Чудо уходящего года

За окном, как это ни странно, снова шел снег. За последние две недели его нападало столько, словно природа решила выполнить двойную зимнюю норму до конца года, чтобы весь новый год баловать нас только дождями и слякотью. Я наряжал еловые ветки в серебристый дождь, когда поймал себя на мысли, что шторы в комнате по-прежнему закрыты, хотя еще позавчера я распахивал их, едва поднявшись с постели. В новогоднюю ночь мы привыкли ожидать чуда, но задернутые шторы натолкнули меня на мысль, что с сегодняшнего дня мои представления о чудесах поменялись.

Пару месяцев назад мне пришлось отвечать на вопрос своих студентов "что является чудом для меня". Мы как раз обсуждали основы построения интриги на примере опубликованных отрывков моего последнего романа "В ожидании чуда", и я, втайне гордясь своей эрудицией, почти дословно процитировал толковый словарь Ожегова: "Чудо - это нечто небывалое, поразительное…". Спроси меня сегодня, и я ответил бы иначе.

Я - писатель. И именно поэтому я сейчас наряжаю елку в этой комнате, вместо того, чтобы готовиться встретить Новый Год в своей одинокой квартире. Точнее, из-за того, что мой издатель живет в другом городе, и законченную рукопись я должен был сдать в тираж не позднее конца декабря. И еще немного из-за того, что я привык все делать заранее. Три недели назад я уверенно вел машину по проселочным дорогам, отделяющим наши города друг от друга. Я живу в небольшом городке, издательство поселилось в городе побольше, а между ними - три маленькие деревеньки и лес. И извечная вторая российская беда - дороги, естественно.

Снегопад настиг меня, когда я проезжал мимо первой деревни. Ко второй я подъезжал со справедливыми опасениями, что моя "девятка" утонет в сугробах. За два километра от третей, которую сложно назвать полноценным населенным пунктом, машина сообщила мне о своей неготовности продолжать путь. Уговоры не помогли - я бы на ее месте тоже не поехал дальше. До города оставалось километров пятьдесят, до деревни - около двух. Произведя в уме простейшие арифметические действия, я принял решение отправиться в деревню, и даже почти его исполнил. Почти, потому что когда до первого дома оставалось не более пятисот метров и трех оврагов, в первый же из последних я свалился.

Снова открыть глаза мне довелось в незнакомой комнате: потолок над головой и окно слева, а у окна, естественно, сидела женщина, и я понял, что мне, как когда-то Менделееву его таблица, снится сюжет моего нового романа. Видимо, все же головой стукнулся. Об снег. На всякий случай сказал "Здравствуйте", удивился, когда вместо ответного приветствия главная героиня аккуратно сложила вязание на стуле, приблизилась ко мне и протянула листок бумаги. Подсказывает, что ли?

Первой мыслью после прочтения записки стало, что дама никогда не держала в руках ручку: корявый почерк, короткие фразы - привычно оцениваю способности к писательству, особо не вникая в смысл. Ого! А с интригой-то как раз все нормально. "Дороги замело снегом. Вы сломали ногу". А ниже - большими буквами: "Я не могу говорить". Я посмотрел на нечаянного соавтора с укоризной, и готов уже был произнести, что немота главной героини при данном раскладе выглядит лишней - и вдруг отчетливо осознал, что все это происходит со мной. Внезапно захотелось снова заснуть. Или хотя бы проснуться.

Дальше было немного проще. Александра, так звали мою вынужденную сиделку, "рассказала" мне, что снег идет уже третий день. Проехать невозможно, разве только на грузовике, пройти расстояние до города, а точнее пропрыгать его на единственной здоровой ноге - тем более. То есть, в ближайшие месяца два-три мне придется лечить ногу, ждать, пока снег растает или смотреть в окно в надежде, что мимо проедет какой-нибудь заблудившийся турист. Как минимум - на джипе.

Выбор у меня был небольшой, поэтому под моим чутким, но от этого не менее дилетантским руководством, мы наложили на мою сломанную ногу некоторое подобие "шины" и прописали мне постельный режим. Ну а еще, конечно, мы разговаривали.

Она любила и умела слушать. Может быть потому, что вынужденное одиночество надолго лишило ее этой возможности, а может быть все дело в природном даре, но с ней я мог говорить обо всем. Она часами сидела в кресле напротив с вязанием на коленях, время от времени поглядывая в окно - не проедет ли спасительная машина, внимательно слушала мои нескончаемые монологи, а потом писала на листе бумаги именно те слова, которые я тщетно пытался подобрать. Сама она "говорила" мало: я узнал лишь то, что она уже семь лет живет одна - после взрыва, который унес жизни ее мужа и сына, и лишил ее способности говорить. Пребывать в горизонтальном положении мне надоело уже через неделю. С помощью Саши я соорудил себе импровизированные костыли и начал осваивать простейшие маршруты "кровать - кресло - окно", а еще через неделю торжественно вышел на кухню позавтракать. Сегодня тридцать первое декабря. Саша колдует на кухне над праздничным ужином, а я пытаюсь украсить елку серебристыми нитями дождя. И думаю о том, что в новогоднюю ночь мы привыкли ожидать чуда.

Когда-то давно, листая журналы в приемной своего первого издательства, я наткнулся на статью о немоте. Автор ее утверждал, что человек не может разучиться говорить навсегда, если только он не был немым с рождения. И сегодня, наряжая елку в чужом доме, за сотни километров от своего дома, я впервые не смотрю в окно на дорогу, а всерьез размышляю, сможет ли Александра заговорить снова…

Все произошло, как это всегда бывает в книгах, внезапно. Непривычный звук разрезал тишину пополам. Мимо дома Александры медленно, увязая в снегу "по колено", ехал "Шевроле-Нива" с крепким мужчиной за рулем. Достаточно крепким, чтобы помочь мне перебраться на переднее сидение автомобиля и доставить до ближайшей "точки цивилизации". По логике вещей я уже должен был бы прыгать у окна на здоровой ноге, махать руками и кричать… да все равно, что именно - лишь бы меня заметили. Но я почему-то тупо смотрел в оконное стекло, чего-то ждал и думал. Чудо уже давно перестало казаться мне чем-то необъяснимым, долгое время оно существовало в форме автомобиля, который проезжал сейчас мимо дома, или растаявшего в январе снега, который позволит нам отправиться в путь на старой машине Саши. А сейчас я впервые задумался о том, что чудо не может быть таким прозаичным. Разве не должно с приходом чуда радостно сжиматься сердце? Разве стал бы я размышлять, явись передо мной настоящее чудо?

Дверь за моей спиной приоткрылась, издав странный звук. Я бы сказал, что этот звук был похож на голос, если бы не был точно уверен в том, что сам не сказал ни слова. В дверях стояла Саша. Я отвернулся от окна и в растерянности уставился на нее, а она показывала рукой на окно, и теперь я уже явно разобрал слог "ма", который она пыталась произнести. Что это было "машина" или "маши"? - я не знаю. Знаю только, что в тот момент все мои обрывочные мысли сложились в мозаику, и я понял, что настоящее чудо только что свершилось - но не по ту сторону окна, а по эту. Я ухватился за костыли и отошел от окна. До Нового Года оставалось всего несколько часов.


Рецензии