Искусство требует жертв

- Да вы берите пирожные! – угощал Цханишвили своего необычного актёра.
- Спасибо, - благодарил актёр режиссёра. – Я кофейку только попью. Годы уже не позволяют сладким увлекаться.
Не зная, как ещё выразить восхищение гостю, Цханишвили путался в словах:
- Вы знаете, неспроста терпел я все эти горести… лишения. Все эти годы! Я ведь знал, что и у меня найдутся родственные души!
Насчёт горестей и лишений кинорежиссёр Самсон Цханишвили особенно не преувеличивал. Жил он действительно довольно трудно. Несмотря на грузинскую кровь, которая так помогает человеку в кинематографе, Цханишвили не блистал талантом. Но бросить искусство, которое любил до безумия, он не согласился бы ни за что. Снимая рекламные ролики и короткометражные постановки для телевидения, он ждал своего часа и, похоже, дождался. Ему заказали съёмку исторического фильма с большим бюджетом, который он тут же истратил на добротные декорации и костюмы. В упоении Цханишвили командовал на съёмочной площадке, забыв обо всём, пока не получил предложения, которое повергло его сначала в изумление, а затем – в восторг. Его фильм будет увенчан таким бриллиантом, о котором он даже не смел мечтать! Даже во сне не мог этого увидеть! Исходило предложение от актёра, которого Цханишвили теперь угощал кофе.
- Спасибо, Самсон Георгиевич, спасибо, - сказал актёр, отказавшись от дополнительной чашки. – Вы, кстати, меня переоцениваете. Гораздо большего восхищения и уважения заслуживаете вы, как режиссёр, понявший меня. Иному болвану и предлагать-то бессмысленно: даже не поймёт, о чём я говорю.
Цханишвили мстительно засмеялся, вспомнив о своих более удачливых коллегах.
- И многим вы предлагали? – почтительно спросил он.
Актёр спокойно улыбнулся:
- Нет. Предлагал немногим. Только тем, кто наверняка оценит меня. Вы сразу мне понравились.
- Спасибо, спасибо, - сказал польщённый Цханишвили. – А вы во многих лентах снимались?
- Да сотнях в двух, считая эпизодические роли. А если вы моё амплуа имеете в виду, то всего в двенадцати. Два раза - во Франции: в «Жерминале» и в «Трёх мушкетёрах». Ваша картина будет тринадцатой.
- Ну, насчёт «Мушкетёров» понятно, а в «Жерминале»... А, помню! Молодой маркиз?
- Да-да, - кивнул актёр. – Маркиз де Булегар. В исполнении Мишеля Фоти, царство ему небесное.
Цханишвили помолчал, затем посмотрел на часы.
- Двадцать минут. Ну что ж, идёмте? То есть – прошу!
В съёмочном павильоне режиссёр и актёр расставили реквизит, настроили освещение, установили камеры и провели последний инструктаж операторов.
- Хоть бы получилось! – волновался Цханишвили. – Непрофессионалы ведь.
- Успокойтесь, - чарующе улыбнулся актёр. – Со мною всегда все волнуются, и всё в итоге получается.
Пискнули электронные часы. Цханишвили посмотрел на них: 01:00. В дверь павильона постучали.
- Входите! – крикнул Самсон Георгиевич.
Вошёл худощавый молодой человек. Увидев пустой павильон, он удивился:
- Я опоздал?
- Нет, - ласково улыбнулся Цханишвили, - к часу, как и договаривались. – Уж простите, что днём не смог найти для вас времени, но кого-то приходится снимать даже по ночам, до того не хватает времени.
- Ничего, - успокаивающим тоном ответил молодой человек, - я ведь днём тоже мог быть занят. Где мой костюм?
- Да вот он, голубчик, вас дожидается. Партнёр ваш уже переоделся
И Цханишвили сбегал к пожилому актёру, проверить, как на том сидят куртка, штаны и ботфорты.
- Гримёров-костюмеров я уже отпустил, - суетился Цханишвили, посадив молодого актёра перед зеркалом, - так что я вас сейчас сам подгримирую.
Юноша с уважением кивнул. Отпустить подчинённых отдыхать и работать ночью самостоятельно: это поступок достойный не режиссёра, но Режиссёра. Цханишвили быстро и профессионально попудрил лицо молодого человека, подвёл его к камерам и представил пожилому актёру.
- Вот, господа, прошу друг друга любить и жаловать, ибо вы сегодня партнёры по эпизоду, - засмеялся он. – Ну, начинаем.
Усевшись на своём режиссёрском троне, он скомандовал:
- Приготовились!
Старый актёр надел колпак палача.
- Мотор! Приговорённый, на вашем лице маска страха!
Юноша послушно подошёл к плахе и опустился на колени.
- Замечательно! Опускаем голову!
Юноша всё так же покорно положил шею на плаху.
- Палач!
Пожилой актёр взял топор с остро отточенным лезвием, поднял его над головой и мощным ударом отсёк голову юноши.
- Камеры 1 и 2 – на голову, камеры 4 и 5 на труп! – заорал весь вне себя от возбуждения режиссёр. – Снимаем, ребята, снимаем! Стоп! Снято! Всем спасибо!
Затем Цханишвили соскочил со своего сиденья, и бросился пожимать руку палачу.
- Браво!!! Маэстро!!! Какое движение!!! Ни малейшей ошибки!!! Верю!!!
Сняв колпак, старый актёр улыбался:
- Нет, Самсон Георгиевич, это вы – маэстро! Именно вы приняли решение снимать натуру, а не муляж. И ваш фильм обречён на успех, уж поверьте мне старику!
- Спасибо, друг мой! Теперь лишь бы камеры не подвели! Ах, проявить и посмотреть: жду, не дождусь!
- Не подвели камеры, - говорил палач. – Это у компьютерщиков бывают сбои. Они же – мошенники. Шарлатаны. Делают фальшивые смерти из ничего. А наша муза этого не любит. Зато вам она будет покровительствовать. Не подвели камеры, я знаю.
- Я только из-за мальчика переживаю, - признался Цханишвили. – Жаль будет, если окажется, что напрасно парню голову отрубили. Всё-таки, немного нечестно, что мы его не предупредили. Да, впрочем, что это я за чушь несу…
- Вы уж не беспокойтесь, - мягко сказал актёр. – Я ведь уже говорил вам, что в людях разбираюсь. И его я тоже выбрал не случайно. Была в этом пареньке такая же страсть к кино, как и в вас. Думаю, он нас оттуда простит. Он знает, что искусство требует жертв.

2003