Пробуждение

                Пробуждение


      Он лежал в глубокой коме около пяти лет. Пять лет бессознательного существования под наблюдением бездушных, но чувствительных приборов, обеспечивающих пропитанием его дремлющие органы и неподвижные члены, заставляющих его сердце мерно биться, а теплую кровь вяло струиться по жилам. Холодная и бессмысленная жизнь под наблюдением холодных взглядов врачей, считающих, что столь затянувшаяся задержка куска уже не мыслящей плоти на этом свете – бессмысленная трата денег и места в больнице.
      Его действительно три раза пытались отключить от аппарата искусственного жизнеобеспечения, но каждый раз что-то мешало: то затянувшийся судебный процесс, то протесты возмущенных родственников, посчитавших своим святым долгом во что бы то ни стало продлить его вялое существование, а то и вовсе нелепая юридическая ошибка… Неясно пока, счастливая ли ошибка или же напротив… В любом случае, вот уже долгое время он спал, не видя снов, погрузившись в черную холодную мглу, и сердце его мерно и тихо отстукивало уходящие в безвозвратную даль мгновения.
      Но однажды он проснулся. В этот день к нему за шторку опять заглянула небольшая группка студентов, будущих врачей, чтобы посмотреть на живой труп, вот уже несколько лет тянущий жизненную лямку во сне. Очередная молоденькая и любопытная студентка в тот момент старательно изучала через простыню его гениталии, удостоверяясь в их полной отчужденности от этого мира.
      Он открыл глаза. Приподнял голову и осмотрелся вокруг. С секунду стояла тишина. Затем какая-то излишне впечатлительная барышня взвизгнула и, взмахнув белым халатиком, стремительно упорхнула из палаты. Вслед за ней бросились остальные невольные свидетели чудесного воскресения человека.
      Странно… Чего они так перепугались, ведь он же живой? Он не
умер. Наверное, в такой момент следует радоваться…
      В палату ворвался хмурый и суровый врач. Схватив стул, он быстро уселся на него и вонзил в очнувшегося от долгой комы человека свой острый, испытывающий взгляд. Врач был немолод, виски его поседели, а лоб прорезали глубокие морщины, еще больше обозначившиеся сейчас, когда он нахмурился. За спиной врача, у самой шторки, столпились любопытствующие студенты и медсестры. Заглянул даже один больной, но он быстро удалился, прознав в чем дело. Он-то посчитал, что случилось нечто экстраординарное, вроде воскресения заведомо мертвого человека или наоборот – неожиданная гибель пациента. А здесь… сущий пустяк.
      Врач стал задавать идиотские вопросы и неизменно жестко требовал на них ответа.
      – Ваше имя? – в третий раз спросил врач. – Отвечайте!
      – Сэмуэль Кларенс, – ответил очнувшийся и посмотрел по сторонам. – А где моя одежда?
      – Где вы живете? Адрес. Ваши близкие родственники. Друзья. Знакомые. Отвечайте!
      Сэмуэль попытался подняться, но врач несильно надавил ему на грудь и удержал его.
      – Где же моя одежда? – пробормотал Сэмуэль. – Я долго не был дома. Мне надо домой. Как же мой пес? Он, наверное, соскучился… Проголодался…
      – Кличка вашей собаки? Отвечайте!
      – У меня пес. Кобель.
      – Кличка вашего пса?
      Сэмуэль нахмурился, задумавшись. Растерянно пожал плечами. – Не помню. Извините…
      – Так!.. – Врач облегченно вздохнул и удовлетворенно откинулся на спинку стула. И в первый раз за весь разговор он позволил себе улыбнуться. – Так, – повторил он и жестом подозвал к себе медсестру. – Позвоните родственникам, – прошептал он ей. – Сообщите, что Кларенс вышел из комы. И еще… – Врач задумчиво поглядел на Сэмуэля. – Позовите доктора Штирта, он должен это увидеть.
      Медсестра кивнула и быстро удалилась. Врач прогнал всех любопытствующих, задернул шторку и снова уселся перед Сэмуэлем. Он улыбался, и не было видно на лице его прежней угрюмости и строгости.
      – А когда мне можно будет идти домой? – осторожно поинтересовался Сэмуэль.
      – Скоро, мой друг, скоро, – с доброжелательной улыбкой ответил врач. – Очень скоро.
      Сэмуэль понимающе кивнул.
      – А вы знаете, мой друг, сколько вы пробыли у нас? – спросил врач.
      – Сколько?
      – Почти пять лет. – Сэмуэль присвистнул, и врач вновь довольно улыбнулся. – Да-да. Если быть точным, четыре года восемь месяцев и… – Врач поднял глаза к белому потолку припоминая. – …И восемнадцать дней. Да. Именно так. Восемнадцать дней. И четыре года. Да.
      Сэмуэль некоторое время молчал. Молчал и врач. А через пять минут примчался запыхавшийся, весь красный, но не от бега, а от природы, большой, грузный человек в белом халате. Доктор Штирт.
      – Я доктор Штирт, – быстро представился он Сэмуэлю и обратился ко второму врачу. – Ну что там у нас, Соренс?
      Доктор Соренс мотнул головой в сторону Сэмуэля.
      – Вот, – сказал он, – очнулся.
      Доктор Штирт воззрился на Сэмуэля так, как будто впервые увидел его. Он протянул ему большую, пухлую и потную ладонь и еще раз представился:
      – Доктор Штирт.
      – Сэмуэль Кларенс, – отвечал Сэмуэль, осторожно пожимая руку доктора.
      – Замечательно, просто замечательно!
      Доктор Штирт в крайнем возбуждении носился по палате, размахивая руками и только чудом не задевая дорогостоящее оборудование, и все говорил, говорил, говорил, как все замечательно, как все чудесно.
      – Вы не знаете, – говорил он, – как это чудесно, что вы, Кларенс, решили проснуться. Мы, честно говоря, и не ожидали этого от вас. Лично я, каюсь, считал вас безнадежным больным, одним из тех, кто… как бы это получше выразиться… э-э… в общем, тех, кто не прилагая к выздоровлению никаких усилий, попусту отлеживается в наших и без того переполненных палатах. Да, вот именно так. Но вы бы знали, как я сейчас рад! Как же это чудесно, что вы все же пришли в себя! Как это замечательно!
      Доктор Соренс сидел на стуле, закинув ногу на ногу, сдержанно улыбался и постукивал себя пальцами по колену. Он, по-видимому, тоже был очень рад.
      Прошло около часа. За это время в палату к Сэмуэлю заходили многие. Некоторые поздравляли его, справлялись о его самочувствии, интересовались планами на будущее. Некоторые же подолгу вглядывались в его лицо, старательно ощупывали всего, проверяли показания приборов, качали головой и молча исчезали за шторкой. Исчез и беспокойный доктор Штирт. Затем удалился и сдержанно молчаливый, но приветливый доктор Соренс.
      Тихонько пищал кардиомонитор, отключенный от пациента, но не от сети. По его экрану тянулась бесконечная прямая линия электрокардиограммы. Беспрестанно мигал красный огонек тревоги. Окна были открыты, и в палату лился чистый свежий осенний воздух. Он разогнал стерильные больничные запахи и наполнил палату запахами настоящей жизни. Жизни, которая неслась за окном в безудержном диком ритме, и в которую в скором времени предстояло вернуться очнувшемуся от долгого сна Сэмуэлю Кларенсу.
      Он долго наблюдал в окно за гуляющими по двору больными. Кто-то из пациентов сидел на лавочке и мирно беседовал с друзьями и близкими, пришедшими навестить их, кто-то бродил в одиночестве, наблюдая за первыми признаками приближающейся осени.
      Кроме тихого больничного дворика ничего не было видно из-за деревьев, окружавших больницу плотной живой стеной. Было лишь начало осени, и листья еще не облетели, они только чуть-чуть пожелтели и покраснели, словно оставило на них свой теплый след уходящее в зимнюю холодную даль солнце. Природа засыпает, уходит в зимний сон, долгий и безмятежный…
      Сэмуэль вздохнул полной грудью, наслаждаясь прохладным воздухом, полным осенних ароматов, и отвернулся от окна. Сегодня он возвращается, сегодня он вернется к своим близким…
      Наступил вечер. В темном холодном небе сверкали не менее холодные звезды. Сэмуэль стоял на ступеньках и боялся сделать первый шаг. Первый шаг к новой жизни. Да, именно так. Не возвращение в старую жизнь, но переход в новую. Ему еще предстоит узнать, что же изменилось за эти пять лет в мире, принять эти изменения, если они, конечно, были. Пять лет – это не десять и не двадцать, но, тем не менее, это большой срок…
      – Пойдем, милый, пойдем.
      Супруга взяла Сэмуэля под руку, и он осторожно, стараясь не оступиться, стал спускаться вместе с ней по лестнице. Первая ступенька, вторая, третья… Смешно, наверное, он выглядит со стороны. Он ведь не разучился ходить, но что-то все равно мешает делать шаги. Ноги ослабли после долгого сна. Странное ощущение, но приятное. Словно заново вспоминаешь позабытые за ненадобностью способности, умения, и осознание забытых возможностей приходит легко, воссоздавая в памяти знакомые образы и связанные с ними значительные события. Приятные события.
      Как же хорошо вернуться домой после долгого отсутствия, особенно если тебя здесь ждут и помнят! Хорошо, что Кристина рядом. Сэмуэль посмотрел на супругу.       Моя милая Кристи… Как же мне было без тебя пусто, холодно и одиноко…
      В это время доктор Штирт пил чай с печеньем с доктором Соренсом.
      – А знаете, коллега, почему этот человек воскрес? – спросил доктор Штирт, обмакнув печенье в кружку с чаем, и довольно причмокивая губами, обсасывая его.
      – Почему?
      – Потому что мы подобны Богу. Мы даруем людям жизни.
      – Вы думаете? – с сомнением произнес доктор Соренс.
– Я уверен в этом, – твердо сказал доктор Штирт. – Пускай мы и не властвуем над душами человеческими, но тела, эти бренные и несовершенные оболочки – это наша компетенция и наша главная работа. И поэтому люди, во всяком случае в этой жизни, находятся целиком в нашей власти.
      – Но Кларенс очнулся самостоятельно, – напомнил Соренс. – Лично я даже не ожидал от него этого.
      – Полноте! – махнул пухлой рукой доктор Штирт. – Он обязан нам жизнью, признайте это. Если бы не мы, не наша больница, этот человек сейчас, возможно, танцевал бы менуэт с ангелами в раю. Или жарился на сковороде в аду. Это уж как повезет, – развел руками доктор Штирт и улыбнулся.
      – Как заслужил, – мрачно проворчал доктор Соренс, прихлебывая горячий чай.
      – Что? – не понял доктор Штирт.
      – Не как повезет, а как заслужил. Рай и ад достаются не по воле случая, а по выбору человека, – пояснил доктор Соренс. – Что выбрал в этой жизни – за этот выбор и будешь расплачиваться в последующей.
– Ах да! Вы правы, вы абсолютно правы. Хотя, если честно, я в эту чепуху с раем и адом не верю.
      Доктор Штирт обмакнул печенье в чай и съел его, смачно причмокнув губами. Красное лицо его расплылось в довольной улыбке.
      …Сэмуэль с супругой возвращался домой. Они шли по тенистой аллее, и яркое солнце мелькало меж ветвей и золотыми лучами, прорвавшимся через густую листву, хлестало по лицу и глазам. Сэмуэль зажмурился, и уголки губ его поползли вверх. Он посмотрел на супругу. Кристина заметила его взгляд и улыбнулась. Сэмуэль улыбнулся ей и взял ее ладонь в свою, крепко сжав пальцы. Все было хорошо в этой жизни. Он вернулся, его ждали. Его ждали всегда.