Бродский

Бродский

Смешной, неуклюжий, корявый, грубый и совсем не русский поэт. Единственная заслуга этого ловкого и хитроумного Одиссея в том, что он стал многокилотонной бомбой, вдребезги разнесшей затхлый и застоявшийся мирок тогдашней литературы. Все сразу захотели получить Нобелевскую премию и стали писать под Бродского. Эпигонов его было и есть столько, что они уже, вероятно, могут составить конкуренцию эпигонам Есенина, а это впечатляет. Славу Бродскому выковали руками глупых советских чиновников, которые клюнули, осудили и посадили. Есть фотография, на которой сосланный Иосиф Бродский с задумчивым лицом картинно сидит возле покосившейся изгороди и затягивается сигаретой: Кюхельбекер в Сибири… На скамейке возле – пачка. Прекрасно видно, что это «Лаки Страйк». Неплохо для советского ссыльного в начале семидесятых? Интересно, что там еще приходило  в посылках и бандеролях на его имя, собранных «мировой прогрессивной общественностью»?..
Из бесчисленных виршей этого поэта, может быть, останется десятая часть, может быть, чуть больше. Ну «Римские элегии», ну «Осенний крик ястреба», - несколько больших и малых стихотворений. Там, где человеческая боль и лирическая стихия побеждают пресловутую и довольно скучную «диктовку языка». Остальное достанется специалистам и любителям музейных экспонатов. Так мне почему-то кажется. Лагерь приверженцев Бродского ужасен и велик. Роль же самого великого и ужасного Бродского, которую и до сих пор занимает его тень в табели о рангах, можно определить чем-то средним между Пахан и Бугор. Что тоже довольно смешно, особенно если учесть, что всем этим занимаются люди, считающие себя, вероятно, серьезными и глубокими.
Если попробовать правильно прочитать стихи Бродского вслух, то есть с характерным картавым «р», тут же разбивается вдребезги образ сказочного правдолюбца и диссидента, а предстает кондовый буквоед и эстет, безумно далекий от реальной жизни, а тем паче каких-то там поисков правды, столь дорогих для русского сознания. Весь фокус как  раз в неправильно воспроизводимой просодии и в переизбытке нашей собственной фантазии. Да и глубиной мы его наделяем – собственной.
Влияние Бродского и его команды на русскую поэзию получилось крайне вредоносным и ядовитым. Вся трагедия только в том, что и сам Бродский вышел из недр русской поэзии, причем нетрудно проследить его генеалогию. Тут впору и задуматься о мутациях, происходящих на почве родовых болезней, как мозговых, так и душевных. Впрочем, все поправимо, если только есть желание поправлять. Главное не бояться многочисленных умников, без всякого на то основания приватизирующих поле русской литературы.