Барсучья нора

    Детективная повесть.
                Барсучья  нора.

    История, участником которой мне довелось быть, начиналась в далекие смутные времена начала ХVII - го века, когда на Россию накатывались волны польского нашествия. Польские конные отряды рыскали по деревням и хуторам, грабили крестьян, разоряли и сжигали церкви и монастыри. Эта волна грабежей докатилась и до Вологодских земель. В наших краях орудовал крупный отряд под предводительством знатного по тем временам шляхтича Радомского (по другим источникам Войцеховского). Поляки были хорошо вооружены и быстры в действиях. Они легко расправлялись со сформированными на скорую руку отрядами самообороны и держали в страхе все местное население. Ситуация изменилась, когда из северных районов стали подходить и накапливаться в окрестных лесах группы крепких мужиков, отчаянных и смекалистых. Они с помощью местных жителей следили за мелкими группами поляков и при удобном случае безжалостно их уничтожали. Одну из таких мелких групп с награбленным ими добром северяне загнали в болотистую тайгу, откуда через неделю выбрался лишь один смертельно больной поляк. Его подобрали около нашей деревни и принесли в дом, где жили мои далекие предки. То, что происходило дальше, передавалось из поколения в поколение, обрастая все новыми и новыми подробностями. Вот я и рассказываю Вам все то, что передали мне. Поляк умирал. Он был простужен и сильно покусан каким-то сильным зверем. Потерял много крови и очень ослаб. Больной спал беспокойно и часто бредил. В бреду по много раз твердил по-польски два непонятных слова      «Барсуча канапа», значения которых никто не мог объяснить. В один из дней он очнулся, взял в руки нож и, держа его обеими руками, вырезал на стене по-польски два слова «Вarsucza kanapa» и какой-то знак (как потом оказалось- родовой герб). После этого в сознание больше не приходил и, когда его разыскали поляки с тем, чтобы взять с собой, он был очень плох, а им надо было быстро уходить и его оставили у нас. Моим предкам поляки в благодарность за уход  оставили много добра, которое потом нашло своих прежних хозяев, а поляк вскоре умер и был достойно похоронен на сельском кладбище, унеся с собой большую тайну. То, что тот поляк знал, где спрятаны награбленные ценности, ни у кого не вызывало сомнения. Но где?  Эта загадка не давала покоя очень многим людям, пытавшимся ее разгадать. Поляки, которые хотели увезти больного, тоже много раз пытались с ним поговорить, но он уже не мог ничего сказать. Они пытались расспрашивать его и моих предков об этом, но, видать, тоже напрасно. А надпись на стене их главный срисовал и велел стесать топором, но не успел проследить за исполнением, ввиду скорого бегства. С тех пор много раз дом перестраивался, но это бревно с плоской отесанной стороной снова укладывали в стену и надпись на польском языке стала родовой реликвией. Неугомонные кладоискатели уходили в лес на поиски, но назад никто не возвращался. Говорили о каком-то гиблом болоте, в котором тонули искатели клада. Шли годы, годы складывались в века, но древняя тайна никому не хотела отрыться и передавалась из поколения в поколение. Мне ее рассказала моя бабушка и я с малых лет всегда ходил с матерью в лес, когда начинался сенокос. Пока она с моим братом косила траву или убирала сено, я ходил по лесу, собирал ягоды и грибы и все надеялся найти то, что хранилось в этом лесу с давних пор. А что хранилось, никто не знал.  Может быть, эта тайна никогда бы и не была раскрыта, если бы не одно случайное совпадение и последовавшая за ним цепь событий, происшедших уже в наше время.
Я уехал из родной деревни в 14 лет после окончания 7-ми летней школы в г. Куйбышев к своей тете и дяде продолжать учебу. После учебы в институте был направлен на работу в г. Липецк  на тракторный завод. В 1966 году от завода был избран делегатом ХV-го съезда комсомола, а когда в этом же году захотел поехать в Югославию по туристической путевке от «Спутника», то меня назначили руководителем группы, как бы уже проверенного человека. В первый же день в Белграде наша группа, размещенная вместе с польской группой в общежитии Высшей партийной школы, участвовала во встрече с югославской молодежью. На вечере мы познакомились с поляками, турмаршрут которых совпадал с нашим, только мы ехали автобусом, а они поездом. В группе поляков большинство было девушек, а в нашей, наоборот. В Сараево и в Дубровнике мы снова были рядом, вечерами пели вместе песни, танцевали, загорали и купались в море. Там, в Дубровнике, было принято, что каждый вечер объявлялся вечером какой- то страны, на котором перед молодежью из 27 стран выступали на эстраде представители этой страны с исполнением своих национальных песен и, обязательно, сербской песни. Пришлось и нам спеть наши песни, а мне сербскую, на их языке - популярную в то время «Дэвойко мала» . Эффект был ошеломляющим! Я сразу стал популярным. К нашему столику подсели поляки из той группы и у нас завязался непринужденный разговор. Рассказывали, кто где бывал, что видел. Поляки очень много поездили и им было о чем говорить. А мы были впервые за границей и рассказывать нам было не о чем. Они прекрасно говорили на английском и русском языках, понимали сербский и болгарский. Было очень завидно и больно за свою языковую неграмотность. Чтобы поддержать разговор, я вспомнил ту деревенскую историю трех  с половиной вековой давности и рассказал ее. Слушали все, затаив дыхание. Те поляки, которые сидели за другими столиками, окружили нас и просили снова рассказать эту историю. А один поляк был особенно назойлив. Он все время пытался узнать название моей деревни, которое я умышленно не назвал. Я сказал, что этой деревни уже нет. А надпись на стене, воспроизведенную мною по памяти,  они мне перевели как «Барсучья нора». На следующий день мы уезжали в Загреб и маршруты наши расходились.  Расставаясь, многие девушки плакали: понимали, что это навсегда.
Месяца через два после поездки в Югославию меня неожиданно вызвали к начальнику Управления госбезопасности Липецкой области. Я шел туда с тревожным чувством: что же я такое сделал не так, как надо, в загранпоездке?  Я полагал, что вызов связан с кем либо из моей группы, но дело было в другом. Он сказал, что мной заинтересовалась польская разведка, и она пытается установить место моего рождения, то есть, название моей деревни. Я понял, откуда дует ветер, и повторил ему то, что рассказал полякам в Югославии. Он внимательно выслушал и сказал, что это все очень серьезно и предупредил меня, чтобы я был предельно осторожен и при малейших подозрениях немедленно лично связывался с ним. Он предположил, что, вероятно, в своих архивах они нашли нечто, подтверждающее ту  историю с поляком, и теперь попытаются выйти на мою деревню с тем, чтобы отыскать этот древний клад. Он попросил меня известить мою мать о том, что возможно в нашей деревне будут визитеры по этому таинственному кладу. Я постоянно поддерживал с ним связь и он сообщил мне, что предположения полностью подтвердились: в Вологодское турагенство вскоре поступил запрос о возможности посещения группами польских туристов нескольких районов области. В числе их был и мой - Харовский. Все становилось на свои места. Поляки какими-то путями узнали название моей деревни. Но я уже был спокоен: контроль за «туристами» был за КГБ.  В деревне поляки получили подтверждение моего рассказа в виде надписи и герба на стене, все это сфотографировали, взяли с собой кусочек от бревна, дали матери много подарков и, довольные, уехали. Обо всем этом я вскоре узнал из письма матери.
    Через год мать продала наш старый дом и уехала  к моей сестре. Связь с деревней  была утрачена.  Лишь мой старший брат Игорь изредка перебрасывался письмами с дальним родственником Борисом из другой деревни. Я из Липецка вернулся в Куйбышев и поступил работать на  завод. Казалось, все затихло. Но, однажды, в одном письме из деревни от родственника, брат просит меня обратить внимание на фразу: «..в вашей деревне купили дом и живут в нем какие-то  охотники, целыми днями бродят по лесу, люди боятся их и в лес ходить перестали». Я почему-то сразу связал появление этих охотников с теми предыдущими событиями. И, как оказалось в последствии, не ошибся.
     Очень захотелось снова в родные края, где я уже не был около 10 лет, увидеть свой бывший дом, побродить по нашему дикому лесу и, возможно, понаблюдать тайком за теми охотниками. Я уже стал готовиться к поездке, написал письмо нашему родственнику, что приеду к нему в гости летом на недельку, как вдруг получил письмо из Липецкого Управления КГБ от моего давнего знакомого. Он предупреждал меня, как бы читая мои планы:  «…Вы ни в коем случае не суйтесь туда, куда Вам так хочется. Там задействованы силы, очень опасные для Вашей жизни». Стиль письма настоящего чекиста, краткий и понятный. Я, конечно, знал о том, что КГБ контролирует поляков, но  знал и другое, как продается информация. Поэтому, неизвестно с кем вдруг придется встретиться в деревне. Несмотря на предупреждение, мне еще сильнее захотелось побывать на родине. Я успокаивал себя тем, что я никуда не полезу, хотя сам же не верил этому.    Готовясь к поездке, вступил в общество охотников и рыболовов, купил короткую бельгийскую двустволку, обстрелял ее по бутылкам, заготовил патроны. В июне я уже был в родных местах.
   Мой северный родимый край встретил меня неприветливо: шли затяжные дожди, везде была непролазная грязь. От райцентра до Кумзера по глинисто-песчаной дороге еще можно было проехать на машине, а дальше до деревни ехать пришлось на тракторе. Если бы не Борис с «Беларусью», то пешком я бы не рискнул идти по такой «дороге». До такого состояния довести эти местные дороги это надо было уметь! Ямы глубиной до метра, колея для трактора такая, что из нее не видно переднего колеса, мостиков через ручьи нет и, когда трактор переезжает какой- либо ручей, то кажется, что мы уже не выберемся оттуда. Даже в тяжелые годы войны и сразу после нее я не видел таких дорог! Лошадей в деревнях сгубили, а тракторами все дороги  изуродовали, ремонтировать же никто не хочет. Но люди были очень приветливы. Многие меня узнавали сразу, многих я узнавал, но с большинством мы были незнакомы. Людей было очень мало: никакого сравнения с временами моего детства. Молодые, кто смог, разъехались кто куда, старики доживали свой век на старых местах. Везде царило запустенье.
Верхом разгильдяйства и безответственности был такой факт: в центре старинной церкви в Кумзере с табличкой «Объект исторической ценности. Находится под охраной государства», вырезан пол, и установлен агрегат для производства  травяных шариков методом обжига травы горящей соляркой и прессованием. Транспортер от агрегата выведен в окно церкви, при этом выломана и расколота фигурная чугунная литая решетка необыкновенной красоты. В церкви чадит это «чудо техники», нанося непоправимый вред старинным росписям на стенах и подкупольных частях. Церковь кирпичная, построена в ХVII веке, нигде не протекает, вот колхоз и позарился на нее, хотя не имеет на нее никаких прав, а местные власти в лице председателя сельсовета должны были пресечь это варварство, так нет: они допустили еще одно -  какому-то дураку взбрело в голову разрушить зимнюю церковь и колокольню на кирпич (нашли быстрый способ добычи кирпича). И, что вы думаете? Местная власть и на это дала добро! Колокольню высотой 72 метра опрокинули! Кладка  разбилась на крупные блоки, а кирпичи не захотели отделяться друг от друга (настолько хорош был раствор), крошились, и пришлось добычу кирпича прекратить и на памятнике архитектуры поставить крест! И все это происходило не во времена гонения на церковь, а в семидесятые годы. Кстати такая же участь постигла в эти годы и колокольню в селе Константиново (родина Сергея Есенина). В Москве после долгих лет забвения  Есенина устанавливали ему памятник, а на его родине рушили колокольню  на кирпич для постройки коровника на другом берегу Оки.  Когда я спросил у экскурсовода, построили коровник-то, она ответила: «Нет». И очень хорошо, а то  смотрели бы туристы с крутояра (любимого места Есенина), на пойму Оки с уродливым коровником в ее центре. То есть вакханалия была порождением системы власти везде. Но, хватит об этом, а то слишком грустно станет. На другой день я  был в своей деревне. Нашего дома уже не было, его разобрали на дрова, как будто деревня в степи находится, а не среди лесов!  Было очень тоскливо.. Ведь столько веков  пережил наш дом при всяких властях и лишь советская его доконала. С нашим домом была связана и моя детская тайна: однажды, копаясь в старых вещах, сваленных в сеннике, я нашел много бумажных денег: царские-то я сразу узнал (во многих домах они были наклеены  на стенах), а вот коричневые, как большие марки, были мне незнакомы. Оказалось, что это «керенки» и видел я их впервые. Самое удобное место хранения я выбрал для них, наклеив на стену, а сверху на них наклеил газеты «Красный Север» (мы тогда были единственными в деревне подписчиками этой газеты). Мать была председателем колхоза и ей была разрешено получать газету. Никому и в голову не приходило, что я хранил  на виду у всех  будущее, как я полагал, богатство. Сюда же наклеил  и  остатки не обмененных денег после денежной реформы 1947 –го года- (красно-малиновые тридцати рублевки). Реформа была столь стремительной (на обмен денег отводилось всего три дня), что те мизерные деньги, бывшие на руках у колхозников, они просто не успели обменять и мне отдавали их спустя некоторое время бесплатно. Таким образом, у меня скопилась хорошая коллекция старых бумажных денег. Теперь ее не стало. Если мои деньги не сожгли вместе с бревнами, то кому-то просто повезло. Не было, конечно, и того легендарного бревна с надписью. Побродив по деревне, поговорив с оставшимися жителями, я, задумавшись, брел по скользкой глинистой дороге в другую деревню к своему родственнику. Шел дождь, капюшон моей штормовки не давал мне возможности смотреть по сторонам, да и дорога не позволяла это делать- нужно было все время смотреть, куда ставить ногу и, поэтому, появление  справа  идущих мне наперерез двух человек с ружьями за спиной, было для меня полной неожиданностью. Они шли напрямую, по пашне и, хотя были еще далековато от предполагаемого места встречи на дороге, я их явно опережал. Видя это, они ускорились и вышли на дорогу, преградив мне путь.  Внешне они очень отличались от деревенских по одежде, да и не охотники они вовсе (охотники не носят ружья стволами вверх в дождливую погоду). Я понял, что это те самые люди, что живут чужаками в нашей деревне. Время было позднее, дорога была пустынна и что было бы дальше, не знаю, если бы не трактор, неожиданно выехавший из- за леска .  За рулем «Беларуси» был Борис - мой беспокойный родственник, выехавший меня встречать. Нас проводили долгими пристальными взглядами. Итак, первое знакомство состоялось! Борис был очень встревожен моим долгим отсутствием и, не выдержав, поехал меня искать. Я был ему очень благодарен.
     На следующий день, как не отговаривал меня Борис, я все равно решил пойти в лес. Мне нужно было знать, где они бродят и разгадать их план. Борис рассказал мне, что эта двойка прибыла недавно, сменив двухнедельное пребывание прежних. И, что проводником у них служит местный охотник из соседней деревни, очень хорошо знающий наши леса. Все это меня не радовало. Нужно было иметь свой план. Проведя бессонную ночь, я придумал, как мне действовать.
    С завтрашнего дня никто в деревне не должен меня видеть: уходить и приходить в деревню скрытно, по-темну. Борис должен через день ходить в магазин за водкой для меня: я в «запое». А мне надо найти место, где можно иногда ночевать в лесу, потому что тратить время на дорогу мне не хотелось.  Я решил самостоятельно произвести обследование нашего леса,  насколько хватит моих сил и отпуска. Лес я любил. Это такой большой и сильный организм, полный тайн и живых существ, для которых лес –это и дом, и средство для существования. Рано утром я уже был на ногах. Недолгие сборы и я с задворок дома уже вышел в свой первый поход в лес. Мой план на сегодня был прост: нужно выйти на то место, где мы вчера встретились с двумя незнакомцами и по их следам пройти в лес, а там видно будет что делать. Это была незнакомая мне часть леса. В детстве я там ни разу не был потому и шел осторожно, боясь заблудиться. Окончательный рассвет ( после белой ночи ) наступил незаметно, так как небо было затянуто тучами, сеял мелкий  дождь. Ну прямо осень, а не начало лета. Временами попадались следы тех двоих, но вскоре я потерял их маршрут и до конца дня не смог попасть на их след. Я наметил на свой первый день в лесу обследование квадрата 2 на 2 км вдалеке от нашей деревни с пометками в лесу и на карте. Ориентируюсь по компасу. Болотистые места обхожу, а порой и иду по болоту какое-то время,  пока не начинается непроходимая топь. Моя цель: обследовать квадрат на наличие барсучьих нор. Как правило,  они могут быть  только в сухих, песчано-глинистых  местах, а таких  мест пока не попадается.  При обследовании одного квадрата прошел около 15 км. Ни одного хорошего дупла, никаких признаков барсуков. Ночевать негде – кругом сырой и неуютный лес. Усталый и недовольный возвращаюсь в деревню. Назавтра тот же самый маршрут в другом квадрате. За три дня хождений в лесу я так и не встретился  с чужаками. Зато в глубину леса я уже заходил на 4-5 км., двигая свои квадраты по дуге все ближе к нашей деревне. На свои хождения по лесу я отвел неделю и если ничего не найду, то с этим и уеду. На четвертый день  я вышел к большому лесному озеру размером около 0,5 х  1 км. Оно было до того красиво, что я даже и сейчас сомневаюсь смогу ли  описать его красоту. Но попробую.
Было еще утро. В лесу и  на озере  было так тихо, что легкий туман, стоящий над озером мохнатыми столбами создавал впечатление, что там, под озером стоит деревня и топит печи, а дым идет сквозь воду. Легкое движение воздуха и эти столбы медленно плывут над озером. Ели вплотную подступили к озеру и, любуясь собою. смотрятся в него и никак не насмотрятся. Озерная гладь не  колышется, только рыба играет и плещется. Одиночные утки и гуси плавают и ныряют - видать с гнезд на кормежку отлучились.
Я тихо двинулся вокруг озера, не нарушая покой и равновесие природы. Вскоре я обнаружил, что из озера вытекает речка, перебраться через которую мне удалось по упавшему дереву. Идя дальше по берегу, я набрел  на маленький  домик, построенный на самом высоком месте берега. Все в домике говорило о том, что здесь недавно жил человек. Был это зимник или домик для постоянного жилья я определить не мог. Видать кто-то не ужился с властями или с семьей и нашел приют  в этом уютном домике, срубленном умелой рукой. Зная обычаи северян не запирать свои дома, когда нет в доме хозяина, а ставить наискосок двери палку, я понял, что дом пустой и решил в нем переночевать. Изнутри дом хорошо запирался, на видном месте лежали  отсыревшие спички и соль. Съестного ничего не было. Сколько лет пустовал дом неизвестно, но не менее пяти.  На стене, около печки висела полка, а на ней несколько книг. Среди них две старинные с медными застежками. На полу рядом со скамьей деревянное корыто для воды и стойка с державками для лучины - ее северяне называю светильник. .Значит тот, кто жил здесь, читал при лучине, а  огарки от лучины падали в корыто с водой. Так было и в моем детстве. Все до боли знакомое, но не забытое. Осмотрев домик на пригодность к ночевке, я всю оставшуюся часть дня посвятил обследованию заозерной части леса по прежней схеме. И снова ничего нового. Я все ближе и ближе приближался к участку леса моей родной деревни, где я бывал в детстве во время сенокосов. После ночёвки в сыром домике, захотелось в деревню обсушиться . Меня к тому же беспокоило и то, что я нигде не пересекаюсь с чужаками. Может быть, они уже что-то нашли, а я тут без пользы шастаю по лесу. В  итоге за пять дней я исколесил по лесу около 100 км и нашел только две старинные книги, написанные на древнеславянском языке вручную. Не  богато. Вернулся в деревню, как обычно, поздно вечером. Обо мне очень сильно беспокоились и сообщили новость: в нашей деревне уже четверо чужаков. Это уже было интересно. Наверное что-то нашли или усиливают поиски, узнав о моем приезде. Дело принимало серьезный оборот.
Я решил    продолжить обследование леса  с самых дальних стожий нашей деревни (стожья - это расчищенная под сенокосы большая лесная поляна с сеновалом для хранения сена около дороги). В этих местах я бывал в детстве. А стожьями их назвали в древности из-за того, что кроме заготовки сена для себя, крестьянин был обязан поставить небольшой стог сена для лесных обитателей: лосей и косуль. Это требование лесников свято выполнялось во все времена. К весне от стогов ничего не оставалось- все съедали лесные жители.  Зимой крестьяне увозили сено, заготовленное летом, на дровнях из сеновалов. Теперь дорога заросла, стожья тоже; сено в лесу никто не заготавливал. Но очертания стожий я все-таки узнавал. Вот «Докукино», а это  «Красавино», за ним «Лужи» и, наконец, «Дегтярня». Дальше было гиблое болото, из которого вытекала  речка «Черная». Дурная молва ходила раньше про эти места: кто болото или речку переходил, тот назад дорогу не мог найти. Проделки лешего. В существование его верили во все времена. И вера эта иногда  подкреплялась. Много любопытных не вернулось домой. Искать выходили всем миром, но никогда не находили. А до болота барсучьих нор  в лесу не было - это я знал еще с давних пор. Если уж искать какие-то норы, то, наверное, там, за болотом и речкой. Через болото, не зная пути, не имело смысла и соваться.
 Поэтому я и пробирался по краю болота, туда, где оно переходило в речку. Местами болото далеко врезалось в лес и приходилось делать большие крюки. Во время очередного обхода такого рукава я увидел следы сапог: прошли два человека. Мне стало не по себе: когда прошли? Вчера или сегодня? А я ведь, поди, тоже наоставлял следов? Что же делать? Идти вперед или назад? Эти мысли мгновенно заставили меня нырнуть вглубь леса и остановиться в раздумье. Размышлял я так: вышел я рано и они меня не могли опередить; направление у нас одинаковое; но почему я раньше не замечал  следов и почему нет обратных следов? Ответ был дан: сегодня я иду первым; а они знают другую дорогу сюда и другую обратно; этот рукав нельзя пройти без следов; вчера их было двое и сюда вышли они совсем с другой стороны. Значит, за речкой они еще не были; лес обследуют тоже по квадратам. Я должен сегодня уйти за речку и не оставлять за собой следов. Хороший следопыт все равно разгадает, но грубых ошибок надо избегать. С этим решением я снова двинулся в путь, далеко обходя вязкие места и, зная, что в лесу я не один и в случае чего, на помощь надеяться не придется. Жутковато немного, но коль так решил, то будь, что будет! В пути я не раз еще видел следы прошедших двух человек, но уже ясно было, что это следы вчерашние. Я старательно обходил эти места и снова выходил к болоту. Наконец, часов через шесть сквозь редкие деревья я увидел на болоте чистую полоску воды, которая постепенно расширялась. Я понял, что это начиналась речка. Долго она была тем же широким болотом, недоступным и жутким, но постепенно болото сужалось и полоска становилась похожей уже на реку. Перейти ее было невозможно. Даже подойти близко было нельзя. Течение было медленным, но, по тому, как оно местами играло с травой, росшей на дне реки, можно было уверенно сказать, что где-то впереди есть хороший уклон и, возможно, более твердые берега. Я шел с надеждой найти брод. Следов больше не попадалось, или я их просто не замечал. Дождь не делал больших передышек. День кончался, а я был все еще на этой стороне речки. Мне казалось, что на той стороне я буду в большей безопасности, хотя и здесь мне явно никто не угрожал. Я упрямо шел дальше вдоль берега. Стали попадаться камни, речка становилась шумнее. И вот за одним из ее поворотов я увидел на берегах друг против друга два больших камня. Я понял, что здесь когда-то был мостик и люди зачем-то ходили туда, откуда никто не возвращался. Следов мостика, кроме камней, не было, а перебраться на ту сторону надо было непременно. Я связал бечевкой прутья, соорудив нечто вроде плотика, разделся, сложил вещи на плотик и переплыл речку. Плотик разобрал, прутья раскидал и двинулся дальше. Следов переправы вроде бы не оставил. Нужно было найти хорошее дупло - был уже поздний вечер и пора думать о ночлеге. Ничего путевого не попадалось, но я все надеялся и шел вдоль берега дальше. Течение реки становилось все сильнее и сильнее. Теперь в нее уже опасно было бы входить. Мой левый берег речка яростно подмывала и многим деревьям от этого не поздоровилось- одни наклонились, другие уже лежали поперек речки, создавая прекрасную переправу. Не надо мне было бы плавать, спустись я пониже по течению. Но, зато, недалеко от  бурелома из деревьев и кустов, я нашел дуб с отличным дуплом, в котором можно было спрятаться не только от дождя, но и от зверя. В дупле было тепло и сухо. Пахло диким зверем (наверное, кто-то еще облюбовывал дупло для ночлега), но на предстоящее время я его никому не уступлю. Я затащил в дупло большой камень, прикрыв им вход, подпер чуркой, поужинал и лег спать. Ночью кто-то подходил к дуплу, поскребся и ушел, почуяв запах человека. Утром я внимательно обследовал  свое жилище и обнаружил, что примерно на трех метровой высоте в сторону реки на дубе был обломан старый сук и, когда я удалил его остатки, образовалось отверстие, пригодное для обзора берегов. Я соорудил внутри дупла на высоте пониже отверстия сиденье и получился настоящий наблюдательный пункт. А то, что он мне вскоре понадобится, я как будто предчувствовал. И оказался прав! Закончив обустройство своего жилья, закрыл вход камнем, замаскировал его, я отправился осматривать берег дальше вниз по течению, не теряя из виду речку. Почти сразу же от моего дупла был то ли овраг, то ли старое русло реки, в которое я буквально сполз по песку и мокрой глине. Дальше был такой бурелом из поваленных деревьев, что идти напрямую стало невозможно. Я обошел этот завал стороной и снова вышел к реке. Так повторялось много раз и я шел весь день, то уходя от реки, то снова к ней возвращаясь. Ничего интересного не попадалось.  К вечеру я  решил вернуться к дуплу и пошел  в обход того бурелома. Поднимаясь по склону оврага, я случайно брошенным  взглядом сквозь нависшие над склоном ветки увидел интересную картину: часть склона осела и вверху отошла, образовав расщелину. А на оставшейся открытой части склона, как на срезе, было отчетливо видно круглое отверстие диаметром с полметра. Молнией сверкнула мысль: так это же барсучья нора! Неужели это то место? А вдруг!? Держась за кусты, я стал пробираться к расщелине, но в нее не полез. Над ней опасно нависал   козырек из глинистого песка. Отверстие норы было высоко и добраться до него без подготовки просто невозможно. И сверху тоже  не дотянешься – метра два от поверхности и мешал бы козырек. Я стоял и думал, что же делать, как вдруг почувствовал каким- то шестым чувством, что кто-то смотрит на меня! Я не стал оборачиваться и резким движением кубарем скатился по склону на дно оврага в кусты. Тут же вслед мне грянул выстрел! И началась такая же пальба, как у пьяных охотников на привале по бутылкам. А я живой и невредимый все дальше и дальше уползал в кусты, стараясь не тревожить  ветки. Канонада стихла, но сколько было стрелявших, я не определил. Теперь же все замерло в ожидании. Значит, меня выследили и думают, что я знаю больше них, или они это место нашли раньше меня, и я им помешал. А то, что я случайно вышел на барсучьи норы, так в это кто ж поверит! Да, незавидное у меня положеньице! Я подготовил ружье на случай, если они полезут меня искать. Впереди ночь, зверье,  наверняка, разное бродит по ночам, а ты лежи себе и жди, когда тебя подстрелят! От этих мыслей совсем гадко стало на душе. Ведь предупреждали тебя добрые люди, чтоб не совался, так нет: влез таки в эту передрягу!  Вот уже почти два часа я лежу в кустах, зная, что за мной сверху наблюдают и при малейшем шорохе снова начнут пальбу. У кого крепче нервы, тот и выиграет эту схватку! Патронов у меня много и просто так не дамся!  И вот, наконец, слышу, что один из них спускается по склону, с тем, чтобы, наверное,  определить, жив я или мертв. Второй, очевидно, прикрывает его сверху. Из-за веток мне не все  видно, да и отполз я на приличное расстояние, так что не мог точно определить их действий. А первый, добравшись до того места, откуда я скатился вниз, что-то там увидел и позвал туда второго. И они оба, позабыв обо мне, что-то делали на том месте. Мне тоже интересно стало: что же они там делают? Мне показалось, что один говорит по рации, а второй полез в расщелину. И я потихоньку стал выбираться из кустов, благо за мной уже внимательно  не следили. Мне благополучно удалось не только выбраться, но и подняться в обход на склон с другой стороны расщелины и через нее я прекрасно видел, что они делают. Один рылся  в песке уже в расщелине и что-то совал в рюкзак, а второй вроде как охранял его и смотрел вниз, туда, где я недавно был. И вдруг этот охранник ни с того ни с сего опять начал палить из ружья по кустам, постепенно перемещая огонь в мою сторону. Палил картечью- это я сразу понял. Надо было срочно уходить! И я осторожно стал перебираться, прячась за кустами почти по краю расщелины. В это время я видать забыл про нависающий над расщелиной козырек (не до него было). Он, наверное, еле держался: только я полез по нему вверх на склон, как вдруг вся эта масса  песка и глины поползла вместе со мной вниз в расщелину. Стрелок, увидев это, дико заорал что-то старателю, но было уже поздно: старатель был заживо погребен рухнувшим козырьком, а я с кустами вместе ударился о край расщелины и скатился в овраг, из которого только что выбрался. Я был, как в корзине, обвитый корнями и ветками. Выбраться из этой «корзины» и снова подняться по склону мне не составило большого труда и через некоторое время я из –за кустов уже осматривал место оползня, находясь в 15 –17 метрах выше оползня. Стрелок уцелел и  пытался откопать своего товарища. Мне показалось, что он выбивается из сил и  я привстал из-за кустов и крикнул: «А помощь нужна?» Реакция была неожиданной: «Так ты, сука, еще жив?» и с этими словами он выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в меня. Пуля слегка царапнула мне щеку. Второй выстрел он сделать не успел: я не промахнулся. Спустившись вниз, я увидел, что  откапывал он не своего коллегу, а его рюкзак, который почти уже откопал. А дальше, как у Н. А. Некрасова: «И пришлось нам нежданно - негаданно хоронить молодого стрелка …» Я не винил себя в случившемся: ну сколько можно было безнаказанно в меня стрелять? Вот и поучил свое напоследок! Закончив похоронные дела, я смертельно усталый, поднялся на склон, чтобы осмотреть следы оползня. В нескольких местах оползень вскрыл ходы барсучьей норы. Любопытство и нетерпение было столь велико, что я, забыв про усталость, сбросил на кусты штормовку, засучил рукава и обеими руками стал шарить в ходах норы. Вход в нору был со стороны расщелины и весь туда сполз. Прямого участка хода осталось около метра и в нем-то я и начал копаться. Сразу же в кусках глины стали попадаться серебряные кольца, крестики и множество мелких (северных) жемчужин- все то, что барсук втоптал в глину, очищая свой ход от посторонних предметов. За поворотом хода ничего не попадалось. Значит, все остальное надо искать под оползнем и в овраге, куда все барсук вытолкал. Эта задача уже не по моим силам и времени.  Раскапывать этот холм у меня никакого желания не было, хотя и дождь прекратился. Не буду тревожить покой людей, нашедших здесь свою могилу, а то, что они  нашли, пусть останется с ними. Я так решил и залез в свое дупло. Ночью я часто просыпался, все-таки жутко спать поблизости с могилой, сильно болела голова. Утро не принесло облегчения. Я стал собираться в обратный путь и решил напоследок глянуть из своего наблюдательного пункта на речку. И обомлел! По сваленным деревьям с той стороны речки перебирался человек, а второй был уже на этом берегу, третий же сидел у костра на том берегу. А моя штормовка, которую я раскинул просушиться на кустах, была у них на виду ! В дупле находиться дальше было очень опасно и я, быстро собрав свои вещи, покинул его. Бог с ней с этой штормовкой, самому бы унести ноги! И я их понес, точнее они меня несли подальше от этого жуткого и опасного места к моей переправе вверх по течению реки. Возвращаясь мыслью к оставленной на виду штормовке, я успокаивал себя тем, что эти трое на мне ее не видели и, поэтому, никто не может догадаться, что именно я был на месте трагедии. Нужно, чтобы только никто из них меня сейчас не увидел. Чем ближе подходил я к моей переправе, тем труднее было дышать. От болота  тянуло каким-то тяжелым запахом, голова кружилась, ноги становились, как ватные. Хоть назад возвращайся, но я знал, что туда нельзя и продолжал идти вперед. Вот, наконец, и камень! Буквально напрягая последние силы, я собрал плотик и, держась за него, поплыл по речке.  На воде дышалось немного легче, ближе к другому берегу и совсем стало лучше: видать этот тяжелый воздух полз по той стороне речки. Неужели поэтому и не возвращались назад те, кто переходил речку? Значит болото иногда выбрасывает  какой-то вредный газ, от которого трудно спастись? Так вот в чем разгадка старого поверья! До берега оставалось несколько метров, когда при одном неосторожном движении мой плотик неожиданно развалился и мой рюкзак и ружье булькнули на дно. Я успел схватить лишь одежду. Нырять и искать на дне было бесполезно и жутко, да и сил не было- самому бы выбраться. С большим трудом я добрался до берега,   оделся и стал побыстрее уходить от этого гиблого места. Интересно, что сталось с теми двумя, что во- время меня спугнули? А ведь охотник-то не пошел на ту сторону речки, значит знает старинное поверье! Но спускаться к костру мне уж никак было нельзя и я пошел знакомой мне дорогой домой. Но далеко не ушел. Мне не давала покоя мысль: что же они будут делать и не  вернуться ли и понаблюдать за охотником? И я повернул назад. Подкрался поближе к охотнику и из-за кустов стал следить за ним и за тем берегом.  Охотник был уже на «взводе» и продолжал изредка прикладываться к бутылке. Напевал какие-то песни и иногда подбрасывал прутья в костер. На том берегу было тихо. Как будто и нет там никого. Но я знал, что эта тишина обманчива и продолжал скрытно вести наблюдение. И вот вдруг мне показалось, что на той стороне на моем дубе с дуплом сверкнули блики то ли очков, то ли бинокля! Значит, вон куда загнал их болотный газ и теперь они сидят там и наблюдают за моим берегом! Мне. конечно, без штормовки неуютно (дождь опять моросит), но другого выхода нет: надо выждать. Главное, не выдать свое присутствие, ведь я же и безоружный. Прошло уже около трех часов ожидания и та сторона подала признаки беспокойства. «Эй, Костя, ты там живой?» –крикнули с дуба. «Живой, живой!» – откликнулся мой сосед. «У тебя там гостя нет?»- снова голос оттуда. «Никого тут нет,»-был  ответ. Но охотник все же встал и огляделся. Ничего  не заметив, он снова приложился к бутылке и устроился поудобнее у костра. Мне было очень завидно, но что тут поделаешь? Сиди и мерзни под дождичком: сам так захотел. Ждать пришлось недолго. Опять тот же голос: «Полезет кто на твою сторону, стреляй! Понял?» «Понял!» ответил Костя и приготовил ружье. Стало быть, дана команда по мне стрелять. Одни уже стреляли и чем это закончилось, я знаю. Посмотрим, чья возьмет! Примерно через полчаса вдруг вижу, как кто-то, одетый в мою штормовку, шатаясь подходит к переправе с той стороны и начинает осторожно перебираться в нашу сторону. Я понял, что он тоже газом надышался. Охотник не сразу заметил человека на переправе - может быть вздремнул, но когда увидел, то схватил ружье и тут же выстрелил. Человек крикнул: «Пся крев!» и упал в воду. Река мгновенно поглотила его. Значит он все-таки был поляк! Не везет этим полякам в наших краях! Охотник мой вмиг протрезвел: понял, что маханул не того, кого надо.  Он ходил вдоль берега, пытался кричать, но почему - то никто не отзывался.  На той стороне находился еще один и в каком он был состоянии, никто не знал. Охотник несколько раз подходил к переправе и отходил назад. Наконец, он решился и начал перебираться на тот берег. Видать задумал что-то неладное. Долго ждать не пришлось: почти одновременно грохнули два выстрела: ружейный и пистолетный, потом еще пистолетный.  Ну вот и пришла неожиданная развязка.  Часа два я ждал вестей с той стороны, но так и не дождался. День уже давно закончился и надо было возвращаться. Так как мы с Борисом  договорились, что я буду приходить затемно, то я особо-то и не спешил. Сделав большой крюк, я вышел к деревне с другой стороны (на случай, если бы кто случайно меня увидел). Он меня ждал и очень беспокоился за мое отсутствие. Я ему кое- что рассказал и попросил его побывать в ближайшие дни в Кумзере и послушать в магазине последние новости из деревень. Я оставался пока в «запое». Через два дня стали поступать местные новости: четверо чужаков не вернулись из леса, охотник куда-то исчез, меня тоже не хвалят - в отца, мол, пошел- выпить любил покойный. Пора покидать родные места. На многие вопросы я не находил ответа, а спросить было не у кого, да и не безопасно.. Уж простите меня, дорогие земляки, за невольный обман! Не выпивоха я, а единственный хранитель большой тайны, которую мне случайно удалось открыть и, которая, навсегда уедет со мной из этих мест.
               
                Конец первой части.




























               

                Часть вторая.
    События тех дней всколыхнули тихую жизнь местных жителей. Было много пересудов и разного рода вымыслов, но, как ни странно, в мой адрес подозрений не было. Значит, я выбрал правильную линию поведения. Борис писал, что приезжали следователи из Москвы, но ничего не нашли. А когда началась перестройка, а затем ухудшились отношения с Польшей, то и вовсе уж никто этим делом не занимался. Вскоре пришло печальное известие – умер от инфаркта Борис, и связь с деревней прервалась. Все эти годы меня неотступно преследовала мысль, что я стал виновником гибели людей, сам приложил к этому руку и, невольно, спровоцировал других. Угрызения совести были до того сильны, что порой хотелось пойти в милицию и рассказать о том, что тогда произошло. Одно меня удерживало: понять меня не поймут, а посадят непременно! Мне посоветовали пойти в церковь и исповедаться. И я, атеист по убеждению, никогда не веривший в бога, решил пойти на исповедание. Батюшка выслушал меня и сказал, что это души погибших не дают мне покоя. Мне надобно побывать на месте гибели тех людей, поставить на их могиле крест и прочитать при зажженной свече молитву, текст которой он мне дал. Только после этого души погибших  найдут покой и в моей душе   наступит  успокоение. Странно, но меня и до посещения церкви тянуло в тайгу на место трагедии, и я  думал, что когда-нибудь все равно попаду туда. Значит, предчувствие меня не обманывало. Я стал искать возможность побывать там. И вскоре случай представился. Лет через пять с того времени я поехал в командировку на Череповецкий металлургический комбинат, что в 130 км. от Вологды. С самого начала командировки в меня вселилась шальная уверенность в том, что мне удастся побывать в родных местах. И, действительно,  все сложилось очень удачно: задание досрочно выполнено и осталось время на поездку в Кумзеро. От Череповца до Харовска  4 часа езды на поезде и вот я уже бегу на автобус. Но  на рейсовый автобус до Кумзера я опоздал и вышел на дорогу ловить попутку. Ждать пришлось недолго: вскоре около меня резко тормознула «Нива» с московскими номерами и, парень, приветливо улыбнувшись, вежливо пригласил меня садиться. Оказалось, что он едет в мою родную деревню. Меня это удивило и насторожило. В нашей деревне, насколько я знаю, в оставшихся трех  домах уже давно никто не живет. Но я ничем не выдал своего удивления и первым разговор не начинал, полагая, что лучше слушать, чем говорить. Парень долго молчал, но, наконец, не выдержал и понемногу стал посвящать меня в цели своей поездки, порой как бы советуясь со мной о правильности тех или иных его действий и выводов. Из его сбивчивого рассказа я, однако, сразу понял, что рядом сидит сын одного из той четверки чужаков, с которыми меня свела та  лесная тропа, оказавшаяся узкой для нас и трагической для них. Вот так встреча! Мне стало жутко и тоскливо. Не предполагал я о таких последствиях  той далекой трагедии, тем более, о  такой встрече. Хорошо, что внимание водителя отвлекала плохая дорога, а то он наверняка заметил бы мое состояние. Да, этот парень сын работника КГБ, внедренного в группу поляков, искавших древний клад. Он ищет могилу отца и следы бесследно исчезнувшей в здешних лесах  группы из четырех человек и одного местного жителя. Поиски ведет один. Помощь оказывают и  бывшие сослуживцы отца, которые и дали примерные координаты поисков. Едет сюда второй раз, за прошлогоднюю поездку практически ничего не нашел и очень надеется на эту поездку, так как получил  новые данные. Я сидел и думал, что же мне делать в этой ситуации: остаться в Кумзере или напроситься с ним на поиски и разузнать о тех новых данных, о которых он пока мне не рассказал ничего. Неожиданно мои мысли прервал его встревоженный возглас: «Ну, гады, все - таки выследили! Не оборачивайтесь! Смотрите только в зеркало!» Я посмотрел в боковое зеркало и увидел, что за нами метрах в ста идет черный джип. «Этот  «Чероки» идет за мной от Москвы, я пытался уйти от него ночью, думал , что ушел, но он снова меня нашел. Наверное, кого-то здорово интересует, куда я еду и что могу найти,» -сказал он и внимательно посмотрел на меня. Спустя некоторое время, продолжил: «Если Вы боитесь стрельбы, а скоро она снова начнется, то можете выйти. Ночью они прострелили мне запаску;  хорошо, что она у меня на заднюю  дверку пристроена, а то бы и в бензобак могли попасть.» И с этими словами он слегка притормозил, но я не раздумывая, тут же ответил, что я остаюсь в машине с ним, только жаль, что у нас нет оружия. Он глянул в мою сторону и сказал: «Оружие есть, мне помогли получить разрешение на пистолет друзья отца.  У него тоже был пистолет, именной, но отец  взял его с собой.  А я стрелять не могу – рулить надо. Может, Вы возьметесь?» Я думал, что он мне предложит руль, но он протянул мне пистолет и у меня язык не повернулся отказаться. Я довольно хорошо знал ПМ (пистолет Макарова), вынул обойму, осмотрел, загнал патрон в ствол и приготовился к обороне. Уж коли так получилось, что я был соучастником гибели отца этого парня, то защищать его буду до конца. На душе стало спокойно и легко. И еще подумалось, что  эта  встреча не случайна: какая-то неведомая мне сила ведет меня. Что ж буду на нее полагаться! Между тем, парень (он назвался Алексеем Дымовым) продолжал говорить: «Не зря меня в Москве предупреждали, что это опасное дело и не советовали ехать одному. Видать информацию о карте имеет и криминал. Вот кто им - то ее дал? Ну, это мы выясним, когда вернемся».  А вот вернемся ли, или нас постреляют, теперь зависело только от нас. Я перебрался на заднее сиденье напротив Алексея, как бы прикрыв его собой. Он  заметил это и благодарно пожал мое колено  рукой. Мы без слов понимали друг друга и, самое главное, доверяли друг другу! За сиденьем я нашел лопатку и пристроил ее к спинке, как щит для головы. Все к обороне было готово. Дорога была пустынной: ни встречных, ни попутных машин не было. Джип следовал на том же расстоянии и к нам не приближался. С обеих сторон дороги начинался лес. Самое время для атаки. Это поняли и там, в джипе, и стали подтягиваться к нам. Алексей прибавил газу, но дорога не позволяла и нам и им ехать быстрее. Какое-то время  расстояние между нами не сокращалось, но потом  они стали подходить все ближе и ближе. Но Алексей на своей «Ниве» продолжал достойное состязание на такой дороге. Мне было интересно узнать, какое у них оружие: автомат или пистолет? Из пистолета на таком расстоянии прицельно не попадешь, а из автомата можно хотя бы попасть в машину. Вскоре хлопнуло несколько одиночных выстрелов, значит, у них пистолет. И они наверняка полагают, что мы безоружные, потому и ведут себя так нагло. Не пора ли наказать их за это? Между тем в голове у меня созрел хороший план: надо заманить их в ловушку на речке в стороне от дороги у деревни Сопятино (до нее было еще км. пять). Места знакомые мне с детства и эту ловушку знали только местные жители. Деревня стояла на пригорке, а ее дугой охватывала мелкая, но широкая речка, которую переезжали вброд. Но посередине речки,  вдоль нее, была  глубокая  длинная  яма, и объехать ее можно было только ниже по течению. Коварство этой ловушки заключалось еще и в том, что спуск  с одного берега и выезд на другой  были прямо друг против друга, а незнающим про яму и в голову не могло прийти, что посредине мелководной речки их поджидает капкан. Кто этого не знал, тот непременно залетал в эту яму и шел звать деревенских мужиков на помощь, чтобы вытащили. Будь то повозка или машина - все равно магарыч ставили. Потому яму никто и не засыпал (а многие говорят, что она была специально  вырыта, чтобы собирать с посторонних такого рода оброк). Если ничего не изменилось с тех времен, то я помнил объезд, а в яму можно завалить «Чероки». Но для этого нужно было оторваться от преследователей метров на 300, чтобы они не увидели, где мы объезжаем яму. А они за нами в 70 метрах! В это время мимо нас проехала машина,  груженная камнем, и я вспомнил, что здесь есть старая каменоломня, к которой вот-вот подъедем. Значит, люди там есть, если машины грузят! Через каменоломню можно было проехать параллельно основной дороге (если внутренние дороги не завалены): с одной стороны был въезд, а выезд был дальше. Придется рискнуть!  Я изложил  Алексею свой план и предложил ему проехать через каменоломню и  чтобы он по моей команде  на въезде притормозил. Я выпрыгну, а он должен ехать дальше и ждать меня на выезде, а  я их  задержу. Так мы и сделали. Дорога в каменоломню шла с уклоном и,  около въезда, я на ходу выскочил из машины и буквально ползком, чтобы меня не увидели, добрался до приличных камней на откосе, а Алексей поехал дальше в каменоломню. На въезде джип остановился и чуть было не сорвал весь мой план. Что-то, наверное, показалось сидевшим в нем  подозрительным и трое парней, выйдя из машины, о чем-то минут десять говорили. Но, наконец, джип поехал в котлован и  когда он уже был внизу почти напротив меня, я столкнул с откоса два камня на дорогу. Объехать их было невозможно. То же я проделал и с другой стороны машины. Джип оказался в ловушке! Двое парней выскочили из машины с намерением убрать камни с дороги и только наклонились, как вдруг грохнул выстрел! Это я выстрелил вверх, хотя мог спокойно расстрелять обоих (расстояние до них было около 10 метров). Они бросились к машине, а я уже бежал лесом на основную дорогу к своей машине. Через некоторое время на том месте началась пальба по моей засаде из трех стволов, а мы спокойно поехали дальше. Нам повезло, что дороги в каменоломне были не завалены. Алексей беспрепятственно проскочил мимо работающего экскаватора и выехал с другой стороны на основную дорогу. Теперь нам предстояло не отрываться  от  них более, чем  на 300-500 метров, чтобы заманить их в другую ловушку. Я понимал, что они, наученные прошлым опытом, теперь будут очень осторожны, и надо весьма тщательно все подготовить. Близко они к нам  не подъедут,  зная, что у нас есть оружие или совсем отстанут. На всякий случай мы сняли заднее стекло у «Нивы» (вдруг придется на ходу отстреливаться) и положили в багажник два  больших валуна, которые можно будет при необходимости сбросить на узкой дороге и этим на время остановить преследователей. Опыт уже был. Замок багажника мы, конечно же, не защелкнули, чтобы можно было открыть дверь изнутри. Вскоре в зеркале снова замаячил джип. Но, как я и предполагал, они держались от нас на почтительном расстоянии - уважать стали! Значит, избрали другой план действий. Вероятно, хотят выследить, у кого мы остановимся и там устроить «разборку». Этого нам совершенно не надо! Будем исполнять вторую часть нашего плана: лишить их машины! Мы свернули с основной дороги, они за нами. Хорошо! Теперь все зависело от того, засыпали посреди речки яму за эти годы или нет? Зная нерадивость в этом деле нашего народа, я очень надеялся, что не засыпали. Немного увеличив отрыв, мы быстро спустились к речке и поехали вброд. Яма  как была, так и осталась! Теперь нужно было совершить объезд ямы, пока джип не выедет на берег, и они не увидят наших маневров.  Воды в речке оказалось многовато и она была мутной (недавно прошли дожди).  Мы повернули   в речке вдоль ямы,  сбросили валуны, как бы закрыв за собой дорогу, и я, точно выполнив объезд (за рулем теперь был я), подъехал к яме задом с другой стороны напротив выезда из речки и стал ждать, когда появится на том берегу джип. Как только он появился, я тут же тронулся и поехал по оставшейся части речки к выезду, как бы увлекая их за собой. Дальше  мы уже из деревни  увидели, как джип клюнул передком в яму. Дело сделано!  Трое парней вышли из машины и стали осматривать дно. Один пошел вверх по течению, второй вниз, третий, видать водитель, молча грозил нам кулаком. Теперь  без трактора им не выбраться, а за трактором надо идти на большак или добираться на чем-то в Кумзеро (до него 10 км.). А нам можно спокойно ехать дальше. Преследовать нас было не на чем.  На этом дорожные приключения  закончились и мы, проехав деревню, снова выехали на дорогу в Кумзеро.  Пока ехали, Алексей дал мне посмотреть карту, из-за которой за нами шел джип. Это была очень хорошая карта – «километровка», выполненная  с помощью аэрофотосъемки. На ней был полностью Кумзерский сельсовет и граничившие с ним Азлинский и Шапшинский. Я быстро нашел на карте то злополучное место  трагедии пятилетней давности, но не подал и виду. Лесной массив, где ходил я и «охотники» был расчерчен на квадраты, каждый со своим номером (как я и предполагал) и большинство этих квадратов было закрашено желтым  карандашом  (вероятно, уже обследованных). По этим закрашенным квадратам можно было сразу сделать вывод, что поиски были организованы очень грамотно и «охотники» вышли на нору сами, а  встреча их со мной в этом месте была роковой случайностью. Оставшиеся не закрашенными  в этой цепочке квадраты и были теми самыми важными,  из-за  которых  пролилась тогда кровь, да  и сегодня было на грани этого. Имея эту карту, можно точно выйти на барсучью нору в течение одного дня. Вот почему она так интересна нашим преследователям! Я спросил Алексея, каким образом он получил столь ценный документ? Он ответил, что ему передал карту друг отца, а как она попала к другу отца, он не знает, да и не говорят там много в этих органах. Карта была совершенно новой, почти свежеотпечатанной. Но это была копия. А подлинник лежит где-то в архивах КГБ, куда есть доступ далеко не всем. Значит, криминал знает о существовании карты, но не может выйти на тех, кто ее может скопировать. Поэтому и решили завладеть картой таким способом, устранив одновременно и ее владельца. Ведь где-то произошла утечка информации не только о карте, но и о древнем кладе. Я изложил свои соображения по этому поводу  Алексею и предложил не ездить в Терениху (ведь там наверняка и будут нас искать преследователи), а  остановиться   в Павшихе у моих родственников (я имел ввиду жену Бориса). «Ниву» надо спрятать в гумне около деревни и пройти к дому, чтобы никто не увидел. Так мы и сделали. Жена Бориса встретила нас очень хорошо, и от нее мы узнали, что прошлой осенью какой-то охотник из Жуковской наткнулся в тайге совсем недалеко от речки «Черной» на останки человека. Туда ездила милиция и все документы, что были с ним, забрали в Москву, а останки человека захоронили на кладбище в Кумзере. Так вот откуда взялась карта! Значит, кто-то из четверки, наверное, раненый пытался выбраться из тайги, но ему не повезло. Вопрос кто? Это мог быть либо поляк, в которого стрелял охотник на переправе, либо тот, что остался за речкой, где прозвучали последние выстрелы. И в том и в другом случае нужно установление личности захороненного на кладбище человека. А это возможно только при тщательном исследовании документов и вещей найденного человека. В первую очередь надо найти того охотника и все у него расспросить. Может быть, у него остались какие-нибудь предметы, не взятые милицией, или он сможет указать место находки. Все эти вопросы мы допоздна обсуждали с Алексеем и строили разные догадки. Алексей уже вбил себе в голову, что захороненные на кладбище в Кумзере останки, – это останки его отца!  Переубедить его было невозможно. А для точного установления личности он надеялся при помощи друзей отца произвести эксгумацию и исследование  на ДНК. Для него этот вариант был самым лучшим: он знал бы могилу своего отца! Ведь найти могилу захороненного в Кумзере прошлой осенью человека и обустроить ее не составит большого труда. И цель его поездки была бы достигнута. Для него оставался здесь один нерешенный вопрос: как найти того охотника, что нашел останки? Остальные вопросы он надеялся решить через  Москву. Мои проблемы были теперь намного сложнее: идти одному в лес без Алексея было бы очень нехорошо, да и опасно в связи с событиями в поездке. Брать же  с собой и подвергать и его риску, я не имел права. Как объяснить ему все это, я пока не знал. Готовясь к завтрашнему дню, мы подробно расспросили Анну Михайловну (так звали жену Бориса), как нам разыскать того охотника,  что нашел останки человека и у кого узнать место их захоронения на кладбище. Я предложил Алексею выехать как можно раньше, затемно, так как меня тяготило предчувствие, что преследователи вот - вот настигнут нас. В четыре утра мы  выехали, а  как потом узнал Алексей, в седьмом часу  в деревню уже прибыл джип. У кого они узнали, в какой деревне мы находимся, неизвестно. Одно было известно: двое ходили по деревне и расспрашивали жителей, у кого  остановилась  «Нива». а так как  нас никто не видел, то  им и не удалось ничего узнать. Выходит, что не зря я предпринял эти меры предосторожности. А если бы я так не сделал, то в какую бы сложную ситуацию мы могли попасть, даже представить себе трудно! И хозяйку бы подвели. Мы между тем уже подъехали к деревне Жуковской, той, где жил охотник и, подождав, когда народ проснется, спросили у женщины выводившей корову, где живет охотник Михаил.  Она ответила на милом мне северном певучем языке: «Дом-то евонный вон тот, дак его поди и дома-то нету. Он неделями в лесу пропадат. Горит, у ево там избушка есь, в ей он и живет. Баба-то у ево зимусь умерла , дак вот он и мотаецо, где попало. Ступайте в лес, можа там возле озера ево и найдете.» Мы подъехали к дому охотника; в скобе двери была вставлена палка: значит дома никого нет. Я догадался, в каком домике у озера живет охотник, но на машине-то туда не проехать, а где ее оставить - надо решать. Я предложил Алексею остаться в деревне, загнать «Ниву» в какой - нибудь сарай нежилого дома, а ему побыть у местных жителей до моего возвращения из леса. Он категорически возразил и сказал, что пойти мы должны только вместе. Мы спрятали машину в дворовой постройке охотника, подобрали в его доме одежду и обувь для леса и двинулись в путь. Алексей впервые был в таком диком лесу и не переставал восторгаться его красотой, а когда мы вышли, наконец, к озеру, он был окончательно сражен этим чудом природы. Михаила в домике не оказалось, но по всему было видно, что он здесь живет и, совсем недавно,  вышел. Мы выложили продукты и курево на стол, а сами пошли посмотреть озеро (уж больно оно Алексею понравилось). Когда минут через 15 вернулись, Михаил сидел на крылечке и хитро улыбался. Он вместо приветствия сразу нам задал вопрос: «С чем пожаловали, люди добрые? То, что добрые, по гостинцу сужу.» И показал на блок сигарет: «И как вы только догадались принести их,  Вы ж оба не курите?» Алексей улыбнулся и показал ему глазами на меня. Разговор заладился. Мы рассказали Михаилу о причине нашего визита к нему. И вот что мы от него услышали: « Мой Полкан Вас далеко почуял. Сперва я думал, што мне поблазнило, или медведь в лесу шастает?  Гляжу идуть, вроде бы, незнакомые, а одежа-то на их моя. Самовольно взяли в моем доме!  Спрятались мы с Полканом  в кустах и наблюдам оттэля. А когда Вы ушли и оставили на столе мне продухты и сигареты, тут уж и дураку ясно, что Вы с добром ко мне пришли. На добро добром и отвечу. Но сразу скажу Вам, робята, с опасным  делом Вы связались. Тут гдей-то в  лесу клад зарыт, дак  лет пять назад за им приходили какие-то люди, были и у меня в избушке, книжки мои с собой прихватили. А потом  хтой-то их пострелял, либо меж собой драку учинили. Гдей-то все полегли, а один, видать ранетый, выполз, да в чащобе  и ево смерть настигла. Собака моя в прошлую осень нашла ево остатки. Я милицию привел туда, дак они  евонные остатки забрали и увезли в Кумзеро хоронить. Я  ево не трогав и ницево у ево не брав. Говорят, грех большой у покойного-то што либо брать. Место это я Вам покажу, прямо хоть сичас и пойдем. Больше об етом и сказать-то нецево.» Алексей стал расспрашивать охотника об одежде покойного, на что Михаил ему ответил: «Дак она вся струхла, да и зверье там набедокурило вдосталь. Все так  растаскали, што я сперва и не поняв, цево нашов. Да и менты какие-то пужливые попались: впервой им што ли видеть  такое довелось. Скорехонько побросали все в мешок, я им жердину вырубив, все подлиннее просили, мешок посередке подвесили и унесли так до машины. Миня потом  все в Кумзеро таскали, все опрашивали, цево я знаю. А цево тут знать-то? Нашов и нашов. Што я его убив, што ли? Цево приставали?  Еле-еле отципилсь. А тут ишо жонка занемогла, да и представилась, царство ей небесное»,- охотник умолк и перекрестился.. Вскоре мы уже пробирались за охотником к месту  его страшной находки. Михаил шел быстро и уверенно. Значит, хорошо знал лес. То, что я его узнал, и не подал виду, осталось никем не замеченным. Мы учились в одной начальной школе, в Теренихе. Только он шел на два года старше, а сидели мы в одном большом классе: мой 1-ый и его 3-ий, а учитель у нас был один, Владимир Александрович из Анфалихи. Потом были 2-ой и 4-ый классы, где мы опять были рядом. А  в пятом, когда мы ходили в школу за 5 км. в Кумзеро, его я уже не видал. И вот, почти через 50 лет мы встретились и не можем даже признаться, что давно знакомы. Как по-разному сложились наши судьбы! Михаил шел и непрерывно говорил, наверное наскучался : в лесу-то ведь не с кем поговорить. В его речи было много блатных слов и я не удержался и спросил: «Где это ты, Михаил, так научился «по фене ботать?» «Где, где – на зоне, я там три года за частушку отсидев, с 50-во до 53-во, поетому и менты довго от миня не отставали, говорили, будто я тут всех пришлых порешив», - ответил он. Я не унимался: «За какую частушку?» И он напел: «При царе, при Николашке, ели белые олашки, а теперь совецка влась до соломы добралась!» И добавил: «На гулянке вечером спев, а на другой день миня забрали. Доброхотов-то и у нас хватало! Надовго отучили частушки петь!» Наконец, мы пришли. Чтобы не мешать друг другу в поисках, мы организовались так: определили квадрат поисков 50 х 50 метров, встали в ряд на расстоянии вытянутой руки друг от друга и пошли, тщательно осматривая все на своем пути. В одну сторону мы захватывали около 5 метров. Потом вновь 5 метров и т.д. Первый же заход дал неожиданный результат: почти на границе нашего квадрата мы нашли порванный  резиновый  сапог, внутри которого были остатки костей, которые  мы вытряхнули  в полиэтиленовый пакет. Голенище сапога было дважды загнуто и я решил его развернуть. Внутри была бумага, завернутая в полиэтиленовый пакет. Мои друзья захотели тут же посмотреть, что в нем, но я их остановил: «Развернете вы сейчас пакет, истлевшая бумага рассыплется и мы никогда не узнаем, что там было написано. Пусть это сделают специалисты.»  Все согласились и мы не стали здесь его тревожить, продолжив поиски. В этом квадрате, кроме нескольких  истлевших кусков одежды, мы больше ничего не нашли. Определили квадрат 100 х 100 метров и снова осмотр. Тоже ничего. Тогда мы сели передохнуть и подумать, что же делать дальше? Я решил размышлять вслух: «Скажи, Михаил, что ты ищешь?»  Он ответил: «Все, цево осталось после ментов.»  Я продолжал: «А ты, Алексей, что ищешь?» «Пистолет отца. Он именной и мы сразу перестанем сомневаться, что здесь были останки моего отца. Если бы пистолет нашла милиция, я бы сразу же все узнал. Михаилу я верю: он не брал пистолет. Не мог же отец потерять его! Значит, пистолет здесь!» – воскликнул Алексей.  Я признался, что тоже ищу оружие и стал дальше развивать свою новую идею поисков: «Вот, например, ты, Алексей, ответственный и порядочный человек, имеющий оружие и попавший в критическую ситуацию. Ты знаешь, что умрешь,  а оружие останется при тебе, тебя кто-то найдет, непорядочный, возьмет  твое оружие и натворит бед. Согласен? Что ты должен сделать в этом случае? Правильно! Спрятать, чтобы оно не попало в нехорошие руки! А мы пистолет на земле ищем. Надо искать его в норах, в дуплах, под пнями. За работу!» И мы снова пошли искать, но теперь уже по-другому. Осматривали все пни, кочки и дупла в этом районе. Через полчаса упорных поисков послышался голос Михаила, звавший нас к себе. Он стоял около старого пня, а в руках у него был пакет с пистолетом! «Какой хитрый,- говорил он-даже камнями закрыл лаз.» И Михаил показал нам неприметную норку, вход которой он уже очистил от камней. Там в норке какого–то зверушки и лежал 5 лет пистолет Николая Дымова, подаренного ему Андроповым Ю.В. « …за личное мужество и верность Родине.» Так гласила выгравированная надпись на табличке рукоятки. Прав был Алексей в своих предположениях! Я предложил Алексею захоронить найденные останки и установить крест на могиле. Он согласился, но оставил часть костей для кремации в Москве. Мы с Михаилом быстро все сделали, я поставил свечу на могилу, зажег ее и прочитал молитву, что дал мне батюшка. Как только я кончил читать, внезапно по листве деревьев прошел какой-то шелест. Я глянул по сторонам, думал ветер поднялся, но ни один листочек на деревьях не шевелился. Я вопросительно посмотрел на друзей и понял, что они это тоже заметили. Мне стало немного жутко! Чтобы скрыть свое волнение, я молча смотрел на пламя догорающей свечи и вдруг чуть повыше пламени я увидел чьи-то глаза. Они, не мигая, смотрели на меня. У меня мурашки пробежали по спине, а на непокрытой голове я физически ощущал поднявшиеся дыбом волосы! Я тряхнул головой, и виденье исчезло. Алексей, подошел ко мне, поблагодарил и спросил: «Что случилось с Вами? Вы очень бледны и чем-то встревожены.» Я ответил, что со мной все в порядке, но на душе было тревожно. Мне подумалось, что все это неспроста и меня предупреждают об опасности. Неожиданно для всех Алексей взял пистолет отца, передернул затвор и выстрелил вверх. «Это салют отцу, заодно и опробование его пистолета»,- сказал он. Я хотел ему заметить, что он поступил очень опрометчиво, выдав наше здесь присутствие тем ребятам, вдруг они в лесу, но промолчал. Может быть, их и близко-то нет, а я все остерегаюсь и остерегаюсь. Свою же задачу я выполнил наполовину, но нам пора уже было возвращаться. Михаил вызвался проводить нас до своего дома в деревне и мы двинулись в обратный путь. Я  спросил у Михаила: «Скажи, а можно проехать на машине от Жуковской до Теренихи? А через Бухунью мост есть?» Он остановился, как вкопанный, внимательно посмотрел на меня и воскликнул: «Дак это ты, Володя! А я все думав, ты это или не ты? Все-таки я тибя узнал!»  И мы молча обнялись. Поговорить мы не успели: бежавший впереди нас пес вдруг остановился и насторожился. В это время мы выходили на лесную поляну. Михаил крикнул: «Ложись!» и мы все трое упали в траву. Тут же, почти одновременно, прогремели три выстрела. Я не заметил, откуда стреляли, а Михаил, не целясь, дуплетом шарахнул по кустам. Пока мы лежали и не шевелились, он успел еще трижды выстрелить. Выстрелы гремели с трех сторон, но, к счастью, ни в кого из нас не попали.  Мы тоже отвечали на выстрелы. Михаил махнул нам, чтобы мы отползали назад в сторону реки, а он остался. Мы отползли  метров на 20 снова в лес, а  Михаил сначала отстреливался, потом вдруг вскочил и, петляя, как заяц, подбежал поближе к кустам и швырнул туда какой-то предмет. Там раздался сильный взрыв и из кустов повалил черный дым. По нему стреляли, но, к счастью, не попали. Через несколько мгновений Михаил был уже около нас. Я спросил его, что же он бросил в кусты? Он ответил, что это учебный взрыв-пакет,- (у него их целый ящик в домике) хорошее пугало от зверя. Едкий дым застилал лес: все-таки здорово он придумал! Мы имели теперь возможность собраться вместе и быстренько решить, что же делать дальше? У нас разворачивались настоящие военные действия и принимать решения приходилось моментально. Все понимали, что мы попали в засаду по вине Алексея, но ни я, ни Михаил не упрекнули его. Он это понял и теперь внимательно слушал наши предложения о дальнейших действиях. Посчитали наши патроны и приуныли: у Михаила 8 патронов и один взрыв-пакет, а у нас на два пистолета всего 5 патронов. Решили отходить к реке, а там видно будет. Нам нужно было выйти к реке раньше их, чтобы занять переправу, если она, конечно, уцелела. И вот мы у реки. На переправе за 5 лет ничего не изменилось: то же дерево, только сучьев стало меньше.  Я предложил Михаилу использовать и второй взрыв-пакет и под прикрытием дыма  мы по знакомому мне дереву стали перебираться на ту сторону реки. Первым перешел Михаил и залег с ружьем наготове прикрывать наш переход. Алексей перебрался тоже благополучно, а когда переходил я, то дым отнесло в сторону, и по мне начали стрелять. До берега оставалось метра три, когда по левую лопатку, словно дубинкой ударили. Боль была такая сильная, что я на мгновенье  остановился, и чуть было не потерял равновесие, но уцепился за сук и удержался и потом почти бегом проскочил по дереву до берега и упал. Михаил уже бухнул в ответ из ружья, и та сторона временно затихла. Алексей занял место Михаила - охранять переправу,  а Михаил  стал перевязывать мне рану. «Пуля у тибя  глубоко внутри сидит, Володя»,-сказал  он – «мне ее не вынуть». Он быстро набрал какой-то травы, приложил ее к ране и разорванной на ленты рубашкой замотал меня. «Полежи чуток, пущай кровь свернетця, а мы тут покараулим»- сказал он и ушел к Алексею. Та сторона молчала и на переправу не совалась, да и кому охота под пули лезть! Мы пока в безопасности, но и сами отрезаны от деревни, от машины и от людей. Неуютно. И находимся мы на роковом месте: у барсучьей норы, у старинного клада, приносящего беды. Об этом знаю только я, а мои друзья и  не подозревают, куда нас загнали. А вдруг и мне суждено здесь остаться, как тем четверым? Может быть, рассказать им обо всем, что произошло 5 лет назад? Я лежал и думал: какое же принять решение? Меня  пугало одно: как отнесется к этому Алексей? Поверит ли он, что не я убил его отца? А у меня нет никаких доказательств, одни слова. Тогда, действительно, как предлагает Алексей, необходимо произвести эксгумацию и определить от какого оружия наступила смерть его отца. Но в этом случае крайне необходимо найти и ружье с патронами того охотника. А это же все здесь, рядом, далеко и ходить не надо. И сделать это надо сейчас, пока все мы здесь. Но искать что-либо  сейчас было опасно: с той стороны изредка постреливали. Прогнать бы их, но как?  Надо было решать быстрее: у меня начала подниматься температура и самочувствие мое стало ухудшаться. Я подозвал Михаила и предложил ему такой план действий: он переправится через реку вверху или ниже по течению, обойдет тех с тыла и откроет по ним стрельбу из ружья, а из одного из пистолетов сделает два выстрела, создав впечатление, что мы все трое у них за спиной. Они либо уберутся от переправы, либо попробуют перебраться сюда и тогда Алексей здесь их встретит огнем. Тут уж мы их загоним в угол. Я сказал: «Михаил,  это не задание, а просьба, потому что другого выхода просто нет. И еще одна просьба: «Постарайтесь напугать их или, в крайнем случае, ранить в ноги, но ни в коем случае не стремитесь убивать».  Мой план понравился Михаилу  он согласился и, переговорив с Алексеем, уполз подальше в лес с тем, чтобы незаметно от тех уйти в обход на другую переправу: ведь, если они увидят, то подкараулят его на том берегу и все будет кончено. Прошло около полутора часов томительного ожидания и, как всегда бывает, неожиданно, на той стороне загремели выстрелы. По той беспорядочной пальбе со стороны нашего противника, я понял, что они были застигнуты врасплох, и у них началась паника. Они все трое выскочили на берег к переправе и быстро пошли по дереву, но тут свое слово сказал Алексей: когда они дошли до середины реки, он  выстрелил и ранил, идущего первым; тот присел на дерево и уцепился за сучья.  Все в  замешательстве остановились. «Бросайте оружие в реку»,- крикнул он. Они повиновались. И продолжал: «Теперь слушайте меня внимательно! Раненый пусть вернется назад, ему окажут помощь. А вы, двое, прыгайте в реку и приходите за ним после нашего ухода. Ясно? Выполняйте команду! Считаю до трех!»  Считать не пришлось: двоих уже тащила течением река, а третий пополз по дереву назад, к Михаилу, который уже вышел на берег и все слышал. Пока Михаил занялся раненым, я позвал Алексея на поиски. Я чувствовал, что времени у меня оставалось мало (голова кружилась и временами я куда-то проваливался). Мы осторожно спустились к  тому месту, где, как я предполагал, разыгралась последняя трагедия тех событий. Долго искать не пришлось: около моего дуба из-под веток и листьев просматривался знакомый мне плащ охотника. Что было под плащом, мы не стал тревожить. Я сказал Алексею, что где-то здесь должно быть ружье. Пять минут поиска и оно уже в руках у Алексея.  Я показал Алексею на ружье и сказал: «Из этого ружья вон тем, бывшим человеком, был смертельно ранен твой отец. Убийцу, как видишь, твой отец успел достать. Возьми у него патроны из патронташа или кармана и  пойдем. Я дорогой все расскажу.»  Алексей все сделал, как я сказал,  и мы молча двинулись в обратный путь. Михаил уже с тревогой нас поджидал. Раненый парень лежал под деревом и просил нас забрать   его с собой  (опасался, что за ним не придут его коллеги). Он был ранен в колено, и идти один не мог. Мы стали кричать, чтобы парни шли сюда. В ответ только эхо раскатисто смеялось над нами. Михаил вырезал из молодой поросли  нечто похожее на костыли,  дал парню и мы, двое раненых и двое здоровых, побрели в деревню. Дорогой я спешил рассказывать все Алексею, так как мне становилось все хуже и хуже,  и я боялся не успеть. Последнее что я помню - это его сильные руки, мягко подхватившие меня…
  Очнулся я в больнице. Лежу и ничего не понимаю: как я здесь оказался? Осмотрелся: кругом чистота, рядом на койке кто-то спит, грудь у меня бинтами замотана, но ничего не болит. В это время в палату зашел врач, а на соседней кровати повернулся и встал… Алексей! «Ну, наконец-то проснулся наш герой. Задали Вы тут хлопот сыну! Молодец он у Вас! Ночами не спал, когда Вы в бреду метались», - сказал врач. «А что там было?» - спросил я и показал пальцем на грудь. «Да ничего серьезного, пуля порвала кровеносные сосуды, и произошло сильное внутреннее кровоизлияние. Жить Вам оставалось не более получаса, когда Вас привез сын. Теперь у нас отдохнете еще с недельку. Не буду Вам мешать», - добавил врач и вышел. Когда Алексей подошел к моей койке, я смог сказать всего два слова: «Спасибо, сынок.» В глазах у него навернулись слезы, да и мои мешали смотреть на дорогого мне человека. Что поделаешь, я же больной!

                Конец.   
                В. Орлов