Мой Nemo

Ты слышишь звук жестянки, консервной банки?
Это моя душа.
Она когда-то была подводной лодкой. И плавала в больших морях. И я жил в ней как капитан Немо в своем "Наутилусе". А теперь душа умещается в руке, в кармане, она удобна для транспортировки и предназначена для походов, а главное, для долговременного хранения. Лежит себе в пыли кладовки, такая же темнота в ней. Раньше я знал об устройстве души многое, теперь же не знаю и малого. А может, она пуста? Но даже, как известно, всякой консервной банке приходит конец (прости меня за плоский афоризм). А на моей – и более того, стерся срок хранения. И если что-то в ней было, не представляю, и знать не хочу, во что превратилось. 
Эта игра появилась в детстве, когда я стал самостоятельно приходить домой со школы, когда я стал один заезжать так далеко – в школу и обратно. Маленький, я в неосвоенных просторах розовых домов. Дома еще довоенного времени: маленькие, розовые, с ромбиками окон в подъездных проемах. Я недавно прошелся по этой дороге: от остановки до школы было полчаса нетерпения. Это много. А в детстве я знал, догадывался об этой огромности пространства. И тогда оно не измерялось ни нетерпением, не усталостью, ни скепсисом жизни в окраинном районе.
Я точно помню день, когда пространство вокруг меня обулось, нет, оно закруглилось, покрылось броней. Металлом перегородок. Оно стало замкнутым, вмещавшим весь мир. Но главное, дорогу от школы до дома. А все остальное – маршруты моих путей – превратилось в прозрачные переходы по бронированным отсекам моей субмарины. Я смотрел на троллейбусные провода, вызывая старенький желтый или красный "троллик" из-за поворота, и он, по моему немому вызову, останавливался на остановке, когда я к ней подходил. Приходилось, бывало, нагонять его, закинув за спину сумку с учебниками, но недаром я занимался спортом. Это тоже входило в общеобразовательную программу моей игры и жизни
На этих путях я познакомился с моим капитаном. О да, с самим Nemo. О как я болел этой встречей. Я весь давился собой, словно плод своим соком. Это была первая встреча с самим собой. В зеркале, которое родилось вместе с детскими книгами, в которых был почерк моих выдумок.
Я смотрел на небо, сквозь двойные жилы моей связи, на обшивку моего Я, моего огромного тела, которое, маленькое, спешило домой, чтобы в три часа двинуться на тренировку. А потом, в радужных обводах вечерних фонарей, вызванных двухчасовым пребыванием в хлорной воде – и это не метафора, а плавание – пространство уплотнялось до меня одного, и я уже не замечал моих товарищей, сливавшихся с тенью можжевеловых тропинок. Я покачивался от усталости, но это был шторм за двадцать баллов, мерно покачивавший мою подлодку на немыслимой глубине. Вот спасение. Вот одиночество. Как я его лелеял
Зажигалась лампочка обиды, раздавалась тревожная сирены. Это означало всплытие. Предстояла стычка с неприятелем или долгий рейд на чужую территорию ради освобождения целого народа. Народа-друга. Возвращался, как правило, подбитый. И снова – погружение, верное, единственное, сладостное погружение в одиночество, в книги, в душу.
Nemo меня не жалел, но понимал. Немо отвечал на мои жалобы. Незримо следил за всем моим путем в недрах его лодки. Мое прохождение, каждый мой шаг и движение руки фиксировалось невидимыми для меня приборами, но как я их чувствовал, ощущал каждым волоском. Прошибал пот от напряжения.
Однажды Nemo исчез. Теперь в нынешних звуках сплющенной временем консервной банки я не могу уловить его гордой походки, осанки, не могу уловить былого остова корпуса Наутилуса. Вся эта игра в какую-то мою мысль, затесалась в уголок сознания, и сейчас, при помощи компьютера я не могу ее опознать и выловить обратно. Мечта моя растворилась, просочившись на свою родину, в свою подлинную стихию.
Я сейчас живу в пустынной стране, в горной местности, с древним народом, никогда не имевшим флота. Обросший бородой старпом, когда руливший целой жизнью, теперь забывает голос муз, музыку своей тоски. Единственная связь с родиной – костры на берегу, которые жгу по привычке, втайне не желая встречи с давними призраками. Здесь, на земле, я научился добывать огонь и привык к боли, с которой нынешние контуры реальности натирают мне ребра.

пятница, 5 декабря 2003 г.