Гершале

                Гершале.
                Отрывки из повести

         Почётным посетителем парикмахерской был дядя Гершале  местный  шойхет (резник),  исполняющий обязанности местечкового раввина. Собственно, Мишкиным «прихожанином» реб Герш стал недавно и не от хорошей жизни. До этого он подстригался у Фимы и ничто не предвещало  смены мастера, если бы не определённые события, произошедшие в жизни старца. Придётся об этом рассказать.
                Поскольку времена  были суровые, любые собрания больше трёх  человек могли быть расценены,  как троцкистский заговор или происки космополитов. Ни синагоги, ни даже молельного дома в местечке не было. Реб Герш олицетворял собой всю духовную власть, не будучи, однако, официально посвящённым в сан духовника. Жил достойный человек, в отличие от подавляющего большинства служителей культа всех религий, на собственные трудовые доходы. Приход в основном слагался из платежей за убиение кур – какой еврей откажет себе в куриной ножке с тарелочкой парующей «яхале» хотя бы раз в неделю в шабис (субботу). Все евреи местечка – тайно  верующие, атеисты, члены партии – независимо от своих убеждений ели (кто реже, кто почаще) кур, лишённых жизни реб Гершем.
                Казнь в исполнении шойхета носила ритуальный характер, куры как бы заранее смирялись со своей судьбой, так как в отличие от своих менее  удачливых сестёр в результате манипуляции резника становились кошерными. Глядя на трепыхающихся  в предсмертных судорогах пернатых, Симкин дружок Тимка, большой знаток литературы и, в частности, Гоголя, глубокомысленно и меланхолично  произнёс: «Редкая курица долетит до середины двора…»
                Ещё одна статья дохода – это отпевание, чтение кодеша (поминальная молитва) у гроба покойного. Поскольку евреи в местечке умирали с большой неохотой, особо рассчитывать на прибыльность этого источника не стоило. Собственно, как и все другие евреи в местечке, шойхет занялся домашним промыслом – приготовлением пасхального борща. Технология производства этого продукта была такой же, как пять с половиной тысяч лет тому, когда этим делом занимались Исаак, Иосиф, и быть может даже сам Каин…
                В большие чаны загружался крупно нарезанный красный буряк, заливался ключевой водой и две недели спустя в результате брожения получался тот самый «пейсахдекер борщ», который за умеренную плату раскупали прихожане. Борщ только назывался пасхальным, а ели его круглый год, что делало этот гешефт достаточно выгодным. Приготовлением борща занималась жена реб Герша с двойным, как это часто бывает у евреев, именем Сурка-Лейка.
                Тут-то мы и  добираемся до места  повествования, где станет ясно, причём тут куры и пасхальный борщ. Дело в том, что пару лет тому реб Герш овдовел. Печаль по поводу потери друга жизни была велика, однако это не помешало безутешному вдовцу через год жениться на дамочке, отстававшей от него на жизненном пути лет эдак на двадцать пять. Сорокалетняя ребыця отличалась жизнерадостным нравом и бьющей через край любовью к людям. Особенно к сыновьям и племянникам достопочтенного Гершале. Поползновения молодой мачехи ограничивались невинными поцелуями, градус которых, однако, превышал родственные параметры. У самих сыновей и племянников такая демонстрация родственных привязанностей возражений не вызывала, но жёны сыновей всполошились.
                Во избежание семейных катаклизмов мудрый Гершл оставил детям отчий дом, а сам снял в аренду полдома у старого возчика Шмила. Хата имела большое «обисця» (подворье), что было на руку деловому ребе.
                Появление второй жены привнесло в жизнь пожилого молодожёна  несколько не то, чтобы проблем, но необычных новшеств: жена закомандовала каждый вечер прогуливаться под ручку по главной улице, ходить по воскресеньям в кино и даже выезжать на маёвки.
                Естественно, что лёгкое грехопадение шойхета не оставалось тайной для жителей местечка и, конечно же,  служило поводом острословам-парикмахерам для ядовитых шуток и розыгрышей.  Оттого посещение ребе Герша парикмахерской (стригся он у знакомого читателю Фимы) становилось суровым испытанием.
                Фима приглашал своего клиента занять кресло, любезно и уважительно оборачивал его шею салфеткой, набрасывал покрывальце и начинал великосветскую беседу.
                - Да, времена меняются, - размышлял как бы про себя Фима, - Теперь настоящему мужчине хочется иметь женщину помоложе. Конечно, это веселее, чем жить до глубокой старости с какой-нибудь  старухой, когда есть много молодых…
                - Это с одной стороны, - так же глубокомысленно отзывался брат Яша, стригущий клиента, на соседнем кресле, - С другой же стороны, молодая жена крутит мозги так, что до глубокой старости можно просто не дожить…
                - Э, что не говорите, - продолжал Фима, - но между нами, мужчинами говоря, спать с молодой женой… это цимес!
                - Это с одной стороны, -  философски раздумывал Яша, - С другой же стороны, где гарантия, что  это удовольствие попутно не имеет ещё кто-то?
                - Яша, ты говоришь плохие гадости. В благоверных еврейских семьях такое не бывает.
                - Фима, ты говоришь смешные шутки. Где ты сейчас видишь благоверных евреев, если даже дети раввина едят свинину?!
                В таком духе беседа продолжалась, пока Фима подстригал густую серебристую шевелюру и бороду ребе.
 Посидев несколько  раз на этом электрическом кресле, дядя Гершале сбежал к Мишке. Здесь было всё наоборот. Интеллигентный Миша обслуживал почтенного посетителя подчёркнуто вежливо и деликатно, а благодарный шойхет выговаривал ему душу. 
Основной темой бесед было то, что у ребе Герша ещё до революции в Америку уехали братья и добрый человек имел мечту их когда-нибудь увидеть или хотя бы узнать об их судьбе.
                - Слышишь, Мишка, - мечтал старец, - если бы они узнали, что я живой и разыскали меня, Нухем (старший брат) обязательно дал бы мне десять золотых долларов. Ты не знаешь, какой он добрый!! 
                Воображение ребе Герша как-то застыло на этой сумме и, каждый раз фантазируя в парикмахерском кресле на тему встречи  с американскими родичами, он завершал свой монолог вручением ему этих вожделенных монет…
                … Скепсис парикмахеров  оказался напрасным: Гершале прожил долгую жизнь, в 87 лет он похоронил и вторую жену, которая к тому времени прилично состарилась и давно уже не вызывала у мужа прежнего беспокойства. В 1979 году к 93-х-летнему дяде Гершале приехал попрощаться отъезжающий в Штаты  племянник.
- Где же твоя мама, моя сестра Эстер?
- Она уже два года в Америке…
- Лыба, Мойша, Элык, идите-но сюда. Я же вам всегда говорил, что у меня ТАМ есть родные. Готыню (Боже), какое счастье- я имею сестру в Америке!!