ноженька! Ах-ах-ах. Интересно, что это было? Кресло или стул? Судя по величине и по грохоту, все-таки стул.
Вот чем приходится расплачиваться за свою забывчивость. Света-то ни фигища и, кажется, еще кое-чего. Я подошел к обогревательной батарее-"гармошке", на которой уже пооблупилась вся краска, а кое-где даже  имелись места будущей течи. Не сегодня, подумал я, дотронувшись до "старушки", покрывшейся инеем и, соответственно, напрочь переставшей накаляться и греть. Вовремя же я одернул ладонь, все он, безусловный рефлекс, это он, мать вашу, помог, потому что если бы не он, жить мне, доживать последние деньки с отмороженной конечностью, а то и без оной.

- Электричество отключили, топить перестали. Что дальше? Эй, что дальше? - крикнул я безмятежному потолку и своенравной люстре с ее бесполезными плафонами и не менее бесполезными лампочками.
- Молчите? - тихо добавил я.

Восковая свечка, точнее то, что от нее осталось, ее огарок нашелся там, где я и не подозревал найти, - в корзине для грязного белья. Наверное, кто-то по неосторожности обронил ее туда. Кто-то, усмехнулся я, это был я, чего тут таить.
Так, оставалось только отыскать самую малость - спички. Раз уж зажигалка исчезла (искать ее было бесполезно, Женька давно мне говорила, чтоб я бросил курить, но, господи, единичка – это же не курево, сплошной воздух!), приходилось уповать на то, что хоть спички найдутся. Пробродив по своей вонючей конуре в поисках злополучного коробка и не найдя ничего даже отдаленно его напоминающего, хоть глаза и попривыкли к темноте, я вспомнил про газовую плиту - мысль о горячем кофе подтолкнула меня к этому озарению. Что ж, вот сразу два зайца и убьем!
Каково же было мое разочарование, когда я узнал... Да, да, это самое. Отключили и газ, собаки! В общем, и с этим у меня обломчик вышел. Такая вот фигня!

Я оделся, как подобает, ну, или почти как подобает: кальсоны с начесом, шерстяные носки, байковая рубашка, джинсы, кашемировый свитер, мохеровый шарф, сапоги на меху, куртка-дутик, вязаные перчатки и шапка-"петушок". Это все, на что я мог рассчитывать - ничего более теплого из верхней одежды у меня не было.
Перед самым выходом я проверил, захватил ли я с собой ключи, ага, все в порядке - громадная связка ключей  на цепочке: от квартиры, от гаража, от сейфа и от кабинета, лежала у меня в заднем кармане моих черных "PAL'ов", также я проверил всю свою наличность (надо было купить сигарет, продукты и возвернуть долг соседу). Ну, все, вроде бы ничего не забыл, подумал я и тут увидел на гардеробном зеркале желтую офисную наклейку. Ага, послание от жены. Соизволила-таки.
Записка гласила: Dear Andrew! Don’t go from home! Wait… Soon I’ll be come. Your sweet wife.

Тьфу ты! Абракадабра какая-то! Очередные аглицкие извращения моей обожаемой супруги. Ведь знает же, что я в этом долбанном языке ни хрена не разбираюсь, ни в зуб ногой, нарочно, что ли?! Смяв поганую бумажонку, я зашел в уборную. Ох, черт, приспичит же перед дорогой, всегда так, прям закон, понимаешь! Опустошив мочевой пузырь, я кинул напрасно исписанный стикер в унитаз вслед за смываемой мочой, такой теплой, досадливо заметил я, и опустил стульчак и крышку.               
- Ну что ж, - вслух произнес я, открывая входную дверь. – Труба зовет!      
         
На улице было темно, как в одном нехорошем месте. Вдоль бордюра, правда, светили фонари, но они не в счет – слишком уж далеко они друг от друга стояли, к тому же не все находились в нормальном рабочем состоянии. Вдохнув глоток чистого морозного воздуха, я глянул на спрятавшиеся под манжетой рукава рубашки наручные часы –

03:05.

Хм, не знаю, как для других людей, а для меня, что ни на есть самое подходящее время для прогулок по городу. Гуляй, не хочу. И народа маловато. Впрочем, почему народа, собственно говоря, маловато, я понял буквально через пять-шесть минут. А пока я размышлял, куда же направить стопы. К соседу рано (или поздно). Обычные ларьки и магазины закрыты. Может, в круглосуточный податься? Или куда? Ладно, решил я, гляну все ж, что есть через дорогу, а там видно будет.  И бодреньким шагом я затрусил  по направлению к двум смежным ночным магазинчикам, располагавшимся на другой стороне улицы, обогнув торец своей девятиэтажки.
Спрятав нос в шарф, а руки, пусть и в перчатках, в карманы ватника, я шагал к пункту Б и старался сообразить, куда могла смыться Женька, а главное – ЗАЧЕМ. Вот-вот, ЗА-ЧЕМ? Это на ночь глядя-то! Уж не к любовничку ли? Если «да», то все кусочки паззла сходились как нельзя лучше: быстрое и неожиданное исчезновение, никакой попытки разбудить и сообщить о своем уходе, записочка с ее филькиной грамотой на зеркале. В общем, знакомая картиночка вырисовывалась. М-да. И ведь, что обидно, даже если бы я поставил ее перед фактом, она бы спокойно выкрутилась, разбила бы мои строгие доводы в пух и прах. Сказала бы, что ушла внезапно к подружке (она частенько так поступала, днем, разумеется), потому что не спалось (с мужем-то любимым), давно не виделись с ней, и понеслось; не разбудила просто потому, что не хотела будить, мол, спал таким праведным сном, а я, блин, действительно люблю поспать; не предупредила? А как же писулька на зеркале? Это и было предупреждение. А то, что на английском накалякала, уж извини, дескать, торопилась, и потом - сам знаешь, мне надо побольше практиковаться (на будущий год она собиралась поехать работать в Штаты). Я знал это, но страшные суждения приводили меня к еще более страшному умозаключению, что поедешь ты, дорогая, совсем за другим. Здесь, рядом со мной, ты практикуешься в гребаном английском, а там он тебе вряд ли понадобится, тебе придется разговаривать на совершенно ином языке, бессловесном, языке любви, вернее даже языке страсти. И надеюсь, лишь телесной, без душевной. Иначе говоря, там тебе придется попрактиковаться в таком искусстве как секс. Ебля. Подставляйте, девки, жопы, будем в жопы драть мы вас. 
- Йо!!! Бля!!!
Переходя по «зебре» вторую полосу дороги, я наткнулся на снежные комья, должно быть, скатившиеся с верхов сугробов, образованных из снега, расчищенного дворниками на тротуаре и отброшенного к шоссе, и едва не упал. Чувство равновесия оказало мне неоценимую услугу. Одному богу известно, к чему бы могло привести это мое падение. Ловко вытащив из карманов руки, я замахал ими, словно заправский жонглер из мало прославившегося цирка-шапито, ноги разъехались на льду, – одна взад, вторая вперед, – как у гимнаста, решившего сделать шпагат, но отчего-то вдруг передумавшего. Каким-то образом у меня получилось опуститься на одно колено, в таком положении я был похож на оруженосца, приготовившегося к своему – подумать только! – посвящению в рыцари. Я поднялся и осмотрелся. Машин я не увидел. Повезло? Или… что? Так или иначе, отсутствие машин мне почему-то не показалось странным. Нет и нет. Прохожих вон тоже же не наблюдалось. Так что…
Так что – что?

Первым признаком того, что погода выдалась сегодня ночью не настолько уж и благоприятной, как я верил в глубине души, стала ноющая боль в моей чересчур восприимчивой шее. Ну, ничего, обадривал себя тогда я, сейчас доберусь до…

Оба магазинчика застилала кромешная тьма. Никакого света изнутри. Я заметил это и раньше, но старался все списать на безалаберность хозяев, чтобы не возникало глупых пессимистических мыслей. Неужели и у них вырубило?!
Подойдя ближе, я удостоверился: так оно и было.
Подойдя ближе, я услышал чьи-то голоса – целый гомон.
Подойдя ближе, я увидел за стеклами дверей и сплошных окон шевелящиеся тени людей. И не единиц, не десятка, а нескольких десятков людей. Магазинчики были битком набиты людьми. Они просто ломились от них.




***

От прискорбных (о да), глупых (несомненно), пессимистических (естественно) мыслей мне все же не посчастливилось избавиться. В сознании полыхало, по крайней мере, два главных сокрушительных образа: пропавшая супруга и разбушевавшаяся стихия. То, что холод крепчал, у меня теперь не вызывало никаких сомнений. Как подтверждение, вспомнился радиатор в нашей с Женькой спальне, начавший обрастать льдом и снегом, точно он был морозильником и никак не радиатором. Раньше мне было не до того, а теперь, когда я прорывался сквозь завывающий ветер, напиравший на меня, как Т-34 в годы Второй Мировой на зазевавшегося фрица, теперь я не соображал: то ли открытая форточка послужила тому виной, то ли не весть как разбитое окно, то ли… Ну не могло же быть до такой степени холодно уже тогда, я же держался молодцом. СТОП! А может быть, тот озноб как раз и был предвестником понижавшейся температуры, а? Ясно было одно: батарея наморозилась не сама по себе. Вернуться домой и проверить, от чего? Почему нет. Найду неполадки и устраню их. Таким образом, я повернул назад. Дома-то покомфортнее себя чувствуешь. Тем более на морозе мне эта идея представилась особенно привлекательной.

Однако, как в сказках ничто не обходится без злодеев и различных препятствий, так и у меня – схватил себе на худую задницу приключений. Итак, я успешно пересек обе полосы дороги, миновал четыре подъезда и остановился в двух шагах от своего подъезда, чтобы запустить руку в задний карман джинсов и… ничего оттуда не достать. Тьфу ты! Маша-растеряша проклятая! Я обругал себя самыми грубыми и нецензурными эпитетами, какие только мог вытащить из своего скудного словарного запаса. На всякий случай я проверил и некоторые другие имеющиеся у меня карманы: один внутренний в куртке, четыре снаружи, четыре в джинсах вместе с тем, в котором ничего не обнаружилось. Под свитер и к кальсонам я не полез – ключи не иголка, я бы их прощупал. Голяк. То есть не совсем голяк, деньги-то я, слава богу, не забыл. Так, а в тот ли подъезд мне надо? Я поднял глаза и увидел над металлической домофонной дверью бумажную табличку.    

ПОДЪЕЗД №2
КВ. 35 - 70
   
Вроде, все правильно. И все же что-то не то.
Будто из подсознания всплыли две цифры – «3» и «8». Ассоциация из безусого детства, когда я сам жил в квартире с этими цифрами. Машинально я набрал их, завершив комбинацию нажатием кнопки «ВЫЗ». Система громко запилюкала – добрый знак, значит дозвон пошел, преждевременно обрадовался я. Из прорезей в домофонной наборной панеле донесся недовольный мужской голос:
- Да? Кто там? Я слушаю.
- Пожалуйста, откройте дверь, - вежливо попросил я.
- Я вам не швейцар… ночь на дворе… мне вызвать милицию?!!
Обрывки фраз прозвучали как скреб вилки по эмалерованной поверхности мытой тарелки. Отдельные предложения, в которых присутствовал мат, пролетели мимо ушей. Не очень-то мне хотелось выслушивать логорею какого-то говнюка. Но все равно неприятный осадок в душе остался.
- Да пошел ты! – после секундной заминки выпалил я и от негодования, переросшего позже в возмущение, ударил кулаком по кнопке «СБРОС». – Вот тебе, бирюк чертов! – И уже от полного возмущения саданул по двери ногой. – Кому эти хреновы домофоны только нужны?! – вскипел я, и в гневе собирался нанести очередной удар по ни в чем неповинному оборудованию. – Ни за что на свете не скинулся бы на эдакое барахло.
И вскоре, немного успокоившись, я обернулся лицом к детской площадке и внезапно все понял. Домофон. Домофон. Домофон. Не скинулся бы, верно. Оказывается, я ошибся домом.
Склеротик драный! Надо было глядеть лучше! Разиня! – упрекнуло меня мое «супер-эго» (очередное частоупотребляемое словечко моей жены, бывшей по профессии специальным психологом). 
Глядеть?! Я же смотрел под ноги.
И с какой стати?
С какой, с какой! – А действительно с какой?

Я бежал в снег и с каждой передышкой мне мнилось, что не выдержу путь и свалюсь. Крупные холодные снежинки гроздьями свешивались с бровей, заносились в рот и ноздри, оседали на одежду и давили, давили, давили. Эти, казалось бы, такие маленькие крупицы звездчатых кристаллов снега были, как ни парадоксально, неимоверно тяжелы. Они лезли за шиворот, под рукава. Изначально я выбрал самую короткую дорогу (это было мое преимущество), но отнюдь не самую легкую (это было моим упущением). Быстро! Вперед! Подгонял себя я. Еще быстрее! Еще! Еще! Еще!
Я мчался по пригоркам, сугробам и протоптанным тропинкам мимо помойки, мимо пятиэтажек, мимо бывшего детского садика без ограды, мимо торгового центра, через Канал, где была наиболее опасная зона. Будучи среди гаражей, я успел раз пять подскользнуться на крошечных, еле заметных островках гололеда. Падал и тут же вставал. Снова падал и снова вставал. На мгновение мне представилось, что гораздо легче мне было бы ползти, а не идти, и уж тем паче – бежать. Но я бежал. Откуда силы берутся, удивлялся я.
По-видимому, силы брались из безысходности. Ведь я не мог оставаться на одном месте и чего-то ждать. Смерти, подсказывало мне мое второе «я».
Я шел мимо рынка, мимо хозтоваров «Домашний уют», мимо гастронома «Лагуна», мимо лавки, где с одного угла торговали курами-гриль, а с другого – пышными пончиками в пудре.
Призадержался я около магазина «Русский каравай». Пальцы у меня коченели, стопы мерзли, из носа сочились сопли, шею ломило, здоровый румянец на щеках сменила мертвая бледность, глаза теряли свою зоркость – кое-какие из симптомов наступающего обморожения и его последствий я украдкой заметил в одном из зеркал на внешней стороне магазина, кое-какие почувствовал сам. Я не сомневался, что в здании рынка, в «Лагуне» и других торговых точках давно уже НЕТ СВОБОДНОГО МЕСТА, равно как и в этом магазине. Почему? Просто я видел кучки орущих людей, порывавшихся попасть внутрь, безуспешно порывавшихся. Их – их всех – постигла та же участь, что и меня, с горечью подумал я и – ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА! – дернул ручку двери второго входа, над которым значилась незамысловатая, но красноречивая надпись:  ПРОДУКТЫ, чтобы все же убедиться в истинности появившейся догадки. В темноте хрен чего разберешь, знаете ли. Господи, как же я хотел обмануться! Как я хотел… Я дернул ручку на себя и сразу предвосхитил сопротивление с той стороны. Кто-то, я подозревал, что это несколько человек, держал дверь изнутри. Помещение, насколько я мог судить, было полностью забито плотной массой тел, однако – С ЧЕГО БЫ? – я попробовал представить себе картину так, как если бы я находился там, внутри магазина: народ наседает на витрины, кто понаглее и посноровистее проник за прилавок и греется теплом продавщицы, игровой автомат «5 рублей» сдавлен, а может быть, снесен и отброшен на задворки, к холодильной камере, где лежали мороженое и полуфабрикаты, оттеснены те, кто зашел сюда в числе последних, хотя, наверное, камера тоже уничтожена вандалами. Интересно, как теперь воспринимается лист бумаги у кассы с уведомлением: «Лицам, не достигшим 18-летнего возраста, спиртная продукция и табачные изделия не отпускаются». Да вряд ли сами продавцы воспринимали эту табличку всерьез.

- Молодой человек, не желаете ли поучаствовать?! Молодой человек!
- Простите, вы это мне?
- Вам-вам. А то кому же!
Как ни странно, я все еще стоял у двери и стирал со стекла образовавшиеся на нем узоры. Заслышав обращение, я слегка вздрогнул от неожиданности. Сначала я и не собирался отвечать, но, сложив в уме два слагаемых: первое – голос прозвучал совсем рядом и второе – вокруг меня никого не было, я получил сумму – обращались ко мне. Тем не менее я переспросил. И мне ответили.
У себя за спиной я услышал очень шумное дыхание и намеревался было уже повернуться, как меня взяли за плечо:
- Не стоит, - надрывно произнес некто. – То, что вы там увидите, ничего… ничего вам не даст.
- Неужели?! – высокомерно бросил я, поворачиваясь в анфас к своему собеседнику.
Передо мной стоял мужичонка годков эдак тридцать с ***м, в овчинном тулупчике, бобровой шапке-ушанке, вязаных варежках и валенках с калошами.   
- Скажите мне честно, - терпеливо произнес он, - что вы больше предпочитаете – мерзнуть в тридцатипятиградусный мороз или обойтись двадцатью градусами и без ветра со снегом? Иными словами, хотите ли вы получить  убежище?
- Спасибо, сам как-нибудь справлюсь. Вон, в доме Быта погреюсь.
- Да ну! – воскликнул мужик, переминаясь с ноги на ногу. Не от нервов и не по стеснительности, но от холода.
- А с чего вы взяли, что сейчас 35˚?
- Будет.
- Ну это бабушка на двое сказала.
- Не думаю, - покачал головой мужик и опустил подбородок под воротник тулупа.
- Блин! А почему я в доме Быта-то погреться не могу?
- Попробуйте, - усмехнулся он, растирая рукавицами щеки. – А я погляжу, как вы это проделаете.
- Нет мест, - констатировал я.
- Нет мест, - повторил он.
- Ну что ж, - поежившись, сказал я, - раз так, я согласен.
Мужик таинственно улыбнулся и повел меня к станции пригородных поездов «Подлипки Дачные».

Мы – я и мой спутник – шли довольно медленно и сперва я не волновался, но чем ближе мы подходили к решетчатому ограждению, тем сильнее во мне билось сердце (хотя, может, это была всего лишь одышка?) и мне хотелось остановиться и развернуться, чтобы уйти отсюда, но куда? Откуда пришел, рекомендовал мне внутренний голос. Инстинкт самосохранения? Другой внутренний голос утверждал обратное и заставлял меня идти вперед, за человеком, в котором я не был уверен и на тысячную долю. Только погода и в правду с каждой минутой становилась все хуже и хуже и я не мог себе позволить отказаться от соблазнительного предложения. Кстати, что  он мне там предложил? Поучаствовать? Да, но в чем? В чем я должен был поучаствовать?
- Извините, - выдохнул я облачко пара из разомкнувшегося рта. – Вы, насколько я понимаю, предложили мне в чем-то поучаствовать, не так ли? В чем, хотел бы я знать.
Мой провожатый, не оборачиваясь и не сбавляя шаг (тот и так был медленнее не придумаешь), хмыкнул (шмыгнул носом?).
  - Спокойнее, приятель. – Достаточно дружелюбно произнес он. - Всему свое время, всему свое время. Скоро обо всем договоримся.
- Это конкурс, да? Лотерея? Игра?
- Ни то, ни другое, ни третье. – Мужчина наконец оглянулся: - Правда, вы не далеки от истины. Поднимите глаза. Не бойтесь, здесь пока не скользко.
- Что значит - «пока»? - вскинулся я. 
Ответа я не дождался. Поднял глаза и понял, что он мне и не нужен. Каким бы придурком я не казался со стороны, на самом деле я таковым не числился и до всего докумекал сам.

Я всмотрелся и вот что я увидел через плотную пелену из снежных хлопьев: тот свободный участок в заборе, который отводился для перехода через железнодорожное полотно, ныне не пустовал, а был занят чем-то завроде контрольно-пропускного пункта. Рядом с этим сооружением находилась будка кассира. Это была она и ничто иное, потому что над окошком в будке темно-синей краской было написано: «КАССА». Сверху, над проходной, кто-то наскоро, но как-то заботливо вывел той же темно-синей краской ужасающее словосочетанье: «АТТРАКЦИОН СМЕРТИ». За ограждением раздавался какой-то подозрительный шум. Поозиравшись, я заметил, что меня окружают группки не вполне адекватно воспринимающих всю ситуацию граждан – чрезмерно осунувшиеся лица, встревоженные взгляды, скованные позы. Впрочем, как можно было воспринимать эту ахинею адекватно, вот вопрос. 
- Значит так, - прокашлявшись, прохрипел мужик, - вся ответственность лежит…
- На мне?
- Да. Мы не обещаем вам стопроцентную гарантию на удачу, да и удовольствие от увеселения зависит от вашего личного настроения. И еще – мы не принуждаем вас участвовать в нашем аттракционе, мы, как вы сами упамянули, просто предлагаем.
Я кивнул:
- Продолжайте.
- Это все.
- Не понял.
- Свою часть работы я выполнил.
- Какую часть? Какой работы? Постойте, разве вы?.. 
- Нет, я не тот, о ком вы подумали. Я не хозяин аттракциона. Я всего лишь… м-м-м, зазывала.
- Зазывала?! А где мне?..
- Обратитесь в первую очередь к инструктору. Он вам все подробно объяснит. – Мужик показал чуть выпиравшей нижней челюстью на будку кассира, с таким видом, будто сделал мне одолжение. – Развлекитесь по полной! – Ни к селу, ни к городу пожелал он, а потом сообщил: - Мне пора.
- Как пора? – Вопрос я задал в пустоту, так как мой собеседник уже успел от меня избавиться, удалившись так же стремительно, как и появился. Ладно, решил про себя я, разберемся как-нить сами.  Вон тот дородный детина, высунувшийся из будки, должно быть, и есть тот самый инструктор. Такая же откормленная ряшка выглядывала из окошка. Это, видимо, был кассир. Ни первый, ни второй даже не потрудились окликнуть меня, несмотря на то, что между нами было каких-то 10 метров, меня никто не загораживал и они прекрасно видели, как со мной разговаривал их сослуживец. Экие лоботрясы! И не подойдут ведь. Что ж, придется самому.
- Не делайте этого.
- А? – Я помотал головой. Справа от меня, прислонившись к дереву, сидел занятный старичок, сидел он на полуразвалившемся дощатом ящике. Что в нем было забавного? – его всего трясло, пальцы не сгинались, зубы отбивали чечетку, а он сидел себе и покуривал.
- Вас смутило, что я выбрал неподходящее время для курения? – точно прочитав мои мысли, вопросил он.
- Я бы уточнил – САМОЕ НЕПОДХОДЯЩЕЕ.
- Не судите меня слишком строго. Может быть, это мой каприз перед смертью.
- Ваше право. Но по-моему, вам еще рано себя хоронить.
- Рано? – усмехнулся старик. – Мне 83 года и свое, слава богу, я уже отжил. С меня хватит, а вот вам и то верно - рано еще спешить умирать. Неужто вы рассчитываете выжить с помощью этих жуликов, наживающихся на чужом горе? Если это так, то вы просто-напросто глупец!   
- Глупо то, что вы тут сидите и в ус не дуете! Когда вы уснете и потеряете сопротивляемость организма, боюсь, вас уже не будет в живых.
- Понимаете ли, это испытание вам ничем не поможет. Адская машина перемелит вас на фарш с той же легкостью, что и мясорубка – мясо.
- Я понимаю…
- НИЧЕГО ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ! – взорвался старик. – Взгляните правде в глаза: у вас нет ни единого шанса.
- Ну да, конечно.
- Мальчик, послушай, что тебе говорят. – Из-за дерева выступила худощавая фигура женщины с неопределенным возрастом. Сколько ей лет, я утверждать не брался, единственное, что я мог сказать о ней, это то, что она была старше меня, и то на основе ее же ко мне обращения.
- Спасибо. Как-нибудь сам разберусь со своими проблемами.
И старик, и женщина проигнорировали мое хамство и снова замкнулись в себе.
Вместо прощания я сказал:
- Я вижу, вы не совсем настроены на общение. Счастливо оставаться.
Стараясь не отвлекаться на досадные физиологические проявления (пощипывания носа, покалывания в ушах и стреляющие боли в спине), я двинул прямиком к кассе. Навстречу мне устремился один из держиморд, стоило мне преодолеть ровно ½ пути. Этот тип был одет в теплое темное пальто и синие джинсы, шею его обвивал серый шарф-кашне, голову укрывала кругленькая шапочка, по иному прозывающаяся шапкой-пидоркой. Приглашающим жестом он поманил меня к дверце обшарпанной будки.
- Вы – менеджер? – с ходу спросил я, закрывая за собой шаткую дверцу. Беглым взглядом я осмотрел «внутренности» будки – столик-подставка, табурет, голые стены. Ничего особенного.   
- Вообще-то я инструктор, но это не важно. Скажите, вам в детстве не доводилось бывать на каруселях, американских горках, аттракционе «Дом Ужасов», ну, знаете, такой, где надо не идти, а ехать в вагончиках?
- Знаю, знаю. Я бывал в луна-парке…
- Отлично. Значит мне не придется перечислять вам основные правила безопасности. Ограничимся тем, что я расскажу вам, что от вас требуется, чтобы вы случайно не допустили какой-нибудь промах. Угу? – Не дождавшись моего согласия, парень одобрительно мотнул головой, будто я уже согласился, и начал зачитывать все сложные моменты: - Начнем с того, что вы должны идти прямо, никуда не сворачивая. При вас не должно быть ничего лишнего.
- У меня и нет.
- Хорошо. Действуйте по обстановке. Категорически запрещается дотрагиваться до механизмов и производить с техническим устройством какие-либо манипуляции. Все понятно?
- Да.
- И последнее: проходя через вход, обратно через него выйти вы уже не можете.
- Не могу.
- Вы это поняли?
- Да.
- Точно?
- Да.
- Думаю, вы также в курсе, что билет возврату не подлежит.
- Правильно думаете.
- Кстати, вам говорили, что за вашу жизнь мы не несем никакой ответственности?
- Говорили.
- Тогда, прежде чем приобрести билет, распишитесь вот здесь. – Круглолицый инструктор тут же откуда-то извлек бумагу и самописку. На бумаге что-то упоминалось о принимаемых мною обязательствах, я особо не вчитывался, какие это были обязательства, конечно, для проформы я пробежался по тексту глазами и… поставил над специально отведенной чертой свой автограф.
- Все?
- У меня все. Дело за нашим кассиром.
- Это вы, как я понимаю. – Я обернулся ко второму, как две капли воды, похожему на инструктора, человеку.   
- Ага. Стоимость билета 150 рублей 00 копеек.
- Чего? – С собой у меня была только сотка. – Я не ослышался?!
- Сто-пять-де-сят.
- Извините, я не располагаю данной суммой денег. 
- А сколько у вас есть? – нагло поинтересовался «близнец».
- Сто.
«Братья» переглянулись.
- Ладно, - сказал кассир. – Пойдем на уступки. Давайте сюда деньги.
- Пожалуйста. – Я протянул измятую и чуть надорваную купюру в руки кассира.
- Ваш билет.
- Благодарю.

В следующую секунду я выбрался из тесного вместилища, надо заметить, вполне укромного и обогреваемого, и резво направился к проходной. Глянул на часы:

07:14.
 
Только бы успеть, хоть бы суметь, лишь бы уцелеть, только бы успеть…Эту мантру, дававшую целевую установку на успех, я повторял, чтобы повысить уровень притязания. Моя Женька постоянно твердила аналогичные фразы, заучивала их, точно формулы тригонометрических функций, не знаю, коим образом, но обычно у нее срабатывало. 
У нее. Не у меня.
Я не был еще уверен в своих силах, поэтому я остановился и вытащил из-под куртки, куда в торопях положил, билет. Точнее сказать, блокнотный листок в клеточку, на котором стояла размытая печать и слово из прописных букв, почему-то убеждавшее, что это – ДОПУСК. Черт, на нем не было даже линии разрыва!
Вахтер встретил меня у проходной искусственной улыбочкой:
- Давайте ваш билетик. Тэк-с. Все в порядке. Проходите.
Разорвав так называемый билет пополам и бросив обрывки под себя, он показал, куда мне следовать:
- Прошу, проходите.
- Спасибо за заботу и за внимание, - иронизированно поблагодарил я, прокручивая «вертушку» и глупо улыбаясь в ответ.
- Всегда пожалуйста, - отчеканил дежурный. Сарказма он, похоже, не уловил. Может, оно и к лучшему.

Меньше всего я ожидал того, что народ прореагирует настолько индифферентно. Как-то раз, возвращаясь со станции («Подлипки Дачные») домой, я увидел возле лавки «ТАБАК» очередь где-то как минимум из 20 человек, огибавшую постройку до ступеньки Канцтоваров. Вот это был ажиотаж! Сейчас табачная лавка (в ней, кстати говоря, продавались вполне приличные сигареты и по вполне приемлемой цене – чем не причина такого воодушевленного наплыва заядлых, ну, и/или начинающих курильщиков и курильщиц?) была закрыта. Сравнивая два случая, этот и тот, я сделал предположение, что люди потеряли всякую надежду и всякое стремление, стали чересчур безразличными. Они искали забвение и… находили его в куреве, бухле, наркоте.
Желание переходило в привычку, а привычка становилась нормой. Имя нормы была Зависимость.
 «Жаль, не попросил у деда папироску. Что у него там за курево-то было? «Беломор»? «Прима»? Слишком поздно спохватился.»
  Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно, СЛИШКОМ ПОЗДНО! – с нарастающей высотой звука прокатилось в моей голове. А, ерунда, отмахнулся я от настырного повторялы, обойдусь, и шагнул за ворота. Ничего страшного, утешал себя я, глядя на…
(Категорически запрещается дотрагиваться до механизмов и производить с техническим устройством какие-либо манипуляции. Все понятно?)
(Адская машина перемелит вас на фарш с той же легкостью, что и мясорубка – мясо)
…огромные ножи, тесаки, гильотинные резаки, заточки, гигантские шестерни, дробильные столбы, топоры, почвенные фрезы, бритвенные лезвия, сверла, молоты, электропилы, острые зубья… Все это  шумело-гремело, крутилось-вертелось, поднималось-опускалось, жужжало-дребезжало, пыхтело-кряхтело и тарахтело.

25 января 2003 г. – 24 февраля 2003 г.