Ангел

                Ангел же сказал ей: не бойся,   Мария, ты обрела благодать у Бога, и вот: зачнешь во чреве, родишь сына...
   (Евангелие Луки. Гл.1, ст.30-31)

Анна сидела на берегу реки, обхватив руками колени, и опустив голову. Сидящую на траве женщину окружали плотные заросли прибрежных кустарниковых ив, грустно склонивших свои руки-ветви к воде. Но в их густой шевелюре прыгали и переговаривались на своем звонком языке птицы. Воздух был прозрачным, но густым, полным всевозможных звуков, запахов и образов природы. В зеленой траве, уже опаленной жарким дыханием солнца, копошились желтые, зеленые, бурые букашки, сновали туда-сюда вездесущие муравьи, весело и задорно подпрыгивала микрокавалерия – армия кузнечиков, мелькали лакированные спинки стрекоз, монотонно стрекотали цикады. Эфир тихо звенел на разные голоса, предоставляя каждому легкокрылому музыканту право исполнить свою бессмертную партию.
Небольшая маловодная река тоже не могла похвастаться абсолютным покоем и безмолвием. Справа, в прибрежных зарослях камыша властвовали лягушки. Одни из них были полностью погружены в прохладную воду, выставив наружу только любопытные, внимательные глаза, другие сидели на жестких листьях немногочисленных кувшинок или возлегали на плотном слое водорослей. Время от времени они, выследив долгожданную добычу или устав сидеть на жарком солнце, иссушающем их нежную буро-зеленую кожицу, пролетев высокой дугой по воздуху, плюхались в воду своим тяжелым телом, поднимая целый веер мутных брызг. Середина реки, покрытая чуть заметной рябью – игрой легкого ветерка и течения воды – то там, то здесь расходилась кругами от выныривающих рыб, охотящихся за насекомыми. Иногда слышался звонкий всплеск крупной рыбы. Тогда можно было заметить ее тело, сверкнувшее в воздухе темным серебром.
Этот праздник жизни мог не заметить только абсолютно равнодушный человек. От резкого диссонанса настроения природы и души Анне было еще мучительнее и больнее. Это место на берегу манило, звало ее, и она ежедневно приходила сюда, не имея сил противиться магии реки.
Маленькая  голубая стрекоза доверчиво опустилась на руку неподвижно сидящей женщины, но та ее не замечала. Воспоминания накатили тяжелой волной.
В тгот июньский день ее сын, десятилетний Сережка, вместе с ребятами побежал купаться на речку. День был жаркий. Как и его деревенские товарищи, мальчик хорошо плавал и нырял. Сережка забежал предупредить Анну, что идет на речку, чтобы она не волновалась, куда он пропал. Видно понимая, что кроме него ее никто не пожалеет, сын был всегда внимательным и заботливым к матери.
Как же ей не хотелось его тогда отпускать! Придумывала причины для отказа. Но Сережка стоял, канючил, упрашивал, заглядывая своими большими серыми глазами прямо в душу:
— Мамуль, ну что ты? Ребята меня ведь ждут!у нас ведь камера накачана! Не волнуйся.
Сдалась, отстурила: «не могу же я его всю жизнь за руку водить», вслух сказала:
— Ладно, ступай. Только смотри, осторожно там! - а сердце тревожно сжалось, отчего-то долго стояла и смотрела вслед убегающему с друзьями Сережке, пока те не скрылись за поворотом.
Пришел на обед Степан – побежала кормить мужика, у которого глаза уже излучали веселые искорки – признак того, что он «принял на грудь».
— Что жрать сегодня? – только и поинтересовался. Про сына отец даже не спросил. Анне иногда казалось, что он уже давно забыл за своим главным увлечением ее и сына, они словно стали просто предметами сельского интерьера, дополняющими его однообразную жизнь.
И к поросятам и к корове муж уже давно не подходил, все лежало на хрупких плечах Анны. Оттого и состарилась она раньше времени. В зеркало уже старалась не смотреть. В свои тридцать была измотанной делами, истерзанной постоянными пьянками Степана и полным его равнодушием к своей семье и своей жизни, которую он губил собственными дрожащими руками.
Анна посмотрела на свои обветренные натруженые руки, потрескавшиеся от работы в огороде и поле, покрытые морщинками с вьевшейся глубоко грязью, которая ничем уже не отмывалась, вздохнула. Отчего так тяжело, до тошноты, на душе, словно камень неподъемный кто на грудь положил? Смутная тревога не отпускала сердце. Анна проводила за калитку степана и вернулась к своим повседневным делам, но все валилось из рук.
Женщина вышла на улицу с тазом свежевыстираного белья, когда у калитки послышались торопливые шаги, и мальчишеский голос, задыхаясь, позвал ее:
— Теть Ань, тебя там зовут... у конторы!
От неожиданности и какого-то смутного беспокойства Анна выронила таз, белье покатилось в пыль.
— Тьфу ты, оглашенный! – всплеснула руками женщина, но тут же забыла о белье, - Кто зовет-то?
— Председатель... и другие, - мальчишка махнул рукой в сторону конторы, отводя глаза. Было что-то в его облике, не поддающееся логическому осмыслению, но кричащее, что ей нужно спешить.
Не говоря ни слова, как была в стареньком залатаном халатике, Анна бросилась бегом к конторе. От какого-то непонятного волнения кружилась голова, все расплывалось перед глазами, только мелькали где-то по бокам, быстро уходя вдаль, деревянные штакетины соседских заборов, ярко-зеленая листва слив, черемух, да ярко-желтые всполохи цветущего катрана. Как сквозь сон она видела расплывающиеся лица односельчан, слышала чьи-то взволнованные голоса:
— ...там, на берегу...
— Утоп, малец!
— Анькин малый...
Она бежала и бежала, уже совершенно выбившись из сил, не умом, а сердцем, только лишь подсознанием, чуя беду как зверь, понимая, что она поджидает ее где-то у реки. Из груди вырывались не то всхлипы, не то вскрики. В голове только одна мысль время от времени пробивалась сквозь тугую, вязкую пелену: только бы хватило сил добежать! Нелепо взмахнув руками, Анна упала. В ту же секунду поднялась и побежала дальше, не замечая ни крови, сочащейся  с ободранных локтей и колен, ни потерянных тапочек.
Страшная мысль уже успела сделать свое черное дело: из подкорки она коварно пробралась в глубину, не оставляя женщине шансов на спасительную надежду. На мгновение несчастная обезумевшая мать резко остановилась. Сережка? Утонул? Нет! Неправда! Они все врут! Они просто не поняли!
Она вновь ринулась к реке, страшно закричав ослабевшим, срывающимся голосом:
— Сережа!
Внезапно взору ее открылся песчанный берег реки, на котором небольшими группками стояли люди. Между ними, на песке в центре Анна увидела распростертое тельце сына. Она бросилась к нему, упала рядом, обхватила руками, и начала трясти:
— Сыночек! Сереженька, вставай! Сынок! Открой глаза!
Кто-то из женщин, не выдержав видв страдающей матери, потерявшей свое единственное дитя, всхлипнул, кто-то жалостно запричитал.
Мужчины подошли к Анне:
— Не надо, Ань, не тревожь... Умер он.
Непонимающим взглядом женщина обвела кругом, и страшный вопль невосполнимой потери пронзил звенящую напряжением тишину...

Каждый день Анна приходит теперь на берег реки, отнявшей у нее сына, смотрит на воду, вспоминает. Нет больше ее единственной кровиночки, ее любви и надежды. Да есть ли Бог на свете? Зачем же он моего милого мальчика, ангела забрал?
С мужем, который после потери сына стал все чаще заглядывать в бутылку, постепенно стали отдаляться друг от друга. Степан винил жену, что не углядела за пацаном. Анна же сгибалась под тяжестью двойного груза: вины и потери.
Когда скорбящая мать после очередной ссоры с мужем вновь пришла на место гибели единственного сына, волна отчаяния захлестнула ее. Упав лицом в мягкую траву, она плакала, пока не лишилась сил. Только одна мысль тоненьким ручейком заструилась где-то глубоко, но вот он становится все шире, полноводнее, разливается по всему ее существу: река примет ее в свои тесные объятия, поглотит всю боль без остатка, и на том свете, если он только есть, мать соединиться с любимым сыном. Да, это единственный выход из нескончаемой тоски и боли!
Что-то теплое коснулось руки женщины, она нехотя подняла заплаканные, непросыхающие от слез глаза, резко села. Перед нею в лучах света стоял высокий человек в белом. Он положил невесомую руку на плечо Анны и сказал, хотя губы его при этом не шевелились:
— Недоброе ты замыслила.
— Откуда вы... – попыталась спросить женщина, но он мягко перебил ее.
— Не надо этого делать. Бог не оставит тебя. Он вернет тебе сына.
Анна хотела спросить: когда? как? Но человек в белом исчез. Его нигде не было. Женщина поднялась, оглядываясь, пытаясь увидеть его, но бесполезно. Человек исчез. Но у Анны осталась надежда, которую он поселил в ее душе.
После посещения доброго ангела, как она про себя его теперь называла, Анна, которая все тридцать лет была ярой атеисткой, начала ходить в церковь.

Летнее утро было солнечным и приветливым. На полу палаты устроился большой солнечный зайчик. Лицо Анны было озарено счастливой улыбкой. Крошечный сын, словно маленький ангелочек, лежал у ее груди, полной молока, смешно почмокивая крошечным ротиком. Какой же он еще маленький! Все у него впереди. Он проживет счастливую жизнь, за себя и за брата.