Я, он и помело

Его глаза сияли нежно-зеленым из-под темных бровей, его роскошные каштановые кудри просто манили запутаться в них. пальцами и пропасть, пропасть навсегда!. Его мужественный подбородок и высокие скулы с медовым загаром вызывали во рту любой нормальной женщины ощущение поцелуя... Его стальные мышцы выпирали буграми из-под футболки.  Да, он выглядел героем дамских романов во плоти. Казалось, что на весь автобус остался один единственный, только этот мужчина возле кабины водителя - так ощутимо сфокусировались накаленные женские взгляды. Он, однако, сноровисто и улыбчиво перемерив глазами всех прочих  пассажирок, отобрал для дальнейшей пробы сил… о, меня!. 
Здесь, наверное, для полноты картины я должна кое-что и о себе сказать. С зеркалом у меня сложились вполне приятельские отношения. Причиной тому -  волнистые волосы цвета спелой пшеницы, большие серые глаза с длинными ресницами, хорошая фигура. Говорят, мы очень похожи с Венерой Ботичелли. И эта моя ангельская, но чуть-чуть повеселее, внешность провоцирует порой  забавные ситуации с теми мужчинами, которых Бог умом обидел... К тому же характер у меня вовсе не ангельский, а как раз наоборот.
 Вернемся к пассажиру автобуса, который был все же поразительно, на редкость красив, и я любовалась им - как произведением искусства: мечтательно так таращилась, приоткрыв рот. И это, к сожалению, с его стороны не осталось не замеченным. Почему к сожалению? Потому что думал он обо мне примерно следующее:
- О, вот еще одна дура на меня запала. Но какая!... Да, надо бы заняться, раз уж стоящая телка клюнула . А что, нормально, я ж такой симпатичный! - Тут его просто захлестнул священный восторг. - Я просто супер, уж точно ! Не зря на меня эти курицы, как мухи на мёд, липнут!  Ну, давай, иди сюда скорей! А то я в парикмахерскую тороплюсь.
 Мне стало как-то не смешно, муторно как-то стало. И я ... Впрочем не я, а рой громадных зеленых мух выполнил все его сокровенные желания. Правда, некоторые наиболее чувствительные пассажиры на ближайшей остановке начали выскакивать из автобуса, зажав пальцами носы и оглядываясь с омерзением на вопящего «супера». Впрочем, продолжалось все это действо не более трех минут.
- Понял теперь, что мухи липнут не только на мед? Не забудь, драгоценный мой! - тихо сказала я ему на прощание, ликвидировав противный запах и гудящий рой.
Вы меня правильно поняли? Да, я умею читать мысли - иногда, под настроение. Не все,  правда, а только те, которые приходят «к основанию языка» , готовы сорваться, но остаются не озвученными. Когда я пытаюсь сотворить этот номер с моим дорогим муженьком, все кончается обильным и лавинообразным таянием меня. Может быть поэтому мне и нужен только он - мой ненаглядный, мой желанный? Я так люблю его, но мы так редко бываем вместе! Его командировки привели к тому, что дети не уверены, есть ли у них папа. Но я безумно люблю его : умные глаза, серебристо-бархатный голос, сильные ласковые руки,.. всегда добрые шутки и понимающее молчание...  Конечно, и мне иной раз хочется чего-то стабильного, безмятежного!...Но ведь он - тот единственный мужчина, чьи мысли милы мне всегда.
И еще, должна признаться, я умею «дарить» мысли. Когда муж просит меня объяснить, как я их «дарю», единственное, что я могу - так это показать, КАК я люблю его. В такие моменты он может, например, оказаться повелителем гарема, где двадцать красавиц готовы зарезать друг друга за одну ночь со своим возлюбленным хозяином. И у всех у них - блондинок, брюнеток и рыжих -  мое лицо и мои нежные руки , будьте уверены. Сначала он над моими фантазиями посмеивается, но потом заводится так, что мне этого хватает на всю следующую неделю его командировок...изредка на две. А дальше я начинаю злиться и обижаться на жизнь. Я не одинока : у меня дети, родители, подруги. Только мне обязательно нужен он, иначе мир начинает терять краски - постепенно и пугающе.
Как-то раз через семнадцать дней после его очередного «временного убытия»(а это уже серьезный срок) я возвращалась ночью от подруги : был выходной, детей забрала погостить мама, и мы заболтались. Цвела сирень, пели влюбленные птички, а мне хотелось плакать. А троим, пировавшим в аллее юношам,  хотелось развлечься.  Вот и вывели меня из задумчивости, налетели, как стая длиннолапых вонючих обезьян. Кого боятся обезьяны? Эти немедленно получили в объятья двухметровую очковую кобру и забыли, что хотели с кем-то о чем-то «договориться». После этого я  могла бы легко уйти, но мне жутко не понравились их мыслишки. Те, что были до змеи. Оказалось, что для них это был уже привычный способ развеять скуку . Девушек, женщин, становившихся жертвами, они так запугивали, что ни одна так и не пожаловалась куда следует. Помог мальчикам на этот раз достойно завершить свою впечатляющую карьеру наряд милиции, который  вначале долго пытался понять их истерические вопли и заикания о женщинах и змеях, а потом просто вызвал бригаду из психбольницы. И уже врачи  - внимательно, с профессиональным интересом, неоднократно выслушали каждого пострадавшего - все одни и те же леденящие душу истории про кобру. Это даже, вроде бы, в медицинскую литературу вошло. Не только как новый  - групповой - вид бреда при белой горячке, но и как необычный случай проявления последствий приступа этой болезни. Змея-то, оказывается, жалила мальчиков не смертельным ядом, а нервно-паралитического воздействия. Причем паралитического не вообще, а местно – тихо ликвидировала, так сказать, исходящую угрозу женскому полу… Я постаралась хорошо, но медицина нынче развивается быстро, может их когда и вылечат..
. Откуда у меня такие способности? Кто я? Часто думаю, об этом, пытаюсь что-то вспомнить, но тщетно. Меня, говорят, нашли на железнодорожной станции - голодную маленькую оборванку около трех лет отроду. Но дальше все складывалось прекрасно. Приемные родители ничего особенного за мной не замечали, да они у меня просто замечательные - сами всегда понимали мои порывы и стремления, зачастую без слов. И в  школе мне повезло: у нас был такой дружный класс, такие чудесные учителя, что мой характер жил себе спокойно и мирно. Правда, история моего замужества была несколько необычной… Но и теперь я становлюсь беспощадной стервочкой только в тех редких случаях, когда нужна самозащита. Однако же я все чаще стала задумываться о том, что могу когда-то и ошибиться  в  оценке намерений человека, могу перестараться в выборе «меры пресечения»,- пребывая в растрепанных чувствах или сгоряча. А когда я чаще расстраиваюсь? Ну конечно же, когда мой любимый в отъезде.
Значит надо что-то предпринять для того, чтобы он уезжал пореже или вообще прекратил свои командировки? Да, но ведь у него такая работа!.. Но разве дома у него не остается без присмотра этакая бомбочка непредсказуемого, хотя и не смертельного, действия, которую лучше бы совсем обезопасить? Думала я так, думала и надумала все же что-нибудь предпринять.
Однажды просыпаюсь я утречком рано, а он уже стоит одетый - даже в шляпе и с чемоданом.
- Уже поехал? - спрашиваю, усаживаясь на кровати.
-Да , - отвечает, - поехал.
А сам смотрит мимо меня, взгляд у него уже в командировке. И так меня, сидящую перед ним такую всю теплую и нежную, задел этот взгляд, что я решила немедленно действовать. Когда он вернулся через несколько минут, я уже знала, что он опоздал на самолет, хотя и вышел вовремя. Вернее сказать, он пришел в уверенность, что ехать уже поздно, - благодаря моим стараниям. Обругал все наши часы и будильник, который даже сгоряча поломал - оторвал стрелки. Потом снова вышел во двор, а я за ним. Дом наш возле самого леса. Гараж у нас во дворе, под окнами. И вытаскивает он оттуда наше «помело». И садится на него. И улетает. Какое такое «помело», спросите вы? Ну, слушайте.
С виду наше «помело» похоже на снегоход, а не на ведьмину метелку. Собирали мы эту летающую штуку вместе - я и муж. Сначала мне пришла-прилетела в голову идея некоего транспортного средства, непонятного тогда назначения. Мне, для которой все машины отличаются только по цвету или багажнику! Я начала рисовать какие-то эскизы, схемы, не понимая, куда все это может пригодиться. Мой муж-инженер к тому времени уже настолько свыкся с моими выходками и фокусами, что скуки  ради просмотрел мою мазню, надеясь посмеяться от души. И так был поражен увиденным, что даже  решил  кое-что из этого воплотить «в железе».  Я, в меру своих сил, объясняла, что и как должно выглядеть. «Вот эта прибамбасинка должна быть сделана  из легкого металла и заходить за вот эту загогулинку», - говорила я. «А вот этот хвостик проводов должен прикрепляться к вон той гнутой блямбочке, а она должна быть из пластика.» Муж вздыхал и с сомнением крутил головой, но все делал и собирал по-моему. Любопытство было сильнее его.  Когда все было готово, он сказал : « Опробовать буду сам, хотя это совершенно бессмысленно. Столько металла напрасно загубил, столько времени! Дурак я, дурак! » Сел на сидение, что-то где-то  там на пульте нажал, машина вздрогнула и поднялась с места в воздух. Я кричала и плакала от страха, пока он не приземлился, да и ему не сладко пришлось. Он с тех пор и обзывает наш аппарат «помелом» и ненавидит на нем летать - пользуется только в крайних случаях. Никому не рассказывает, не показывает, и мне строго-настрого запретил. А я люблю полетать, только вечерами, правда, когда в соседних домах людей от теле-«Поля чудес» клещами не оторвешь , и мне не страшно нисколько : не выше птиц, и слава богу!
Так вот, поднимается это мой муж на «помеле» - ступеньками, как обычно - и улетает от меня в утренних сумерках. А я гляжу ему вслед и думаю : «Лети, мой хороший, лети, мой упрямец! Ничего, еще несколько таких нервных полетов, и ты начнешь думать, как бы устроиться с работой без частых разъездов. Капля камень точит. Надо еще немножко, слегка тебя поуговаривать не бросать командировки - для виду... Да, а если все равно догадается, что его опоздания -  дело моих рук?! Тогда поплачу погорше, выскажу все свои трогательные переживания, - помиримся как-нибудь. Только лучше бы подольше не догадывался... Счастливо тебе долететь, сокол мой ясный!»